Лавина/Avalanche

Прохладный ноябрьский ветерок пробрался в окно, слегка приоткрытое с прошлой ночи, несмотря на все предупреждения местного метеоролога на этой неделе, пробудив его от почти коматозного сна. Фрэнк протестующе застонал, а ленивые, все еще скованные сном руки нащупали одеяло на лице, прежде чем красные веки, сигналящие о начале дня, заставили его глаза широко открыться. Путаясь в руках и ногах, он попытался сбросить с себя одеяло, как будто оно обжигало его, в то время как его глаза бегали из стороны в сторону в поисках времени на будильнике. Он посмотрел вниз и увидел маленькие часы, случайно брошенные на пол. «Блять», — подумал он. Должно быть, он бросил их, пытаясь избежать ревущих звуков будильника этим утром, снова. Он наклонился, чтобы поднять их, и да, черт возьми, снова; было 9:30 утра. Он очень опаздывал. Паника закралась в его грудь, когда он понял, что ему придется собираться в школу как можно быстрее и незаметнее, чтобы избежать столкновения с Дэйвом на пути к выходу. Он практически выскочил из своей кровати и сразу же потянулся к полу за первой попавшейся парой джинсов и рубашек, прежде чем проверить их запах, установив мысленное напоминание о том, что давно уже нужно убрать в комнате. Светло-серые стены с плакатами выглядели каким-то образом чистыми, несмотря на пыль, скапливающуюся на прикрепленных к ним гитарах, по сравнению с полом, на котором было видно гораздо больше мятой одежды, чем черного ковра; ящики стола были наполовину открыты и завалены бумагами, разбросанными даже на полу. Он взглянул на свое отражение сразу, как переоделся в черную футболку Black Flag поверх белого утепленного лонгслива в паре с черными джинсами, которые когда-то назвали скинни. Его челюсть слегка отвисла от вида в зеркале. Он подумал, что, возможно, его мать действительно не зря упомянула как он похудел на прошлой неделе, прежде чем схватить ремень, лежавший в прикроватной тумбочке. Он провел пальцами по волосам, пытаясь придать им аккуратный вид, этот «нарочно неряшливый стиль», о котором люди постоянно говорят, надеясь, что никто не заметит, как отчаянно он нуждался в стрижке после того, как прошлогодний ирокез отрос, делая весь вид ужасно неловким. Когда Фрэнк схватил свой рюкзак и направился к двери спальни, он услышал приглушенный кашель снизу. Вспомнив о потенциальном разговоре с Дэйвом, он повернулся и полез в верхний ящик тумбочки, кончиками пальцев ища ​​тот маленький пакетик, когда-то наполненный горстью таблеток ксанакса. Не глядя вниз, он почувствовал, что осталась всего одна, и сделал еще одну мысленную заметку, что ему нужно скорее связаться с Джастином. Он вытащил таблетку из пакетика, положил ее на тумбочку, затем накрыл помятым клочком бумаги со стола и надавил на него будильником, чтобы таблетка превратилась в мелкий порошок. Он нашел в ящике старую соломинку и снюхал дорожки так быстро, как только мог. Он быстро встал, почувствовав прилив крови к голове вместе с временным чувством эйфории. Ему нужно заглушить чувства, чтобы проскочить мимо Дэйва, чтобы пройти три квартала до школы, чтобы прожить первую половину дня. Изо всех сил стараясь не упасть, завязывая ботинки, он практически на цыпочках выбрался из своей комнаты и спустился по лестнице, молча молясь, чтобы Дэйв, лежавший на диване в гостиной, не заметил его на выходе. Взявшись за ручку двери, он оглянулся: сегодня ему повезло; Дэйв сидел и тихо храпел на диване, в то время как телевизор гудел, и новостной канал, скорее всего, в десятый раз повторял утренние заголовки. Фрэнк искренне ненавидел своего отчима и хотел телепатически заставить свою мать найти в себе смелость бросить его. Его мать и Дэйв были вместе с тех пор, как Фрэнку было десять или одиннадцать, хотя его воспоминания о ранних годах с Дэйвом были туманными, если не считать тех, где в первый раз он увидел, как глаза его матери загорались так ярко, она смеялась так громко и искренне впервые после развода. Он