Драбблы с поцелуями - 2

— Тебе больно? — бормочет Гэвин. Его трясет — у него дрожат руки, колени, вообще все дрожит, но голос вроде нормальный. Вроде. Девять улыбается ему, хотя улыбка тоже такая себе — примерно как спокойствие Гэвина, — не очень-то убедительная. Да Гэвина сейчас никакая улыбка не и убедит. Какого черта, он всегда ждет чего-то подобного от Коннора — тот мастер улыбаться с внутренностями наружу, — но не от Девять… Девять благоразумный, Девять спокойный, Девять не любит ненужных рисков, да и нужных старается избегать… Сейчас Девять улыбается и говорит: — Все хорошо, Гэвин, — и вся его рубашка в крови. Девять не лезет под пули и уж точно не позволяет каким-то ушлепкам делать в нем дырки; авантюризм — это не про него! Гэвин смотрит на часы — когда же эта чертова скорая приедет, сколько можно ждать? — Это не ответ на мой вопрос, — цедит он сквозь зубы. Не потому что зол — хотя он зол, и еще как! — просто если он не сожмет зубы, то они будут стучать, а сейчас не время. Никогда не время, а сейчас особенно. — Нет, Гэвин, — тут же отвечает Девять. Он врет, ну естественно, он врет, и Гэвину хочется орать, потому что это Коннор может врать, но не Девять. Не Девять! — Скажи правду, — требует он. Девять отводит взгляд. У него плавные движения — они всегда плавные, но сейчас скорее заторможенные, будто он старается не шевелиться лишний раз, и Гэвин снова смотрит на часы. — Через пять минут, Гэвин, — произносит Девять. Пауза. — И да, мне больно. Это ужасно. Коннор соврал бы — ну естественно, — и тогда Гэвин пошутил бы какую-нибудь дурацкую и не смешную шутку, хотя внутри у него все сворачивалось бы от боли и страха… Но искренность еще хуже. Он не знает, что сказать, не знает, что сделать, как помочь, как заставить время идти быстрее, как подогнать чертову скорую, потому что она никогда не едет так быстро, как надо, и от бессилия он кусает внутреннюю сторону щеки до крови. Он глубоко вдыхает и задерживает дыхание. Не время ныть, пока Девять смотрит на него, а скорой все нет и нет, и можно только ждать. Выдохнув, он подается вперед и обнимает Девять, стараясь руками укрыть его от непогоды, передать хоть каплю своего тепла. — Все будет хорошо, жестянка, — шепчет он — и прижимает губы к волосам Девять, чувствуя, как тот слегка расслабляется под его руками. — Я с тобой, все будет хорошо. И слышит вдалеке характерный вой сирены.