Мальчик в полосатом джемпере

На следующий день Шерлок не принял возражений и всё-таки забрал Ватсона из школы. Увидев на стоянке неподалеку от неё черный Астон Мартин, Джон покраснел от смущения, а Майк присвистнул. — Завидую белой завистью, — он перевел взгляд с машины на своего друга, пылающего румянцем, — Хотел бы я, чтобы и меня встречал какой-нибудь бизнесмен на крутейшей тачке. — Это… деловые отношения, — Джону составило большого труда отвести взгляд от лобового стекла, за которым ему ухмылялся Шерлок. — Ага, как же. Наверняка твой богатенький папик со специфическими предпочтениями, который неплохо платит тебе за… — За что? — парень вздёрнул подбородок и угрожающе сжал пальцы в кулаки. Его тон явно не предвещал Майку ничего хорошего, и дело было даже не в том, что тот практически выставил его за шлюху. Его задела нелестная речь в сторону конкретно Шерлока, и если бы Стэмфорду взбрело в голову ляпнуть о нем ещё что-нибудь эдакое, то он точно лишился бы пары зубов сегодня. — Забудь. — Майк тут же осёкся. Он знал Джона не так давно, но достаточно, чтобы понимать риск болтать языком в его присутствии о вещах, которые он не хотел слушать. Ватсон ничего ему не ответил. Он чуть ускорил шаг, оставляя своего друга позади, и направился прямиком к машине. Шерлок удовлетворительно кивнул, потянувшись через сидение и открывая перед мальчиком дверь. Он не смог не заметить, как в два счета переменился в лице и манере держаться Джон, стоило ему сесть в авто. Он словно расслабился, спала с него бледность, оставляя на щеках место лёгкому, почти здоровому румянцу, а на губах заиграла смущённая улыбка. — Привет, — парень поудобнее устроился на переднем сидении рядом с Шерлоком и пристегнул ремень безопасности, — Спасибо за то, что… приехал. Хоть я и не просил. — Тебе не нужно меня просить. Я просто беру и делаю. — Холмс смерил его неоднозначным взглядом и, заведя машину, выехал со школьной парковки. Чушь. Нихрена он никогда не делал. Даже если его просили. Даже если предлагали деньги и всевозможные услуги. Он был упрямым, как баран и посылал на все четыре стороны (если не ещё дальше) любого, кто смел соваться к нему с просьбами и делами, ни коим образом не несущими ему выгоды или пользы. А если несущими — то ждал, пока его хорошенько поуговаривают, набивал себе цену как можно выше и наслаждался, глядя, как нуждающиеся в нем унижаются, выказывая ему свою от него зависимость. Шерлок Холмс был той ещё самовлюблённой сукой. А потом он смотрел на Джона. Всего такого милого, невинного и для своего возраста и положения чересчур самостоятельного и гордого. Он не просил его о помощи. Не унижался зависимостью. А был ли вообще зависим? Шерлоку очень хотелось думать, что да — был. Вот только он впервые не мог судить здраво, потому что его самого слишком неожиданно, слишком не вовремя коснулся тот самый человеческий фактор, от которого он открещивался, как чёрт от святой воды. Он смотрел на Джона и понимал, что внутри него то ли рушится что-то старое, то ли строится что-то новое, то ли вообще — всё и сразу. Смотрел в его голубые глаза — такие по-детски наивные и по-взрослому мудрые и спокойные — видел в них свое отражение и безумно хотел раствориться в них до капли. Смотрел на его бледные щеки с едва заметной россыпью рыжеватых веснушек и вспоминал, как забавно порой Ватсон заливается краской на ровном месте (надо бы почаще его смущать — слишком уж он милый). На губы его смотреть Шерлок себе хоть и с большим трудом, но запретил. Хотя они у него были чертовски красивыми и…манящими? Да, подходящее, пожалуй, слово. Тонкие, с четким правильным контуром и манящие прикоснуться к ним. Джон всегда немного поджимал их, когда улыбался. Интересно, станет ли он так же поджимать их, если его поцело… Нет. Шерлок запретил себе думать и об этом тоже. Да и вообще — сдался ему какой-то там подросток (ясное дело, сдался, иначе зачем он тогда так с ним носится)? У Шерлока складывалось ощущение, словно он вот-вот сойдёт с ума. Он хотел быть с собой честным, но боялся признавать свою слабость, свою нужду. А ещё были несколько незамысловатых цифр, которые присекали все «ненужные» мысли Холмса на корню: три, семнадцать, двадцать семь. Потому что три — количество дней с момента их знакомства (а это слишком мало), семнадцать — возраст Джона (обозначающий его несовершеннолетие), двадцать семь — возраст Шерлока (дающий им обоим разницу в десять лет). «Это мог бы быть настоящий скандал!» — усмехнулся про себя Холмс, сворачивая с главной дороги. Джона о смене маршрута он, конечно, предупредить забыл. — А мы разве не домой едем? — Ватсон уже даже не поедал значения тому, что назвал домом не свою квартиру, а 221В на Бейкер-стрит. — Заедем в одно уютное кафе. — как ни в чем не бывало пожал плечами Шерлок. — Я бы мог что-то приготовить. Домашняя еда полезнее. И дешевле, раз уж на то пошло. А я не хочу быть для тебя лишними расходами, — последнюю фразу Джон произнес тихо, однако более незаметной или менее, по его мнению, правдивой она от этого, увы, не