Плач дракона

— Никогда. Джорах Мормонт был лаконичен и опрометчиво решителен в своих словах, в отличие от собеседницы, привыкшей сеять сомнения и затуманивать разум витиеватыми речами. — Всегда и никогда, — невозмутимой была маска на лице женщины. — Но Вы уже нарушили первое из двух обещаний, которые дали сегодня. И кто укажет на истину, если Вы сами ее не знаете? Таинственный шепот стих, и женщина обернулась к гостям, возвращаясь к своему странному ритуалу или, вернее сказать, обычаю обращаться в статую, наблюдавшую за тем, как проходят все эпохи этого мира. Лишь после минутной паузы Мормонт мысленно вернулся к ее словам. Какое обещание он мог нарушить? Ответ мгновенно пришел в его голову, тогда он уже не смог стоять на месте, ноги несли его сквозь собравшихся квартийцев, мимо хозяина дворца, прочь из внутреннего сада. — Ракхаро! — окликнул Мормонт дотракийца, завидев того в конце длинного коридора, и пошел навстречу. — Кхалиси. Она... — Пропала, — быстро рыкнул разъяренный всадник. — Ее нет в покоях. Там, на полу, было только это, — он продемонстрировал разорванное платье, в котором Дейнерис еще меньше часа назад ублажала глаза всех приглашенных на пир. — Драконы? Она может быть только рядом с ними, — предположил Джорах, доставая кинжал из-за пазухи. — Нам туда, — коротко кивнув, кровный всадник направился к неприметным покоям в надежде, что там они обнаружат кхалиси наездников. Он явно не нуждался в оружии и не стал терять времени на поиски своего аракха. В священном дотракийском городе каждый всадник ходил без оружия, но это не означало, что в нем не бывало убийств. Дотракийцу не нужно железо, чтобы вырвать глотку. А кому-то не стоило больших усилий сорвать створку двери с петель... Подходя беззвучно, подобно наемнику, Джорах в соответствующей манере перехватил и кинжал, не отдавая никакого почтения своему званию. Но что может сделать рыцарь в мире, где справедливости нет? Джорах уже подал сигнал Ракхаро, когда они услышали тихий голос служанки, прерывающийся всхлипами. Мормонт не разобрал ни слова, врываясь внутрь разгромленной залы. Его встречали глаза королевы, полные слез и ярости, его встречали окровавленные трупы и пустой постамент, на котором раньше находились клетки, что он заказал у талантливого ремесленника. — Сир Джорах, — не без труда произнесла Дореа, давясь слезами. — Кхалиси! — вбежав внутрь и растерянно осмотрев тела, воскликнул Ракхаро с понятными Джораху гневом и решительностью — то были клятва, отчаянная мольба и призыв. — Что произошло? Дрогон на руках Дени завопил, когда Джорах решил подойти ближе. Он поджимал шею и щетинился, подобно дикому коту, не доверяя более никому. Дени не смогла произнести ни слова. Ночное платье, наскоро накинутое ей на плечи и скрывавшее в себе ее растрепанные серебряные кудри, не было призвано укрыть так же и синяки на ее запястьях. Очевидно, и нагота не заботила королеву, спешившую к своим детям. Джорах опустился на колени, склоняя голову. Дейнерис давно бы снести ее с плеч. — Простите, королева. Я не смог исполнить свой долг. Я заслуживаю смерти. Сидевшая на полу Дореа разрыдалась пуще прежнего, прося прощения у госпожи. Из ее лепета старый рыцарь сумел разобрать, что она не уберегла Визериона и Рейгаля, что она сумела лишь укрыть себя и Дрогона, пока нападавший резал Ирри и Агго и забирал клетки с драконами. — Кто это был? — требовал разъяренный Ракхаро, тряся служанку за плечи. — Не трожь ее, — раздался осипший и холодный голос Дейнерис. Как громко она звала своих верных людей? Как долго просила о помощи? Ракхаро подчинился указу и выпрямился, вновь обращаясь к своей кхалиси. — Кто совершил такое с Вами? — он откинул в сторону лоскут сиреневого шелка, и Джорах мог поклясться, что в ту секунду Дени пронзила невероятная боль. — Я кастрирую его, и позволю своему аракху целовать его кожу столько раз, сколько звезд загорится на ночном небе. — Дореа не видела лица убийцы... Мои дети. Найдите их и убейте того, кто посмел украсть драконов. Никто и никогда не будет владеть драконами. Остальное не имеет значения. Всаднику было достаточно этих слов, но лишь до тех пор, пока часть его ярости не исчерпает себя. Он ринулся обратно к пустынным коридорам дворца, но Мормонт остался на месте. Он нашел силы заглянуть в глаза Дейнерис, и вопрос, разрывавший его невозмутимую маску в клочья, сам сорвался с языка. — Где Джейме Ланнистер? — Идите, — приказала она с таким видом, что Мормонт не сомневался и секунды — ее собственное дыхание может обратиться пламенем, но едва ли Клятвопреступник сгорел в нем заживо. Ноги несли Джораха на поиски Ксаро Ксоан Даксоса или Ланнистера — любого из них. Или даже женщины в маске, отвлекавшей его все то время... Быть может, она и считала себя вершительницей судеб, но такого права у нее не было. Говоря о его доносах шпионам короля, она делала свой голос холодным и осуждающим. Прося о верной службе королеве, она становилась мягкой. А в это время людей кхалиси, о которой женщина якобы заботилась, резали, ее детей отняли у нее, а человек, которому она верила вопреки всему, насиловал ее. Так ли важно обсуждать прежние ошибки клятого Джораха Мормонта? Говорят, у истины женское имя. И он знал это имя, хотя красная жрица смела сомневаться. Он узрел истину в тот самый момент, когда протянул книги в руки маленькой кхалиси на свадьбе под палящим солнцем.

