***
Ребята молча шли по узенькому тротуару, решив не тратиться на такси и пешком прогуляться до ближайшего Старбакса (Джон всё ещё помнил, что обещал Мэри пиццу). Вот только сама Мэри была, мягко говоря, не в духе — из-за одного брюнета в костюме-тройке. По этой же причине находился в состоянии взбудораженого волнения и Ватсон. Идя, он лишь размышлял о том, почему вдруг мужские руки и запрятаный под тканью обтягивающей рубашки и приталенного пиджака торс стали казаться ему гораздо привлекательнее, чем прелести хрупкой девичьей фигуры. И «привлекательность» — то ли слово? Возможно, это было всего лишь чувство восхищения, желание подражать кумиру и представление собственных идеалов в нем? Но, Боже, собственные идеалы не хочется резко схватить за кудри, оттянуть и… И Джону всё же не хочется это сделать. По крайней мере, он уже минут эдак с двадцать пытался себя убедить в том, что сексуализация бизнесменов — плохо. Парень настолько задумался и ушел в себя, что даже не заметил, как, изучая у себя под ногами тротуар, налетел на остановившуюся Мэри. — Очнись уже, «журналист», — съязвила она, глядя на Джона исподлобья. Он, правда, наезда её не понял, и, взглянув на нее самым невинным взглядом, поинтересовался: — Что с тобой, Мэри? Что-то не так? — Ты ещё спрашиваешь! — девушка всплеснула руками, подавляя желание отвесить своему другу приличную пощечину, чтобы тот наконец-таки перестал витать в облаках и обратил на нее свое внимание, — Если ты забыл, то интервью было моим заданием, вот только этот напыщенный индюк буквально игнорировал меня добрую его половину! — Шерлок Холмс — не напыщенный индюк. — Ты на чьей вообще стороне?! Ах, конечно, прости, вы же там вдвоем спелись. «У вас есть ещё вопросы, мистер Ватсон?» — Морстен карикатурно передразнила Шерлока, от всей души издеваясь в попытках подделать его манеру речи. Она даже сцепила пальцы в замок и поднесла к подбородку, при этом ужасно некрасиво выдвинув вперёд нижнюю челюсть. Джон глубоко вздохнул. Ему противны были подобные выходки Мэри — одна из самых худших ее привычек — и он часто ей говорил об этом. Вот только когда это она кого-то слушала? Так что сейчас Джон диву давался, как ему до сих пор удалось не утратить самообладание. — Не занимайся ерундой. К тому же, я не виноват в том, что пришелся Шерлоку Холмсу по душе. — Да уж, не виноват! Сидел и чуть ли не раздевал его глазами! Ей-богу, не зная тебя, подумала бы, что ты хочешь обзавестись богатеньким папочкой… Неужели это было так заметно, боже… В смысле, не желание Джона соблазнить Шерлока (как Мэри вообще могло стукнуть такое в голову?!), а их, кажется, взаимный друг к другу интерес. Причем взаимным Джон назвал его, по собственному мнению, очень внатяжку: сомневаться в своей посредственности ему не приходилось отнюдь. Да кто он, в конце концов, такой, чтобы заинтересовать директора крупной медиа-фирмы? Обыкновенный, ничего из себя не представляющий подросток с обыкновенной, не имеющей конкретного смысла жизнью. Он даже в университет поступить не смог — и плевать, что не по своей вине! Причина не важна — важен результат. Результат, которого у Джона, увы, не было. Пропуская мимо ушей упрёки во всю негодующей (и явно позабывшей, что они находятся посреди тротуара) Мэри, он машинально принялся прокручивать в голове события вчерашнего вечера. Пьяный вдребезги отец. Выпрашивание денег у Гарри. Возможно, эти двое снова пытались поговорить, и снова, как обычно, у них что-то не заладилось. Их папа, к сожалению, никогда не был покладистым человеком, и очень редко выслушивал чьё-то мнение, даже если это касалось его детей. Потому что они уже давно пробовали всё возможное и невозможное, однако повлиять на него им никак не удавалось. Каждый их гребанный разговор заканчивался скандалом: отцовская гордость была важнее семейного благополучия. У Гарри не было выбора — кроме как в очередной раз сдаться и отступить. На самом деле, за присутствием Гарри в доме Джон скучал. Да, они были разные, даже очень, но они были семьёй — по крайней мере, до тех пор, пока мистер Ватсон не взбесился и не выставил Гарри за порог. Потом начались переезды, пьянки и самый бесполезный год. Хотя, признаться, Джон уж никак не мог подумать, что результатом всего пройденного бедлама окажется… Это. Он ещё даже не понимал, что именно. Просто внутри него внезапно зародилось и накрепко осело странное предчувствие перемен. Словно бы, стоит ещё подождать совсем немного — и всё изменится, откраяв от его жизни очередной кусок. Такое с Джоном уже случалось — пару лет назад. Вот только тогда он был уверен в крахе и, к сожалению, не ошибся. А сейчас это предчувствие, напротив, теплилось в его душе юной, маленькой надеждой. Надеждой на то, что у него вскоре всё наладится. — Ты вообще меня слушаешь? — Мэри раздраженно тряхнула Джона за плечо, и он, «спустившись с небес на землю», понял, что прослушал абсолютно весь её, вне всяких сомнений, красочный и эмоциональный монолог, — Знаешь, ты сегодня ужасно странный. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, тебя всерьёз что-то беспокоит. О, если бы она знала!.. Нет уж, лучше ей не знать. Да и о чем, если сам Джон всё ещё предпочитал оставаться в неведении обо всем, что касалось эмоций, которые вызывал в нем непосредственно Шерлок Холмс. Потому что, несмотря на столь краткие сроки их знакомства, впечатлений об этом человеке набралось сверх меры. Когда они говорили, Джону даже на мгновение показалось, что они знакомы, и очень много: словно бы он пришел не на прием к известному предпринимателю, а на кофе к старому другу (или не только другу?) Холмс общался с ним так легко, будто бы вовсе не видел разницы между ними размером с пропасть. Или же всё-таки видел, но потом просто взял и перешагнул, как ни в чем не бывало становясь рядом с Джоном и рассматривая его. Неужели он сам этого хотел? Неужели счёл с виду заурядного паренька более интересным, нежели были сеньоры и сеньориты его уровня? А, может, всего этого и не было. Может у Ватсона просто фантазия разыгралась и чувство собственной важности в кои-то веки поднялось с пола и, не рассчитав силы, взлетело аж до небес. Всякое может быть. Так или иначе, воздушные замки строить Джон себе строго-настрого запретил. Попытался, по крайней мере. С самыми искренними побуждениями — для себя, прежде всего. — Нет, Мэри, ни в коем случае, — он отрицательно качнул головой из стороны в сторону, — Я в полном порядке. Причин для беспокойства нет. — Не лги мне, Джон. Я знаю тебя не год и не два. А десять. Десять лет мы с тобой знакомы. И ты правда думаешь, что тебе удастся скрыть от меня что-то? Я ведь всего лишь хочу помочь тебе, как ты не понимаешь… Её тон вдруг переменился. Раздражение испарилось. Глаза наполнились теплым, чуть ли не материнским сочувствием. Да, она была права насчёт этого — они ведь оба всегда знали, что творится друг у друга на душе и в голове, и им даже не обязательно было вслух это озвучивать. Возможно, Джон и не рассматривал Мэри как потенциальную половину, однако не мог отрицать того, что частичкой его самого Морстен, как ни крути, была. Единственная, верная и самая лучшая подруга. Возможно, порой заносчивая, странная и категоричная, вспыльчивая и гиперактивная, но от этого не плохая. И Джон был благодарен ей за всё, что она для него делала. Правда, сегодня он предпочел бы скрыть от Мэри то, что происходило в его беспокойной голове. Ему срочно нужно было отвлечься. А, желательно, и вовсе позабыть, что в этом мире существует человек под именем «Шерлок Холмс», с идеальной фигурой, прекрасными изумрудными глазами и просто сногсшибательными черными кудрями. — Прости, Мэри, — Джон виновато опустил голову, уставившись на сбитые носки собственных ботинок, — Но ты правда не сможешь мне ничем помочь. Вчера у меня был трудный вечер. К тому же, сегодня с утра я, похоже, слишком переволновался — всё-таки, из нас двоих ты начинающий журналист. И, по правде говоря, я до сих пор переживаю насчёт отца, потому что мне так и не удалось с ним поговорить. В последнее время мы вообще редко видимся, не говоря уже о разговорах. Если на то пошло, по большому счету Джон ей не солгал. Просто умолчал о главном — но это ведь не преступление, верно? — О боже, неужели это началось снова? — глаза Мэри округлились, и она, мягко улыбнувшись, снова дотронулась ладонью до его плеча, и снова Джону стало не по себе от этого, казалось бы, совершенно невинного жеста. — Это и не прекращалось, — он незаметно отступил на пару шагов, чтобы рука Морстен сама с него соскользнула, — но я не очень хочу говорить об этом. Толку обсуждать то, что не в состоянии изменить? — Нельзя всё время молчать. Вспомни, что было в прошлый раз, когда ты отгородился от всего мира? — Скорее, весь мир отгородился от меня. — Но… — Разговор окончен, Мэри. — наверное, прозвучало слишком грубо, но за десять минут Джону уже порядком осточертело перед ней оправдываться. Нет, сегодня был точно странный день: настроение их обоих менялось чуть ли не со скоростью света. То Мэри злилась на Джона, то Джон злился на Мэри, а теперь они оба злились друг на друга непонятно за что. «Вспомни, что было в прошлый раз…» Да в том то и проблема: парень прекрасно это помнил. Лучше, чем что либо в своей жизни. Помнил и больше всего на свете хотел забыть, затолкать подальше, в самый укромный угол своего сердца, чтобы оно наконец перестало ныть, будоражить его сны дурными кошмарами вперемешку с реальными воспоминаниями… Взять бы и стереть всё начисто, начать сначала и стать другим! Но до новой жизни ещё оставался целый год, да и будет ли она новой, если выбрана Джеймсом Ватсоном, а не самим Джоном? А, может быть, Джон тоже хотел этого? Или просто соглашался, в очередной раз подчиняясь обстоятельствам? Он вдруг подумал, что отец решал в его жизни слишком много, и большая часть этих решений из раза в раз оказывались далеко не верными. Так почему от этого должен был страдать его сын? — Тогда давай встретимся в другой раз? — предложила Мэри, видя, как внутри себя Джон явно придается самобичеванию, — Пицца может подождать, а нам обоим не помешает отдохнуть. К тому же, завтра понедельник: тебе — в школу, а мне — в университет. Точно, сегодня же воскресенье. «Вот почему в «WSS Holmes Industries» было так мало народу, учитывая масштабы корпорации», — подумал Джон, вспоминая полупустой коридор и холл. Хотя, ребята побывали всего-то на парочке этажей — на первом и на последнем. — «В любом случае, у мистера Холмса выходных, похоже, не было. Оно и неудивительно: времени отдыхать, когда в твоих руках бразды управления огромнейшей компанией, катастрофически не хватает.» Провожать Мэри до самого дома Ватсон не стал: во-первых, сейчас было не позднее полудня, а во-вторых, какое бы то ни было настроение у Джона отсутствовало напрочь. Он сам не знал, с чего вдруг начал чувствовать себя так паршиво. Не могла же проблема быть в Холмсе, ну в самом деле! Ведь, если на то пошло, Джон считал себя совершенно обычным, нормальным парнем. Нет, конечно, он был толерантен и всё такое — осуждать кого-либо за их выбор в его привычки не входило отнюдь. Но, как говорится, ничто не волнует тебя до тех пор, пока не коснется лично, и Джон всячески отрицал свою причастность к гомосексуальной ориентации. Вообще-то, раньше он никогда толком и не думал над этой темой. Геи ему до сих пор ни разу не попадались, а даже если бы и попались — ему вряд ли до этого было бы хоть какое-то дело (естественно, в том случае, если сам Джон не стал бы предметом чьего-нибудь обожания). Так почему же теперь он идёт и на полном серьёзе