стала. — Ещё раз назовешь себя «лишним» или скажешь что-нибудь в этом роде — получишь от меня бейсбольной битой, — мужчина искренне понадеялся, что Джону хватит ума различить в одной части предложения сарказм, а в другой — искреннее заверение в нужности его, собственно, персоны. — У тебя есть бейсбольная бита? — Да. Купил вместе с воланчиком для бадминтона. — Это разные игры и разные приспособления для них, ты знал? — Неужели? Впервые слышу. Они оба рассмеялись. Тогда Джон заметил, насколько разный у них, оказывается, смех: потому что сам он смеялся на выдохе и тихо, почти беззвучно, в то время как смех Шерлока был хриплым и бархатистым, в тон его голосу. — Так почему ты решил поесть в кафе, а не дома? С таким же успехом можно было заглянуть в супермаркет и купить еды для готовки. — По-быстрому перекусим, а потом наведаемся к твоему отцу. — Что? — на лице мальчишки вмиг вспыхнула улыбка, а щеки во мгновение ока поспешили приобрести один из оттенков красного, — Так ты ради этого настоял на том, чтобы подвезти меня? — Ну да. — кивнул Шерлок с таким выражением лица, будто бы ему приходится подтверждать невыносимо глупые и до смешного очевидные вещи. Несколько секунд Ватсон пребывал в абсолютной и ни коим образом необъясняемой радости от того, что о нем и его семье настолько сильно озаботились. Но потом до него дошло, что конкретно эта самая забота под собой подразумевала. А именно — встречу с, непосредственно, отцом. Не то чтобы Джон за него не переживал. Скорее, наоборот — ему хотелось, чтобы его непутёвый папаша оставался в больнице как можно дольше, потому что тогда он как можно дольше будет оставаться трезвым, если у него, конечно, хватит ума не глушить медицинский спирт. В противном случае он отбросит коньки прямо под капельницей, и больше ему уже ничто в этой жизни не поможет. От одного только воспоминания о капельнице Джона передёрнуло, а по его телу пробежала дрожь. Он вспомнил запах физраствора, вспомнил слишком белые простыни и халаты врачей — вспомнил причину, по которой больницы на дух не переносит. Про себя удивился, отчего же эти паршивые воспоминания не нахлынули на него, когда он приехал к отцу в прошлый раз, но тут же списал всё на эффект шока. Сейчас же он уже принял, как данность, факт, что тот был в реанимации и теперь лечится, а значит — мог сконцентрироваться на том, что ощущает сам, без примеси хаоса и волнения. Такая резкая перемена настроения не могла остаться для Шерлока незамеченной. Долю секунды он потратил на то, чтобы придумать, как на эту перемену отреагировать, ещё столько же — на осознание собственной беспомощности в проблемах человеческой души. Всё, что пришло Холмсу в голову — оказалось банальным жестом «возложения» его широкой ладони на Джоново плечо, вздрогнувшее от внезапного прикосновения. Другую руку он всё же предпочел оставить на руле. — Я… Я в порядке, — почти машинально ответил юноша, как бы опережая ещё незаданный ему вопрос. — Тогда почему ты смотришь на меня так, словно бы я везу тебя на смертную казнь? — ладонь с плеча уже стоило бы убрать. Но Шерлок не убрал. Это вогнало Джона в ещё больший ступор — вообще-то он конкретно так подвис, а в его голове красным цветом мигала предостерегающая фраза: «Я вообще не гей!» Сие самоуверенное заявление, правда, не очень-то и спасало его от мурашек, которые сейчас моросили по всей его разгоряченной от смущения коже. Джон задал себе вопрос — почему его так перемыкает каждый раз, когда Шерлок его касается? — но так и не смог на него ответить. Он пытался смотреть мимо Холмса, но взгляд изумрудно-зелёных глаз то и дело манил его к себе, словно магнитом. Сопротивляться этому парень не хотел, не мог и не то чтобы очень сильно пытался (хоть и доказывал себе обратное). Так что, когда Шерлок наконец-то убрал руку, Ватсон ещё несколько мгновений «поприходил в себя», а потом перевел взгляд и залип в окно аж до того самого момента, пока машина не остановилась у обочины неподалёку от небольшого ресторанчика без вывески. Шерлок снова первый выскочил из машины и по-джентльменски открыл перед Джоном дверь, не успел тот опомниться. То же самое произошло и со входной дверью — мужчина пропустил его внутрь первым и только потом зашёл сам. Не дав парнишке отойти от себя и на пару шагов, Холмс вновь покровительственно расположил руку на его плече, таким образом подталкивая его к столику, уютно расположенному у самого окна с видом на оживленную улицу. Желудок Джона сделал кульбит и упал куда-то вниз, когда Шерлок ещё и отодвинул перед ним стул. — Присаживайся. Милое местечко, не находишь? Я всегда сижу за этим столом. Он вроде как зарезервирован. Мной. Ватсон сел и спрятал лицо в ладони, прикладывая почти невозможное усилие для того, чтоб не завизжать, как самая настоящая девчонка. Он упрямо пытался игнорировать всеразоблачающий взгляд напротив себя и только надеялся, что Шерлок о его настоящих эмоциях был ни сном ни духом. На его вопрос — что же с ним случилось и почему он ведёт себя так странно? — юноша чуть не выкрикнул: «Ну так а