зубы пахнут паслёном и похожи на обнищавших актёров спектакля

на завтрак оспина съедает мышку. их было трое: трусливая — простецкий праотец, тупая — ребёнок. и злая. та, что пожертвовала собой, чтобы не тронули тупую — праматерь. плохой завтрак. меж зубов разлагается шёрстка. резцы шатаются. у оспины несчастные кости, в которых будто бы копошится сожранная живность. у оспины ступни в глине. у оспины чешется желудок. она проглатывает небольшую соломенную игрушку, чтобы та расчесала стенки живота, и ворчливо пережёвывает кукольную голову из щепок, когда на пороге появляется бакалавр. лицо решительное. тупое. оспина его не любит. — чего тебе? — спрашивает она. бакалавр делает вид, что не задыхается от быстрого шага. говорит: — здравствуй. — портит волосы, когда вплетает в них ладонь и устало ворошит. — мне нужны бинты. в городе дефицит, крах и болезнь, поэтому — давай, саба, расплетай кукол. — ещё чего. — я не уйду без этих тряпок. они нужны. — в них сидят мыши. — врёшь. — столичный взгляд втыкается в горло оспины. это больно. — уверен, ты съедаешь их раньше. твои… создания. они как живые и чистые. я стараюсь не думать, почему они чище, чем новорождённые, иначе совсем не вылезу из этого проклятого города. если хочешь, чтобы я побыстрее исчез — делись.  наглость бакалавра стоит выделки. оспина вытаскивает все игрушки, выковыривает им глаза, снимает платья, режет на полосы. их много. оспина уже сама не помнит, когда успела сотворить столько тряпичных людей. — сколько тебе лет? — наконец спрашивает бакалавр, складывая в карман самую красивую полоску; другие упаковывает в чемодан. — год, не видно? — шипит оспина. — теперь уходи. — благодарю. от всех. она закатывает глаза, ехидно замечая: — все лавры бакалавру. за бакалавром тянется хвост. невидимый, но кровавый. оспина почти закрывает дверь, когда слышит человеческое дыхание. осматривается. на пороге, прямо на следу от подошвы данковского, сидит кот ноткина. как его? шут? лицедей? — брысь. я съела твой завтрак, хубуун. и захлопывает дверь. вечером в окно прилетает веточка, трусливо заезжая под ставни. оспина хочет её переломать. почти достаёт до неё, но та, треща концом, сама выбирается из щели и исчезает в степи. оспина ворчит: «ни секунды без гостей». ночью её кожа сохнет: рассыпается на мозаику. ночью в её животе прорастает соломенная опухоль. ночью ей снится гаруспик, который возвышается над её печальными костями и говорит: «ты виновата больше, чем думаешь. не вмешивайся в судьбы. я не злой, девочка не трусливая, даниил не тупой». на завтрак оспина, тихая, седая, всласть подгнившая, уходит в поле и послушно раскалывается надвое, выпуская из рёбер всех мышек.