сомневается в своей «нормальности»? До него, вроде как, никто не домогался, никто с ним не флиртовал и не отпускал в его сторону грязные намеки, тогда в чем же была проблема? Ведь, даже если (в порядке бреда, конечно же) предположить, что причиной волнения Ватсона был мистер Холмс, то внезапно затронутая тема гомосексуальности всё равно не имела под собой почвы. Шерлок ведь дал вполне ясный и очевидный ответ на вопрос, который две девчонки-дуры решили, скорее всего, вписать в тот злосчастный листочек не более, чем шутки ради, а Джон, осел эдакий, возьми да и прочитай. Он даже удивился той невозмутимости, с которой Холмс его воспринял. Другой бы выставил с криками за дверь и бегом нажаловался в ректорат. Всё-таки, толерантность в вопросе подобного характера была присуща, скорее, юному поколению, нежели людям «за двадцать пять». В любом случае, Джон от души надеялся, что запись интервью кроме самой Мэри и ее подружки больше никто прослушивать не станет. Какой же это был позор, боже…***
Когда через двадцать минут миссис Хадсон, постучавшись и так и не дождавшись ответа, вошла к Шерлоку в кабинет, тот стоял у открытого окна и курил сигару. Лицо его кроме задумчивости никаких эмоций более не выражало, а глаза, обращённые к оживленной улице, были похожи на два пустых зеркала, в которых лишь отражалась суета остального внешнего мира, за пределами «WSS Holmes Industries». Тогда миссис Хадсон просто поставила на стол позади него поднос несколькими горячими сэндвичами и чашкой ароматного заварного чая и удалилась восвояси — за пару лет она уже хорошо выучила привычки своего работодателя. Видя Шерлока в состоянии застопоренности, она предпочитала не отвлекать его, не нарушать его мысли и уж точно не лезть в душу. И Холмс был ей безумно за это благодарен, на самом деле. Всё-таки, в какой-то мере она заменила ему семью. А семья была нужна всем — даже таким отшельникам, как он. Однако от размышлений Шерлоку пришлось отвлечься — ход его мыслей внезапно прервал звонок — не очень приятная мелодия на телефоне, менять которую мужчине было просто лень и неохота. — Да, миссис Хадсон? — немного растерянно обратился он к своей секретарше, не понимая, что же могло произойти спустя те пять минут, как она побывала в его кабинете и принесла ему сэндвичи. Посетители? Воскресенье, вряд ли. Это он на работе днюет и ночует, потому что в доме на Бейкер-стрит до умопомрачения одиноко. И, нет, сама миссис Хадсон перестала жить там с тех самых пор, как Холмс стал зарабатывать в несколько раз больше её самой, и просто выкупил у нее дом, заплатив за него ей, пожалуй, несколько сверх меры, чтобы она могла позволить себе квартиру ничуть не хуже, чем 221В. Конечно, миссис Хадсон навещала его в нерабочее время. Уж она-то знала, какой свиньёй может быть порой педантичный с виду Шерлок Холмс. Каждые три недели она заявлялась на Бейкер-стрит и, сетуя на то, что работает у Шерлока секретаршей, а не домработницей, всё равно брала и убиралась. Конечно, не нарушая личного пространства своего хозяина, иначе он бы просто не позволил ей это делать. Но, за исключением вот таких вот «дней уборки», Холмс всегда был один. У него не было друзей, он не заводил случайных знакомств. Хотя, если задуматься, и понятие «друзья» он толковал несколько по-иному, нежели остальные… — Мистер Холмс, ваш брат хочет с вами увидеться. Ничего не успев ответить, Шерлок тут же стал свидетелем того, как внезапно распахнулись его двери (от неожиданности миссис Хадсон тихо вскрикнула), и перед его взором предстал его «любимейший» брат: Майкрофт, чёрт бы его побрал, Холмс. Это был мужчина настолько на Шерлока не похожий, что, увидь их кто-то рядом, вряд ли бы принял за хоть сколько-нибудь родных. В то время как Шерлок был высок и, несмотря на худощавость, хорошо сложен и явно не обделён рельефом мышц, которые неплохо проглядывались бы сквозь рубашку, не имей он привычки носить пиджак, Майкрофт был по сравнению с ним несколько несуразен. Столь же высокий, но немного широковатый, как для невероятно худых ног. Волосы его были редкими и короткими, а губы — тонкими. Хотя, определённое сходство между ними всё-таки имелось. Его глаза — темно-карие, с небольшим проблеском зелёного — были столь же пронзительны, как и чисто-зеленые глаза его брата. Внимательные, не упускающие ни одной детали и считывающие всё «с ладони». А ещё — манера держаться: идеально ровная осанка и широко расправленные плечи у обоих говорили об их уверенности и о том, что они определенно не являются теми, кто жалеет о содеянном или сомневается в собственных намерениях. Майкрофт, к примеру, явно не жалел, что вломился к Шерлоку почти что без приглашения, а Шерлок, в свою очередь, не сомневался, что при первой же возможности вышвырнет его отсюда вон. — Скажи-ка, братец, — Холмс-старший язвительно улыбнулся, по-хозяйски присаживаясь на диван и кладя увесистый черный зонт с деревянной ручкой себе на колени, но при этом так и не выпуская его из рук, — Ты умеешь пользоваться мобильным телефоном? — К счастью, да, — невозмутимо кивнул Шерлок, — Неужели у тебя с этим возникли какие-то проблемы? Подумать только, я был лучшего мнения об уровне твоего развития. — Не испытывай мое терпение, Шерлок. — Ни в коем случае. Из нас двоих это — твоя прерогатива. Так что там у тебя с мобильником? Вообще-то, тебе не стоило ехать ко мне, ты мог бы попросить Антею: она вечно с кем-то чатится и наверняка поможет тебе освоить этот весьма полезный прибор. С каждым сказанным новым словом аристократичная бледность с лица Майкрофта словно бы испарялась, сменяясь красноватым, почти багровым оттенком щек, лба и кончика носа: — Кончай прикидываться идиотом! — Лучше прикидываться идиотом и быть умным на самом деле, чем прикидываться умным, будучи идиотом. — На лице Шерлока не