В этом мире есть место для тебя (но я хочу быть только в твоём)

      Чонгук нарушает молчание, заявив о себе громко хлопнувшей дверью.       — Чонгук, — почему человек просто не может забрать свои слова обратно, чтобы никто наутро и не вспомнил о случайно вылетевшей фразе? Юнги понимает, что даже алкоголь не спасёт от пяти выжидающих взглядов, направленных прямо в его, похороненное глубоко под землёй, прошлое. — Это было давно, просто забудьте об этом.       Клишированная фраза не спасёт тоже. Альфа решается посмотреть на реакцию своих друзей: неудивительно, у всех полнейший шок. Спасибо, что хоть без ярко выраженного презрения. Лишь Чимин выглядит так, будто не дар речи потерял, а душу, случайно вылетевшую вслед за чужим признанием.       — Нет уж, дорогой, — первым приходит в себя Джин. — Теперь ты просто обязан рассказать нам всё. В курсе, что твой Ким Тэхён теперь наш препод по культурологии?       — Догадался, — бормочет себе под нос и тут же ядовито цепляется за слова. — И он не мой, — где-то на фоне тяжело выдыхает Чимин, а Чонгук нечитаемым взглядом впивается в лучшего друга, садясь напротив и безмолвно требуя продолжения.       — Так... как... — подключается Намджун.       Юнги, честно, не понимает проявленного интереса к своей половой жизни, но знает точно, что сухим из воды уже не выйдет. Да и оправдаться за свои поступки следовало бы, особенно перед...       — Мы познакомились на тусовке первокурсников, напились, переспали — всё по канону, ребят, в этом нет ничего интересного.       — Не было бы, будь кто-то из вас омегой, но, насколько мне известно, ни один ею не является, — отмечает Сокджин и откровенно пялится на Чимина — не просто так завёл этот разговор. Младший альфа весь сжимается, поняв друга без слов.       — Ты видел его, Джин, он похож на альфу? — задаёт риторический вопрос Юнги и усмехается, возвращаясь в воспоминания. — Мы были безбашенными, незаинтересованными в общественных нормах двадцатилетними парнями. Его ничего не волновало, меня особо тоже. Это всего лишь случайный секс на одну ночь, после которого всё забылось. Если случайно сталкиваемся — только киваем друг другу и проходим мимо. Что вы ещё хотите от меня услышать? Никто не влюблялся и, боже упаси, не думал о продолжении. Мы остались обычными знакомыми, изредка встречающимися в универе — конец сказки.       — А кто был... — Мин кидает предупреждающий взгляд Хосоку, ожидая от этого глупца подобного вопроса.       — Фраза "я трахнул его" тебе реально ни о чём не говорит? — впервые подаёт голос Чимин, внимательный на детали. — Я, пожалуй, пойду, и так не планировал задерживаться здесь надолго.       Пак забирает сумку, буквально вскакивая со своего места, и направляется на выход из комнаты. Он услышал всё, что ему было нужно — Юнги не заинтересован в альфах: вполне ожидаемо. Кто в трезвом уме влюбляется в свой же пол?       Однако, всё же влюбляется. Или Чимин просто тронулся умом: честно, сам парень больше склоняется именно к этому выводу.       Пак никогда не строил ложных надежд на почве своих чувств — это глупость для его вполне зрелого возраста. Не мечтал о домике на берегу дома, не планировал рожать футбольную команду и не собирался умирать в один день со своим любимым альфой — не омега ведь, в самом деле. Он воспитывался классическим убеждением: нужно добиваться человека, с которым хочешь связать свою жизнь. Чимин должен доказывать слова действиями, действия словами, чтобы получить вседозволенность вкупе с желаемым результатом.       Но есть ли смысл добиваться того, кто даже к своим решениям относится с пренебрежением? Слишком мутным будет будущее, если строить его вместе с неуважающим своё прошлое человеком.       Чимин не ревнует: грубо затыкает своего мечущегося альфу, не обращая внимание на тихий жалобный скулёж, но абсолютно не ревнует, адекватно воспринимая неожиданное заявление. Ему просто хочется побыть наедине с самим собой, понять, что чувствует, и подумать, что планирует делать дальше.       