вспоминает, как праздники снова обретали смысл, но все это, по сути, не имело смысла, как считал Фрэнк; он едва может вспомнить, когда и как всё ухудшилось. Он догадывается, что это было примерно на первом году в старшей школе, но он никогда не забудет, как Дэйв впервые ударил его по лицу, когда Дэйв впервые хлестнул ремень о спину, когда впервые столкнул Фрэнка с лестницы или насколько ничтожной каждый раз выглядела его мать, беспомощно плачущая и притворяющаяся, что резкий запах алкоголя от Дэйва не вызывает у нее желания блевать. Но сейчас, пока он, спотыкаясь, шел в школу, пристально глядя на тротуар, когда он снова и снова пытался не запутаться о собственные онемевшие ноги, ему было совершенно всё равно. Когда он наконец добрался до школы, ему пришлось несколько раз спрашивать секретаршу на стойке регистрации, сколько времени прошло, прежде чем он наконец услышал, как она фыркнула: «Мистер Айеро, говорю уже в третий раз: третий урок». Отметив себя как опоздавшего, он медленно пошел на третий урок: английский язык. Несмотря на то, что время, потраченное на поход до класса на третьем этаже, показалось ему целой вечностью, голова все еще была затуманенной, и по тому, что ксанакс все еще играл в его теле, он понял, что это, должно быть, не заняло так много времени, поскольку миссис Киттс была только на полпути к кабинету, когда он проскользнул к своему месту. Он смог поднять руку, когда услышал свою фамилию, и позволил своему разуму работать на автопилоте, пока звук постукивания не вырвал его из транса. Когда он взглянул вверх, бледная рука с длинными пальцами ударила по его парте. За столом справа от него, на обычно пустующем месте, сидел парень с грязными черными волосами до плеч, утопающий в мешковатом полосатом свитере. «Эй, ты знаешь, где находится художественная мастерская В2?» — его шепот был едва слышен. Фрэнк кивнул, и, как по сценарию, громко зазвонил звонок. Мальчик с грязными волосами поднял палец, показывая Фрэнку подождать минутку, когда он быстро сунул книги в сумку, и Фрэнк понял, что пропустил весь урок английского, даже не вынув из рюкзака ни одной книги. Когда сумка мальчика свободно висела на его плече, Фрэнк встал одновременно с ним. Его голова была в оцепенении, его тело, казалось, плывет на живом пурпурном облаке, в то время как его ноги были полны свинца, удерживая его на земле. Удивительно, но он знал, что сможет провести парня в студию, потому что это также был четвертый урок Фрэнка. Когда они шли по коридору, Фрэнк чувствовал себя странно. Тела заполнили коридоры, а его взгляд, как обычно, был устремлен в пол в попытке избежать любого внимания или издевательств, с которыми он обычно сталкивался. Он почти забыл, что за ним следят, пока голос парня снова не нарушил его транс. «Спасибо тебе за это. Кстати, я Джерард.» Фрэнк взглянул вверх и увидел мягкую улыбку; она была неловкой, но милой. Фрэнк пробормотал свое имя, свернув за угол в другой коридор, и очень знакомый голос прорезал шум в помещении. «Похоже, у наркомана появился парень!». Смех и хихиканье головорезов Пола заполнили пространство. Пол был под два метра ростом, популярным без всякой причины, кроме своей заурядной внешности. У него было атлетическое телосложение, широкие плечи — поздний подарок полового созревания два года назад, за исключением чистой оливковой кожи; полная противоположность лица, полного гнойных прыщей, и долговязой фигуры, которая была у него во времена первых лет старшей школы. Как будто все их одноклассники полностью забыли об этом, а может, он просто не запомнился никому, пока не стал горячим. Однако Фрэнк не забыл, потому что даже если Пол и притворялся, что этого никогда не было, он был лучшим другом Фрэнка детства до их ссоры летом перед вторым классом. Он протиснулся через сборище Пола и открыл дверь в художественную студию впереди. Джерард следовал за ним. Фрэнк сел на свое обычное место в дальнем конце комнаты, и Джерард последовал за ним, заняв