нахрена ты такой милый?!» — но вовремя прикусил язык. Это было бы слишком… не правильно. Почему? А, бес его знает. От какого бы то ни было ответа его спас официант. Высокий, даже массивный, с широкими плечами, густой бородой и небольшим пивным животиком — но довольно милым лицом и добрейшей улыбкой, которую Джон уж никак не ожидал получить от человека столь внушительного вида. — Ох, Шерлок! — явно обрадованный его визитом, мужчина тут же положил на стол два меню, — Давненько тебя здесь не было. — Да как-то не находил времени. Как поживаешь, Анджело? — Холмс чуть приподнял уголок губ, одной рукой разворачивая меню, оставленное напротив него, а второй указывая на парнишку, — Это Джон, кстати. — Такой юный… — тот, чьим именем, по всей видимости, было «Анджело», обратил-таки свое внимание на Джона и окинул его недоверчивым взглядом, — Давно вы вместе? — Три дня знакомы, если Вы об этом, — Ватсон немного закашлялся и отрицательно замотал головой, когда Шерлок одними губами спросил у него: «Воды?» — Всего три дня. — Мимолётная интрижка? Хотя, я не то чтобы удивлен — надо ведь начинать с малого… Принести свечи? Если вам, конечно, по вкусу романтика. «Джон» — милое имя, так что вы будете заказывать? Парень подавил желание сбежать из этого ресторана как можно скорее — и совсем неважно, что в этом районе он находился впервые. Он прямо-таки чувствовал красную рябь на своих щеках, но пытался держаться достойно, под стать своему спутнику. Глядя на разномастные названия блюд и абсолютно не различая их, Джон ткнул в первое попавшееся. — Мне то же самое, что и ему, — кивнул Шерлок. Ему несказанно нравилось Джоново поведение, нравилось наблюдать за его, вне всяких сомнений, великолепной истинно юношеской невинностью. Хотелось смущать его снова и снова, чтобы видеть этот отблеск паники, смешанной со смущением, в его чудесно-голубых глазах. Если бы он только не отводил взгляд, если бы не прятался. Внезапно в голове Шерлока возникла непозволительная мысль: если бы ему вдруг вздумалось поцеловать этого мальчика, то он бы хотел в этот момент видеть его глаза и ни в коем случае не закрыл бы свои. Он представил, какими могли бы быть на вкус его губы. Наверняка отдавали бы кофе и жвачкой. Возможно, были бы немного соленоватыми — от крови, потому что тот вечно их кусал. В любом случае, стоило бы попробовать… «Нет», — осадил себя Холмс, отводя взгляд от плотно сжатых губ прямо напротив себя. — Лазанья? Хороший выбор, — одобрительно закивал Анджело и сделал пометку у себя в блокноте, — Что-нибудь к ней? Чаю? Кофе? — Вина. — мужчина пролистал несколько страниц, останавливаясь на винной карте, — Не думаю, что у тебя есть «Вдова Клико», так что просто принеси лучшее, что вы вообще можете предложить. — За счёт заведения, мистер Холмс и… Джон, — официант снова кивнул и удалился на кухню, едва заметно улыбнувшись фразе, отпущенной ему в след: «Но ты можешь рассчитывать на щедрые чаевые!» — Странный он, — только и смог выговорить Ватсон, наконец выдохнув и таки спрятав за ладонями свои изрядно побагровевшие за эти несколько минут щеки. — Довольно бестактный, но хороший, — ободряюще заверил его Шерлок, — Я знал его ещё до тех пор, как обзавелся своей медийностью. — Он думает, что мы на свидании. Но мы не на свидании. Свидание — это когда двое увлечённых друг другом людей проводят время вместе, рассчитывая на более близкие отношения. — Джон внезапно понял, что сказал слово «свидание» слишком много раз, а ещё — что именно так и выглядело их с Шерлоком времяпровождение, поэтому для верности он повторил (или, скорее, спросил, ожидая подтверждения) ещё раз, — А у нас не свидание? — Вполне похоже. — тот усмехнулся, нарочно оставляя за собой вполне двусмысленный ответ. — И уж точно не интрижка. — Точно, — на этот раз ответ прозвучал куда понятнее. Чего Шерлок точно не хотел — так это тратить время на бессмысленные интрижки. — Ты всего лишь помогаешь мне. По дружбе. — Дружба? Мы от силы три дня знакомы. Не то чтобы у меня было хоть малейшее понятие о тонкостях дружеских взаимоотношений, но всё же я склонен подозревать, что для приобретения столь теплых чувств требуется гораздо больше времени. — Верно. Я просто тебе нравлюсь — в смысле, как человек. Поэтому ты оказывешь мне помощь. — Да. Как человек ты мне и правда симпатичен — во всяком случае, не кажешься идиотом. Пока этого достаточно. — Как парень я тебе точно не нравлюсь. — Не нравишься. Примерно тогда Шерлок Холмс понял, насколько хорошо он иногда умеет пиздеть. Сначала Анджело принес им вино. На этикетку ни Джон, ни Шерлок не взглянули: первый — потому что не смыслил в випивке ничего (а, тем более, в такой элитной), второй — потому что ему было исключительно всё равно, ведь качества того уровня, к которому он привык, ждать не стоило априори. Вместе с вином, кстати, на столе появилась ещё и ароматическая свеча. Джон лишь закатил глаза, делая вид, что не замечает двусмысленных взглядов официанта, поджигающего ее газовой зажигалкой. — Белое полусухое, — прокомментировал Шерлок, наполнив