Полируй меч с терпением

      — Воу, ну и гадость!       Чимин не любит приторную газировку — ставит галочку в уме Чонгук.       Чимин не любит слишком сладкое, но обожает экспериментировать и пробовать новое. Пепси со вкусом каштана, огурца и алоэ. Кола со вкусом черники, имбиря и плодов баобаба. Кола со вкусом пепси. Пепси со вкусом колы. Сейчас Чимин морщится на полулитровую шипучку со вкусом сладкого картофеля — ему при всех усилиях не удается подавить свою корейскую любовь к разнообразию.       — Боми, будь хорошим братом, допей.       — В унитаз вылей. У меня от этого дерьма прыщи.       — В унитаз? У меня по-твоему есть лишние деньги, чтобы продукты переводить? — Чимин делает еще один, контрольный глоток. Решающий. Чонгук не в силах отвести от него свой жадный взгляд.       У Чимина губы в остром соусе: красные и припухшие, они прислоняются к горлышку и Чонгук задерживает свое дыхание. Зрение его навостряется, а внимание приковывается к нижней губе, что так нежно обхватывает прозрачный пластик. Чимин делает маленький глоток, сохраняя чарующее, по-детски наивное выражение лица, а чудный, небольшой кадык его плавно двигается вверх-вниз. Чонгук, пытливо наблюдает за ним с дивана, наклоняет голову и тоже глотает. Во рту его пусто. Кубометр слюней не в счет. Чимин брезгливо морщится и отнимает бутылку от своих великолепных губ с едва слышным чпоком. Этот шелестящий в пространстве чпок заставляет Чонгука потеть, а таз елозить на насиженном месте. Чимин косится на него заинтересованно, потому что не почувствовать на себе подобный хищный взгляд просто невозможно и, тихонько срыгнув излишек газа в ладонь, протягивает бутылку:       — Хочешь?       Словами не передать, как Чонгук хочет.       Он подлетает к Чимину слишком шустро и буквально выхватывает из его мягких ладоней бутылку, не позволяя закрутить на ней крышку.       — Извини. Просто пить захотелось. Спасибо, хен…       — Пей на здоровье. И не вздумай выливать. Если что, в холодильник поставь, Юнги допьет.       Чонгук не выльет и тем более не оставит Юнги. Чонгук уединится с пластиковой бутылкой. И никому ее не отдаст.       Он защелкивает замок на двери в свою комнату, в свою порочную обитель и приглушает свет. В наволочке его подушки спрятано маленькое ручное полотенце Чимина, под подушкой лежит его растаявший бальзам для губ, глубоко под матрасом — выстиранная футболка, которую тот обыскался две недели назад. Чонгук хранит свои трофеи как обезумевший от алчности дракон и каждую свою минуту вне комнаты проживает с тревогой. Если соседи узнают, какое подле них живет одержимое маньячило — вышвырнут из апартаментов вон и никогда больше с ним не заговорят.       С благоговением Чонгук подносит горлышко бутылки к своему носу, а свободной рукой лезет в штаны. Пахнет чудно. Пахнет слюной Чимина, его вожделенным омегой. Воображение уносится прочь из унылой реальности, а член в ладони пульсирует от желания. Сознание рисует Чимина: его сладкий рот, полураскрытый, просящий, в миллиметрах от его лица. Его теплое легкое дыхание и природный омежий запах. Чонгук бы целовал эти губы часами, сминал своим шумным шнобелем его маленький носик, а руками бы тискал нежные ягодицы. Крепко зажмурив глаза, он скулит тихонько себе под нос, как просящий угощение щенок, и чувствует, как предплечье начинает сводить от напряжения. Ему приходится дрочить статично и сидя, чтобы не расплескалось содержимое бутылки. Чем больше он нюхает, тем меньше его запаха остается, это заставляет раздосадованно уркать — слишком мало. Чонгук лижет аккуратно горлышко по кругу и дыхание его спирает. На вкус примерно никак, на вкус как сладкий картофель с легким привкусом острого перца чили. Мало, как же ему мало! Он тщательно обсасывает маленькое пластиковое колечко, получая трепетное наслаждение от косвенного поцелуя и дрочит себе торопливо, потому что ему хочется кончить, ощущая на губах остатки вкуса Чимина, а не химическую имитацию сладкого картофеля.       Соседство с Чимином сводит его с ума. И превращает в извращенца.       — Эй, Чонгук? — аккуратный стук в дверь заставляет его подскочить на своей кровати. — Можешь одолжить мне шнур для телефона?       Чонгук спортивный настолько, что из бутылки в его руке не проливается ни капли.       — С-сейчас хен, минута.       Безжалостно он заправляет эрегированный член обратно в трусы и торопливо протирает ладони влажными салфетками с запахом вишни, выдергивает шнур из лэптопа и, слегка отворив дверь, протягивает его застывшему в ожидании Мин Юнги:       — Держи, хен.       — Спасибо. Я тебя разбудил?       — Нет, сериал смотрел.       — Ел уже?       — Ел.       — Кимпаб с тунцом будешь?       — Буду.       — Садись быстрее за стол, иначе Богом тебе не оставит ничего.       — Ок, я сейчас.       Чонгук закрывает дверь и тихонько выдыхает. Возбуждение как рукой сняло. Достаточно было только посмотреть на уставшее лицо Юнги-хена и почувствовать запах другого альфы. Шипучка со вкусом сладкого картофеля стоит на столе. Доступная и желанная. Он берет ее с собой.        