дрогнул ни один мускул. Он ведь должен был извлечь хоть какую-нибудь выгоду из этого непрошенного визита (впрочем, не более и не менее непрошенного, как и все остальные визиты Майкрофта). И, если не получалось его игнорировать, Шерлок предпочитал раздражать его настолько, насколько это было вообще возможно. — Какого черта ты не берешь трубку?! — А какого черта ты мне звонишь?! — Ты мой брат! — А ты у меня в «черном списке». Услышав последнюю фразу, Майкрофт устало потёр лоб, на котором уже кое-где проступали лёгкие морщины, помолчал с минуту, а после, собравшись с мыслями, вновь устремил на Шерлока свой пронзительный цепкий взгляд. — И с каких же, позволь узнать, пор ты принялся афишироваться в жёлтой прессе? Так вот где собака была закрыта. Ну конечно, как же Шерлок не просёк сразу: пора бы было, учитывая, сколько раз Майкрофт давал ему понять масштаб собственных возможностей и выказывал удивительную осведомленность во всех делах как «WSS Holmes Industries», так и не непосредственного руководителя. — Это не жёлтая пресса, а всего-навсего простой студенческий журнал. — И тем не менее. — Решил помочь юным дарованиям. Майкрофт недоверчиво скривился: — Благотворительность, значит? — Да, что-то вроде этого. — Ты чем-то встревожен. — Твоим присутствием, Майкрофт! Твоим присутствием! Эта братская чрезмерная опека немыслимо раздражала. Ну, в самом деле, неужто двадцатисемилетний мужчина не был в состоянии позаботиться о себе сам? И, раз уж на то пошло, неужели у второго мужчины, тридцатичетырёхлетнего, не было дел поважнее, чем искать подвох во всех действиях первого? — О, Шерлок, — кажется, это обращение должно было подразумевать под собой сочувствие, однако тон Майкрофта остался не менее язвительным, чем в начале их занимательного диалога, — я всего-навсего беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтоб ты вляпался в какую-нибудь… неприятность. — Вся наша жизнь — это одна сплошная неприятность. Мне жаль, если ты до сих пор этого не понял, Майкрофт. — Значит, ты не расскажешь мне, в чем дело? — Конечно, нет. Когда я в последний раз занимался чем-то подобным? — Лет в шесть-семь, когда родители отдали тебя в школу и ты для себя внезапно выяснил, что не можешь найти ни к кому из других детей подход. — Именно, «лет в шесть-семь». А сейчас мне двадцать семь! Разницу чувствуешь? — Я лишь предупреждаю тебя, братец. — Убирайся отсюда. Не желаю больше видеть твою зазнавшуюся физиономию ни минуты. Майкрофт, обречённо вздохнув, понял, что сегодня ему от Шерлока не удастся добиться ничего от слова совсем. Тогда он поднялся с дивана, одёрнул полы своего пиджака и, подхватив подмышку зонтик, направился прямо к выходу. Лишь, стоя в дверях, он позвонил себе вновь обратиться к Шерлоку с наставлением — или, скорее, личной просьбой: — Постарайся хоть иногда брать от меня трубку, ладно? Ответ на это последовал необычайно красноречив, пламенен и цветист: Шерлок сказал «Нет». Майкрофт же показушно закатил глаза, всем своим видом выражая негодование по поводу поведения своего младшенького братца, и удалился восвояси. Шерлок надеялся в ближайшее время его больше не увидеть. Конечно же, в глубине души оба понимали, что их встреча произойдет скоро и не доставит удовольствия ни одному из них. Да, теплые семейные отношения были определенно не тем, чем могли похвастаться братья Холмс. И всё же — Майкрофт как-то понял, что Шерлок и правда обеспокоен. Хотя, чему тот удивлялся: умственные способности Майкрофта и его наблюдательность ничуть не уступали Шерлоку, если не превосходили его. В детстве он считал своего младшего брата чуть ли не идиотом, и с его подачи так же думал и сам Шерлок. Впрочем, это продлилось недолго — лишь до тех пор, пока им обоим не было, с кем сравнивать. Холмс посмотрел на часы, укромно разместившиеся на полке рядом с несколькими томиками Канта. Времени было около половины двенадцатого. Работать не хотелось, так что куча заявок на трансляции по TV всевозможных новостей и гора рекламы была благополучно отложена «в долгий ящик» до понедельника. В конце концов, даже такие личности, как Холмс, имели право на отдых. Тем более, разговор с Майкрофтом хоть и был недолгим, но всё же порядочно выбил его из колеи, как всегда случалось после их «неожиданных» встреч по, естественно, инициативе старшего и в укор младшему. Сунув телефон в карман и больше с собой ничего не захватив, Шерлок пулей вылетел из кабинета, бросив на ходу миссис Хадсон, что она может идти, как только закончит с его расписанием встреч на следующую неделю. К сэндвичам он, к слову, даже не притронулся. На парковке его ждал темно-серый (почти что черный, но не совсем, и поэтому Холмс предпочитал считать его просто серым) Астон Мартин, которому было уже два года и на котором Шерлок колесил по Лондону с того самого времени, как принял на себя должность руководящего «WSS Holmes Industries». На самом деле, не так давно Шерлок начал задумываться о том, чтобы сменить наконец машину, и до сих пор этого не сделал лишь по одной причине: подобные детали для него существенными не являлись. Ей-богу, да хоть Форд Англия — лишь бы исправно заводился. Нет, его машина стоила отнюдь не дёшево, однако некоторые сотрудники корпорации разъезжали и на транспорте подороже. Могли себе позволить, работая в столь огромном бизнесе. Да, бизнес. Именно этим и была «WSS Holmes Industries» — бизнесом, со множеством ячеек и составляющих. Шерлок Холмс был ее верхушкой и решал вопросы лишь значимого масштаба. Он лично подписывал соглашения с телеканалами, лично давал указания по поводу экстренных новостей и важных трансляций и эфиров; он лично следил за рейтингами и за подлинностью освещаемой им информации на TV. Однако он, даже будучи человеком столь выдающегося ума, не мог уследить абсолютно за всем. К примеру, на «бэкстейдж» журналистики он практически не влиял: стандартные ежедневные новостные программы прекрасно транслировали и без его помощи. Конечно же, были люди, фильтрующие то, что им приносили корреспонденты, и привлекали непосредственно босса только в случае вопиющей сенсации. Но сейчас всё было спокойно, и именно поэтому Шерлок без малейшего зазрения совести завел машину и отправился домой — на Бейкер-стрит.***
