Плач дракона

Если полагаться на слова дотракийцев, боги, покинувшие безымянный город, весьма милостиво оставили в нем не пересыхающие колодцы и фруктовые деревья, пусть плоды их были уже немного сморщенными и не слишком большими. И все же люди нашли свое спасение на улицах столь белоснежных, что казалось нормальным встретить гулявших по ним призраков. Куда бы Джейме ни заходил, он не нашел практически никаких предметов мебели, книг или богатств, словно этот город никогда и не принадлежал людям. Только их иссушенные кости говорили об обратном, но даже они сливались с домами, фонтанами, храмами, не знавшими цвета кроме белого. Пусть люди Дейнерис были не в восторге от того, что пришлось остановиться в таком месте, разграбленном каким-нибудь кхалом много лет назад, но никто не жаловался на еду и воду, на приятную прохладу летних веранд, узорчатые крыши которых устилали белый камень под ногами морем из звезд. И пусть в дома они старались не заходить, но сады двух десятков домов опустошили в считанные часы. — Надолго мы здесь останемся, Джорах Андал? — спросил Ракхаро, никогда не убиравший руки с аракха на поясе. — Мне это неизвестно. Кхалиси сообщит всем нам, когда примет решение, — устало ответил Мормонт, опускаясь на каменную скамью у двери дома. Как же он любил играть отца для каждого из дотракийцев, словно был избран самой Дейнерис для этой цели. — Ночь здесь будет опаснее двух недель в пустыне. Призраки ходят по этим улицам, — продолжал нагонять ужас кровный всадник Дени. — Призраки, как и боги, ступают за людьми, — выдохнул Джейме, устав слушать о беде, которой им якобы не миновать в мертвом городе. — Так зачем же их бояться? В этом городе не было ни одного, но мы не провели их. Ракхаро шикнул на него и что-то недовольно прорычал себе под нос на дотракийском. — Если бы кхалиси не позволила тебе идти с нами, одним призраком стало бы меньше, — продолжил он на общем языке с сильным акцентом. — Скорее наоборот, — недобро рассмеялся Ланнистер, подойдя ближе и похлопав всадника по плечу. — Одним призраком стало бы больше. Если бы я ушел с другими или остался один, не протянул бы и пары дней. Тогда призраком и тянулся бы за своей королевой. Наше счастье, что у нее доброе сердце... Иначе ты, друг мой, не пережил бы эту ночь, — с наглой и кривой улыбкой на губах пообещал он. — Это неправильно, что у тебя еще есть язык, но сегодня я не пролью твоей предательской крови, — проворчав что-то еще, он ушел, провожаемый высокомерным взглядом Ланнистера и очередным усталым вздохом Мормонта. — Тебе стоит сходить к королеве. — Она будет не в восторге от такого визита. — Зачем эти пустые слова? Ты лучше других знаешь, что она хочет тебя видеть. Заслужи ее доверие, — наставническим голосом вымолвил Мормонт, разминая свою раненую руку, которая не спешила заживать. — Знаешь, Мормонт, без твоих слов я никогда бы не догадался до этого, — изображая удивление, восхитился Джейме с язвительной ноткой сарказма. — Как такой проницательный человек мог прятаться на Медвежьем острове? Оставив старика в привычном для него хмуром настроении, Ланнистер пошел искать Дени. Он все еще не понимал, по какой причине Мормонт решил, что может раздавать советы и считать себя не просто одним из советников Дейнерис, но десницей королевы. Кто угодно справился бы с этим лучше человека, такого же далекого от Красного замка и трона, как Стена на севере. Джейме же провел в обществе королей, десниц, малого совета и мейстеров достаточно времени, чтобы научиться у них хоть чему-то. Конечно же, он понимал, что обида принцессы скоро сойдет на нет, и она не станет отказываться от лучшего мечника, рыцаря, защитника — неважно как она его назовет. Однако... Формально даровав ему прощение, Дейнерис никогда по-настоящему не сможет забыть и простить того, что