Драбблы с поцелуями - 2

— Восемь. Коннор в раздевалке, как Девять и думал: он сидит на лавке и рассматривает свою обувь, но поворачивает голову на звук шагов. — Собираешься домой? — тон у Коннора легкий, но Девять на это не покупается. Коннор избегал его целый день, и сейчас — даже со своим приветливым лицом и приподнятыми бровями — он так явно ждет упреков, или «я же говорил», или даже злорадства, что Девять кривится, не пытаясь это скрыть. Больно понимать, как мало Восемь доверяет окружающим, как боится разделить хоть с кем-то малейшую свою слабость, малейший провал. Это даже не его провал, технически. — Как настроение? — спрашивает Девять, усаживаясь рядом. Есть ли в этом его вина, или дело в ранах, которые появились задолго до него? — Все нормально, — отвечает Коннор. Само собой. Но он не отстраняется. — Все в порядке. В раздевалке никого нет, это хорошо. Коннор всегда «работник месяца», как шутит Гэвин, «любимчик начальства», но сегодня ему крепко досталось от этого самого начальства. Девять не подслушивал, а лучше бы подслушивал — обычно Коннору наплевать на недовольство начальства, но сегодня он явно подавлен. — Ты бы не облажался, — говорит Коннор внезапно, словечко Гэвина странно звучит в его устах, — думаешь, это потому что полицейский из тебя лучше? Вопрос неожиданный и почти пугающий, но Девять подавляет первый порыв сказать: «конечно нет» и серьезно раздумывает над ответом. Это верно, что он более дисциплинированный, он не любит нарушать приказы, он умеет работать в команде. Он не импульсивный, он далеко не такой… дерзкий. Возможно, полицейский он и правда лучше. Он не стал бы подыгрывать Андерсону — да вот только его напарник не Андерсон. Стал бы он подыгрывать Гэвину, если бы у Гэвина возникли вдруг такие идеи?.. Девять пожимает плечами. — Сомневаюсь, что дело в этом, — искренне говорит он. — Это была не критическая ошибка. Коннор хмыкает с откровенным сарказмом. — Что, не скажешь «ты сам виноват, Восемь, ты знал, что так и будет»? — он наклоняется вперед, и теперь они не соприкасаются, и Девять сразу становится холодно, — «эмоциями ты губишь свою карьеру»… Девять сжимает зубы. — Не скажу. Коннор наконец-то смотрит на него — неприятно оценивающим взглядом, будто не верит. Будто ждет, когда Девять перейдет уже к рассуждениям о своих преимуществах, о том, что нельзя следовать порывам, словно они всего лишь люди, о том, что Девять более сдержан. Немного импульсивности, думает Девять, иногда не повредит. Или даже дерзости. Или эмоций. Он наклоняется и обхватывает Восемь за плечи, притягивая к себе, прижимает губы к его виску, прямо к пульсирующему диоду. Все эти рассуждения про лучших полицейских и как никогда не совершать ошибок бессмысленны, проблема не в этом. Проблема в поддержке — в том, что Восемь ее не хватает, и его скрытность делает все хуже, а смешанные с тщеславием комплексы самого Девять тоже не улучшают дело. — Я не скажу, — повторяет он, шепчет еле слышно — но он знает, что Восемь слышит, — ты ошибся, ну и что? У тебя был плохой день, я это не исправлю, но я могу порадовать тебя сейчас. Исправить хотя бы вечер. Целых две секунды Коннор напряжен, и Девять слышит гул его процессора, тихий, но они так близко, что Девять трет носом висок Коннора, чтобы тот немного расслабился. Перестал так громко думать, искать во всем подвох. — И как же? — Коннор умолкает, Девять чувствует его губы на своем подбородке, на щеке, и сам расслабляется, хотя даже не знал, что взволнован. — Как ты собираешься меня радовать? О, это совсем другой разговор. Девять улыбается. Одним движением он усаживается к Коннору на колени, обнимает его, и их лбы прижимаются друг к другу, и Девять видит блеск микросхем в глубине его глаз. Ощущает его руки на своей талии. — У меня есть один список, — говорит он, когда их губы почти соприкасаются, расстояние такое маленькое, что это уже может считаться поцелуем, — когда я еще был в «Киберлайф» и строил красочные планы, как тебя убить, Восемь. У меня тогда возникало много эротических идей…