К себе в квартиру спешил попасть не один Холмс. Джон Ватсон вот уже несколько минут возился с замочной скважиной, в которую встряли и совершенно не хотели поворачиваться ключи. — Боже, за что мне это, — взохнул он, оставив попытки отпереть-таки замок, и выудил из кармана телефон. Набрал номер отца, надеясь, что тот всё же проспался и теперь бодрствовал, не забыв при этом поставить свой мобильник на зарядку. И, конечно же, не услышал ничего, кроме механической фразы «Абонент временнно вне зоны доступа» и нескольких коротких гудков после. Тогда Джон надавил указательным пальцем на дверной звонок. Даже отсюда, из подъезда, он слышал, как разносится по квартире за стеной противное дребезжание, но реакции на него внутри не последовало абсолютно никакой. Это настораживало. Но Джон не заметил этого тревожного чувства, потому как злился, и очень сильно — это сколько же надо было выпить, чтобы не слышать такого шума? Да этот звонок и мертвого бы поднял (о, как сильно оба Ватсона терпеть его не могли)! Ещё раз глубоко вздохнув, Джон ладонью похлопал по двери, опасаясь лишь того, что на грохот могут посбегаться излишне любопытные и беспокойные соседи — в общем, кто угодно, кроме его отца, который этих хлопков, конечно же, не услышал. — Чудесно. Просто чудесно. Черт! — Ватсон громко выругался и, не сдержавшись, заехал по двери кулаком, впрочем, сразу же пожалев об этом приступе сиюминутного гнева: от удара руку больно обожгло, а на костяшках в тех местах, где немного содралась кожа, уже проступили маленькие капельки алой крови. Вместе с ней проступила в его голове и навязчивая мысль о том, что там, внутри, могло что-то произойти. Что-то очень нехорошее, похуже обыкновенного похмелья. Тревога с каждой секундой нарастала — до тех пор, пока полностью не вытеснила гнев. Снова тщетно попытавшись отпереть дверь ключом, Джон окончательно плюнул на это дело и, отойдя от двери почти на метр, замахнулся (на этот раз — ногой) и со всей силы ударил прямо по замочной скважине. Потом ещё раз, и ещё. И только на четвертый раз дверь наконец-то подалась, с треском открывшись и таки впустив в квартиру её хозяина. — Пап? — громко позвал отца Джон, но ответа, как и ожидалось, не услышал. Потом даже не удосужился снять обувь — на всех парах влетел в кухню, где и оставил его и вчера вечером, и сегодня утром. Вот только папочка его не спал, опрокинув голову на сложенные руки и сидя за столом. Лишь спустя несколько секунд Джон отвел взгляд от пустого стула, и мог себе поклясться в том, что лучше бы он увидел отца пьяным. Но Джеймс сидел прямо на полу, оперевшись спиной о холодильник и скрючившись, словно в припадке ужасной боли. Даже на расстоянии нескольких метров Джон видел его перекошенное от боли лицо, раскрытый в безмолвном крике о помощи рот и закрытые — нет, зажмуренные — глаза. Почти не глядя парень так быстро, как только мог, набрал номер скорой помощи и продиктовал свой адрес. Потом подбежал к отцу, почти шепотом умоляя его проснуться и встряхивая за плечи, но в глубине души зная, что это не поможет. Он глядел в это бледное, нездорового желтовато оттенка лицо и молился, чтобы машина скорой помощи приехала к ним как можно быстрее. — Я никогда больше не позволю тебе пить, слышишь меня?! — шипел Джон сквозь зубы, таким способом пытаясь угомонить в себе вихрь эмоций — страх, злость и ужас от одной только мысли о том, что это могло быть последней каплей… Нет, он не мог остаться совсем один. Отец ведь его не бросит, не посмеет. Он обещал ведь, что всё будет хорошо… Но не выполнил обещания — как, впрочем, не выполнил и остальных своих обещаний. Джон хотел ещё позвонить Гарри, но руки его тряслись, и пальцы предательски не слушались — он просто не смог отыскать в папке контактов нужный номер. Решил, что позвонит позже — из больницы. Возможно, они с отцом даже поговорят. Да, неприменно, ему только и надо — что очнуться. — Только очнись, пап. Прошу тебя…***
Уже будучи на половине пути к Бейкер-стрит, Шерлок Холмс вдруг передумал. Хотя, слово «вдруг» здесь было бы не совсем уместно, потому что на это решение всё же повлияло несколько факторов (пускай, на первый взгляд, совершенно незначительных): Как минимум, Шерлок не представлял, чем будет заниматься один у себя дома в этот скверный выходной. Он был человеком, ненавидящим скуку слишком сильно, чтобы просто смириться с её наличием. Его мозгам постоянно нужна была активность, и если на работе ему удавалось неплохо их занимать, с головой погружаясь в деловые встречи, конференции и собеседования, то дома такой возможности не представлялось. Некого было изучать, не на кого влиять, потому что жил Холмс, опять же, в полном одиночестве. А одному ему не было скучно лишь тогда, когда он мог занять чем-нибудь мозги. Сейчас это что-нибудь напрочь отсутствовало, и он практически на языке ощущал этот мерзкий вкус предстоящей ему скуки. К тому же, Шерлок отнюдь не забыл о загадке в своих Чертогах и планировал всенепременно раскрыть её, сколько бы времени и усилий у него это не заняло. Хотя, всё же, о проекции морга в его собственной голове Шерлоку напомнила обогнавшая его под вой сирены машина скорой помощи. «А почему бы, собственно, и нет?» — решил мужчина, чуть сильнее надавливая на педаль газа и вслед за скорой направляясь уже не в Марилебон на Бейкер-стрит, а в Смитфилд, в больницу Святого Варфоломея. Он