Когда мы с тобой

Тайн лихорадочно нарезает огурцы, время от времени заглядывая в духовку. Обычно он возвращается с работы на несколько часов раньше, чем Сарават. Ему хватает времени и на вкусный ужин, и на игры с дочерью. Няня приходит почти каждый день, и Тайн чувствует себя виноватым. Потому что ему хочется больше времени проводить с Бунси, а не перебирать документы в офисе. Когда отец узнал о том, что Тайн и Ват женятся, он настоял, чтобы его сын работал. Как будто наличие зарплаты прибавляло пару баллов мужественности Типакорна. Он никому, кроме Саравата, не признавался, что с двенадцати лет мечтал о большой семье. Правда Тайн и не думал о том, что в доме его мечты он будет жить вместе с парнем. Теперь уже с мужем. Гунтитанон никогда не помогает Тайну с готовкой. Не потому, что не хочет или не умеет. На самом деле у него большой опыт, потому что младший брат вырос на его супчиках. Но Тайн так сильно сердится, когда Сарават переступает порог кухни, что он однажды чуть не получил сковородкой по голове. — Пап, хочешь, я тебе помогу? — Бунси поднимается на носочках, заглядывая в кастрюлю, которая всё время дребезжит и шипит, и её розовый медвежонок выскальзывает на пол. — Спасибо, солнышко, — Тайн вручает Бунси медвежонка, поправляя длинные кудри, и щелкает её по носу. Лицо девочки проясняется благодарной улыбкой, и глаза загораются ярко-ярко, как ночные огни. Типакорн забывает обо всём на свете, когда смотрит на неё. Его маленькое сокровище. — Мне поможет твой папа, а ты можешь пока поиграть. Сарават появляется в дверном проёме с неловкой улыбкой, как будто подслушал чужую тайну. Он ждал сигнала, когда его пустят на кухню. Но больше всего ему хотелось обнять своего мужа. Из-за постоянных гастролей они могли не видеться неделями. Иногда Ват вырывался домой на выходные, когда получалось, но тепло родного человека нельзя было ничем заменить. Ни записью новых песен, ни шумными концертами, ни вылазками с друзьями. Его так сильно тянуло к Тайну, что он едва не бросил музыку два года назад. Разумеется, Типакорн его отговорил. Бунси ловит широкую ладонь Саравата, размахивая его рукой в разные стороны. Ей тоже не хватает внимания папы. Она только и успевает промычать на прощание, исчезая в гостиной: — Хорошо, я буду недалеко. Сарават вдруг обвивает его талию, и Тайн размякает в его руках, как мёд. Плывёт и плывёт, отдаваясь моменту. Его хмельной запах, его заботливые руки, его губы, прикусывающие мочку уха. Тайну не хватает мужа, сколько бы времени они не проводили вместе. Десять лет отношений, три из которых они провели в браке. Разве можно ещё о чём-то мечтать? Тайн заправляет салат кунжутным маслом, и Гунтитанон крадёт ломтик огурца прямо из тарелки. Ещё с таким довольным лицом пережёвывает, как будто сто лет ничего вкуснее не ел. Тайн лишь возмущенно причмокивает, подсунув тарелку Саравату под нос. Как жаль, что Тайн не умеет долго злиться. — Она так похожа на тебя, — Ват следит за каждым движением Типакорна, подставив ладони под подбородок. Он сейчас похож на хитрого кота, который охотится за мышью, которая забрела на его территорию. По темным радужкам черти пляшут, и Тайн едва может оторвать взгляд от его соблазнительной улыбки. Обычно Саравату удаётся растопить сердце мужа за считанные секунды. Сегодня даже ещё быстрее. Тайн открывает духовку, и аппетитный запах мяса вихрящейся волной растекается по кухне. У Саравата голова кружится, и он хватается за Типакорна, как за опору. Тайн больше не сопротивляется. Он молча выкладывает мясо на тарелку, и ладони Вата медленно скользят по его спине. Только рядом с ним по-настоящему уютно и спокойно. Типакорн поворачивается к Саравату лицом, обвив руками его шею. — И чем же? — несмело спрашивает он, опустив глаза. Желудок протестующе урчит, напоминая о том, что Тайн ещё с обеда ни росинки во рту не держал. Если только не считать паршивый кофе из автомата. Кофемашина в офисе сломалась больше двух недель назад, а Тайн не привык начинать день без нормального кофе. Бродит потом по офису, как