Он спускается на первый этаж к танцполу, даже не попрощавшись с друзьями как полагается, и раздражённо закатывает глаза: чтобы добраться до выхода, необходимо растолкать толпу, возомнив себя охраной популярнейшей суперзвезды. Пак пробирается мягкой поступью, стараясь никого не задеть — всё-таки он не лысый татуированный амбал, — когда какой-то грубый незнакомец ловко оплетает его запястье, полностью останавливая.       Только этого для полного счастья не хватало.       — Малыш, не хочешь потанцевать? — заигрывающе (омерзительно — сказал бы Чимин) играет бровями высокий, по-видимому, альфа, развернув Пака за плечи к себе.       — Отпусти, — незаинтересованно бросает Чимин. Альфа напротив только ухмыляется, придвинув желанный объект ближе. Он самоуверенно отпускает запястье понравившегося парня, поднимая руку выше и косточками проводя по его скуле. Феромоны Чимина сгущаются, а внутренний зверь мечется в сумасшествии из стороны в сторону, крича об опасности и нежелании принадлежать незнакомцу.       Чистый интерес толкает Пака дальше: как поведёт себя этот ублюдок, узнав, что переходит границы флирта с таким же альфой? Чимин знает, что по-омежьи притягателен и красив, возглавляя мир гибкости и изящности своей утончённой фигурой — он не страдает из-за своей внешней непохожести на более сильный пол просто потому, что именно к этому последний год и стремился, больше подсознательно желая привлечь одного конкретного альфу. А огромное количество запахов не предоставляет возможности определить сущность человека: слова имеют больший вес в подобных заведениях. Но Чимин не торопится с признанием, ловко прижимаясь к уже возбуждённому взбудораженному парню, и вновь закрывает рот страдающему в нежелании волку. Он уже готовится бросить коктейль Молотова, спалив с костями чужое горделивое эго, а после озорно соскалиться и двинуться, наконец, к выходу: даже закрывает глаза, вдохнув спёртый воздух поглубже, и...       — Отошёл, блять, от него, — тысячи мурашек мелкими иголками впиваются в чувствительную кожу младшего альфы, пока чужое тело напрягается от тона более сильного существа. — Я, кажется, внятно выразился: убрал от него свои руки и съебал по-хорошему, — Чимин еле разбирает ранее не слышимое рычание перед собой. Он более менее приходит в себя только тогда, когда незнакомец растворяется в толпе, раздражённо пискнув напоследок, а другой парень заменяет его место, совсем не нежно хватая за ту же руку, на которой остался отчётливый запах чужака, и ведёт к выходу из Арены.       Альфа практически затапливает Чимина своим гневом, ярко ощущаемым недовольством и разочарованностью, пока сам Юнги сдавливает запястье до полного онемения кисти. Младший не может противиться более взрослому, мудрому и сильному зверю — скулит едва слышно от силы любимого им волка и неосознанно причиняемой им боли и смиренно опускает голову, принимая своё поражение ещё задолго до главной схватки.       — Ты делаешь мне больно, — шипит Чимин сквозь зубы, запихивая свою гордость куда поглубже снова. Должен добиваться, должен показывать свою принадлежность: должен, должен, должен... А рядом с ним так тем более обязан.       Внезапно запястье освобождается — Пак от этого чувствует болезненный жар на коже, — но Юнги тут же опускает руку ниже, обхватывая пальцы младшего своими. Он глубоко выдыхает и с силой жмурит глаза, стоит им только оказаться на шумной центральной улице Сеула.       Яркий свет желтых фонарей слепит глаза, громкий клубный бас запоздало отдаётся в ушах — далеко не серенадой, а ночной город окутывает своей противной мерзлотой и затхлостью. Минута самозабвения, пока главенствующие феромоны понемногу сбавляют свою горькость и приторность, заменяясь мнимым успокоением: даже выхлопные запахи с дорог приобретают исключительную свежесть. Юнги поворачивается к Чимину, глядя прямо в глаза: определённо что-то ищет, но вот найдёт ли?       — Я вызову такси, — говорит старший спустя непродолжительное время — не нашёл.       — Я хотел прогуляться, — Пак знает, никакого разговора у них не состоится: ведь вполне разумно, что друг хочет защитить своего друга. По крайней мере, это объясняет перевозбуждение и сильный выброс адреналина, поставивший внутреннего альфу на колени. Один Юнги не знает, какое влияние оказывает на своего донсена.       — Тогда пойдём вместе, в любом случае не хочу возвращаться обратно, — спокойно произносит Мин. Коктейль Молотова, до сих пор ожидающий броска своего создателя, смиренно охлаждается чужим безразличием.       — Как скажешь.       Они идут по оживлённой улице, всё ещё крепко держась за руки, но стоит только выйти на неосвещённую узкую улочку, ведущую прямо к кампусу, Юнги немедля разжимает пальцы. Это не ново — Чимин привык запихивать руки в карманы из-за вечерней прохлады.       Они, на самом деле, частенько проводят время вместе. В универе, в общаге, комнату которой вот уже как несколько месяцев делят вместе, даже в общем душе, если опаздывают на пары, но откровенно противятся вонять. Случайные прикосновения, неловкие объятия, служащие поддержкой или вынужденные знаки внимания — это всё порождает надежду в сердце Чимина, заставляя думать о чём-то большем в сладком романтичном плане.       Когда Чимин получил дружеское признание от альфы благодаря Чонгуку, поспешил рассказать своей семье о нестандартном влечении, желании пойти против общества ради сильных чувств, ожидая увидеть в глазах родителей безусловную гордость за своего ребёнка, его смелость и решительность. Но введшая в заблуждение уверенность растворилась в воздухе, как только глава семейства презрительно взглянул на больше не его сына и выпер из дома, из жалости оставив небольшую сумму на банковской карте. Тогда Юнги без слов забрал Чимина в общежитие, сославшись на то, что старый сосед переехал ещё в начале семестра, а комната слишком большая для него одного. Мин ничего не спрашивал: ни повод для зарёванных глаз и громких всхлипов, ни причину отсутствия каких-либо вещей или средств связи. Он молча переодел младшего в собственные шорты и футболку, после притянув к себе и усыпив в крепких объятиях.       Именно тот день стал отправной точкой для Чимина. Зелёным светом, включившимся с подачи Мин Юнги.       Безответная влюблённость — синоним желанной слепоты. Люди сами не хотят открывать глаза, обрекая себя на ещё большие страдания. И Пак не хочет тоже — чем он лучше остальных? Он варится в своих мечтах, надеется, что действия его хёна что-то, да значат. Просыпается с улыбкой на лице, ожидая от нового дня незаменимого внимания Юнги, но засыпает с тупой давящей болью в груди — ночь позволяет посмотреть с другого ракурса. Ракурса просто-друга.       Тихие вечерние разговоры на балконе с кружкой кофе — реферат не напишет себя сам, — объятия в постели в трудные для обоих дни, даже признания в необходимости иметь кого-то рядом с собой, кто носит имя Пак Чимина — всему этому есть объяснение. Младший альфа прекрасно понимает, где-то в глубине души даёт чёткое оправдание словам и действиям Юнги: не хочет, чтобы надежда умерла последней, сначала заживо похоронив его самого. Но каждый день — ахиллесова пята, круг бесконечно повторяющихся событий, в которых он уже давно и бесповоротно запутался.       "Для близких друзей это нормально", — говорит он.       "Со мной всё будет в порядке", — менее уверенно, но ежедневно, чтобы поверить самому.       "Тебе нужно перестать принимать всё слишком близко к сердцу", — повторяет.       И ничего не может поделать, когда то самое "близкое к сердцу" воет в ответ, крича: "Ему не всё равно на тебя" в неподходящем под их ситуацию ключе. Конечно, Юнги не будет всё равно, за год их общения они действительно сдружились. Любовь к музыке и тонким ароматизированным сигаретам сделали своё дело, но этого недостаточно, чтобы заинтересовать старшего в отношениях с альфой, который без памяти утонул в собственных двояких чувствах.       Что Чимин на самом деле думает о всей этой ситуацией между сонсеннимом и Юнги? Она разбудила в нём веру в собственный успех. Он ведь сказал: "Безбашенные незаинтересованные в общественных нормах двадцатилетние парни". Они всё ещё двадцатилетние и всё такие же безбашенные. Вспоминать о приставке "были" совершенно не хочется. Чимин рискует каждый день своими недвусмысленными подкатами, стремится разрушить барьер, построенный их нечестным и подлым миром. Он намекает на постоянной основе, но в лицо сказать не смеет. Реакция Юнги варьируется от "давай останемся друзьями" до "не смей ко мне больше приближаться", и обе развилки Чимина откровенно пугают. А так хотя бы есть возможность вовремя дать заднюю, переждать окончания бури и заново взяться за свой первоначальный план.       — Я чувствую, как тысячи вопросов крутятся в твоей голове и сводят с ума твоё любопытство, но не могу сконцентрироваться даже на одном, — прерывает тишину Юнги, замечая, что его тонсен начинает дрожать от холода. Недолго думая, он вытаскивает из куртки чужую ледяную ладонь, запихивает к себе в карман, согревая своим теплом, и притягивает замёрзшего альфу ближе. "Это не любопытство".       — Тебе понравилось? — выдаёт Чимин первый вопрос из тысячи, понемногу распутывая собственный клубок из нитей противоречий. С Юнги ему легко. С заботливым, но молчаливым — в разы.       — С Тэхёном?       — С альфой, — безапелляционно уточняет младший, на что Юнги удивлённо вскидывает бровь.       — Мы были совсем зелеными, Чимин, — слегка приглушённо звучит в ночи оживлённого шумного города. — Но, отвечая на твой вопрос, я не помню. Хотя, секс — он и в Африке секс, должно быть, понравилось. С учётом того, что я кончил, и Тэхён подо мной, к слову, тоже.       — Ясно, — Чимину неприятно — а кому будет в такой ситуации? Он старается не обращать на внутреннего зверя лишнего внимания, прислушиваясь больше к своему человеческому началу. Юнги же воспринимает безразличие на свой счёт: его горькие феромоны начинают давить на альфу Пака неподъемным грузом, а согретая рука болезненно зажимается в цепи разочарования.       — Не тебе меня упрекать, Чимин, — Юнги ведь не может знать?       — Что ты имеешь ввиду? — дрожащим голосом спрашивает Пак. Юнги думает: от холода. Чимин уверен: из-за сковавшего обе сущности страха.       — Да брось, — младший нехотя напрягается, затормаживая ход. — Ты пытался соблазнить Чонгука, чтобы подружиться с ним, — кажется, этот облегченный выдох слышал весь район. А ведь действительно, хён дальше своего носа не видит (или просто не хочет видеть?). — Я, кстати, так и не понял, для чего ты так сильно хотел с ним подружиться тогда, он ведь тебе каждый день яйца отбивал.       "Чтобы идти сейчас рядом с тобой", — думает Чимин.       — Я просто хотел проверить слухи, — пробует ложь на языке.       — Ну и как, проверил? — усмехается Юнги, прекрасно зная ответ.       — Делаю это до сих пор, — и пьяно смеётся вместе с парнем, неосознанно вдыхающим воздух с примесью отданного ему трепещущего сердца.

***

      Первое, что чувствует Чонгук, проснувшись — отвратительный привкус рвоты во рту. Второе — её запах. И оба факта заставляют отчаянно зарыться головой в мягкое одеяло, тихо проскулив. Вчерашний вечер, резко перешедший в ночь врезается в память отчётливыми воспоминаниями. Омеге откровенно не нравятся появившееся на талии руки где-то на середине прокрутки туманной корометражки о прошлой ночи. Он без понятия, с кем так отчаянно обжимался на танцполе, не знает, когда успел притупить все инстинкты самосохранения, но прекрасно помнит путь от общественного туалета до своей квартирки. Чон даже не представлял, что его организм способен выкачать из себя такое количество жидкообразной массы.       Голова взрывается неожиданной болью от жуткого похмелья, не позволяя плёнке дорисовать лицо человека, тащившего омегу до его квартиры. Что-то подсказывает Чонгуку, что он не хочет вспоминать весь этот стыд, так что просто берёт телефон с тумбочки, жмурясь от ослепляющего свечения дисплея. Хотя бы должен узнать, кто принёс его задницу домой и так заботливо задвинул шторы, продлив глубокий сон.       Время показывает начало двенадцатого — благо, в запасе два дня выходных, — а в списках уведомлений несколько непрочитанных сообщений. Жёнушка повелителя: Я знаю, что ты встал Вали на кухню, блины ждут тебя, предводитель блевотины 11:13       Лицо спасителя прорисовывается само собой. Как хорошо, что только Намджун видел его в таком состоянии, всё-таки лидеру он доверяет гораздо больше, чем тем незнакомым рукам, тепло которых ощущал на танцполе.