подумал, что, возможно, Молли сможет что-нибудь вспомнить о той избитой женщине в морге, которую благосклонно «подкинули» Шерлоку Чертоги. Хотя, с другой стороны, к ней подобные экземпляры чуть ли не каждый день поступают. Конечно, думая так, Холмс утрировал, но доля правды, надо отдать ему должное, здесь была — семейное насилие в это время, к сожалению, было далеко не редкостью и не сенсацией. И всё же — слабая надежда на то, что мисс Хупер что-нибудь да вспомнит, у него таки оставалась. В конце концов, не зря Шерлок именно с ней предпочел сотрудничать: она не была растерянной или глупой, даже если на первый взгляд казалось именно так или что-нибудь в этом роде. А даже если она ничего не скажет — полезно будет там просто осмотреться. Освежить воспоминания, так сказать. Всяко идея получше той, что подразумевала под собой всего лишь сидеть дома и невообразимо скучать. Добрался до больницы Шерлок не многим позже, чем машина скорой, которую он повстречал на своем пути. Он парковался неподалеку от входа как раз тогда, когда задние двери небольшого белого фургончика с сине-красной мигалкой наверху с грохотом распахнулись, и несколько врачей выкатили оттуда на кушетке, видимо, пострадавшего пациента. Следом за ними вышел (как раз аккурат в то же время, что и Шерлок из своей машины), невысокий парнишка — возможно, Холмс даже не обратил бы на него внимание, если бы не одна маленькая деталь: уж очень подозрительно знакомый бежевый джемпер. Лица Шерлок разглядеть, к сожалению, не успел — уж очень быстро мальчик вслед за врачами скрылся за входными дверьми больницы. Конечно, глупо было считать, что во всем Лондоне джемпера бежевого цвета носит один-единственный человек. Да так половина нынешних подростков ходит! И всё же Холмс не смог просто проигнорировать это совпадение. Надо же, сначала этот парень приходит к нему в компании девицы с каким-то аматорским репортажем, а потом появляется в больнице, да ещё и на тачке с мигалками. Словно бы случай нарочно их вместе сводит… Но Шерлок был не из тех, кто свято верил в случаи и совпадения. Он, напротив, предпочитал находить всему вокруг здравое логическое объяснение, и конкретно сейчас уже твердо вознамерился во что бы то ни стало выяснить, какая нелёгкая занесла Джона (если это, конечно же, был Джон, а не кто-нибудь другой) в больницу прямо после интервью в «WSS Holmes Industries». Он проследовал за ним и медработниками до самого четвертого этажа (именно там находился кабинет экстренной реанимации), чуть отставая, и успел лишь заметить, как, поглотив врачей в белых халатах и человека на кушетке, захлопнулись широкие двери с мутными матовыми стеклами. Юноша остался в коридоре — его, конечно же, туда не впустили. — Джон, — тихо окликнул его Шерлок, остановившись в нескольких метрах от него, на углу поворота. Да, теперь он был точно уверен, что это Джон: те же соломенные волосы, та же фигура, та же осанка. Тот, в свою очередь, лишь немного дернулся на оклик, однако не повернулся, решив, видимо, что ему всего-навсего показалось. — Джон, это я. «Это я» — интересно, какой реакции он ждал? Что юный Ватсон обрадуется его появлению? Что от его присутствия ему станет легче? Да, твою ж мать, Шерлок даже понятия не имел, какого черта делает здесь мальчик! Нет, конечно, для Холмса всё было ясно, как белый день: ещё в редакции он отметил, что ворот его белой рубашки под джемпером был белоснежно чистым, как и сам джемпер. Однако края рубашки были мятые, а джемпер — в небольших катышках. Так Шерлок сделал вывод, что парень чистоплотен, но живёт в семье недостаточно богатой, чтобы обновлять гардероб со средней регулярностью. К тому же, занимайся домашними делами вроде стирки женщина, она бы вряд ли оставила рубашку сына неглаженной, да ещё и к такому важному событию, как интервью в столь крупной корпорации. Так что, скорее всего, Джон жил с отцом — мать их, вероятно, бросила из-за скудного достатка своего мужа. Весьма логично было бы предположить, что сейчас за дверью в реанимации находился именно мистер Ватсон — но Джону же это не объяснишь. Вернее, сейчас было не очень-то подходящее время рисоваться, как Шерлок справедливо рассудил. Ко всему прочему он прекрасно понимал: факт наличия Джона или какой-нибуть отсылки к нему в Чертогах Разума не давал гарантии того, что сам юноша располагает хотя бы минимальными воспоминаниями о Шерлоке, за исключением сегодняшних. Так что сказанная им фраза «это я» была не только неуместной, но и чуть более, чем странной. Однако, Джон всё-таки обернулся. Он уставился на Холмса невидящими глазами — пустыми, как два стекла. Похоже, он сразу даже не совсем сообразил, кто именно перед ним стоит и его зовёт. А, когда различил на палитре холодных пятен черную кудрявую шевелюру, то не нашел в себе силы ни на что, кроме как в удивлении приоткрыть рот и застыть с таким выражением, так ничего ему и не ответив. — Джон, — в третий раз повторил Шерлок и теперь уже решился подойти. Вообще-то он откровенно не умел, да и не хотел сочувствовать людям, но мальчик почему-то вызывал в нем вполне искреннее желание как минимум попытаться сделать это. Эти грустные, исполненные тревожности глаза, которые оставались невероятно красивыми даже сейчас, когда из них тонкими струйками по щекам стекали крохотные слезинки, оставляя на бледноватой коже бархатистый след. — Твой отец справится. Что бы там ни было. — Откуда Вы… — Джон уже хотел попытаться задать вполне себе очевидные вопросы, но Шерлок мягко осадил его: — Важно сейчас не это. Давай присядем. Они оба сели на скамью ожидания у стены. — А Вы как здесь оказались? — спустя несколько минут, проведенных в абсолютном молчании, Ватсон всё же решился спросить об этом. Действительно, видеть самого Шерлока Холмса здесь, когда всего день назад этот