***

Легкий утренний ветерок приятно щекотал лицо Дени, когда она очнулась от бессонной ночи. Ей было так же легко, как этому ветерку, когда горечь и ярость еще не успели пробудиться. В ней не было никаких сожалений, только наслаждение от созерцания свежести утра и чистого голубого неба, такого светлого, что даже вода в бассейне казалась молочно-белой. — Доброе утро, кхалиси, — хриплым и тихим голосом приветствовал ее Джорах, не сомкнувший глаз прошедшей ночью. А за день до этого на том же месте дежурил Ракхаро. Вдвоем они бы держались так долго, как смогли, но Дени не хотела, чтобы ее лучшие воины изнуряли себя. Другие всадники ее кхаласара так же были готовы служить ей день и ночь, потому в геройстве не было смысла, но Дени позволила кровному всаднику и Мормонту защищать себя в самое опасное по их мнению время. — Ступайте, Джорах. Сон всем нам пойдет на пользу, а у Вас есть лишь несколько часов... — еще не окрепшим голосом просила она и села на край кровати. — Не волнуйтесь. За свою жизнь я спал так много, что теперь могу бодрствовать куда дольше юнцов, — с доброй улыбкой ответил Мормонт, ссылаясь на вспыльчивого Ракхаро. Тот бы нашел чем ответить, и Дени невольно улыбнулась от мысли об этом. — Вы и сами еще не седой старик, чтобы так говорить. Дени легла грудью на колени, чтобы поднять Дрогона к себе, и почувствовала, как по всему телу пробежала волна боли, но боль эта была странной, не физической. Она не подала вида, и лишь озабоченная мордочка черного дракона выражала тревогу. Но его тепло быстро избавило плоть и кровь, от которой он произошел, от всех отголосков недавней трагедии. — Рад, что Вы так считаете... — с легкой усмешкой отозвался Мормонт. Он пожалел о сказанном, как только Дени взглянула на него. Она даже не задумывалась о том, почему ее реакция оказалась столь резкой. Точнее, старалась не признаваться себе, чтобы не вспоминать. — Старик не сможет долго служить своей королеве, — объяснился Джорах, словно его мысли были не о другом. Двери распахнулись и на несколько минут двое смогли забыть о неловкости. Овечья женщина с жесткими седыми волосами сообщила, что встречи с кхалиси ожидают двое мужчин, один из которых прибыл из-за Узкого моря. Она так же занесла в покои блюдо со свежими фруктами и кувшин воды, после чего подошла ближе и добро улыбнулась маленькой кхалиси. — Твои дети вернутся. Магия связывает вас, и никакой человек не встанет у нее на пути. Странно было слышать слова поддержки от женщины, однажды излеченной Мирри Маз Дуур, но, в отличие от ведьмы, она считала, что любая помощь заслуживает благодарности. И жизнь может измениться, если не собирать дрова на собственный костер. — Спасибо, Тику, — Дени улыбнулась так, словно у нее не было сил надеяться, и для хмурого медведя это не осталось незамеченным. Дени по одному его озадаченному выражению могла понять, что он старается придумать как приободрить королеву, словно бы пытался развеселить ребенка. Так кем же она была для него? Почему иногда он смотрел на нее с трепетным желанием, а порой опекал как дочь? Девушка хмыкнула, опуская глаза на Дрогона, устраивавшегося у нее на коленях и тихо урчащего. Он был таким беспокойным, но Дени не могла утешить его. Она и сама была безутешна. Но именно это и помогало искать ответы и бороться с безукоризненной бессердечностью квартийцев. Глядя вслед удалявшейся старухе, Мормонт снова заговорил: — Должно быть, многие в Вестеросе получили вести о добром здравии Дейнерис Таргариен. Люди верят в Вас, а слухи о рождении драконов вселяют в их сердца былое... — И чем же подкрепить их веру, если я не могу уберечь собственных детей? Не нужно искать для меня утешение. Я не хочу смириться, — Дени поманила дракона на плечо и встала с кровати. — Попроси кого-нибудь передать гостям мои извинения — им придется подождать... Мы отправимся к Чистокровным. Дени перестала сомневаться, хотя Ксаро настойчиво просил ее не обращаться к этим людям, не имевшим по его словам никакой власти в Кварте. «Твои мольбы лишь потешат их. Они