Я: Почему "предводитель блевотины"? 11:13

      Глупый вопрос, на который Чонгук на самом деле не хочет знать ответ. Жёнушка повелителя: Потому что блевотина, как самая верная подданная, следовала за тобой вчера, куда бы ты не пошёл Не наступи на неё в коридоре, она не заслуживает такого низкого обращения к себе 11:14       Как же стыдно... Чонгук никогда не напивался так сильно и уж тем более никогда не блевал. Он тяжёлой рукой касается волос, пытаясь превратить гнездо на голове в подобие человеческой причёски, слегка бьёт себя по щекам и выходит в коридор, ужасаясь виду квартиры.       — Ты пытался поднять революцию, — Намджун замечает ошеломлённый взгляд круглых глаз, намекая на причину разгромлённой квартиры.       — Нахуя? — вполне разумный вопрос для того, кто помнит лишь процесс выведения алкоголя из организма путём безостановочной борьбы с токсинами.       — Меня защищал, — буднично пожимает плечами альфа.       — Хорошо... от кого? — Чонгук под конец предложения практически пищит, ибо примерно представляет, от кого он мог хотеть защитить своего лидера на абсолютно пьяную голову.       — От меня, — раздаётся с дивана. И тут память благоразумно вырисовывает ещё одну фигуру под боком, вытаскивающую его вместе с альфой из клуба. Которую после он пытался избить на улице, возомнив себя чёртовой кунг-фу пандой. А часом позже гонялся за ней по всей квартире с бананом в руке, крича что-то об изгнании демонов и несправедливости абсолютной омежьей монархии в рамках существования Шестёрки. В общем, всеми силами пытался вернуть заявленные права Намджуну, даже если бы для этого пришлось убить его омегу.       — Твою мать, — бормочет он себе под нос.       — Лучше бы мать, Гук-и, — скалится Сокджин. — Теперь, когда я вижу, что ты готов воспринимать информацию на трезвую голову, слушай меня внимательно. Я без понятия, что с тобой произошло, и какого грёбаного хера ты нажрался в такое животное, — даже волчонок внутри Чонгука прижал свои уши к голове, смиренно выслушивая от главенствующей в их небольшой стае омеги сотни бранных высказываний. — Но если мне ещё раз придётся вырывать тебя из рук какого-то престарелого жирного ублюдка, я лично зашью твои рот и задницу, чтобы ни одна выблядь не имела возможности ими воспользоваться.       Да, забота от Ким Сокджина — вещь весьма неоднозначная. Чонгук только кивает болванчиком и убегает в спасительную на данный момент ванную — омега в гневе хуже раздражённого Пак Чимина, и это каждый знает далеко не понаслышке.       Он смывает все следы вчерашней дикой попойки, прокручивая события весёлой ночи ещё раз — мало ли, что он ещё забыл, — только описанного "престарелого жирного ублюдка" вспомнить так и не может. Возможно, именно его руки омега помнит на своей талии? Но Чонгук ведь не настолько глуп, чтобы позволять облапать себя старику! Кое-что ещё придётся выяснить, а пока первостепенная задача — облиться холодной водой и выпить сильное обезболивающее.       Чонгук осторожно выходит из своего убежища, бегая глазами по квартире в поисках причины главного проёба своей жизни.       — Джин ушёл, — Намджун сидит за столом на кухне, откровенно веселясь с вида омеги. — Тебе стоит поесть.       Обезвоженный организм полностью согласен с мнением альфы, но заметная пульсация у горла заставляет отказаться от невероятно вкусных блинчиков, приготовленных по собственному рецепту Намджуна — в памяти ещё свеж бесконтрольный приступ рвоты. Поэтому Чонгук лишь наливает себе стакан воды, высыпая туда всю упаковку регидрона, и запивает лечебным раствором таблетку, тихо выдыхая.       