Перекрестки

      Каэлу нужно было немного времени, чтобы прийти в себя. Натянув капюшон поглубже, он бесцельно бродил по предпраздничным улицам, пытаясь обрести душевное равновесие среди чужого веселья. Каэл не видел искрящиеся витрины и лотки со всякой всячиной. Перед глазами вставал густой лес и красивая черноволосая девочка в светлом платье, которая пришла к нему словно фея из сказки. Он бережно хранил в памяти каждое мгновение, проведенное с Намирой, ведь их было слишком мало, чтобы он имел право забыть хоть одно.       Каэл продолжал жить этими воспоминаниями, но в последнее время ему стало казаться, что он исчерпал лимит. Так же происходит, если часто носить одну и ту же вещь — она истончается и блекнет. Раньше Каэл умел погружаться в воспоминания настолько глубоко, что мог почувствовать губы Намиры, трепет ее ресниц под ладонью… И этого хватало, чтобы ощутить себя живым, а если уткнуться носом в макушку спящей Каны, то еще и целым. Почти семьей.       Но теперь этого стало недостаточно, настолько мало, что Каэл пытался снова и снова, но не мог ни почувствовать Намиру рядом, ни вспомнить, какой у нее был запах или вкус кожи… Он не забыл ни минуты, но ощущения превратились в воспоминания, похожие на выцветшие картинки из фотоальбомов. К слову сказать, у него не осталось даже их. Они жили так бедно, что не могли позволить себе ни одной фотографии, не говоря о фотоаппарате. Раньше это и не требовалось... Каэл стыдливо надеялся, что если бы у него остался снимок Намиры, вернуть магию было бы проще.       Он даже подумывал попросить Зориана достать воспоминание из головы Зака и записать на какой-нибудь носитель… Но Каэл знал, что не станет. Он нужен Кане в своем уме, а не бледной копей Судомира. Если он будет смотреть это целыми днями, никому лучше не сделает, но главная причина была в другом. Каэл запрещал себе додумывать эту мысль до конца, но правда заключалась в том, что он не был уверен, хочет ли вообще смотреть.       Годы в Академии прошли спокойно, светло. В Сиории более терпимо относились к потомкам морлоков, поэтому студенты не задирали его и не выказывали пренебрежение; многие даже уважали за упорство и знания. Да, некоторые сторонились, но основная часть вела себя нейтрально. Однако Каэл ни разу не поймал заинтересованный девичий взгляд. Раньше он был уверен, что это к лучшему — каждая девушка заслуживает того, чтобы стать любимой и особенной. А какое будущее ждало бы ее с морлоком, у которого разбито сердце и, к тому же, маленький ребенок? Нет, это однозначно было к лучшему. До определенного момента.       Каэл не мог сказать, когда это началось. Однажды он вернулся из Академии и увидел, как Имайя читает сказку, а грустная и молчаливая Кана смеется и что-то щебечет. Потом Имайя устроила праздник к выпускному и сказала, чтобы Каэл приглашал весь курс! Естественно, там были и Зориан с Заком, но ему казалось, что она готовила всю ночь только ради него. Это пугало и согревало одновременно.       Имайя ничем не напоминала воздушную Намиру. Та была почти девочкой, когда Фрия настояла на их браке. Имайя излучала влекущий магнетизм, который приходит к женщинам в самом расцвете. Намира просто не успела дожить до этого возраста, чтобы по-настоящему расцвести. Каэл не понял, когда мысли о хрупких плечах и аккуратной маленькой груди Намиры стали затмевать картинки того, как он прижимает к себе Имайю, касается ее пышных бедер или полных розовых губ…       Первая подобная мысль показалась Каэлу настолько неожиданной и странной, что он списал это на обычный физиологический голод, с которым успешно справлялся многие годы. Это было так просто, словно боль потери навсегда отбила у него влечение к женщине. В конце концов, Каэл счел, что с подобными неудобствами, если таковые продолжат возникать, он справится сам. Однако это повторилось и не раз, тогда стало ясно — он не просто хотел женщину, он хотел именно Имайю. От этих желаний выворачивало сердце, потому что каждое из них, словно предательство Намиры, грязное, отвратительное.       