оба бокала до середины и чуть отпивая из своего, — Как по мне — весьма недурно. Что скажешь? — Скажу, что вряд ли смогу оценить его по достоинству, — парень пожал плечами, пригубил вино и едва заметно сморщил нос от непривычного ему алкогольного привкуса, — Я, в общем, не пью. Странно, да? — Нет, не странно, если ты намекаешь на своего отца. Ты не обязан быть на него похож. Ты другой. Лучше. Холмс в который раз удивился, осознав, что говорит вполне искренне. Слова поддержки в сторону Джона вылетали из его рта сами собой, словно бы поддерживать кого-то было для мистера-эгоиста обычным делом. — Ты не можешь знать наверняка, — сам Джон в ответ лишь слабо усмехнулся. Стоило ли говорить, что Шерлок неправ, чертовски неправ? Что тот не просто под стать своему отцу, а хуже — гораздо хуже, и выпивать каждый божий день для этого было отнюдь не обязательно. Об этом было известно Гарри, это знала Мэри, об этом догадывался Майк и, конечно, это вполне понимал и осознавал сам Джон. Но для Шерлока ему хотелось быть другим. Таким, каким стать он мечтал и уже не мог. Однажды его ложь рассыпется прахом. Но пока — мужчина ни о чем не догадывался, сидел напротив него и медленно потягивал вино из своего бокала. Когда-нибудь он возненавидит Джона Ватсона. Или забудет о нем. В лучшем случае, просто вычеркнет из жизни. Так ведь и должно быть? Люди, подобные им, не находятся рядом друг с другом. И вообще не должны пересекаться. Но судьба решила пошутить и подкинула юному школьнику этого взрослого, состоятельного и, к тому же, известного бизнесмена, взглядом изучающего сейчас каждый сантиметр его лица. — Да, не могу. Но пытаюсь. Пытаюсь тебя узнать. — «Или вспомнить», — добавил про себя Шерлок. Он всё ещё помнил исток собственной инициативы, как бы сильно его не пытались заглушить возникшие внутри него новые ощущения (Холмс даже в мыслях избегал использовать слово «чувства»). Это была игра на слабо, которую ему подкинул его разум. Узнать Джона стало не только делом интереса, но ещё и делом принципа. Что делать с этим парнишкой после того, как Шерлок найдет (а он непременно найдет!) разгадку в своих Чертогах, он не понимал, не знал и думать пока об этом не желал. Надеялся, что всё разрешится как-нибудь само собой. — Я дам тебе возможность узнать меня, если ты правда хочешь этого, — Джону правда хотелось ему верить. Верить этому человеку, которого он знает едва-едва, которого боготворит в своем сознании, а в подсознании — так и вовсе объясняется ему в любви, — Однажды ты будешь знать достаточно, чтобы разочароваться во мне. «Однажды?» — звучит так, словно они уже планируют будущее вместе. Словно на пальцах у них парные кольца (звать их обручальными для Ватсона было бы слишком самонадеянно), а на языках — обещание быть рядом. Но ничего из этого не было. Никаких планов, никаких обязательств. Самый странный союз, который можно бы было вообразить. Продержатся ли они лишь ту самую неделю, чуть больше или намного больше — сказать вот так сходу было невозможно. Шерлок поднес свой бокал к бокалу Джона — тонкое стекло от соприкосновения чуть звякнуло. — Жаль, что ты не разбираешься в винах, — Холмс улыбнулся, делая ещё несколько небольших глотков, — Хотя, я думаю, у нас будет время несколько подредактировать твои знания. Я не скуп на качественную продукцию. Уверен, что в самое ближайшее время ты сможешь познакомиться со «Вдовой Клико». — Ты упоминал о ней сегодня. Что за женшина? — Если ты о самой мадам, то она обладала незаурядным умом, амбициями и управленческим талантом. Если ты о ее изделиях, то «Вдова Клико» — чудное шампанское вино, изготовляемое из сортов винограда Пино Нуар, Пино Менье и Шардоне. — Ты же понимаешь, что я слышу каждое из этих названий впервые в жизни и они абсолютно ни о чем мне не говорят? — Да, понимаю. Умом захотелось блеснуть — ты же не против? — Как я могу быть против? — усмехнулся Джон, отставляя свое вино «от греха подальше» в сторону, и тихо добавил, — Позер. — Я всё слышу. — Я знаю. Смеяться друг с друга в унисон уже становилось для них привычкой. Тем временем Анджело наконец принес им две порции лазаньи, успев бросить на обоих своих посетителей по многозначительному взгляду, когда оставлял их заказы на столе. Джон предусмотрительно решил дождаться, пока Шерлок попробует сие блюдо первым (не то чтобы он не доверял этому ресторанчику — скорее, он не доверял своему собственному выбору), а сам тем временем бездумно уставился на горящую прямо перед ним свечу. Она пахла чем-то сладковато-свежим и напоминала парню дешёвый ароматизатор в каком-то такси, на котором ему однажды довелось ехать. От свечи тонкой полупрозрачной струйкой поднимался витиеватый дым, от горячей лазаньи исходил пар, а от Шерлока за километр разило сексуальностью. Каждый из этих трёх факторов Джон упрямо игнорировал, делая вид, что их вовсе нет и что они не проедают ему глаза чуть ли не до слез. Шерлок отделил ломтик лазаньи, наколол его на вилку и отправил в рот. За это время Ватсон успел прийти к выводу, что эта грёбаная свеча — отличный отвлекающий маневр. Он сосредоточил на ней всё своё внимание только ради того, чтобы не смотреть на губы Холмса. «Он же просто ест, боже!» — сыпал юноша у себя в голове многочисленными упрёками и пытался возвать к своей в последнее время куда-то ретировавшейся совести, — «Нельзя сексуализировать женщин, детей и бизнесменов.» На первое ограничение было решительно начхать им обоим, но если Джон, хоть и весьма скрытно и практически неосознанно, занимался третьим, то Шерлок, похоже, грешил вторым. Как говорится, нашлись и спелись, а что с этим делать дальше — непонятно. — Почему ты не ешь? — долго, однако, делать вид, что он безумно увлечён горением аромасвечки, Ватсону не удалось, так как его спутник, дожевав кусочек лазаньи, вновь обратил на него внимание. — Не то чтобы я был голоден… — сущее враньё, потому что у парнишки со вчерашнего вечера и крошки во рту не было, а его желудок час от часу урчал, оповещая своего хозяина о голоде, — К тому же, мне всё ещё неловко, что ты за меня платишь. — искренняя правда, ведь даже несмотря на отнюдь не богатую жизнь, он привык всегда платить за себя сам. К тому же, была ещё одна причина его отвратного аппетита. С каждой секундой их визит в больницу становился всё ближе, и даже при большом желании Джон не мог заставить себя не думать об этом. Странно, что будущий врач клиники на дух не переносит — но ведь и профессию выбирал себе не он сам. — Пустяк, — небрежно ответил Шерлок, беря ещё один ломтик лазаньи в рот, — Деньги — это последнее, о чём ты должен переживать, пока рядом я. Можешь не волноваться и о том, что когда-нибудь я потребую с тебя возврат. — Благородно. — Поешь лучше. Мы вернёмся домой лишь к вечеру, а у тебя и маковой росинки во рту не было. Нехотя Джон таки принял решение испытать эту злополучную лазанью на вкус. Он неуверенно поморщился, наматывая на вилку тягучий сыр, и неловко закатил глаза, когда часть расслоившегося теста упала обратно к нему в тарелку. Однако, в целом, на вкус это блюдо оказалось гораздо лучше, чем он мог себе предположить. Так посчитал и Ватсонов желудок, потому что через несколько секунд из его недр послышалось одобрительное урчание. Джон попытался перекрыть его сначала кашлем, потом смехом, потом — дурацкими оправданиями вроде тех, которые использовал Шерлок, чтобы убедить его съесть хоть что-то. В итоге парень зарделся окончательно и настоял на том, чтобы они немедленно отправлялись в Бартс (Холмс очень тактично сделал вид, что не заметил, как тот напоследок положил себе в рот ещё один, причем довольно не маленький, кусок лазаньи). В отсутствии голода и думалось легче, и жилось проще. Хотя, после даже не столь плотного обеда на Джона так некстати напала сонливость, и он, облокотившись о стекло, дремал всю дорогу, пока Шерлок петлял в пробках и выискивал чуть более безлюдные дороги, боясь не успеть в больницу и до ночи. Сквозь сон юноше даже удалось расслышать, как он ворчит и нехотя признается в том, что и, ей-богу, метро порой бывает несколько комфортабельнее автомобильного передвижения. Из дрёмы его в буквальном смысле вытащила рука Холмса. На этот раз, однако, она не легла ему на плечо — всё было гораздо «хуже», потому что Шерлок легко коснулся кончиками пальцев мальчишеского виска, заправляя выбившуюся из всеобщей и хаотичной так называемой прически прядь. Джон почувствовал это сквозь сон и глубоко в душе помолился всем богам, чтобы это касание тоже оставалось лишь предметом его фантазий. Шерлок улыбнулся, когда ресницы на полуприкрытых веках мальчика беспокойно дрогнули — совершенно обычно и практически незаметно, но острый взгляд бывалого детектива уловил это шевеление, и оно показалось ему до того нежным и невинным, что против его собственной воли вызвало у него улыбку. Но, стоило Джону окончательно разлепить глаза, как Холмс тут же вернул своему выражению лица серьёзность (получалось у него это, надо сказать, в превеликое множество раз лучше, чем когда этот нехитрый маневр пытался провернуть сам Джон). — А потом я почему-то удивляюсь твоей усталости. Готов поспорить, что ночью твое занятие — рассматривать потолок и гадать о собственном бытие. — Ты ко всем своим знакомым так дое… — Ватсон не договорил, стоило ему окончательно сосредоточить свое внимание на исполненном культуры и вежливости лице Шерлока, — …кхм, придираешься, или это я такой особенный? — Не знаю. Ещё не решил. И, Джон? — Да? — Я не кусаюсь и я не твоя строгая мамочка. Не стоит при мне корректировать свою речь, если ты думаешь, что она может каким-то образом смутить меня или ухудшить мое о тебе мнение. — Моя оговорка была настолько заметна? — Я бы даже сказал — чересчур заметна. Шерлок вновь улыбнулся и в привычном порядке вышел из машины первым и пошел открывать дверь своему спутнику; Джон неведомым образом и спросонья забыл об этой его привычке; в итоге они оба дёрнули за дверь и Ватсон с перепугу буквально налетел на мужчину, чуть не сбив с ног. Тот предусмотрительно обхватил его одной ладонью за пояс, второй упёрся в верхний