место рядом. Когда остальная часть класса заполнила комнату, Фрэнк заметил, что Джерард вытащил очень потрепанный альбом для рисования и положил его на стол перед собой. «Это то, что обычно случается с тобой?», — спросил он, пристально изучая лицо Фрэнка. Тот лишь пожал плечами в ответ. Он не хотел заводить новых друзей, его не заботил Пол и его новые приятели, которые были единственными, кто когда-либо проявлял к Фрэнку неприязнь, хотя, если быть честным, единственными, кто реагировал хоть как-то на его присутствие. «Дерьмово. Не позволяй им так с тобой разговаривать, иначе они никогда не остановятся.» Фрэнк поднял глаза и заметил лицо Джерарда. Он говорил в основном одной стороной губ — криво, и его карие глаза блестели, хотя его взгляд пронизывал душу Фрэнка. Он размахивал руками, когда говорил, в неловкой манере, но лицо его было почти красивым. Фрэнк учился на собственном горьком опыте и знал, что лучше не пытаться заставить других полюбить его. Он перестал защищаться от оскорблений в коридорах и слухов, распространившихся в прошлом году. Он снова пожал плечами, прежде чем пробормотать: «Я не обращаю на это внимания, чувак. Это не имеет значения». Джерард нахмурил брови, пристально глядя на него, его лицо выражало смесь разочарования и замешательства: «Вся эта хуйня не имеет значения, конечно, но ты должен дать понять этим ублюдкам, что они не могут ебать тебе мозг по первому желанию, иначе тебе очень долго придется ждать выпускного. Слишком долго.» В этот момент мистер Аньелло, учитель рисования, объявил, что начинает проверять посещаемость. Фрэнку всегда нравилось, что мистер Аньелло не обращал внимания на учеников и молча проводил занятия, а не заставлял студентов пристально слушать и уделять достаточно внимания, чтобы поднимать руки, когда их зовут. Фрэнк не хотел быть придурком, но ему не нравились светские беседы, заводить друзей или говорить о том, что, по его мнению, было не только его личным делом, но и неловким. Он знал, что мягкотел, когда дело доходит до защиты, но это потому, что он устал от всего этого. «Вот для чего нужны наркотики» — подумал он. — Какая разница? Не твоя проблема, чувак, — он снова пожал плечами Джерарду. Глаза Джерарда расширились на его ответе, и он усмехнулся: «Это больше не моя проблема. Продолжай позволять им обращаться с тобой, как будто ты собачье дерьмо, и это может быть моей проблемой. Я не позволяю этому дерьму происходить.» Фрэнк действительно не понимал, почему Джерарду, мальчику, который знал его всего пять минут, это было так важно, его голова все еще была в тумане и кружилась в облаке забывчивости, поэтому он пожал плечами и сел там, отводя взгляд на резные фигурки на столе. Он знал, что, если он перестанет отвечать, парень, вероятно, бросит его и позволит Фрэнку вернуться к автопилоту. И он был прав; по мере того, как урок продолжался, все молча выполняли свои задания, в то время как он, как и ожидалось, периодически отрубался. Случайные звуки точилки для карандашей в углу комнаты или шарканье бумаг выводили его из оцепенения, он бросал взгляд на руки Джерарда; одна двигала карандаш быстрыми, но точными движениями, в то время как другая рука намеренно размазывала грифель по странице для растушевки или быстро смахивала стружку от ластика. За несколько секунд до того, как прозвенел звонок, он мельком увидел лицо Джерарда: взгляд сосредоточен на странице через отдельную прядь черных волос, губы нахмурились, язык слегка высунулся из уголка его рта. Его набросок не похож ни на что, что Фрэнк видел раньше: рисунки намного превосходят уровень всех в этом классе, стиль немного гипертрофированный, но четкий и графический. Фрэнк быстро отвернулся и схватил свой рюкзак как раз вовремя, как только зазвонил звонок, и следующие несколько уроков он провел на автопилоте. Когда прозвенел последний звонок, Фрэнк почувствовал себя трезво и неловко; тревога прорвалась в его сознание, как только действие наркотиков прекратилось