Вот только в его чувствах к Имайе не получалось найти ни грамма чего-то плохого или фальшивого. У него замирало сердце, когда она просто смеялась или щекотала Кану, заглянувшую на кухню. По вечерам Каэлу стало невыразимо нужным, чтобы именно Имайя встречала его на пороге. Грудь распирало гордостью, когда он делился с ней новым открытием, а глаза Имайи вспыхивали восхищением. Это можно было счесть за обычную дружескую благодарность, а вот желания о ласках и поцелуях — уже нет.       Все стало настолько хуже, когда Имайя… изменилась. Это произошло не в один день, а как-то постепенно. Либо она стала одеваться иначе, либо приобрела омолаживающие зелья… Но в какой-то момент Каэл посмотрел на нее и не смог отвести взгляд. И она тоже не отводила глаз. Тогда он понял, что чувство взаимно. Это казалось настоящим чудом, на которое у него не было права.       Какой пример он подаст Кане, если женится, осквернив память о ее матери? Каэл хотел пронести любовь к Намире через всю жизнь, но сколько прошло? Четыре года? А он вынужден сдерживать себя, чтобы не признаться в чувствах другой женщине…       Каэл знал, что Намира никогда бы не потребовала от него такой жертвы, вот только раньше это ощущалось по-другому, как необходимость. Он физически не мог думать о девушках в подобном ключе. Мысли казались дикими, противоестественными, практически богохульными. А теперь все изменилось, и Каэл не мог простить себя за это.       Он остановился перед ювелирным магазином. На витрине стояли бархатные коробочки со свадебными кольцами. У них с Намирой не было обручальных колец — они стоили слишком дорого, но это не помешало им стать родными людьми и привести Кану в этот мир. Постояв пару минут, Каэл пошел в сторону дома. Так больше не может продолжаться! Сегодня он скажет Имайе, что он покупает квартиру и съезжает. Нельзя больше мучить ни ее, ни себя!       Каэл поднялся в дом и снял верхнюю одежду. Он направился в комнатку Каны, бесшумно ступая по ковру коридора. Раньше они жили в одной комнате, но когда дочка подросла, Каэл затеял ремонт. Имайя поддерживала его и дала добро на перепланировку с помощью магии изменения.       Дверь была приоткрыта, внутри горел ночник и звучали голоса. Кана сидела на кровати, скрестив ножки, а рядом с ней — Имайя в плюшевом халате сочного красного оттенка.       — Я обожаю делать печенье! — голос Каны выдавал полный восторг. — Надеюсь, папе понравится.       — Хорошо, что мы успели искупаться, а то он мог ненароком перепутать тебя с печеньем. Глазурь от волос еле отошла, — Имайя погладила Кану по румяной щечке, и у Каэла предательски затрепетало сердце.       — Иногда я воображаю, что ты моя мама, — серьезно сказала Кана, теребя пальцы.       Каэл похолодел, желудок подкатил к горлу, но он справился с тошнотой. Ему было слишком важно услышать ответ.       — Я не твоя мама, Кана, — голос Имайи стал тверже, хотя в нем звучала теплота. — Но я все равно очень люблю тебя и для меня огромная радость — заботиться о вас.       — Да, папа много о ней рассказывал, — Кана кивнула. — У меня нет карточки, но я помню… очень смутно… Можно открыть тебе секрет?       — Конечно, — Имайя придвинулась к девочке. Кана зашуршала бумажками в тумбочке и протянула ей листок, сложенный вдвое.       — Это Кири нарисовала для меня. Я рассказала ей то, что помню, и она нарисовала. Очень похоже, правда.       — Твоя мама красавица, — ответила Имайя с едва уловимой грустью. Каэл не заметил бы, если бы так жадно не прислушивался.       — Гораздо красивее меня, — расстроилась Кана.       — Что ты, малышка, — Имайя приподняла пальцем маленький носик. — Ты тоже красавица. И сто раз успеешь поменяться. Скорее всего, будешь еще краше. С такими-то генами! Одни глаза чего стоят!       — Они папины! — с гордостью сказала Кана.       — Я знаю, — улыбнулась Имайя.       — Да, — продолжила Кана, с сомнением глядя на рисунок. — Но это просто картинка. Не мама.       