***
Важные разговоры не только начать сложно, но и продолжить тоже. Алек мялся под пристальным взглядом сестры, безуспешно пытаясь спрятаться за худеньким деревцем, каких в него бы вместилось штуки четыре, но почему-то отчаявшийся мозг считал, что эта идея не совсем провальная. Наивный. — Это дерево тебя сейчас задушит своими ветками, если ты не перестанешь до него домогаться. — Насмешливо произнесла Иззи, строго оглядывая брата. Всё-таки приятно осознавать, что некоторые вещи не меняются и маленькая Лайтвуд так и продолжает строить из себя мудрую и грозную старшую сестру. На самом деле, некоторые задатки от этого у неё действительно были. — Я пытаюсь подобрать слова, Иззи, а для меня это очень непростая задача, как ты знаешь. — Оправдывался брюнет, покручивая в руках молодой листочек. — Поэтому ты решил ободрать дерево. — Как-то невпопад проговорила девушка. — Ну говори уже, что там за новость! Не Джейса ты же хочешь бросить, в самом деле. — Тепло улыбнулась она, попытавшись всё свести к шутке, однако гробовое лицо Алека просто закричало о провале этой попытки. — Алек, с тобой всё в поря… — начала было девушка, не понимая такой реакции, но Лайтвуд всегда знал, что у него очень сообразительная сестрёнка. — Нашу мать, Лайтвуд, ты в адеквате вообще?! — Разразился маленький смерч большой непогодой бранных выражений, что даже брюнет слегка прифигел. — Изабель София… — Начал было парень, но Иззи явно не намеревалась слушать очередные нравоучения о манерах приличной леди, коей она, кстати, и не являлась. — Зачем вы мне постоянно напоминаете моё полное имя? Не бойтесь, не забуду, потому что никаких других эффектов оно не производит. Даже к совести не призывает, представляешь! — Эмоционально всплеснула руками девушка, чуть ли не врезав Алеку ладошкой по лицу. — Я бы даже не пожалела, если бы попала, потому что ты решил бросить парня, по которому сох чуть ли не всю сознательную жизнь, а я так до сих пор и не знаю причину! — Если бы ты хоть на секунду умолкла и перестала сыпать на меня эти изощрённые ругательства, больше напоминающие какую-то порчу, то я бы смог всё объяснить. — «Если бы кто-нибудь объяснил всё это мне», — мысленно добавил Лайтвуд. — Попробуй. — С некоторым вызовом бросила девушка, демонстративно складывая руки на груди и плотно смыкая губы. Как будто это её сейчас бросают, ей-богу. Хотя и Изабель понять можно: когда два твоих любимых человека решают разорвать свои отношения, воспринимаешь это и как свою боль тоже. — Я, кажется, разлюбил Джейса. — Довольно тихо проговорил парень, как будто и не желая вовсе, чтобы сестра это услышала. Ему было трудно признать, что он заблуждался, ведь желание всегда быть безукоризненно правильным старшим братом никуда не пропало, а тут он мог просто в одночасье похоронить свои отношения с сестрой под плинтусом разочарования. Алек стоял с понурой головой и упорно глядел в землю, выглядывая среди прошлогодней жухлой листвы молодые росточки и боясь поднять глаза на сестру, ведь, в отличие от травы, их отношения заново просто так не вырастут. Парень чувствовал себя коварным предателем, хотя как раз-таки сейчас и был наиболее честен со всеми и с самим собой. Парадокс. Скандал не начался ни через секунду, ни через две, его даже легонько не стукнули, отчего парень засомневался, не ушла ли Иззи, разозлившись на него, однако через мгновение девушка чётко обозначила своё присутствие: тоненькие руки с неприкрытой нежностью и любовью обвили талию брата, а острый носик воткнулся где-то рядом с ключицей. Алек опешил от такого развития событий: — Ты на меня даже не накричишь? — С недоверием поинтересовался он, но всё-таки обнял сестру в