карниз машины, вытянув руку на уровне его лица. Джон перевел взгляд с обтянутого в пальто предплечья на расположившиеся на этот раз слишком непозволительно близко глаза Холмса и окончательно уверовал в то, что сейчас потеряет сознание. Пять секунд буквально в его руках показались мальчишке вечностью, а когда он был наконец отпущен, то уже сотню раз пожалел о том, что родился парнем и не имел абсолютно никакой — даже мало-мальски призрачной — возможности подкатить к Шерлоку, соблазнить его, окольцевать и жить потом с ним долго, счастливо и безбедно. Сам же Шерлок, убрав от Джона руки, лишь коротко ему кивнул и, пробубнив что-то вроде: «Давай-ка поторопимся», — отошёл от машины и устремился ко входу в больницу. По уши красный Ватсон (для него этот цвет лица необратимо входил в привычку) посеменил за ним. Парень и сам не особенно понимал, почему — но среди этих белых стен он чувствовал себя спокойнее рядом с Шерлоком. Словно находился под защитой. Это было странным чувством или, скорее, ощущением. Сложно описуемым и не поддающимся здравым и внятным описаниям. Он шел вслед за темным силуэтом с темной кудрявой шевелюрой в темном пальто, и это было для него что-то вроде такого себе контрастного света в конце тоннеля. Взбегая по лестнице на этажи, он почти ни о чем не думал, сконцентрировавшись лишь на Шерлоке впереди него и вокруг себя ничего не видя, пока у самого входа в палату к своему отцу практически лицом к лицу не столкнулся с… — Мэри?! — И тебе привет, Джон. — девушка с ног до головы смерила его пренебрежительным взглядом, с излишне показушной выразительностью игнорируя Шерлока справа от нее. — Что ты здесь делаешь?! — парень в ответ посмотрел на нее не хуже, стараясь изобразить искреннее негодование, хотя на деле не почувствовал ничего, кроме разочарования. У него сложилось ощущение, словно Морстен нарушила некую их с Шерлоком идиллию, которая только-только начала вырисовываться на тле самой что ни на есть безразмерной классовой пропасти между ними. В ответ на вполне очевидный вопрос она вцепилась ему в руку где-то в районе локтя и, почти насильно оттащив его (от Холмса) на несколько метров в сторону, тихо зашипела, как самая настоящая змея: — Я бы хотела задать тот же вопрос, вот только не тебе, а твоему «дружку»! — Если ты о Шерлоке, то… — Ах, так значит, теперь он для тебя уже не «мистер Холмс а-ля неизвестный тип с обложки», а просто Шерлок?! — Мэри вскипела окончательно, потому что её тихий язвительный шепот обрёл яростные нотки, смешанные с откровенным обвинением. — Во-первых, отпусти меня, — не дожидаясь, пока она сделает это сама, Джон обхватил ее руку за запястье и с силой оторвал от собственного локтя, — Во-вторых, я задал тебе вопрос первым, так что будь добра и соизволь ответить, что ты делаешь у палаты моего отца. — Проверь свой мобильник. — помолчав несколько секунд, ответила ему девушка — и на этот раз тон ее был несколько спокойнее. Ватсон послушно выудил из кармана джинс телефон. На экране блокировки сразу же высветилось несколько всплывающих сообщений, и все — от Мэри. В первом она предложила Джону проведать отца вместе с ним, во втором — назначила время, в третьем — написала, что уже ждёт его в больнице. — Ладно. Хорошо. Прости, Мэри, но я не мог прочитать твои СМС. Времени не было в телефоне покопаться… — Ясное дело, что не было, — ее мимолётное спокойствие улетучилось, как его и не бывало, и она вновь вскипела, — Ты же шлялся непойми где со своим Шерлоком! Я на твой вопрос ответила, так что отвечай и ты. Только позавчера перекинулся с ним парой слов на моем, между прочим, интервью, а сегодня он тебя в больничку к папочке сопровождает?! Или ты и его уже своим «папочкой» зовёшь? Джон Ватсон, что за нахрен?! Сам же Шерлок до поры до времени вполне вежливо игнорировал весьма невежественное поведение этой полусостоявшейся журналистки, давая Джону возможность решить свои проблемы самостоятельно. Однако последняя ее реплика вывела из себя и его тоже, поэтому, сделав несколько шагов ребятам навстречу и натянув на лицо свою самую неискреннюю улыбку, мужчина вкрадчиво перебил эту не то чтобы очень проникновенную (как для него самого) тираду: — Мисс Морстен, вас так уж смущает мое присутствие? Мэри оглядела Шерлока исподлобья и заметно стушевалась — заломала за спину руки и сцепила зубы, не в состоянии вымолвить ни слова в собственное оправдание. Джон лишь победно ухмыльнулся, а чувство его собственной безопасности вновь возросло в несколько раз. — Уходи, Мэри. Я не хочу ссориться с тобой. — А я тоже не хочу! — и вновь ее спокойствия не хватило надолго: её голос зазвенел на высоких нотах, а сама она взвинченно извернулась из-под направленных на себя взглядов, — Ещё я, если ты не заметил, волнуюсь за тебя, парюсь о твоих проблемах! Но тебе ж не до этого, ты закорешался с богатеньким бизнесменом, черт бы тебя… — Мэри, угомонись. — …и как вообще такое возможно, мать твою?! Что? — что тебя с ним связало?! Или ты у него вместо латентной личной шлюхи — спишь с ним за деньги, м?! Потому что