возьмут плату и отошлют тебя прочь, королева моего верного сердца», — говорил он. Но Дени не могла упустить ни единой возможности. Купеческий глава за два дня не сумел найти и следа похитителя. Может, если просить помощи у потомков древних правителей, они отправят Гражданскую Гвардию на поиски. Нужно лишь найти плату, которая их устроит, и сыграть так, чтобы ей посочувствовали те, чьи сердца пусты, словно хрустальные кубки, давно иссушенные от вина. — Но сперва мне нужен твой совет, — сказала Дени прежде, чем Джорах оставил ее, и подошла к столу с фруктами на золотом блюдце. — За прием мне наверняка придется отдать почти все золото, которое мы выручили за дары паломников. Чистокровные не жаждали встречи со мной с самого моего прибытия, но в дар принесли символ власти, — продолжила она так, словно еще тяжелые, сонные мысли едва успевали за словами, и выбрала из всего многообразия фруктов кислое зеленое яблоко. — Я могу завербовать наемников или купить небольшой корабль на эту сумму. Так стоит ли мне идти к Чистокровным с глупой надеждой на помощь или информацию? Мормонт сдвинул брови к переносице и взял пару персиков с протянутого ему блюда. — Надеяться на добрые намерения этих людей не стоит. В одном Ксаро Ксоан Даксос прав — их надменность не сыграет нам на руку, если только Вы не растрогаете их. Дени откусила яблоко, и липкий сок брызнул ей на губы, пощипывая своей кислотой. Она не собиралась плакать ни для кого в этом чересчур манерном городе льстецов. Позволить себе растрогать их она сможет только яростью дракона. Потому на квартийском невесомом платье, создававшем образ изнеженной леди, оказался кожаный доспех, покрывавший оба ее плеча. Так Дрогон не впивался когтями в ее уязвимую кожу, так она чувствовала себя воином. И Ксаро бесконечно просил ее не нарушать квартийских обычаев, провожая с гранитного крыльца своими причитаниями, но ни перед кем более она не собиралась играть кого-то, кроме Дейнерис Таргариен. Потому унизительный прием у Чистокровных окончательно убедил ее в тошнотворном таланте квартийцев изображать сочувствие и насмехаться, когда обманчивое чувство превосходства заполняло все их существо. Чистокровные не дали ей людей, не дали ей ничего, но хотя бы не забрали короны, что вручили неделей ранее — только несколько сундуков золота приняли они в качестве дара юной кхалиси. И она получила так много слов сочувствия, что, должно быть, смогла бы накормить им своих людей. — Надо было поплакать, — вздыхал Ксаро, шагая наедине с ней по зеленому лабиринту в саду. — Королева не станет плакать, милый друг. Даже такая сильная боль не породит в драконе слабости, — твердила она, снова убеждая лишь себя. — Может, мне послать своих воинов, чтобы они вернули золото? Чистокровные взяли так много... — И тогда мой дворец ночью посетят Жалостливые. Конечно, они извинятся, прежде чем прольют Вашу бесценную кровь. Дени начинала думать, что ей и самой стоило обратиться к этой древней гильдии убийц. Только она не знала, против кого обратить их бесчестные кинжалы... И она бы не стала просить прощения у того, кто похитил ее детей и убил членов ее и без того уже совсем не большой семьи. — В Кварте есть и другие купеческие гильдии... Есть Тринадцать, — она взглянула на согласно кивающего Ксаро, такого непривычно серьезного и даже мрачного.— Если бы каждый из Тринадцати в качестве проявления своего благосклонного отношения подарил мне по кораблю... — У тебя было бы тринадцать кораблей, — закончил Ксаро за нее. — А будь ты моей женой, я отдал бы тебе все свои корабли, я уже отдал тебе корабль своего сердца, — продолжал просить он. — Ты забрал бы у меня и Дрогона? Даже после того, что произошло? — она улыбалась, несмотря на то, насколько печальным становилось ее настоящее — ей нравилась только эта безобидная игра. — Я бы не посмел, — шутливо возмутился Ксаро и остановился, повернувшись к ней. — Но боюсь, что с каждым днем, что ты отказываешь мне, твое положение становится все хуже. А я не могу отдать все, что имею, той, кто