ответ. — Алек, порой я даже сомневаюсь, кто из нас тут старший, — недовольно буркнула девушка, чуть отстраняясь от груди брюнета и смешно шмыгая носом, — раз ты так плоско мыслишь, либо ты просто считаешь меня недалёкой истеричкой. — Кисло произнесла брюнетка и, чуть погодя, добавила: — И знаешь, первый вариант мне симпатизирует больше. — Я просто думал, что ты будешь злиться на меня… — По-детски растерянно произнёс Лайтвуд. — Алек, ты вообще в своём уме? Я же у тебя не монстр какой-то, чтобы злиться за твои чувства! Как бы сильно я не любила и не верила в вашу пару, я всегда приму твой выбор. Ведь в твоей жизни я лишь посторонний наблюдатель, поэтому если начну принимать в ней какие-то решения, то это будет уж очень опасно для главного героя. Так что нафиг всех советчиков. Просто слушай сердце и разум, а они, как я поняла, уже всё решили. — Уже более оптимистично заключила явно довольная своим монологом девушка. — Ох, Изюмка, кажется, я пропустил тот момент, когда взросление давало всем не только рост и комплексы, но и умение рассуждать. — Попытался добавить капельку юмора Алек. — Ничего, я буду за тебя думать, а ты брать за меня продукты с верхних полок в магазине, потому что и мне, кажется, чего-то недодали. — Поддержала его Иззи. Всё-таки приятно, когда у вас с кем-то мысли шагают в одном направлении. Ведь гораздо труднее подумать, что ты какой-то неправильный, когда рядом находится такой же долбанутый человек. Современные законы принятия своих тараканов, что ж тут поделаешь. Стало легче. Немного, но легче. Однако один момент хотелось бы прояснить: — Раз ты так спокойно на это отреагировала, то почему тогда в начале меня чуть не придушила? — Просто я думала, что это не твоё решение, что стоило тебе пропасть из-под моего присмотра, как на тебя тут же начали все давить, и ты в итоге сдался. К тому же я совершенно не знаю этого Асмодеуса… — Асмодея. — Машинально поправил брюнет. — Не важно. В общем, не знаю я его. Вдруг он гомофоб со стажем. — Да нет… — Начал было Алек и чуть не ляпнул про свою несостоявшуюся свадьбу с Себастьяном, инициатором которой был как раз-таки Бейн-старший. — У него сын вроде наполовину такой. — Слегка зарумянился Лайтвуд, будто сказал что-то запрещённое. — Би что ли? — Ничуть не смутилась девушка. Парень кивнул. — Алек, ну ты как маленький. О таких вещах можно говорить открыто, тебя никто по головке не ударит. К тому же ты сам являешься ярким представителем… эм, этого движения. Так что какая-то странная у тебя реакция. — Иззиии… — Протянул парень, прикрыв глаза. Разговор явно сошёл с намеченного пути, но сестру это совершенно не смущало. — Что Иззи? Я и так выражаюсь как можно более корректно, просто мой словарный запас несколько меньше, чем у Толстого с его дубом. — Ты знаешь русских классиков? — Удивился парень. — Алек, когда я сказала «несколько меньше», то имела в виду среднестатистического подростка, а не ребёнка дошкольного возраста. — Возмутилась брюнетка, сверкнув на брата тёмными глазами и сдвинув бровки ближе друг к другу. — Да умница ты у меня, умница. — Просто ответил Лайтвуд, не желая никаких препирательств. Девушку такой ответ вполне устроил, поэтому такой поток тёплых слов быстро размыл вязкое пятно недовольства. И вроде бы теперь всё ясно, и сестра, кажется, поддержала, но покой всё равно не почтил Алека своим присутствием: — Ты предлагаешь просто рассказать всё Джейсу? — На всякий случай уточнил парень, с подозрением глядя на растерявшуюся Изабель. — Нет, блин, пантомиму ему покажи. — Нашлась с колкостью девушка, глядя на брата как на полного придурка. — Не смешно. — Буркнул тот. — Вот и мне тоже, представляешь. Просто расскажи ему, и всё. Джейс поймёт, а если нет — я ему мозги вправлю. — Тепло улыбнулась Изабель, с заботой поглаживая брата по спине. — Ох, Изюмка… — Протянул тот, сильнее прижимая сестру к себе и вдыхая родной запах. Дом — это не всегда место, порой это люди. И Алек знает это по себе.***