человек казался ему таким далёким и недоступным, вроде мифического бога, было очень, очень странно. Ещё и эта мимолётно брошенная фраза, которую он, вероятно, ляпнул практически машинально, но для Джона она почему-то обрела значимость: «это я». Так, словно они — старые друзья. Словно бы присутствие Шерлока в больнице должно было принести Джону облегчение, успокоить его или обнадежить. Конечно же, это было совсем не так, но именно так оно прозвучало. Или, может быть, сам Джон придавал этому чрезмерное значение (надо же, даже в столь угнетающей ситуации он все равно оставался взволнованным подростком с переходным периодом и привычной порой максимализировать некоторые вещи). — Заехал по делам, — коротко бросил Холмс, смотря прямо перед собой и едва ли сдерживаясь, чтобы не повернуться и не заглянуть Ватсону в глаза: почему-то видеть их влажными от слез и совершенно не скрывающими тех ужасных мыслей, которые наверняка крутились сейчас в голове у мальчика, Шерлоку было неприятно. Точнее, неприятно было то, что Джону приходилось испытывать все эти дурные чувства. Слишком юн он ещё был, чтобы терять родных. Хотя, если задуматься — неужели бывает в жизни подходящее для этого время? — Тогда почему Вы не уходите? — сухо спросил парень, отчасти благодаря Шерлока за то, что сейчас он не «гипнотизировал» его своим пронзительно-изумрудным взглядом. Думать о чьих-то глазах — пускай даже таких прекрасных — когда в комнате за стенкой врачи спасают от смерти его отца было… не правильно. — А ты меня прогоняешь? — Нет. Скорее, не задерживаю. — Так я и не задерживаюсь. Дела уже улажены. Он соврал. Конечно же, к Молли в морг он так и не успел зайти. Более того, увидев силуэт Джона рядом с машиной скорой помощи, он совершенно забыл о первоначальной цели своего визита в госпиталь. Даже сейчас, думая об этом, Шерлок по умолчанию определил визит к Хупер и ее мертвым подопечным как второплановую задачу. В приоритете был Джон. «В приоритете был Джон.» Ох и не нравилась Холмсу эта формулировка, однако других слов он просто подобрать не смог. Точнее, всё остальное казалось ему слишком неуместным, неподходящим к ситуации. Эта же вариация, напротив, чувствовалась, как бремя — бремя ответственности, возможно. А кем был Шерлоку Джон, чтобы тот брал на себя ответственность за него? Всего лишь паренёк из небогатого Лондонского района, при одном лишь взгляде на которого у Холмса как будто землю выбивало из-под ног. Ничего особенно. Ни-че-го. — И всё же, — не унимался Ватсон (хотя, это были скорее попытки отвлечься от снедавших его переживаний — иначе бы он ни за что не позволил себе навязываться с вопросами подобным образом), — Почему Вы решили… побыть со мной? Боже. Каждая их фраза звучала «слишком». Они знали друг друга часа два или три от силы. — Никто не заслуживает быть один, Джон. А Шерлок? Он тоже не должен быть один? Но он ведь всегда один, он никогда не был «с кем-то». — Спасибо. — парень нашел в себе силы улыбнуться — одним только краешком тонких и бледных губ. Тогда Шерлоку подумалось, что это, несомненно, лишь жалкое подобие настоящей улыбки Джона. Должно быть, он чертовски прекрасен, когда улыбается широко. Но сейчас его губы предательски дрожали, и он даже не утруждался насчёт того, чтобы смахнуть со щек слезы. Но слабым он не выглядел, отнюдь. Почему-то именно рядом с Джоном в Шерлоке просыпалось нечто вроде предчувствия, хоть он и прывык всецело анализировать людей по фактам. Но в Джоне просто так, с ходу видел стержень — что-то скрытое внутри, и оно его манило. Именно поэтому Холмс не развернулся и не ушел в морг, к Молли, выяснять загадку из собственной головы (которая тоже была напрямую связана с Ватсоном). Он был тут, в коридоре рядом с отделением реанимации, и ждал. Не Джона ждал, а вместе с ним. — Не стоит меня благодарить, я это не из щедрости делаю и не из благородства. Просто мне так хочется, вот и всё. — Циник, — тихо прошептал Джон, надеясь, что тот не услышит, но Шерлок услышал. — Да, ты прав. — Боже, простите. — За это утро ты извинился слишком много раз. Достаточно. — Как скажете. — Расслабься. — У меня отец в реанимации. — Точно. Оба тихо рассмеялись, отвернувшись друг от друга. Абсурд. Последнее место и последняя ситуация, в которой стоило бы смеяться. Но всё это происходило на самом деле. Чертов Шерлок Холмс, с которым мечтает познакомиться весь Лондон и люди за его пределами, сидел в чертовой больнице святого Варфоломея рядом с чертовым Джоном Ватсоном, семнадцатилетним школьником, у которого отец потерял сознание из-за алкоголизма. У одного глаза — изумрудные, у второго — небесно-голубые. Один — с нежной и тонкой натурой, а второй — эгоцентричный, заносчивый и холодный. Да, абсурд — самое подходящее слово. Под гнетом размышлений о нем и о Шерлоке, а ещё — переживаний об отце, Джон немного задремал. Его голова машинально опрокинулась на бок — прямо на плечо к Шерлоку. Тот лишь немного дернулся и бросил на него отрывистый короткий взгляд. Решил, мол, пускай поспит немного, не стал тревожить парня. К тому же, ощущать его макушку около своей шеи было… необычно. В приятном смысле. Спокойно, умиротворенно — в холоде больничного коридора. Определенно самый странный день, который только мог бы быть. Шерлок точно не знал, сколько они вдвоем так просидели — несколько часов точно. И вот наконец из-за двери прошмыгнула медсестричка — низенькая девчушка с мышиными чертами лица и на удивление приятным голосом. — Джон Ватсон, — Джон тут же проснулся, как только услышал свое имя, — уже можно. Ваш отец пришел в себя. Пройдёмте. Он резко вскочил, задев Шерлока локтем, и устремился в палату. Холмс попытался пойти за ним, но медсестра преградила ему путь. — Вам туда нельзя. — Можно, — на этот раз Джону не удалось не посмотреть на него. Он снова