У Каэла сердце ухало где-то в горле. Он не мог больше это слушать и спустился на кухню. Там сидели новые постояльцы — студенты из Академии. Девушка была на последнем месяце беременности. Они пили какао и о чем-то ворковали.       — Привет, — Каэл бросил на них хмурый взгляд и полез в холодильник за ужином.       — Привет, — отозвалась парочка и подозрительно быстро ретировалась.       Каэлу стало еще хуже из-за того, что его мрачный вид испортил ребятам вечер. У них пока не было денег на собственное жилье, но они так радовались друг другу, создали семью…       Каэлу ужасно захотелось напиться, да так, как он никогда себе не позволял, даже после смерти Намиры. Тогда он был нужен Кане и не имел права топить горе в бутылке, как делал его отец. Сейчас ничего не мешало немного расслабиться, хотя бы разок. Каэл решился и достал бутылку красного вина. От одного бокала не будет вреда, правда? Алкоголь с непривычки ударил в голову, и стало чуть легче. Сердце почти не сделало сальто, когда Каэл услышал за спиной шаги Имайи.       Она уперлась бедром в столешницу и сочувственно взглянула на бутылку.       — Ничего не выяснили? — уточнила Имайя. — Ты говорил, что сегодня есть надежда продвинуться…       Каэл рассказал ей подробности, ничего о посмертии и оружии. Он хотел, чтобы у него осталось хоть одно место, где он может отключиться от проблем. К тому же, Имайя не была магом и не смогла бы помочь — только расстроилась или испугалась.       — Некоторые подвижки есть, — согласился Каэл, допивая вино и наливая еще — до середины бокала. — Теперь все будет зависеть от Ллидда и команды Зориана. Они ушли далеко вперед меня, поэтому я больше ничем не могу помочь.       — Тогда я спокойна, — она села рядом и тоже плеснула себе вина. — Если Зориан берется за дело, то все обязательно будет хорошо. Ты же сам говорил, помнишь? После вторжения, — Имайя ободряюще коснулась его плеча.       Каэл вспомнил, как она точно так же гладила Зориана. Через тактильность Имайя выражала сопереживание, но Каэл терпеть не мог, когда она трогала других мужчин. Вино и комплимент его другу усилили глупую ревность. Каэл поднял глаза на Имайю, и она тут же отдернула руку. Его взгляд опустился на губы, потом ниже — на ключицу, едва выглядывающую из-за полы халата.       Поцелуй случился прежде, чем Каэл осознал, что ее губы раскрываются под его натиском. Он нетерпеливо проник языком в рот Имайе, изучая, вылизывая нёбо. Руки зарылись в мягкий плюш халата, желая почувствовать теплое зовущее тело. Имайя отвечала ему так страстно и естественно, что потеряться в этом объятии было проще, чем дышать. Каэл приподнялся и уложил ее спиной на стол. Он накрыл ладонью грудь под шелком, и его словно окатило ледяной водой. Каэл испуганно отстранился, разглядывая полураздетую Имайю с припухшими губами в его руках.       — Боги, прости меня! — он хотел было свести полы халата обратно, но не посмел прикоснуться к ней снова. Каэл моментально протрезвел, осознав, что чуть было не случилось на этом столе!       Он попытался вспомнить лицо Намиры и впервые в жизни почувствовал к ней отторжение. Даже больше — отвращение. Совсем не это тело он хотел чувствовать под собой. Кажется, трусливые попытки прикрыть похоть памятью жены окончательно лишили его утешения от воспоминаний. Это ударило, словно пощечина. Каэл рухнул на стул, уперся локтями в столешницу и уронил голову на руки, плюнув на то, как жалко выглядит.       Он не мог смотреть в глаза Имайе и надеялся, что она молча уйдет к себе, а утром они с Каной тихо уедут. Почему все хорошее, что было у них с дочерью, заканчивалось так? Однако Имайя не собиралась уходить. Ее руки очень нежно обхватили плечи Каэла, и она заговорила.       — Каэл, я даже представить себе не могу, что ты сейчас чувствуешь. Я ни в коем случае не пытаюсь заменить Намиру для тебя или Каны. Но мы могли бы создать что-то свое… Я ведь тоже любила прежде. Правда, мой бывший муж здоров, у него другая семья, и я рада за них. Какая-то часть меня всегда будет любить его… Но в моем сердце еще очень много места, и все его занимаете вы с Каной.       