Лик

      Теплый весенний ветерок развивал полупрозрачные занавески в разные стороны, гула автомобилей и общественного транспорта не было слышно, чему я несказанно радовался – мама отыскала просто чудесный район. Ремонт в новом доме закончился пару дней назад, и мы наконец-то переехали.       Большую часть вещей нам удалось разложить по своим местам, после того как мама провела генеральную уборку, но оставалось ещё несколько коробок, которые предстояло разобрать, в том числе те, что находились в моей комнате. Честно говоря, они не особо мешали, а потому я жутко ленился и постоянно откладывал дело на потом. Появились заботы посерьезнее, чем обустройство комнаты: новый район располагался достаточно далеко от школы, где я учился с младших классов, в связи с чем пришлось прийти к неутешительному выводу о переводе в новую. Оформить документы не вызвало сложностей, да и программу не особо упущу, все же с начала нового семестра прошёл всего месяц. Однако мне и моим сверстникам исполнилось по пятнадцать – пик того неспокойного подросткового периода, когда любые изменения воспринимаются в штыки. Подобная участь стороной меня не обошла, в первое время я и слушать не хотел о переводе, устраивая постоянные истерики, за что позже стало немного стыдно. На маму навалилась куча работы, так что домой она возвращалась поздно и сильно уставала, а тут её поджидали мои капризы.       Насколько это являлось возможным, я отметал одну мысль от другой, дабы голова не заполнялась многочисленным представлениями о том, как воспримут меня новые одноклассники. В старой школе я особо ни с кем не общался, перекидываясь с ребятами парой фраз касательно учёбы, потому и друзей себе так и не завёл. Сомневаюсь, конечно, что и здесь у меня получится подружится с кем-либо: в дружбе я не видел никакого смысла и подпускать настолько близко к себе чужих людей совершенно не хотелось. Однако иметь хорошие взаимоотношения с некоторыми одноклассниками будет весьма полезно, отчего я, собственно, и хотел произвести на всех приятное впечатление.       Убедившись, что дверь закрыта, неспешно спускаюсь по лестничному пролёту. Весь вчерашний вечер я потратил на заучивание дороги до школы с помощью карты в телефоне, и вроде как у меня даже получилось. По крайней мере я не заплутал по пути, запоминая, где и что находится. У школьных ворот меня поджидал классный руководитель и, признаться честно, его имя я вспомнить не мог. Нам удалось увидеться всего раз, когда мы с мамой только-только приехали отдать документы.       Мужчина приветливо улыбнулся и развернулся в сторону главного входа, будучи убеждённым в том, что я следую за ним. Неспешно шагая по длинным коридорам он рассказывал на какие кружки у них можно записаться и к каким учителям мне стоило подойти после уроков, чтобы взять дополнительные задания. Голос у него приятный и немного хриплый, скорее всего, он надорвал его во время занятий, но это абсолютно ничуть меня не смущало, напротив, казалось, что ему это даже шло. Да и в целом учитель мне понравился, может я подумаю над тем, чтобы вступить в литературный клуб под его руководством.       Учитель остановился у кабинета на втором этаже, пропуская меня вперед, а затем зашёл сам. До звонка оставалось достаточно времени, однако практически все парты были уже заняты. Видимо, не я один попался под чары мужчины – на классные часы охотно приходили заранее, в надежде подольше послушать низкий баритон.        — Доброе утро, — мужчина вновь ослепительно улыбается и переводит взгляд на меня. — Представься классу, пожалуйста.        — Дейдара Тскури, рад буду учиться с вами, — кротко киваю я, оглядывая аудиторию.       По спине пробежал неприятный холодок, а желудок скрутило в тугой узел. Я словно очутился за железными прутьями просторной клетки, по ту сторону которой окружали десятки недовольных глаз, избалованным детишкам новая зверушка пришлась не по вкусу. Не стой в кабинете учитель, они наперебой друг другу начнут проклинать всеми возможными способами, и даже те, что неприметно жмутся по углам подхватят капризы превосходящих по силе учеников. Неизменный сценарий практически каждой школы: едва порог переступит более свежее пушечное мясо, как груши для битья вздохнут с облегчением. Не то, чтобы я ожидал иного, вступая в устоявшийся коллектив, однако слабый отголосок надежды ютился глубоко внутри меня и теперь она стремительно угасала, уступая место страху.