Он никогда не думал, что самое сложное в этом разговоре будет найти собеседника. Несмотря на внушительную территорию владений Бейнов, Алек, кажется, облазил каждый угол буквально раза по три, но Джейс будто растворился в пространстве, так и не узнав о кончине своих отношений. Звучит довольно скорбно, но, согласитесь, это действительно не праздник. Немного разочарованный и несколько потерявший весь свой настрой Алек, ведомый смутными воспоминаниями о Магнусе, непроизвольно завернул к единственной родной двери в этом доме: к массивной, выбивающейся из общего стиля двери чердака. Сегодня у парня было не то настроение, чтобы предаваться глубоким мыслям в компании ветхого хлама. Не хотелось портить все те сокровенные воспоминания этого места своей отрицательной энергетикой. Лайтвуд уже было прошёл мимо, когда подозрительные шорохи потревожили чуткий слух. Грешить на то, что в доме Бейнов мыши, было глупо, максимум — крысы, и то в человечьем обличии. Поддавшись соблазну узнать что-то запрещённое, не предназначенное для посторонних, Алек осторожно потянул дверь на себя, благо он научился это делать практически бесшумно за столько вылазок в это «священное» для него место. Приоткрыв её на столько, чтобы получить возможность хотя бы немного оглядеть пространство, парень разбавил клубящуюся темноту живыми лучиками тёплого света и замер. Спавшая до этого момента совесть неожиданно активизировалась и стала упрямо настаивать на прекращении ещё не начавшегося шпионажа. К сожалению, Алек не имел привычки отступать от начатого, будь то плохим или хорошим. Вообще эти два понятия довольно размытые и определяются абсолютно субъективно, но над этим мы порассуждаем, пожалуй, позже. Секундное колебание завершилось победой любопытства, что сейчас полноценно завладело брюнетом и побудила аккуратно заглянуть в темноту. Совесть, ещё окончательно не утратив своей власти, заставляла парня сжимать острую ручку до побелевших костяшек. Это бодрило и не позволяло терять связь со сложной реальностью, но не отговаривало отступиться от задуманного. Возможно, Алек слишком много внимания уделял этому самокопанию: подумаешь, всего лишь узнает, кто и чем занимается в этом непрезентабельном месте дома. Но, стараясь как можно чаще поступать по чести, он всегда корил себя за такие вот срывы, когда эмоции и желания брали вверх над разумом. С одним таким срывом он как раз-таки и столкнулся на этом чердаке. Воспоминания о нём до сих пор отдавались в душе странным волнением и трепетом. И, кажется, теперь не только у него это место будет вызывать такие чувства. Немного привыкшие к темноте глаза неохотно различили в царивших потёмках две увлечённые друг другом фигуры. Алек напрягся, продолжая вжимать ручку в ладонь. Это действо явно не предназначалось для зрителей. Хотя, если что-то происходило в отдалённом помещении за закрытой дверью, то наблюдатели там явно не требовались. Забежавшие в комнату лучи выхватили из образа одной фигуры рыжие волосы, ярко подсвечивая и выделяя их среди гущи теней. Алек понимает, что впервые видит эти волосы, Алек понимает, что впервые видит такие волосы: вечный яркий пожар на голове, обжигающий шею и плечи нежными локонами, Алек понимает, что впервые видит эту фигуру. Алек понимает, что вторую он видел тысячи раз. Рука непроизвольно отпустила ручку и мёртвой плетью повисла вдоль окаменевшего