он однажды совершил. Но Джейме такой расклад устраивал, ведь он годами готовился к худшему, чем определенно нельзя было считать сладкие минуты ожидания у ее временных покоев в доме с бесконечными арочными проемами. — Кхалиси, пришел львиный рыцарь, — робко сказала Дореа, обращаясь к своей госпоже. — Я не приму его, — прозвучал голос недовольной принцессы и мужчина не смог сдержать искренней улыбки. — Он сказал, что найдет способ поговорить, даже если Вы откажете... — Так он собирается служить своей королеве? Нарушая запреты... Пусть войдет. Оставь нас, Дореа. Нужды передавать слова не было и Джейме зашел сразу, как лиссенийка показалась за порогом. Неловко улыбнувшись, она пожала плечами и вышла из дома, единственная из кхаласара не боявшаяся зайти под крышу. — И снова мне пришлось прятать это... — начал Джейме, доставая из под грязного плаща маленький персик. Опустившись на одно колено, он торжественно протянул его Дени, сидящей на скамье, укрытой своей любимой шкурой белого льва. Не пытался ли кхал Дрого принизить его таким подарком? Едва ли. Дотракийцы не действуют так. Он бы скорее раздавил его череп. — Любой из Вашего кхаласара рискнул бы своей головой, чтобы забрать его, — приукрасил он, настойчиво предлагая ей сладкий, переспелый плод. Джейме едва удавалось сохранять невозмутимость, глядя на то, как на лице Дени отражается ее внутренняя борьба с самой собой. Она обожала персики, обожала его, но и ненавидела не меньше. В конце концов, она подставила свою ладошку и Ланнистер вложил в нее такой желанный фрукт. Ее лоб, сгоревший на жестоком солнце, разгладился от недовольной гримасы после того, как она сделала один укус. — Тень, вода и фрукты... Боги не могли покинуть это место. Я до сих пор с трудом верю в то, что все это не мираж. Стоя перед ней на коленях, Джейме видел лишь один мираж. После того, что случилось в ночь рождения драконов, он иногда сомневался в том, что она реальна. Некоторые считали ее богиней. Выходит, этот город заполнился не только призраками. — Полагаю, Вам и кхаласару просто необходимо перевести дух здесь, — уже с приевшейся учтивой манерой речи предположил Джейме. — Да, несколько дней, — она вытерла с щек липкий сок и подняла глаза на мужчину. — Расскажи мне о том, почему ты покинул Королевскую Гавань. Разве Баратеон не простил твоих преступлений? Джейме нахмурился и встал с пола, затем повернулся в сторону заросшего зеленого сада за проемом в стене и тяжело вздохнул, размышляя о том, стоит ли говорить всю правду. — Я могу передать Вам слова, что он произнес в тронном зале, изгоняя меня. Он сказал, что годы показали ему — доверять королевскому гвардейцу, однажды убившему своего короля, было одной из самых ужасных ошибок, что он совершил. — Вы предали доверие узурпатора? — Меня изгнали, потому что я любил ту, чье доверие он предавал неоднократно. Такой обиды Роберт не смог стерпеть. Дени встала со скамьи и шелк, обернутый вокруг ее груди и закрепленный на шее, натянулся, рискуя соскользнуть. Ее это не слишком заботило, но прохлада подступавшей ночи вынудила снова накинуть на себя львиную шкуру. Дени почти целиком оборачивалась в нее, голова льва служила ей капюшоном, но сама девушка не становилась от этого похожей на львицу, какой без всякого маскарада являлась Серсея. — Ты расскажешь, если я прикажу? — Да, королева... — Джейме склонил голову, стоя к ней боком, чтобы она не пыталась читать его мысли по лицу. И все же она его изучала, воображала тысячи различных вариантов, но боялась услышать, что было на самом деле. — Джорах однажды сказал мне, что бежал в Эссос из-за любви. Ты не знаешь, о ком он мог говорить? — тихо спросила она и подошла к саду, где, не торопясь, погрузила одну за другой ноги в мягкую траву. — Я не знаю сира Джораха так хорошо... Впрочем, была одна