разбивает мне сердце. Стань моей женой и сам город разыщет твоих детей, — он взял ее руку и поднес к губам. — У тебя нет такой власти, мой друг. Ни у кого здесь нет власти. Это воистину величайший из городов, город свободы и лжи. Но этот город действительно прекрасен тем, что здесь есть Ксаро Ксоан Даксос, — хихикнула она и пошла дальше, снова и снова выбирая повороты. Она на самом деле верила в Ксаро, не испытывавшего к ней ничего, кроме уважения. Но этого было больше, чем достаточно. Его легкая поступь внушала ей ложное чувство спокойствия, и только на эту ложь она могла согласиться, ища выход из запутанного лабиринта. Однако эта утешающая ложь едва не лишила ее самообладания, когда прямо на пути оказался череп дракона, бывшего когда-то крупнее лошади. С его желтоватых клыков стекала синяя жидкость, которая обращала уста квартийских колдунов в меха, что раздували дурман и травили людей, доверившихся этому наваждению. — Что это значит?! — Никто не скажет тебе этого, королева, ведь трактовать послание колдунов станет лишь глупец. Это может значить, что твои дети у них, что они знают, где могут быть драконы или что-то еще. Но точно так же это может не значить ничего вовсе. Пойдем, душа моя. Мужчина повел ее к выходу, не дожидаясь согласия или разрешения. Дени было странно, что Ксаро позволил себе забыть о манерах. Неужели все пропало? — Тебе нельзя идти в дом колдунов. Там нет бессмертных. Лишь трупы, а они не сумеют поведать о том, кто украл твоих могучих детей. Они пьют только тень и едят прах, они не станут чураться и твоего праха. — Я не шла бы к ним за ответами, если бы мой дорогой друг дал то, что мне действительно нужно. Я не просила о паланкине из золота и слоновой кости — ноги верно служат мне, я не просила об обезьянках, что развлекают простой люд. Мне нужны корабли, мне нужны воины! Почему Ксаро Ксоан Даксос, могущественный и уважаемый купец из Кварта, не сумел защитить свою гостью? Дени знала, что он не слишком пытался, знала, что он надеялся — однажды она отчается. — Я дам тебе десять кораблей, королева, но тогда не смогу обещать ничего более и потребую, чтобы ты не приближалась к пыльному дворцу, а покинула Кварт навсегда. Ее глаза округлились от удивления. Она боялась представить, что вынудило учтивого и не терявшего надежды Ксаро сказать подобное. — Я не покину Кварт без Дрогона, Визериона и Рейгаля. Этот город не заберет моих детей. Я отправлюсь в Дом Бессмертных, чтобы узнать истину, какой бы она ни была. Она оставалась глуха к мольбам Ксаро до того самого момента, как ее ноги ступили на полуразрушенную бледную лестницу, идущую вверх мимо каких-то древних развалин. Не слушала она и Мормонта, просившего одуматься. — Кровь моей крови, — Ракхаро в тревоге смотрел на свою глупую кхалиси. — Смотри, это место пьет солнечный свет. Это дом призраков и мейег. Тебе нельзя идти туда, — сказал он по-дотракийски, хмуро качая головой, и плюнул в сторону того, что сложно было назвать дворцом. За чередой давно высохших и разрушенных каналов возвышались песочные стены с необычными для кварта оконцами, за которыми, как казалось, нет ничего кроме разрухи и большого слоя пыли на том, что когда-то было предметами мебели. — Я поклялся жить и умереть вместе с тобой, — он положил руку на свой аракх, подступая ближе к Дейнерис. — Если ты войдешь туда, я пойду следом, чтобы защитить или погибнуть. — Есть такие места, куда кхал должен идти один, — наотрез отказалась Дени от помощи всадника. — Позвольте хотя бы мне сопроводить Вас... — просил Джорах, беря ее за руку. — Вы не можете подвергать себя такой опасности. За осторожным, оберегающим прикосновением, она чувствовала свежий шрам на его желтоватой загрубевшей ладони. Она верила в то, что они правы, осознавала опасность, но не могла согласиться на их просьбы. — Если матерь драконов хочет открыть врата мудрости, ей придется ступить на порог Дома Бессмертных одной. Иначе она не войдет вовсе, и тайные знания навсегда закроются для нее, — спокойно прошелестел Пиат Прей, выходя