тела. Дверь с характерным щелчком вернулась на место, будто никогда и не выдавала секрета двух уже связанных между собою сердец. Через пару секунд одно обеспокоенное лицо аккуратно показалось из-за ненадёжной преграды, телом верно скрывая за собой второй лицо, но не нашло в поле зрения ни одного объекта, способного создать такой шум. Всё списывается на сквозняк. Бедная природа, что невозможно объяснить — там виновата она, даже если её участие практически невозможно. Нашла способ, извернулась, всё испортила. Практично? — практично. Удобно? — удобно. А главное - нет человеческой вины.***
Алек отчаянно бежал, парень практически полз, брюнет скованно стоял у широкого окна, глядя в пустоту, заслоняющую мир. Целый человек только что разделился на отдельные части, и каждая пыталась найти спасение в чём-то своём: шумный побег, незаметное исчезновение, согласие с приговором. В нём только что сломалась та детская наивность, что делала все эти части единым целым, поэтому они и разбежались в попытки найти выход с этого тонущего в пучине разочарования корабля заблудшей человеческой души. Для каждого ребёнка родители — непревзойдённый идеал человеческого существа, что чётко уверен в правильности каждого своего действия. Только с возрастом каждый такой ребёнок начинает осознавать ошибочность своей, казалось бы, аксиомы. Изъяны, недостатки, ошибки и заблуждения всё больше открываются, руша мир удобной наивности. Больше нет уверенности в правильности поступков и суждений родителей, всё больший вес имеют личные доводы. Наступает время ссор и бурных споров, упрёков и обид. А потом приходит время детей, которые уже больше не дети, ведь их личные супергерои оказались с изъяном. В Алеке ребёнок умер пару минут назад. Он теперь взрослый, и это совсем не круто, честно говоря. Когда у тебя больше нет личного супергероя, приходится становиться им для себя самому. А это сложно, кто бы что не говорил. Брюнет с детства верил Джейсу, всегда был уверен в его правоте и мудрости, любое его слово — правда, любое действие — истинна. А теперь он целовался с другой, будучи в отношениях с ним, как… как сам Алек. К своим ошибкам Лайтвуд привык давно, но вот чужие переносил с огромным трудом. Его поведение было глупым и неправильным, именно так заключили бы величайшие мудрецы и психологи времени. Обиделся на человека, которого собирался бросить. Обвинял другого, когда сам поступил точно также. Все эти доводы вроде бы верны, но к ним довольно трудно прийти, когда твои устоявшиеся взгляды, да и сама жизнь, разбились пару минут назад. В такие минуты можно простить глупые мысли, детские обвинения, но только если они не выходят за границы одной головы. «Как бы сильно плохо не было, вредить в это время другим — всё равно преступление», — кричал разум Алека. А Лайтвуд был далеко не дурак даже со всякими своими заморочками. Поэтому он решил переждать душевную бурю в своей комнате, пусть хотя бы приутихнет до проливного дождя. А где-то на подкорке его сознания тихо возмущался Магнус, потому что его, кажется, только что выселили.***
Погода явно решила быть солидарной с душевным ненастьем Алека Лайтвуда и разразилась возмущённым дождём, что звонко хлестал по окнам, выражая собственный протест. Искра, буря, безумие — все эти описания подходят как к отношениям, так и к погоде, и в итоге приводят чаще всего к плачевным последствиям и там, и там. Исключения тоже бывают, причём в обоих случаях, но их процент ничтожно мал. Вы когда-нибудь слышали о сильном пожаре, который никому и ничему не навредил? Вот и я нет. Довольно трудно уединиться в собственной комнате, когда делишь её с кем-то ещё. Помещение встретило Алека