***

      Нарочито медленно размешиваю практически растворившийся лед в стакане трубочкой, так и не притронувшись к напитку. Профессор Хатакэ слегка опаздывал, он звонил полчаса назад и сетовал на образовавшуюся пробку по пути в кафе. Наша встреча, на самом деле, образовалась весьма спонтанно. В пятницу мы случайно столкнулись в коридорах университета, когда я уже собирался уходить домой, да и сам мужчина торопился успеть на практическое занятие, а потому и настоял встретиться в более приятной обстановке, заодно выпрашивая мой номер телефона для быстрой связи.       Было очень лестно получить столь неожиданное предложение, Какаши умел расположить студентов к себе, и я оказался в их числе. Мне нравились наши разговоры, пусть и не такие длительные, как этого хотелось обоим, но даже после них я ощущал себя переполненным воодушевлением, и многие его фразы надолго врезались в памяти. К нему я питал особое уважение, если быть честным, ещё ни один преподаватель не западал настолько глубоко в мою душу. В общем-то с Какаши хотелось говорить всё время, не скупясь на разнообразие тем. Возможно его компания сегодня поспособствует разогнать те тучи сомнения, что нависли надо мной.       С каждым часом состояние стремительно ухудшалось, и сколько бы я не пытался, но отвлечься на что-либо перестало быть возможным. Удушающий воздух на улице лишь подогревал беспокойство, грозящее в скором времени перерасти в паранойю: неизвестные мне причины заставляли с опаской озираться по сторонам, будто бы меня преследовали тени прошлого, воспоминания о которых запечатаны в прогнившем деревянном ящике под заржавелым за много лет замком. Дорога до кофейни прошла словно в тумане, мне не стоило и носа совать в это место, однако и дома я больше не мог прятаться. Маленькая уютная комнатка, где можно было укрыться от всех бед, отныне перестала быть таковой, и назвать ее безопасной язык не поворачивался. Собственный разум обернулся против меня, позволив безумию вторгнуться в убежище и взять в свои чудовищные лапы контроль над моим телом, моим сознанием и всем существом в целом.       Люди, со всех сторон окружавшие меня в небольшом помещение, казалось пристально следили за каждым моим движением, они не замолкали ни на секунду, и множество голосов сливались в единый звук, пронзающий барабанные перепонки настолько, что я было кинулся дотронуться до ушей – вязких кровяных дорожек там не оказалось.       Удивительно, насколько человек подвержен влиянию других. Некоторые порой, начиная с самого девства и до глубокой старости, не имеют собственного мнения, подпитываясь чужим, они банально не умеют разумно оценивать поступившую информацию с разных сторон, в конечном итоге приходя к собственному логическому заключению. То, что о нас думает и говорит кто-то другой, имеет больший смысл, нежели мы сами судим о себе, а ярлыки удостаиваются ведущим местом в людских сердцах. Их возрастающее количество и ярое влияние пристально наблюдали за каждым шагом, они замерли в ожидании, когда кто-либо вдруг оступиться, чтобы голодным зверем накинуться на свою добычу, повесив на несчастного пожизненное клеймо. Наши реалии жестоки и опасны, и выживут лишь те, кого по всем параметрам сочтут нормальным. Мне не было места среди таких людей, и наконец-таки я готов принять правду.       — Славный выдался денёк, не так ли? — Какаши опустился на стул напротив меня, тут же взяв в руки меню. — Самое то, чтобы наслаждаться прогулками где-нибудь в парке с возлюбленным, нежели слушать монотонные лекции старого преподавателя. — многозначительно подмигнул мужчина.       — Добрый день, Какаши-сенсей. До звания старика вам ещё очень далеко, и не один я так считаю.       — Может, мне лишь кажется, но ты не особо охотчив до пеших путешествий. Развеешь мои подозрения, или же я окажусь прав?       Какаши одаривает меня ослепительной улыбкой, и мне вдруг становится неловко от того, что из всего большого числа студентов именно мне выпала честь увидеть другую сторону мужчины, но в тоже время это до безумия приятно получить столько внимания к себе.       — Вы никогда не ошибаетесь, — улыбаюсь в ответ, потягивая из трубочки уже потеплевший лимонад. — Все эти гуляния, обзовём их так, утомляют от одной мысли о них, а стоит оказаться на улице, как тело обуревает и физическая усталость, и это я ещё не говорю о толпе людей, в которой потеряться проще простого. Но, к моему большому сожалению, Гаара не разделяет подобных суждений и не оставляет попыток вытащить меня куда-либо.       — В молодости у меня не мало было таких заводил среди друзей, долго и упорно я отстаивал свою позицию, и однажды они её приняли, оставив мне право выбора, что именно мне хотелось делать в свободное время, кто-то даже пытался проникнуться к любимым мною занятиям, вот только больше, чем на час их не хватало. Сбегали из библиотеки погонять мяч на стадионе. Это позже я понял, что можно просто засесть на стадионах с томиками в руках. Да.. Хорошее было время, сейчас уклад жизни совершенно иной..       — Одни ценностями сменяются другими, а люди придумывают массу других способов расслабиться, и сами же не поспевают за собственными изменениями, — во многих вещах наши суждения схожи, увидеть отклик себя в более мудром и взрослом человеке – ощущение странное. Сотни людей сталкиваются с подобным, они находят тех, с кем можно разделить любимое дело, обсудить насущную проблему или просто поговорить по душам, и это настоящее счастье знать, что ты не одинок в таком огромном мире. Друзья – ценный подарок Судьбы для меня и, несмотря на явное различие между нами, они всегда готовы познать что-то новое, предлагаемое мной, но именно Какаши понимает меня как никто другой. Ему не требуется сложных объяснений, достаточно пары фраз, чтобы мужчина уловил всю суть того, что я хотел бы донести до него. — Есть человек, который стал дорогой. Сам став дорогою весенней, тот человек шагает без конца. Какаши-сенсей, вы когда-нибудь чувствовали разочарование, если находили подробные разборы об истинном смысле произведения? Когда я читаю, будь то проза или поэзия, в моей голове творится полная неразбериха, мыслей настолько много, и все они разные и не похожие друг на друга. Но стоит только начать их раскладывать по полочкам, как вдруг на тебя обрушивается волна тех идей, что несло в себе произведение, и ты ощущаешь родство с его автором, проникаешься к нему симпатией и читаешь всё заново, открывая новые грани. А потом лезешь узнавать, что думают другие, более подкованные в этом люди, и всё оказывается совершенно иным, отличным от твоего понимания. Не спорю, специалисты и впрямь лучше знают, да и контекст бывает гораздо глубже интереснее, только вот внутри уже образовалась пустота, а озлобленный голосок так и твердит, что ты полный глупец и лучше не лезть в это дело.       — Искусство для того и дано нам, чтобы помочь отыскать ту суть, которая важна лишь тебе, и показать верный путь только для одного тебя, и смысл, сокрытый в написанном для каждого свой, — Какаши кротко кивнул Хидану, поставившего перед ним бумажный стакан с кофе. — Ты хочешь узнать, что думают другие, и этот интерес похвален, но учись не подвергать сомнениям собственное мнение, не позволяй чужим словам брать над тобой верх, если ты твёрдо уверен в своей правоте. Кроме тебя никто не может знать, что творится в твоей голове и как будет лучше. Наши жизни на первый взгляд кажутся похожими, по этой причине мы и делимся опытом друг с другом, однако то, что для одного является решением проблемы, для другого – верный путь на самое дно. Взять, к примеру, самоубийство, одни считают – это глупо и бессмысленно сбегать от проблем, осуждают каждого, кто решил самостоятельно оборвать свою жизнь, другие же действительно видят в нём выход. Достаточно противоречивое явление, которое одновременно называют и трусостью, и храбростью.       — В мире есть вещи, гораздо ужаснее смерти, и люди боятся столкнуться с ними лицом к лицу, от того и желают покончить с собой раз и навсегда. Смерть для них сродни с вечным спокойствием, которого при жизни они не смогли найти. Я думаю, им был необходим своеобразный отдых, и может в следующей жизни повезет больше.       Мужчина тихо постукивал указательным пальцем по столу, не сводя с меня глаз, второй рукой он подпёр подбородок, локтем упираясь о край, и спросил:       — Скажи мне, Дейдара, а ты не задумывался, что тот человек хотел помочь людям обрести покой?       — Что простите?       Лицо Какаши непроницаемо, и мне сложно было понять, о чём он думает в данный момент. Вопрос казался странным, и кого именно мужчина имел ввиду, я понять не мог: множество людей стояло на распутье, чьи поступки обсуждались в оставшемся кругу. Стрелки часов словно замерли, а вслед за ними замедлили ход и те, кто сейчас находился в кафе – пространство сузилось до двух человек. Я видел перед собой лишь Какаши, стараясь не обращать внимание на остальных, и всего на доли секунды мне показалось, что их тела превратились в безликие серые очертания.       — Мне довелось познакомиться с весьма любопытными записями, некоторые из них случайно забыли детективы в последнюю нашу встречу, наверное, ты помнишь о том тетрадном листе, — Какаши вопросительно поднял бровь, ожидая ответной реакции, а когда я утвердительно кивнул, он продолжил, — Многих одновременно отталкивает и притягивает подобный, так скажем, стиль донести свои чувства миру. Дзисэй явился чем-то необычным, даже пугающим нашему взору, однако благодаря такому повествованию современное поколение имеет представление о той жизни, что протекала несколько веков назад, мы узнаем их обычаи и традиции, и потому это настолько ценно в наши дни. Практически в каждом случае самоубийства люди оставляют после себя предсмертные записки и прошлое – не исключение. Однако в те века это обратилось в нечто по истине прекрасное, трогающее до глубины души. Но кажется, я слегка отошёл от основной темы, — уголки губ чуть приподнялись, — Глядя на те строки, что оставил после себя преступник, я невольно начал размышлять: для чего, собственно, он остановился именно на поэзии погибших самураев? Что он пытается сказать нам? Ответы, которые мне хотелось найти, требовали посмотреть на случившееся под другим углом – со стороны его жертв. Дейдара, что тебе известно о них?       — Кроме того факта, что они были студентами нашего университета – ничего. Статья газеты так и не явилась на свет, редакторы сходят с ума в поисках важных обстоятельств для полноценного издания, довольствуюсь очерками о личности самого убийцы и выражают сожаление семьям погибших детей. Никому и дела нет до чего-то большего, в том числе и мне, — честно признаюсь я, опустив глаза.       — Среди моих коллег немало сплетников, однако на плечи каждого лег груз вины за произошедшее, мы несём ответственность за студентов, как на территории учебного заведения, так и за её пределами. Мы можем не знать в лицо всех, но вы – наше будущее, и обеспечить благополучие каждого наша работа. Не раз на кафедрах заводили разговор о погибших студентах, многие преподаватели были с ними в хороших отношениях, а потому и знали о них больше, чем кто-либо ещё. И если поначалу я считал, что случай с моей подопечной – это случайность, то стоило узнать о других, моё мнение кардинально изменилось. Эти дети столкнулись с трудностями, о которых даже и не подозревали, им нелегко пришлось справляться с личными проблемами, и не все могли похвастаться поддержкой близких людей, но в конечном итоге каждый пришёл к одному – закончить жизнь в столь юном возрасте.       Какаши замолчал, дав мне время обдумать услышанное. Студенты, попавшие под руку кровожадного человека, грезили о смерти, но смелости воплотить задуманное им не хватило. Он стал их спасителем, фальшивым Богом, решившим взять чужую судьбу в свои руки. Несмотря на искаженные от ужаса и боли лица, они получили то, о чём желали, их тела гнили под сырой землёй, а души обрели покой.       По спине пробежал неприятный холодок, ладони стали липкими от пота, и я почувствовал, как короткие волоски чёлки прилипли ко лбу. Нечто разрывало грудную клетку изнутри, вонзая когти в податливую плоть, а затем вырывая большие куски. Ещё пара мгновений и оно доберётся до сердца, сожрёт за один присест и только после этого уползёт обратно в укрытие, долго переваривая съеденное. Было мерзко от самого себя, от той мысли, что я не видел в Нём чудовище. Внутри происходила борьба: часть меня хотела, чтобы преступника поймали, и он понёс наказание за содеянное, пока другая яро отрицала насколько ужасающими являлись его поступки.       Он знал историю каждой своей жертвы, вторгался в их личное пространство и заставлял доверять Ему, пока однажды Он не нанёс решающий удар.       — Вы правда думаете, что он помог им? — голос звучал тихо, но Какаши меня прекрасно слышал. — Может кто-то не хотел умирать по-настоящему, нашёл иной путь, а он так вероломно разрушил их жизни.       — Мои суждения исходят от записок, Дейдара, и от того, что мне довелось услышать или узнать самому. Истинную суть знает только один человек, остальные строят нелепые догадки и переворачивают историю наизнанку. Мы не узнаем правды, пока он сам не расскажет её нам.       Виски неприятно давило, подушечками пальцев я помассировал их, но боль только нарастала. Как мало мне известно о мире и том, какое влияние он оказывает на окружающих.