столкнулся с его взглядом, для описания которого в своей голове он уже едва ли находил эпитеты. Удивились все: сам Ватсон, внезапно решивший приоткрыть дверь в свою мутную жизнь совершенно чужому человеку; Шерлок, ни с того ни с сего удостоенный доверием; отец Джона, ожидавший увидеть сына с кем угодно, но только не с этим бизнесменом — ещё и у себя в палате. Холмс деликатно остановился в дверях у входа, опершись спиной о стену, и лишь краем уха слушал семейные разборки Ватсонов. Всё же, нарушать их личное пространство окончательно он так или иначе намерен не был. Однако фраза, вставленная врачом, не смогла не задеть его внимание: — …нужно остаться в больнице — минимум на неделю. Вам ещё повезло, мистер Ватсон — с печенью шутки плохи. Ещё несколько месяцев такой жизни — и она совсем откажет вам. — И я никак не могу вернуться домой? Но у меня сын, я не могу его оставить… — Пап, — Джон вздохнул, скрестив на груди руки и устало опустив плечи, — я не ребенок уже. Поживу сам недельку, ничего со мной не станется. Сейчас главное, чтобы ты поправился. За меня тебе беспокоиться не стоит. — Нет-нет, так не пойдет, — Джеймс упрямо замотал головой из стороны в сторону — это был чуть ли не единственный жест, который он мог себе сейчас позволить, — Ты несовершеннолетний, а врач говорит, что неделя это только минимум… Кто знает, на сколько я застряну в этой проклятой больнице… Он говорил так, словно бы сам не был виноват в случившемся, и Джона это порядком раздражало. Хотя, парень вполне умело подавил в себе это навязчивое чувство, потому как был уверен, что ещё сможет найти время и полноценно позлиться на столь пагубную привычку своего отца, но сейчас — нужно было поддержать папу. — Хорошо. Ладно, — он решил не спорить и просто сделать так, как его просят, — Если тебе от этого станет легче, пока я могу пожить у Гарри, не думаю, что будут возражения… — Нет. — Боже, пап, неужели ты не можешь хотя бы сейчас оставить свои глупые предрассудки? — К кому угодно, но только не к Гарри, — несмотря на довольно спорное состояние, голос мистера Ватсона звучал твердо и холодно, так что попробовать возразить ещё что-то Джон просто-напросто побоялся. Ну или, скорее, не захотел, потому что нервов, как говорится, лишних ни у кого нет, а с такой-то семейкой их и вовсе не напасешься. — У тебя же есть друзья, верно? Не мог бы ты погостить пока у кого-нибудь из них? — Я не уверен, что просить Мэри приютить меня — хорошая идея. К тому же, тебе не кажется это унизительным? Напрашиваться к кому-то, чтобы… — чем всё-таки стоит закончить фразу, Джон придумать не успел, и поэтому просто после небольшой паузы продолжил дальше: — Вообще, ты мог бы просто попросить нашу соседку раз в день заглядывать ко мне, чтобы через нее ты, раз уж не доверяешь мне, убеждался, что всё в порядке. Нет, правда, я не хочу напрягать Мэри, да и ее родители вряд ли будут в восторге… Уже в который раз за день Шерлок открывал рот, не обдумав хорошо перед этим то, что именно он собирался им озвучить. Так что, произнося следующее, он руководствовался поговоркой а-ля «гори оно всё синим пламенем» (таким же синим, как и кое-чей слишком невинный и чистый взгляд): — Если мистеру Ватсону будет так спокойнее, Джон вполне может пожить у меня некоторое время. Вот тут-то все удивились по-настоящему. Джеймс Ватсон и так порядком нервничал ввиду присутствия в нескольких метрах от себя такой важной общественной персоны, как Шерлок Холмс, а Джон на его вопрос по этому поводу не ответил и, кажется, не собирался. А теперь этот Холмс заявляет, что может помочь, да ещё и, по всей видимости, бесплатно. Внезапно Джеймсу в голову пришла мысль о том, сколь много из жизни сына он упустил, заливаясь дешёвым пивом. Похоже, даже чересчур, судя по тому, с кем он успел связаться за это время. Джон, надо сказать, удивился не меньше, чем его отец. В его голове уже почти уложилось то, что Шерлок ни с того ни с сего решил просто поддержать его в трудную минуту, но чтобы его поддержка имела такие огромные масштабы — это уже было ни в какие рамки. — Уверяю вас, это не доставит мне никакого дискомфорта, — тем временем заверил, кажется, сразу их обоих Шерлок, предугадывая, какие вопросы сейчас верятся у Ватсонов в голове. — А насчёт безопасности вашего сына, — теперь он повернулся конкретно к Джеймсу, — можете мне поверить: в моем доме гораздо безопаснее, чем в любой из квартир вашего района. — Но мы ведь даже не знакомы друг с другом, мистер Холмс! — попытался возразить Ватсон-старший, теряясь в догадках по поводу такого внезапного радушного участия богатого бизнесмена в жизни его вполне себе обыкновенного сыночка. — Я знаком с Вашим сыном. Этого вполне достаточно. — сказал, как отрезазал Шерлок тоном, не принимающим возражений. Потом врач недвусмысленно указал на часы, дав всем находившимся в палате «посетителям» понять, что мистеру Ватсону нужен отдых и что настало самое время покинуть палату и оставить его одного (в крайнем случае, наедине с медицинскими работниками). Джон немного неловко пропрощался с отцом, бросив напоследок расплывчатое обещание о том, что с ним всё будет хорошо, а Холмс, быстро черкнув на заботливо предоставленом ему клочке бумаги свой номер телефона, ограничился коротким кивком в знак прощания. — Мистер Холмс, я не понимаю… — начал было предпринимать попытки что-то прояснить для себя в сложившейся ситуации Джон, но мужчина, загадочно улыбнувшись, тут же остановил его. — «Я не понимаю» — звучит, как слоган. И, я Шерлок, Джон. Просто Шерлок, раз мы собираемся прожить вместе целую неделю. — Звучит, странно, Вы не… ты не находишь? — обращаться к практически тридцатилетнему мужчине на «ты» было для юноши, мягко говоря, непривычно. — Да. Абсурдно. — усмехнулся тот, намереваясь поскорее увести Джона из больницы.