не желанной тишиной и чуть слышным шелестом листьев под тучными каплями дождя, а монотонным кудахтаньем развалившегося на кровати Магнуса, который увлечённо кому-то что-то повествовал. Брюнет, гонимый драмой собственной жизни, виновником которой он тоже был, хоть облегчения это не приносило, молча прошествовал к кровати и устроился прямо на руке Магнуса, что перекрывала всю поверхность кровати, вперив немигающий взгляд в уже досконально изученный потолок. Несколько ошарашенный азиат приподнялся на единственном свободном локте, объявив неизвестному собеседнику о своём недолгом отсутствии, и первым делом попытался освободить пленённую руку: — Что за истерики, друг мой? — насмешливо поинтересовался Бейн, как-то странно бегая по лицу Алека глазами. — Да пошёл ты. — Коротко и ясно. А вообще неплохо для парня, только что разочаровавшегося в себе и близком человеке. — Какие мы грубые. — надул блестящие губки Магнус. — Неужели блондинка не дала? Даже в забытой телефонной трубке послышалось вежливое покашливание, что нельзя сказать об Алеке: — Глухой что ли? Я попросил завалиться, — всеми силами сдерживался брюнет. — А ты, видимо, слепой. — Как-то не к месту заключил Бейн. Алек вначале не обратил на это внимание, однако через пару секунд осознания уже чуть ли не нависал над Магнусом, сжимая его многострадальную руку в своей: — Что ты знаешь? — рыкнул в лицо азиату брюнет. В такой ситуации каждый бы опешил, так что не будем судить зависшего на этом моменте Бейна. — Что ты, мать твою, знаешь?! — То, что, кажется, узнал и ты. — Нашёлся с ответом азиат, при этом аккуратно отползая от взбешённого парня. Береженого Бог, как говорится. — И не надо на меня за это орать. Сами как-то должны разобраться в своих отношениях, герои любовники. На удивление, Алек затих. Магнус даже с опаской повернулся в его сторону: вдруг несчастного удар хватил на нервной почве. Брюнет развалился на спине, заняв ровно половину кровати, и вперил широко раскрытые глаза в потолок, редко моргая. Бейн, поддавшись странному искушению, повторил его позу на своей половине. Звенящая тишина убаюкивала. Когда погода плачет вместе с тобой, легче как-то не становится. Сердечные раны наоборот всё больше размываются, затягивая в свою пропасть оставшееся счастье. Алек лежал на широкой кровати, раскинув руки и ноги, словно выброшенная на беспощадный песчаный берег морская звезда, и разглядывал витиеватые полосы, что оставляли капли дождя на остывших окнах. Из-за разницы в температурах прихотливые стёкла начали запотевать, визуально уменьшая комнату и размывая пейзаж, от этого становилось ещё темнее, хотя время было ещё раннее. Погода, чтобы пострадать. Чтобы покопаться на дальних полочках своей памяти, выуживая оттуда все самые яркие моменты. Однако «яркие» не значит «лучшие». «Яркие» — это те, что мы запомним надолго, если не навсегда, а собственные конфузные ситуации мы запоминаем куда чаще, чем достижения. Чтобы жизнь сказкой не казалась. — Как давно ты знаешь? — То ли через век, то ли через секунду поинтересовался Алек уже вполне спокойным тоном. — С утра. — в тон ему ответил Бейн, непроизвольно перебирая длинными пальцами простынь. — И молчал, предатель. — довольно беззлобно возмутился Алек, так и продолжая прожигать взглядом потолок. — После всего, что между нами было, ты бы не поверил мне и ещё сильнее бы присосался к своей блондиночке, а я был бы очень не против повторить наши чердачные приключения. — Последняя фраза была произнесена с таким придыханием и хрипотцой, что Алек аж непроизвольно заёрзал на месте, но всё же смог выдать банальный для них двоих ответ: — Да пошёл ты. — Пошёл ты. В комнате остались оба.