Каэл был шокирован тем, насколько хорошо Имайя уловила суть проблемы. Он не представлял, как посмел бы сказать любимой женщине, что никогда не сможет принадлежать ей целиком, что память о Намире всегда будет отбрасывать тень на их счастье. Ведь именно так должно быть в любви? Один раз и на всю жизнь? Имайя же не просто понимала, она разделяла это и давала им шанс. Но другие проблемы никуда не делись.       — Что я смогу дать тебе? — помолчав, спросил Каэл. — Я только закончил Академию, не успел скопить состояние, сделать имя… Я морлок. Водить со мной дружбу — это одно, связывать жизнь — совсем другое. Люди начнут шептаться за спиной, сторониться, перестанут приглашать в гости. Некоторые жильцы съедут… Одни беды и ради чего?       — Каэл, у меня есть все, что нужно.       Вздохнув, он оторвал лицо от рук и взглянул на нее. Имайя словно стала еще прекраснее за эти несколько минут и буквально светилась нежностью. Каэл хотел выпить эту нежность, завернуться в нее как в плед, поймать в одну из своих пробирок и запечатать, чтобы в любой момент можно было принимать как успокоительное.       — Не хватает только вас с Каной, — губы Имайи растянулись в улыбке; те самые губы, которые он целовал так горячо и так мало. Она обвела рукой кухню. — Дом есть, заработок тоже. Чего же мне еще? Ты амбициозен, это очень хорошо, значит, у вас с Каной будет все самое лучшее. А мне нужны только вы. Давай просто попробуем?       — У нас такая разница в возрасте, — покачал головой Каэл. — Чем я вообще мог тебя заинтересовать?       — Всего восемь лет, — обиделась Имайя. — И это вроде мне положено бояться, что старушка тебе будет не нужна.       — Имайя, — он придвинулся и взял ее руки в свои. — Я совсем не то имел в виду. Ты так прекрасна, что я забываю все слова, когда тебя вижу. Я говорил о себе.       — А что с тобой не так? Ты искренний, добрый, умный. И уж точно не менее красивый, — улыбнулась Имайя, лаская его щеку. Каэл подался к ней рваным изголодавшимся движением, и она крепче прижала руку к бледной коже. — Я восхищаюсь тобой. Давай пока будем беспокоиться только о действительно важных вещах?       Каэл поднял ее руки к губам, начал покрывать благоговейными поцелуями. Имайя склонила голову к нему на плечо и шепнула рядом с ухом.       — Я тебя люблю.       Каэл нашел ее глаза и, не разрывая зрительный контакт, снова поцеловал пальцы.       — Прости меня, Имайя, — прошептал он.       — За что? — она удивилась.       — Я должен был сказать это первым. Я все должен был сделать иначе, — он прижал ее к груди, поглаживая мягкие волосы. — Но я даже представить не мог, что ты поймешь и согласишься принять все, как есть… Ты невероятная женщина! — он смотрел с обожанием. — И… моя?       — Конечно, твоя, — Имайя обняла его в ответ. — Надеюсь, со временем мы научимся делиться друг с другом всем, что тревожит, — она стала задумчиво перебирать его пепельные волосы. — Поверь, ты не скажешь ничего такого, что может меня оттолкнуть.       Каэл подумал о том, как ему повезло, что она старше. Возможно, его опасения были не так уж беспочвенны. Влюбись он в молоденькую девушку, его боль наверняка оскорбила бы ее. Подобная мудрость приходит только с годами и с потерями. Каэл не знал, что у Имайи тоже было прошлое. Он хотел узнать о нем больше, чтобы лучше понимать ее и отвечать ожиданиям. Но все тяжелые вещи могли подождать, ведь у них еще столько времени! Каэл ощутил себя самым богатым, представляя, сколько дней и ночей, сколько всего удивительного принесет им будущее, которого он чуть было не лишил их из-за глупого идеализма.       Имайя снова потянулась к его губам, но Каэл быстро встал и переплел их пальцы. Он не хотел упустить ни минуты, но не здесь, а в его постели. Имайя встала следом и крепче стиснула руку. Так они дошли до спальни, держась за руки и не проронив ни слова.