Колючие

В коридоре было темно. Юрка нащупал выключатель, вдыхая спертый воздух. Интересно, в квартире так пахло всегда? Несвежим бельем, пылью, запустением. Наверное, да, просто Юрка не замечал, потому что сам здесь жил, а теперь… — Ведро с лягушками, — пробормотал он, сбрасывая рюкзак. Да, прав был Сенька, с размаху в кипяток не очень-то хочется. А это ведь еще не кипяток. Все двери были закрыты, на ковре у стенки громоздились вперемешку отцовские и Юркины ботинки, столетней давности клетчатый тапок с оборванным задником, связанные между собой шнурками коньки — кажется, мамины. Вешалка пустовала, зато под ней стояли набитые верхней одеждой пакеты. Юрка немного расслабился. Если всё так, как он решил, если отец приводит дела в порядок, то время еще есть. Он не стал бы… Он не висит под потолком за одной из закрытых дверей, так? Сомнения и тревоги вернулись, заколотились, запульсировали в горле. Юрка распахнул дверь в большую комнату. Специально начал с самой чужой и холодной, зная, что там и повеситься никому не захотелось бы. Кресла больше не было, скатанный ковер стоял у югославской стенки, содержимое которой высилось тут и там неаккуратными стопками: книги, фотоальбомы, коробочки с прадедовыми медалями, советский массажер для лица — жуткая штуковина с рассохшимися насадками, тонометр с печальной рыжей грушей. Возле балконной двери — снова набитые до отказа пакеты. Юрка сглотнул, пытаясь понять. На ремонт это походило мало, да даже на уборку не тянуло. Отец просто выбрасывал всё старое — или совсем всё? Не было ни запахов моющих средств, ни островков чистоты, которые виднеются даже в самом начале уборки. Была пустота. Юрка отступил в коридор, прикрыв за собой дверь. Если идти по порядку, следующей будет его комната. Интересно, там совсем пусто? Юрка уже взялся за ручку, но передумал, повернулся к соседней двери, гадая, что отец выкинул из своей спальни. Мамины портреты? Письменный стол с ремнем вместе? Почему-то заглядывать туда не хотелось. Вместо этого Юрка пошел к себе. Из его комнаты отец ничего не выбросил, вещи на этажерке даже не тронул. Но вот постельное белье поменял, письменный стол прибрал, кажется, даже шторы постирал: они стали ярче, свежее, чем обычно, и висели ровно, а Юрка точно помнил, что крючки были оборваны, из-за чего углы болтались собачьими ушами. В тишине отчетливо прогудел лифт, и Юрка знал, что он остановился на их этаже, по длине звука определил. Ключ в замке едва успел повернуться, а отец уже позвал: — Юра? Может, он каждый раз так. На всякий случай. Юрку резануло острой жалостью, но он тут же сказал себе, что отец просто сориентировался по свету в коридоре. Юрка вышел к отцу, еще раз обвел взглядом нагромождение вещей. — Прибираешь? Отец равнодушно пожал плечами: — Время девать некуда. В Юрке заклокотало раздражение. Он-то накрутил себя, решил, что отец тут вешается от тоски, а он… Ему просто заняться нечем. — Ну да, — понимающе протянул Юрка. — Лупить некого, осталось только выкидывать вещи на помойку. — Только ненужные. Отец наконец закрыл за собой дверь, излишне суетливо разулся и снял куртку. — Хорошо, что ты пришел. Пойдем. Он потянулся было, чтобы тронуть Юрку за плечо, но Юрка увернулся, и отец совсем уже без энтузиазма открыл дверь своей комнаты. — Вот здесь документы, — сказал он и открыл секретер. — На паспорт? — хмуро спросил Юрка, заглядывая в комнату из коридора. Мамины портреты были на месте. И стол — стол тоже никуда не делся, и на нем почему-то валялась одна из фотографий, которые Юрка недавно оставил в почтовом ящике. — Не только. Тут вообще. Твое свидетельство о рождении, мой паспорт, свидетельство о браке, мамино… — Отец запнулся. — Документы на квартиру и… Это важно, смотри внимательно. — Зачем? Юрка всё-таки вошел в комнату, машинально взял со стола свою фотографию, покрутил ее в руках. — Лишняя, — виновато сказал отец. — Для заявления две нужны. А было четыре. — Послезавтра в час надо будет подать документы, — продолжал отец. — И дней через десять забирать. Там, наверное, сразу скажут дату. — Угу. Отец сложил все бумаги обратно в секретер, задумался, спросил: — Помнишь, где мамины украшения? Юрка непонимающе нахмурился, и отец нагнулся к письменному столу, полез в нишу между задней стенкой и ящиками, вынул старенькую пластмассовую шкатулку с пятигорским орлом на крышке. Когда-то давно, когда на рисовании проходили фроттаж, Юрка прикладывал к шкатулке лист бумаги и тщательно штриховал его карандашом, наблюдая, как проступают рельефные крылья. Отец раскрыл шкатулку, принялся перебирать кольца и цепочки. — Вот это — с изумрудом, оно дорогое. — Зачем мне это знать? — резко спросил Юрка. Отец едва заметно качнул головой, закрыл шкатулку и снова затолкал ее в нишу. Обернулся к Юрке, впился глазами, будто бы пытаясь выцепить что-то, но не особо надеясь на успех. — Я вернусь, — сердито сказал Юрка. — Сейчас за вещами схожу и вернусь. — Насовсем? — недоверчиво переспросил отец. — Как пойдет. Но Джек останется там. Отец с готовностью кивнул, глаза его стали оживать, рука снова потянулась к Юркиному плечу. — Не трогай меня, — быстро сказал Юрка. — Вообще никогда. Рука ненадолго зависла в воздухе и безжизненно опустилась.