другого объяснения… — Мисс Морстен, — в какой-то момент улыбка с лица Шерлока стёрлась окончательно, а тихий и вежливый тон сменился жёстким и гонористым, — вы позволяете себе слишком много. Выбирайте выражения и уж постарайтесь выражать ваше мной недовольство по крайней мере не в моем присутствии. — Да пошли вы оба… — пункт назначения, каким бы он ни был, растворился в гулких шагах Мэри — она, всплеснув руками, развернулась на пятках и, злая на Джона, мистера Холмса и весь мир, убежала прочь. Джон устало выдохнул. Он даже не удосужился дойти до скамьи у противоположной стены, на которой ещё недавно сидел в ожидании наихудшего, а потом беспокойно спал у Шерлока на плече. Парень просто сполз по стене вниз и уселся прямо на полу, подобрав под себя колени. К его большому удивлению, Шерлок тут же опустился рядом с ним, не побрезговав пылью и грязью городской больницы. — Джон. — Да? — это было, скорее, невнятное мычание, лишь косвенно похожее на вопросительное слово. — Я могу уйти, если ты хочешь. — мужчина говорил вполне серьезно, без иронии или сарказма, — В каком-то смысле твоя подруга права. Я о том, что вместе мы и вправду производим странное впечатление. Моя вина в том, что я не учел это, решив пойти сюда вместе с тобой. — Ты не виноват. Виновата Мэри. Устроила здесь истерику на ровном месте. Прости. Мне так стыдно за нее и за этот «концерт», боже. — В таком случае, давай просто перестанем извиняться друг перед другом чересчур часто. — Хорошо. — Джон попытался выдавить из себя какую-никакую улыбку и, подняв голову, встретился глазами со взглядом Шерлока. На душе сразу стало легче — потому что осуждения или злости он там и близко не увидел, — И, я не хочу, чтобы ты уходил. Останься. — Боишься остаться в одиночестве? — Я почти всегда находился в одиночестве. — Что же сейчас изменилось: расскажешь мне, мой юный друг? — Мне с тобой спокойно. Шерлок немного помолчал. Он беспрепятственно и без малейшего зазрения совести рассматривал лицо этого мальчика, впервые пытаясь уловить, понять или даже прочувствовать не то, что у человека на уме, а то, что в его душе. В одном Холмс был уверен — сейчас там у Джона творилось что-то невообразимое. И почему-то мужчине хотелось, чтобы это «что-то» было хотя бы чуть-чуть, хотя бы совсем немного похоже на персонально его странное ощущение, характеристику которому он, несомненно, знал, но назвать ее и применить в отношении к себе значило бы для него только поражение. Шерлоку Холмсу чужд человеческий фактор — это правило, неприкасаемое, непоколебимое и ненарушаемое никем, никогда и ни за что. Джону Ватсону насрать на любые правила — он о них даже не знает и делает что-то по велению собственной интуиции. — Мне тоже с тобой спокойно, Джон. Они улыбнулись друг другу теми улыбками, которые люди обычно хранят для особенных моментов — искренних и душевных — тех, которые они потом прячут в самые тайные закоулки своих сердец, чтобы потом вытаскивать из памяти и упиваться этим прошлым и теплым счастьем. Пожалуй, Джон и правда будет так делать порой. У Шерлока в Чертогах тоже найдется местечко для этой обворожительной юношеской улыбки (да и для его губ в целом, если на то пошло). — А теперь иди и проведай своего отца. Наверняка он очень по тебе соскучился. Ватсон послушно поднялся с пола и, отряхнувшись и сделав глубокий вдох, легко постучал костяшками пальцев по непрозрачному матовому стеклу, вставленному в обрамление двери. Из палаты послышалось вопросительно-пригласительное: «Да-да?» Тогда парень нажал на ручку и, отворив дверь, неуверенно зашёл. — Пап? — это ведь должно было звучать по-особенному, да? Нежно, тепло и ласково. Как говорят дети своим родителям. В это слово сейчас должна была быть вложена вся сыновья любовь, тоска и горечь, каждое волнение и каждое переживание. И Джон правда хотел бы, чтобы так было. Но из его уст это коротенькое слово, увы, прозвучало сухо, блекло и невзрачно. Так, словно бы он выплюнул шелуху от семечек. Осознав, насколько всё плохо с его эмоциональным диапазоном (или с его отношением непосредственно к своему отцу), Джон попытался улыбнуться, как бы говоря этим, мол, прости мне моё серое равнодушие. Однако улыбка эта со стороны бы напомнила скорее спазм, вызванный болью или порывом слез — потому что его поджатые губы лишь нервно дернулись и, продержавшись в таком странном положении всего-то пару секунд от силы, вернулись в свою прежнюю форму, придавая выражению лица беспросветное уныние. — Сынок? Здравствуй, родной, — а вот Джеймс, похоже, был искренне раз видеть свое чадо. До этого тихо-мирно лежав в кровати, при виде сына он чуть приподнялся на лопатках и, плечами едва приподняв подушку, облокотился о неё. — Ну, рассказывай, как твои дела? Джону тут же захотелось сбежать отсюда — а он ведь только пришел! Эти ни к чему не ведущие вопросы, этот фальшивый интерес, эти дурацкие попытки делать вид, что у них нормальная семья… За два дня парень уже и забыл, что дела у него обстоят именно таким образом. А это всё Шерлок, всё он, боже. Ватсону