несколько уроков назад, становясь сильнее с каждым часом. Он прошел в дальний угол школьной парковки, где многие курильщики торчали еще до того, как автобусы ушли, чтобы пообщаться и покурить. Ему больше не с кем было общаться, и он действительно не знал, зачем сюда пришел, учитывая, что ему не нужно было торопиться, чтобы успеть на автобус, он ходил пешком уже много лет. Сигарета уже была зажата между губами, он быстро похлопал по карманам в поисках зажигалки, когда жутко знакомый тихий голос прорвал его настигающую панику. — Зажигалка нужна? Он обернулся на голос и увидел, что новенький ухмыльнулся ему, прежде чем протянуть руку с зажигалкой, чтобы зажечь сигарету Фрэнка. Его щеки вспыхнули, когда он встретился взглядом с Джерардом, прежде чем глубоко вдохнуть и отвести взгляд так быстро, как только мог. Теперь, когда он был трезв, он заметил, как солнечный свет, пробивающийся сквозь нависающие деревья, подчеркивал зеленые точки в карих глазах Джерарда. Тот мягко усмехнулся, закуривая собственную сигарету, и Фрэнк почувствовал, как его глаза прожигают в нем дыры, возможно, ожидая, пока Фрэнк начнет разговор, который тот не собирался начинать. После нескольких минут неловкого молчания, не считая разговоров других учеников в нескольких футах от них, Джерард первым заговорил: «Итак, в чем дело?» Его голос как-то напугал Фрэнка, и он оглянулся, на его лице было написано явное замешательство. «В чем дело? Ты явно непохож на добряка, да и склонности к мазохизму нет, раз уж на то пошло. Так что, если ты не играешь роль мерзкого главного героя в романе Джона Грина, я тебя не понимаю». Фрэнк потерял дар речи, разинув рот, глядя на Джерарда с явным потрясением. — Не скромничай. Я знаю слухи, Айеро, — пробормотал Джерард. Фрэнк даже не хотел думать о том, сколько вещей он слышал о себе, не говоря уже о том, что написано в школьных туалетах. Он всегда держал это глубоко внутри, изо всех сил стараясь оставаться равнодушным. Он установил еще одно мысленное напоминание о том, что ему нужно как можно скорее поговорить с Джастином; он не мог воспринимать это «школьное дерьмо» трезвым. Глотая вопросы, которые он так отчаянно хотел задать, подпитываемые его неуверенностью в себе, внутри него кипела ярость. «Нахуй этого парня», — подумал он, когда его слова сорвались с губ прежде, чем он смог подвергнуть себя цензуре. «Какого хрена ты хочешь знать?», — выплюнул он. Джерард, не тронутый холодом в словах Фрэнка, улыбнулся про себя и хладнокровно спросил: «Тебе нужен союзник или нет?» Фрэнк застыл, глубоко затянув сигарету, прежде чем медленно выдохнуть через ноздри и ответить: «Какая тебе выгода?» Состояние Джерарда оставалось спокойным, хладнокровным и собранным: «Какие у тебя планы на эти выходные?» Его вопрос сломал псевдореальность Фрэнка, который теперь понимал, что это была пятница… он думал, что это был понедельник или вторник; что неделя только начинается, и этому ребенку посчастливилось начать первые дни без цитаты ~ Новое начало ~… он мельком взглянул на Джерарда, теперь заметив, несмотря на мешковатый свитер в серо-черную полоску, что он в очень обтягивающих темно-синих джинсах, которые облегали каждый изгиб его нижней части тела, будто они цеплялись изо всех сил. «Ничего… а что?», — сумел выдавить он себя, пытаясь скрыть свое открытие того, как идеально синие задние карманы подчеркивают изгиб задницы Джерарда. Джерард протянул руку к боковому карману своей сумки и вытащил маркер Sharpie из одного из карманов. Он взглянул на Фрэнка, прежде чем схватить его руку и повернуть ее ладонью к небу. Не спрашивая разрешения, он нацарапал что-то на ладони Фрэнка и пробормотал: «Если тебе нужны союзники», прежде чем закрыть маркер и уйти из школы. Фрэнк посмотрел вниз и увидел на ладони номер телефона. Не задумываясь, он чистой рукой вытащил телефон из заднего кармана и ввел его номер, подписав «Джерард Английский / Искусство». Может, он сможет привыкнуть к другу… или к «союзнику».