откуда-то из руин. Верные воины королевы обнажили оружие, и Мормонт первым заговорил с колдуном: — Вы забрали драконов и убили двоих во дворце Ксаро Ксоан Даксоса? В своем вопросе сир Джорах оказался очень осторожным, но неужели он надеялся обыграть колдуна? — У меня нет драконов, — заверил Пиат Прей. — Но Бессмертные даруют их матери истину. — В этом доме ты не найдешь никаких истин, королева. Прошу, послушай хотя бы своих людей, — настоял Ксаро, выйдя из паланкина и обменявшись неприветливым взглядом с колдуном. Ответом всем, кто пытался вразумить королеву, послужил тоненький, но резкий рык Дрогона, сидевшего у нее на плече. — Корабль ждет нас у причала. Откажись от этого обмана, упорнейшая из женщин. Ты сможешь вернуть все, что у тебя однажды отняли. Не слушай речи колдуна. Разве тебя однажды не обманула ведьма? — продолжал купец не менее упорный, чем она. — Это правда. Мирри Маз Дуур была мейегой, только и всего. Но знала так много... — Дитя говорит мудро, — довольно заметил колдун, подходя ближе с железным кубком в руках, напоминавших безжизненные плети. — Прими вечернюю тень, и она снимет пелену с твоих глаз, ты сможешь услышать истину. — Я уже не дитя, — возразила Дени, но приняла кубок из костлявых пальцев и осушила его за несколько глотков. Сперва ей показалось, что это лишь чернила с отвратительным запахом тухлого мяса, но вкус раскрывался ей с каждым новым глотком и оживал внутри нее, заполняя живительным теплом. Подобно щупальцам напиток заполнил все ее существо и огненными пальцами сжал бешено бьющееся юное сердце. — Я проведу тебя, матерь, — известил Пиат и повел ее вверх по лестнице, а затем вдоль длинного невысокого здания, которое в глазах Дени начало бесконечно рассыпаться, подобно песчаному замку, сдуваемому морским бризом. — Разве там не было двери? — спросила Дени, оборачиваясь назад, и увидела маску Куэйты среди лысых деревьев, с которых собрали все листья для колдовского напитка, но Пиат, кажется, не заметил жрицу из числа Тринадцати. — Та дверь ведет внутрь, но не наружу. Тебе нужно довериться мне, если хочешь сохранить свою душу, — его синие губы извивались подобно змее, совершенно не внушая доверия, но Дени знала, что у нее нет выбора, и кивнула. — Правила этого дома неясны для смертных, но ты должна понять. Войдя внутрь, всегда выбирай только самую правую из четырех дверей, всегда поднимайся по ступеням и никогда не оборачивайся назад. — Чтобы вернуться, нужно будет сделать наоборот? — Нет! Всегда только правая дверь, только вверх по лестнице и обязательно вперед. Прочие пути будут манить тебя, перед тобой будут открываться и другие двери. Ты можешь смотреть, но не доверять и не погружаться, иначе ты утонешь. Смерть будет находить тебя снова и снова до скончания времен. Дени снова лишь кивнула, не пытаясь объяснять себе услышанное с помощью логики, но принимая все на веру. — Когда окажешься в палате Бессмертных, будь терпелива. Бессмертные не знают о времени, наша жизнь для них лишь взмах мотылькового крыла. Они поведают тебе о прошлом и будущем, обо лжи и об истине, но для них все едино. Потому все услышанное должно навсегда отпечататься в твоей памяти, лишь ты одна и только в верное время сумеешь различить и истолковать их пророчества. — Я поняла. — Не думаю, — продолжал ухмыляться колдун и подтолкнул ее к двери, которая мгновением раньше казалась ей сгнившей, а теперь была безупречно красной и такой знакомой. — Ты можешь войти, матерь драконов, дитя троих. Дени потянула дверь на себя и та поддалась, отворяя ей вход в необъяснимо мудрый дворец. Оказавшись внутри, она действительно обнаружила четыре двери, возле каждой из которых висел факел. Каждая дверь отличалась от другой, но все они были похожи — деревянные с чернеющим на них кованным железом. Она подошла к самой правой из дверей и, чувствуя как страх сковал ее разгоряченное сердце, взяла факел под одобрительное клацанье клыков Дрогона. Тогда Дени вспомнила как дышать и шагнула навстречу неизвестности, которую колдун окрестил истиной.