девушка. Эта история Вам понравится, — он усмехнулся, качая головой, и облизал губы. — Отчего же? — Это история о рыцарском турнире, — он умолчал о самом главном, чтобы не испортить впечатлений от рассказа. — Роберт Баратеон устроил турнир в честь своей победы, Мормонт к тому времени уже удостоился рыцарского титула благодаря отваге... Это сделало его чрезвычайно уверенным в себе, а присутствие одной знатной леди и вовсе окрыляло несчастного Мормонта с Медвежьего острова. Она была действительно красива, ее дом занимал более высокое положение, но влюбленность ослепила беднягу. Просив ее оказать ему знак внимания, сир Джорах пообещал посвятить все победы ее красоте. Как ни странно, он начал побеждать. Поединок за поединком, настала и моя очередь. Дени резко обернулась на него, все еще держа руки скрещенными под грудью, чтобы удержать на себе шкуру. В ее глазах читалось искреннее любопытство, но было и что-то еще, что тревожило Джейме. Тем не менее, он продолжил свой рассказ. — Этот позорный поединок мне никогда не забыть, Дейнерис. Влюбленный сломя голову мчал своего коня и разбил о мои доспехи девять копий. — он слегка всплеснул руками, до сих пор с трудом принимая это поражение, и Дени удивленно вскинула брови, отводя взгляд. — Что ж, насколько мне известно, леди... Линесса из Староместа согласилась стать его женой. Едва ли их совместная жизнь была такой же беззаботно счастливой, как времена того турнира. — Но как любовь довела его до работорговли? Джейме задумчиво прищурил глаза и оперся плечом на стену, хотя боль в ногах, вынудившая его искать опору, уже казалось обычным делом. — Я предположу, что девушка, привыкшая к жизни в замке, где ей шили завидный гардероб и подавали на ужин лучшие яства, не была готова к лишениям в далеком северном доме. Дени стояла, опираясь на одну ногу, а пальцами другой водила по зеленому ковру. Сейчас она понимала Линессу лучше, чем кто-либо. После нескольких месяцев в Пентосе, после всего, что дал ей титул кхалиси, ей довелось снова оказаться в страшной нужде, брести по пустыне, когда даже одежда, загрубевшая и ранившая кожу, стала испытанием. Теперь обернуться в шелка и встать на мягкую траву наверняка было настоящим блаженством. — Скажи, твой племянник известен в Семи Королевствах? — спросила она, разбив момент тихих раздумий, и снова посмотрела на мужчину своими фиалковыми глазами. — Моя королева? — Насколько он хорош во владении мечом? Ланнистер стал догадываться, о чем на самом деле она спрашивает. Должно быть, Визерис успел рассказать ей, что их первый рыцарь известен как один из лучших мечников, хотя тогда он еще носил имя своего племянника. Визерис попросту не мог умолчать о таком приятном известии, что ему подарил случай при дружеском поединке. И кому как не Мормонту портить жизнь самому себе? — Нет, не думаю... — Значит, Джорах знал уже тогда, — тихо и ровно продолжала она. — Он не мог забыть лицо того, кто подарил ему женитьбу на прекрасной Линессе своим поражением. Он не мог забыть известного всем Цареубийцу. Это так? Он все это время знал правду и молчал? — Не по своей воле... Ей ни к чему было винить сейчас Мормонта, и Джейме помрачнел, осознавая, что придется вступиться за этого непредусмотрительного болвана. — Вы угрожали ему расправой? — Нет, королева. Он видел преданность в моих глазах и слова Мопатиса окончательно убедили его хранить эту тайну. — Конечно... — она нервно усмехнулась, подняв глаза к темно-серому небу. — Иллирио Мопатис. Кто еще знал твое истинное имя? — Больше никто, моя королева. Наши действия были направлены на Ваше благо. — Предательство и ложь во благо... Я бы могла понять, изменись ты до неузнаваемости, если бы ты перестал быть Джейме Ланнистером, Клятвопреступником. Но дурные привычки не остались в прошлом и новое имя ничего не