живой труп, и пугает сотрудников. Сегодня Типакорну кофе не нужен. Потому что утро, проведённое в постели с мужем, заряжает на весь день куда лучше, чем любимый американо. Они с Ватом нечасто позволяют себе такую роскошь, поваляться в кровати после будильника, потому что Бунси просыпается раньше и будит их, колотя кулачками по одеялу. Это выглядит так смешно и одновременно мило. Сарават проводит указательным пальцем вдоль линии ресниц, и Тайн изумлённо задерживает дыхание. Никак не привыкнет к резким порывам нежности. Когда они только начали встречаться, Типакорн смущался и радовался каждой капле внимания. А сейчас, когда им под тридцать, всё ощущается по-другому. И Тайну иногда не верится в то, что они действительно не изменились. Сарават всё так же ворчит, когда Типакорн без предупреждения уезжает из дома. Тайн всё так же опаздывает, когда Ват зовёт его в кино или в ресторан. Они всё так же ссорятся из-за того, кто первым пойдёт в душ. Время летит так быстро, но оно меняет далеко не всех. Влюблённые не меняются, если любовь остаётся. — Она всегда заботится о других, — Сарават гладит Тайна по щеке и целует в уголок рта. — Не верится, что ей уже пять. Бунси молнией проносится по двору, и её заливистый хохот подхватывают соседские мальчишки. Они часто гуляют у Тайна и Саравата во дворе. Ярко-розовый велосипед. Девочка нарадоваться не может подарку бабушки, а няне теперь и минуты покоя нет. Пока Бунси называет себя невестой, Типакорн благодарит бога за то, что окна кухни выходят на задний двор. Бунси всегда у них на виду. И с няней, и без неё. Так странно, что Пэр устроилась к ним няней. Они с Тайном были близки в студенческие годы. Гунтитанон время от времени прикидывается, что ревнует, чтобы позлить своего мужа. — Ты заботишься о нас обоих, — вздыхает Типакорн со слабой улыбкой, — и я перестаю думать о том, что скажут другие. — Воспитательница в детском саду уже привыкла, — Сарават берёт его за руку так резко, что Тайн едва не падает ему в объятия. Они завороженно смотрят друг на друга, и Ват чувствует, как у Типакорна дрожат ладони. Мокрые и холодные. Он мягко проводит ладонью по виску, и Тайн наклоняется ещё ближе. — Мы не делаем ничего противозаконного. Тайн утыкается носом ему в плечо и прикрывает глаза. Одна истина не меняется уже десять лет, какими бы взрослыми они с Гунтитаноном не были. Только в его объятиях Типакорн может быть собой, не придумывая оправданий для окружающих. — Больше всего меня удивляет Бунси, — Тайн едва шевелит губами, и его вкрадчивый шепот расползается по шее колонией муравьёв. У Саравата сбивается дыхание, когда губы Типакорна оставляют следы-ожоги на его шее. Почти не осталось сил терпеть.Тайн выглядывает в окно, повиснув на его шее. — Она никогда не задавала лишних вопросов с тех пор, как мы её удочерили. Раньше меня это беспокоило, потому что мне казалось, что для неё это будет слишком тяжело. Она видит, как других детей забирают мама и папа, а за ней приходим мы с тобой. Но её это не пугает. Сарават прижимает Тайна к груди, не отрывая взгляда от окна. Бунси выглядит такой счастливой, а Пэр почти выдохлась, бегая за ней по пятам. Если бы он раньше знал, насколько ценными бывают такие короткие мгновения. Когда они с Ватом просто стоят у окна, наблюдая за их дочерью. Теперь они — настоящая семья, и никому не под силу отнять их друг у друга. Даже органы опеки на их стороне. Стоп, Гунтитанон чуть не забыл. У них через два дня годовщина. Бунси уже два года вместе с ними. — Бунси знает, что мы любим друг друга, — Сарават целует Типакорна в шею, мазнув медовой улыбкой под подбородку. Так сладко, что губы огнём наливаются. — А ещё она чувствует, как сильно мы любим её. Разве ей нужно что-то большее? Любовь важнее всего. Бунси машет им рукой со щедрой улыбкой, и Пэр подхватывает её на руки. Тайну до крика хочется плакать, но он лишь стыдливо шмыгает носом, спрятав лицо у Саравата на плече. Он всегда мечтал о счастливой семье, и это самое главное сокровище в его жизни. Сарават, Тайн и Бунси. Вместе навсегда.