Жизненные трудности простого немецкого летчика

      Стук в дверь заставил всех троих вскочить с мест. Лосев с тревогой посмотрел на Медведева. Тот всем своим видом выражал испуг, поскольку в гости в столь поздний час он никого не ждал. Половина девятого. Уже стемнело. — Кто там? — настороженно спросил крестьянин, на всякий случай снимая висящие на стене вилы. — Свои, — ответил девичий голос. — Аннушка, ты что ли? — Какая я Вам Аннушка, дядь Миша! — возмутился девчоночий голосок из-за двери, — Это я, Стеша! Племянница ваша! Вам мама телеграмму из Владивостока посылала, что я к вам приеду! Не получали? — Нет, никакой телеграммы я не получал, — в растерянности ответил мужчина, отодвигая засов. Дверь распахнулась, в избу вошла девочка лет пятнадцати с раскрасневшимися щеками и носом, укутанная в черное пальто, почти полностью облепленное снегом. В руках у нее был большой, обтянутый кожей чемодан, который она тут же поставила на пол. Закрыв за собой дверь, девчонка кинулась на шею дяди. — Михаил Геннадич, как же я по вас соскучилась! — воскликнула она. — Да-да, Стешенька, я по тебе тоже скучал. Давай-ка ты хоть пальто снимешь, сейчас же снег растает, оно промокнет, простудишься еще, упаси боже.       Стеша кивнула. Она тут же сбросила пальто, развязала шарф и принялась расстегивать сапоги. «Гимназистка» — догадался ученый, разглядывая ее коричневое платье с черным фартуком и заплетенные в две косы с помощью розовых ленточек черные как смоль волосы. Закончив с сапогами, она сунула тонкие ножки в большие дядькины тапки и прошла к столу. Тут она и встретилась с Лосевым взглядом. Внешность у девчушки была характерная, удивительная. Каким-то удивительным образом в ней гармонично сочетались восточные черты отца и его же черные густые волосы и матушкина бледная кожа и голубые глаза. — Ой, Михаил Геннадич, как нехорошо получается, у вас тут друг, а мы и не знакомы. Представите нас друг другу? — Да-да, конечно. Николаша, это Стеша, племянница моя. Степанида, а это Николай Иваныч, ученый наш.  — Очень приятно, — девушка протянула руку для рукопожатия. — Взаимно, — ответил ей Николай, пожимая протянутую ладонь, — Извините, а как вас по отчеству? — Бржозовская Степанида Павловна, — и она широко улыбнулась. Глаза у девчонки голубые, чем-то на море похожи. Так и чего взять-то с нее? Девчонка приморская, а в избе-то и впрямь словно прибой зашумел и солоноватой водой запахло. — Ты не стесняйся, садись, мы тебе чаю нальем, сальца отрежем. А будешь бублик? — Буду. — Голодна небось? Ты извини, еды у нас совсем чутка — экономим. — А то! Который день маковой росинки во рту нет, один только чай без сахара, да еще и такие перебои на магистрали сейчас, что хрен доберешься. Какой уж тебе сахар. А чай для меня из гостиницы товарищ Калигарри выкрал. Классный парень. — А чего ж родители твои не с тобой? — Отец в партизаны ушел, за власть советов борется. А мать вон, в Китай опять послал! Говорит, там безопаснее. Ему виднее, конечно. Черт её знает — вернется, не вернется. Да чего ей оттуда возвращаться? В Приморье красные, белые — черт знает че творится, с отцом она поссорилась на политическом основании, с любовником своим где-то шлялась последние две недели, что мы виделись. Прикинь, дядь, приедет вот она к нам, когда все это дело уляжется — и чего? Гражданская война, она ж ни на год, ни на два. Она и раньше была. Только ее вот не замечал никто, потому что не стреляли. А сейчас дилетанты всякие дорвались до пулеметов. Тьфу на них на всех. Ну вот, представьте, господа, что возвращается она из своего Китая, ну и чего тут делать? Тут разруха полная. Монархия, хреново, очередное социал-демократическое правительство — и того хуже, в гробу мы видали эту вашу демократию. Ну, а ежели большевики — так это же совсем беда! Никакие они не социалисты и не коммунисты. Варвары и жадные до власти разбойники. Вот кто он такой этот ваш Лев Троцкий? А Ульянов-Ленин? А Сталин этот, или кто он там? Откуда они тут взялись? Приехали фифы такие из своей Швейцарии из эмиграции в пломбированном вагончике через всю Германию. Управляться страной не могут от слова совсем, о русском люди не знают ни черта. Да и на словах у них все так легко и просто получается! Читала я их манифест. Говорят, коммунизм — это когда все равны и одинаково живут. Только вот глупый у них коммунизм получается. Почему ежели все живут одинаково, то обязательно одинаково плохо, а не одинаково хорошо? Фи.       Лосев слушал девочку с должным вниманием, тщательно обрабатывая у себя в голове каждое слово. Поразительно умной показалась ему племянница черного крестьянина. Геннадич мало что понимал из всего, что она сказала, но вполне понимал, что любая власть девку не устраивает, а это значит, что она за безвластие, следовательно, за анархию, а анархия — это дело благое, как считал Медведев. А считал он так, как и всякий крестьянин: белые пришли — еду отобрали, красные пришли — еду отобрали. Так если все хлеб отбирают, какая разница, кто у власти?       Стеша взобралась на печку и укуталась в одеяло, стараясь согреться. Михаил Геннадьевич выудил из-под половицы мешочек, вытащил сухарик и протянул племяннице. Та отблагодарила и принялась грызть. — Куда же ты в сухомятку! — прикрикнул мужчина, протягивая ей фарфоровую чашечку с водой.       Лётчик о чем-то задумался. Он думал как-то напряженно, нервно, это читалось в его лице очень явно. За окном снова начиналась метель. Ученый устало вздохнул, коснувшись под столом холодными пальцами теплой руки немца. Впереди деревню ждала долгая ночь.