изменило. А Мормонт... Чего стоило ждать от работорговца, бежавшего от справедливого наказания? Джейме вышел в сад и, подойдя к Дейнерис, опустился на колени. Его глаза искали милости, которой не заслуживали. — Дейнерис, прошу... — Мормонт просил меня так же. Просил выслушать и я узнала о том, что единственный человек, на которого я полагалась всю свою сознательную жизнь, оказался убийцей моего отца, — отмахнувшись от его прошения, она пошла к фонтану, о воде в котором напоминала лишь известь. Бросив в него персиковую косточку, Дени обернулась, не представляя как погасить в себе гнев, но Джейме все еще стоял на коленях, храня глупую надежду на то, что она все же выслушает. — С того самого момента, как я увидел Вас на рынке, не было и дня, чтобы я не вспоминал о том ужасном преступлении. Я утешал себя мыслями, что спас этим жизни многих людей, избавил Вестерос от вероятного продолжения войны, уже не из-за восстания одного лишь Баратеона. Но для этого нет оправдания... Я мог совершить и другое страшное преступление, стать убийцей собственного отца, но лишь на несколько часов, до собственной смерти. Да, это был выбор между жизнью и смертью — для меня, моей семьи и жителей Королевской Гавани. Я выбрал жизнь, думая лишь о том, какой была казнь любого из врагов Вашего отца. — Хватит! Молчи... я даровала тебе прощение, молчи, — яростно выпалила она, будучи на грани, и слезы подступили к ее глазам. Она сжимала свои маленькие кулачки, а ее негодованию вторили драконы, встревоженно кричавшие из своих клеток в покоях позади. Ланнистер чуть покосился в их сторону, будто боялся, что оттуда вырвутся уже не детеныши, а разъяренные и могучие звери. В глазах его мелькнуло отражение тех дней, когда осужденные на смерть горели заживо в зеленом пламени. Она никогда не станет такой. Джейме этого не допустит. — Позвольте служить Вам без оглядки на преступления, совершенные в месте, где предательство для каждого является лишь вопросом времени... Я сделаю все, чтобы Железный трон заняли именно Вы. Тогда в короне будет больше справедливости и чистоты, чем в последние полвека. — Поднимись, взгляни на меня, — строгим тоном приказала Дени и Джейме молча подчинился приказу. — Ты никогда не предашь меня. Не солжешь и не отвернешься, даже если мои решения покажутся тебе сомнительными. Ты должен служить не головой, а сердцем, — говоря это, она не сомневалась и не просила. — Именно поэтому я никогда бы не посмел предать Вас, — его лицо исказилось от странной боли, которую кроме нее никто не сумеет понять. Поддавшись тому же безумию, которое Джейме высмеял в Мормонте, он ринулся к своей королеве. Наклонившись к ней, рыцарь нежно притянул пальцами прекрасное лицо и поцеловал потрескавшиеся в бескрайней пустыне губы. Она опустила руки и меховая накидка соскользнула с ее плеч, оставляя под его пальцами только шелк и румяную, омытую песком кожу. Казалось, запустив руку в потускневшее золото его волос, Дени пыталась удержать его, чтобы поцелуй не заканчивался никогда, но хватило короткого мгновения, чтобы она вернула себе ясность мысли, одернула руку и распахнула возмущенные глаза. И снова презрение одержало верх над желанием. Отстранившись, она поджала губы и ударила Джейме по щеке. — Нет! Как, по ее мнению, он должен был решить противоречие ее слов и чарующих глаз, если даже она сама не понимала того, что творится в сердце? Сколько времени пройдет прежде, чем Дени перестанет видеть в нем убийцу отца? И поможет ли время? Если нет, то что он должен сделать, чтобы очиститься от греха? Он не знал ответа на все эти вопросы, но своеобразная жестокость божества, поселившегося в этом прекрасном и хрупком теле, пугала властью, которую имела над ним. Из покоев донесся треск и клетки перевернулись. Черный с красным дракон, взмахнув крыльями и