С момента переезда Чонгука раздирают внутренние противоречия: он не может не испытывать флюиды симпатии к Мин Юнги, потому что его гамбас на вкус как амброзия, а пибимпаб во рту тает. Он способен сам себя обслуживать — Чонгук умеет готовить, но в этом доме свои порядки и за еду по умолчанию отвечает Юнги-хен. Чимин не готовит для брата и своего альфы только потому, что он омега. Не считая своих экспериментов с напитками, он постоянно на диетах: ему нужно порхать на сцене, он должен быть легким как перышко, поэтому он сканирует штрих-коды на продуктах и считает калории. Жует яйца, грудку и яблоки, его кормит Юнги-хен. Их кормит Юнги-хен.       Юнги-хен очень заботливый, он кажется отстранённым и высокомерным, но это ложное, первоначальное впечатление. Он следит за порядком в доме, за продуктами в холодильнике, за счетчиками, за цветами в горшках. После первой недели знакомства Чонгук понимает, что не может испытывать к Юнги-хену негативные эмоции. Хотя бы потому, что Юнги-хен подкармливает его ночью, если ему вдруг не спится.       Иногда кажется, что сам хен не спит вообще. Сутками что-то сводит в своем лэптопе, пишет музыку и постоянно варит кофе. Чонгук глотает вкусную пищу, сердце его обливается кровью, а невидимые слезы катятся по щекам. Чонгук отвратителен. Он благодарит Юнги-хена за готовку, а сам вьет гнездо в своей каморке и мечтает однажды завалить в этом гнезде Чимина. Сосет бутылки, из которых он пил, нюхает тайком одежду и отчаянно пытается сблизиться.       Благо, с пятнадцати лет Чонгук принимает прописанные врачом таблетки, иначе бы его увлеченность Чимином можно было учуять за километр. Лекарства контролируют его гормональный фон, благодаря им он живет обычной жизнью в гон, нейтрально реагирует на омег, а запах его невозможно почувствовать. Многие прибегают к помощи медикаментов в молодом возрасте, у Чонгука не было выбора — в период полового созревания телом и сознанием его завладел сам дьявол.       Единственная существенная побочка таблеток — запах становится неузнаваемым для истинного. То есть, если, допустим, в метро к нему подсядет истинный, он этого не поймет, не узнает никогда. Для того, чтобы в мозгу перемкнуло то самое, необходима реакция двух организмов. И это, кстати, даже без приема таблеток довольно трудно организовать. Их природные запахи должны смешаться, создать неповторимую композицию, чтобы истинные в ту же секунду смогли почувствовать друг друга. Для этого необходимо либо сидеть верхом на своем истинном, либо обнимать его. И не пользоваться дезодорантом. Желательно не мыться вообще.       Чонгук не верит в сказки, Чонгук верит в бедра Чимина. Истинность — довольно редкое явление. В современном мире никто не ждет у моря погоды и, тем более, истинных. И Чонгук не ждет, он того самого сам себе выбрал. Как только его начали мучать ежедневные поллюции, а омеги вдруг стали вызывать у него интерес. Как только он впервые почувствовал запах старшего брата Богома, он понял, что омега у него уже есть. Теперь он ждет его терпеливо, потому что Чонгук кузнец своего счастья.       А вода камень точит.       — Чонгук, тебе тоже не понравилось? — участливо интересуется Чимин, кивая подбородком на картофельную шипучку.       Если бы он только знал, насколько она Чонгуку понравилась.       — Дай-ка, попробую, — Богом тянется к бутылке сам, хватает ее своими холеными ручками и, до того, как Чонгук успевает спохватиться, присасывается к ней своим ртом.       Душераздирающий момент.       Чонгук не смог. Не уберег.       — Вкусно же, вы чего?       Чонгук знает, что вкусно, но к бутылке этой больше не притронется. Секс втроем его не интересует.       — Да ты просто ешь без разбора, все, что под руку попадется. Не как мы, правда, Гук-и?       — Ага, а потом ноешь, что прыщавый.       Обычно за столом Чонгук молча жует и активно соображает, как бы так естественно и незаметно вклиниться в разговор. В этот раз ему везет, потому что с Чимином не так-то просто заговорить, обычно разлет его мысли просто колоссальный. Но брата своего стыдить и нравоучать он готов круглосуточно, за милую душу.       Чимин гаденько хихикает в ладошку и тихонько пихает локтем Чонгука. Между ними сантиметров двадцать. Поджатая нога Чимина на стуле и его острый локоток. Стоит только поймать его в руку и сжать легонько. На ощупь должно быть упруго и гладко. Но ничто на этом свете в этот момент не заставит его коснуться Чимина. Потому что рано. Вода не сточила камень ни на миллиметр, а Юнги-хен, такой родной и опухший от бессонницы, играет в лигу легенд во главе стола.       Чонгук не верит в сказки, но очень хочет, чтобы с Юнги-хеном произошло чудо.       Чонгук перед сном визуализирует истинного для Юнги-хена, Чонгук молится о том, чтобы Юнги-хен нашел свою любовь. Потому что его текущую любовь ему, увы, придется забрать.