было стыдно за такие мысли, но сейчас он бы предпочел оказаться в его машине, нежели здесь, рядом с членом своей семьи. — Я в порядке, — парень вымученно кивнул, — Жить с мистером Холмсом оказалось довольно… весело. К его удивлению, Ватсон-старший тут-таки изменился в лице, стоило ему услышать Шерлокову фамилию. Непонятно куда подевалось всё его радушие и, видимо, в том же направлении исчез и его раздражающе-навязчивый псевдоотцовский интерес. — Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, сынок. — И что же не так? — Джон заметно напрягся и машинально закусил губу, приготовившись слушать претензии любого формата и содержания (хотя, признаться, он никогда не будет готов к ним по-настоящему — да и возможно ли к такому подготовиться, в самом деле?). — Я тут на досуге прочитал про него в этих ваших интернетах… В общем, он ведь мужчина состоятельный, руководит чем-то… я уже и не помню, чем. Название сложное такое, замысловатое. Компания у него прибыльная, а значит — денег до неприличия много. Он ведь всё, что угодно, себе позволить может. Купить что и, прости господи, кого угодно. С такими деньжищами чуть ли не весь мир у его ног. Вся Великобритания — так точно. Поправь меня, если я не прав. — Всё верно. — За этим коротким утверждением последовал сдержанный кивок — парень выжидал, к чему же подводит его папаша, взявшись считать чужую прибыль, видимо, в виду отсутствия собственной. — Так ответь мне, сынок, на один вопрос: ты то ему на кой ляд? Да. Примерно об этом Джону и говорило его предчувствие, однако он от всей души надеялся, что ситуация с Мэри не повторится, ещё и настолько скоро. Ощущение, будто эти двое сговорились, одновременно с этим превратив Джона в какого-то дезертира — по меньшей мере. Во рту парень почувствовал соленоватый привкус. Его нижняя губа кровоточила. Плевать. — Давай, — голос его был тихим, дрожал и явно не предвещал ничего хорошего, — Назови меня продажным и ты тоже. — Джон, послушай, я не считаю… — Считаешь. Ты считаешь, что если ты ничего не смог, то и я такой же. Что я не способен выбраться из гетто, что не способен понравиться людям общества чуть более приличного, нежели то, к которому мы с тобой привыкли. Ты считаешь меня глупым и недостойным. Не отрицай, не говори ничего, прошу. Можешь не утруждаться, ведь я не нуждаюсь в подтверждении того, о чем и так знал всю свою грёбанную жизнь. — Ты не прав! — жалкая попытка Джеймса изобразить на своем лице страдание была напрочь испорчена картонным, наигранно исполненным сожаления голосом — таким контрастным по сравнению с дрожащим и едва слышимым тоном его сына, — Я понимаю, что юношеский максимализм — мы ведь уже с этим сталкивались. Но я забочусь о тебе… — Не заботишься! — вот тут-то Джон и сорвался. Его голос словно бы треснул, переходя на несколько тонов громче, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Он прикрыл глаза, стараясь удержать на ресницах рвущиеся наружу слезы, но пара капель всё же сорвалась с них, скатываясь по бледным впалым щекам и растворяясь где-то в районе шеи, — Ты никогда ни о ком не заботился, так что даже не вздумай использовать это слово всерьез, понял? Ты не заботился о нашей маме и обо мне, ты не заботился о Гарри!.. — Не смей произносить это имя в моем присутствии, щенок! — Что, тошно становится от того, что твои дети растут не такими же жалкими, как ты сам, да? Джон гордо вздернул подбородок. Он не хотел подавать виду, словно его задевает подобное отношение. Словно он тоскует по своей семье — по людям, которых и вправду мог называть этим словом, значение которого теперь было для него спрятано как за семью печатями. Медленно парень попятился назад, не сводя со своего отца полного искренней ненависти взгляда. И лишь когда он почти оказался в коридоре, но ещё не успел закрыть за собой дверь, Джеймс пренебрежительно прокричал ему вслед: — Хрен тебе, а не медицинский колледж! Сдам тебя в армию — и узнаешь, какова на вкус настоящая жизнь настоящего мужчины! И даже если реплика эта осталась без ответа, это ещё не значило, что последнее слово было за старшим Ватсоном. Нет. Его слова вообще мало что значили. А сил у Джона не осталось совершенно. Стоило ему выйти из палаты, как Шерлок, от которого не смогло укрыться плачевное состояние мальчишки, тут же подхватил его под руку и повел вниз, к машине. Не стал задавать никаких вопросов — лишних, банальных и ненужных. Просто завел авто, нажал на педаль газа и выехал на дорогу, намереваясь как можно скорее отвезти Джона на Бейкер-стрит и уже там разбираться: что, как и почему. Сам Джон был ему за это искренне благодарен. Сейчас у него в голове было лишь несколько далеко не обнадеживающих мыслей. Его считали ничтожеством, не способным подняться хотя бы на ступень выше. Похоже, он каким-то необъяснимым образом производил впечатление «мальчика по вызову». А ещё, видимо, Шерлок Холмс не нравился абсолютно никому из его плотного окружения. Последний факт Ватсона, правда, не слишком волновал. Потому что ему Шерлок нравился. Этого было достаточно.