разломав прутья окончательно, на миг взлетел и опустился на порог арочного проема. Он кашлянул и из его пасти повалил дым, а затем показался и короткий язык пламени. — Дрогон... — она скорее побежала к своему дитя и присела перед ним, опуская колени в траву, и белый шелк на ней, не слишком справлявшийся с основной задачей — прикрыть истощенную, но оттого не менее прекрасную фигуру, опасно заскользил по коже. Запыленный красной пустыней, этот шелк показался Ланнистеру первым неуверенным мазком краски на чистом холсте безукоризненно белых стен. Руки Дени были полны нежности, но чувствовал ли дракон эти ласковые прикосновения через свою чешую? Джейме было невыносимо смотреть, как призрак ее мужа получает то, чего рыцарь был по-прежнему не достоин. Хуже всего, что своим верным служением сам Джейме и провел ее по этому пути. Дракон понюхал ее пальцы, робко откликавшиеся на вес могучего и невероятного создания, и, словно убедившись в том, что она нетронута, взобрался по руке на плечо, тогда она поднялась и повернулась к Джейме. — Ступай. Надеюсь, эта ночь всем нам принесет спокойствие. Утром, после того, как встанет солнце, передай сиру Джораху и моим кровным всадникам, что я жду их. Тебя тоже, — добавила она, как само собой разумеющееся, и вернулась в дом, где попыталась оценить состояние клеток и позвала служанку. Ланнистер молча покинул ее покои и очнулся лишь с рассветом, не сомкнув глаз, но и не помня ночи. Ноги привели его обратно к дому, который заняла Дейнерис. Все приглашенные были уже внутри. — Мои рыцари, кровь моей крови... Каждый из вас — воин, но ваша сила не только в оружии. Я прошу вас снова выйти в пустыню и ехать так далеко, как вы сумеете. Ракхаро, ты поедешь на юг, Агго — на юго-запад, и Джейме, — взгляд ее сиреневых глаз осушил его до капли. «Нет... Только не это. Не отсылай меня прочь,» — взмолился он, нахмурившись и скривив рот в предчувствии беды. — На юго-восток. Возьмите с собой двух лошадей и столько провизии, сколько они смогут нести. — Что нам искать, кхалиси? — в решительной готовности отправиться в путь уже через мгновение спросил Агго. — Города, поселения, кочевников, одиноких странников, леса и большую воду. Выясните как далеко тянется пустыня, и что мы найдем за ее пределами. Я не могу и дальше вести кхаласар вслепую. Если найдете живые города, узнайте, каковы его жители, каким богам они служат и какую пищу едят. Что же касается Вас, сир Джорах... Вы останьтесь здесь. Будете оборонять город, если это понадобится. Рана на Вашей руке не заживает и я надеюсь, что отдых в стенах города пойдет Вам на пользу. — Заботами моей королевы, эта рана затянется, постыдившись, — Мормонт по-доброму улыбнулся ей, но королева не ответила тем же, словно все они сейчас были лишь орудиями, исполнявшими свою работу, при том не слишком хорошо. Дейнерис не высказала Мормонту своего недовольства, не стала говорить о том, что ранило ее сердце, но этим двоим представилось еще много времени, когда Джейме покинул город на коне, которого многими месяцами ранее он тщательно выбирал из табуна кхала Дрого. Глаза мужчины снова расслабились в теплых оттенках бесплодной земли и вспоминали о белом городе, как о чем-то холодном и далеком. Красная же пустыня напомнила ему о Серсее, всегда предпочитавшей красный цвет в выборе платья. Если бы женщины только знали, как мало их одежда значит для мужчины, ведь они видят то, что находится под всеми этими слоями из шелков, парчи и меховых накидок. Джейме уже достаточно давно не мог вспомнить золотистого отлива на коже своей сестры, ее аккуратных кудрей и стройной фигуры. Помнил лишь вечно недовольное выражение на ее лице, оскорбленном тем, что все происходит не так, как ей бы того хотелось. Но даже это воспоминание он хранил как сокровище, до сих пор не зная почему.