Альфа допивает свой кофе залпом, привлекая к себе внимание, и кладёт знакомую визитку на стол. Чонгук отчётливо помнит разговор с Ким-сонсеннимом после вручения награды, а также то, что он положил эту бумажку в карман, так что сейчас удивлённо приподнимает бровь, пока достаёт идентичную из своих провонявших джинсов.       — Тэхён-хён попросил передать это тебе, на случай, если память отшибёт, — поясняет Намджун, и Чонгук заливается такой яркой краской, что даже альфа пугается, проверив температуру омеги ладонью.       — Он видел меня в таком состоянии? — отчаянно скулит Чон, даже не обращая внимания на вылетевшее "хён" из уст Кима, и пробивает головой стол, скуля от боли ещё громче.       — Весь клуб видел, — лишь хмыкает. — Так тебе поступило предложение от Ан Джихёна?       Поступило ли? Чонгук не знает, что связывает Тэхёна с известным хореографом: может, он вообще простой ученик. Тогда каковы шансы на успех от этого звонка? Разве учитель будет слушать рекомендации своего ученика?       А если Тэхён не простой ученик, а преподаватель, например? Тогда у Чона есть все шансы заручиться поддержкой и устроиться в лучшую танцевальную команду Сеула. Хотя, вполне вероятно, что сонсенним просто подшутил над своим соперником.       Как нельзя кстати, омега вспоминает причину, по которой так сильно налакался прошлой ночью: слова Юнги снова врезаются острыми кинжалами в и без того больную голову. Не сказать, что Чонгук сильно расстроился из-за этого неожиданного признания — хён вообще крайне редко делится с ним подробностями личной жизни. Но, вообще-то, да — он расстроился. Только вот почему, понять так и не может. Из-за Юнги ли...?       Чонгук ещё отчаяннее бьётся головой о стол, не зная, что ему делать — стоит ли звонить? Он успешно отвлекается от своих "за" и "против", когда телефон в кармане начинает коротко вибрировать. Неизвестный номер: Позвони ему, он будет ждать 5:33       Первое сообщение было отправлено рано утром, от чего омега непонимающе пялится на экран, пока его глаза опускаются чуть ниже. Неизвестный номер: Сегодня же, Чонгук-щи! 11:25       Понимание того, кто ему так требовательно написывает, доходит до страдающего мозга не сразу, далеко не сразу. Чонгуку требуются несколько долгих минут, но стоит только перевести взгляд на помятые визитки, омега тут же в шоке раскрывает рот.       — Намджун... а ты помнишь, с кем я разговаривал в клубе? — он просто уточняет.       — Пока не нажрался — с нами, а потом укатил, куда глаза глядят, — отстранённо звучит в ответ, добавляя чуть погодя. — Тебя Джин четыре раза пытался вывести на воздух, один раз даже рычал на какого-то дедушку, — Чонгук прячет глаза под отросшей чёлкой. Стыдно, да, но не это он хотел услышать. — А потом тебя хён отвёл в туалет. До сих пор гадаю, как он понял, что тебе плохо станет с минуты на минуту. Ты, вроде, бодрым был.       — Хён? — неужели Юнги решил вернуться?       — Тэхён-хён.       Остатки потерянных воспоминаний пазлами складываются в полноценную картину. Вот голова невыносимо кружится, вот он мечтает потерять сознание и жмётся к какому-то горячему телу, чтобы в случае непредвиденной ситуации быть быстро подхваченным, вот теплые ладони обвивают его талию — совсем не морщинистые, — и уводят Чонгука к уборной.       — Всё хорошо, Гук-и, всё хорошо, — тихим шёпотом на ухо, пока он сплёвывает остатки своей гордости в туалет. Нежные поглаживания по спине немного успокаивают измученного тошнотой Чонгука.       — Он перебрал, я могу проводить до дома, — говорит кто-то тем же голосом в сторону открытых дверей.       — Нет, Вы и так сделали слишком многое, — звучит строго от Сокджина.       — Хорошо, тогда продиктуйте мне его телефон, чтобы я убедился в здравии своего ученика.       Теперь Чонгук понимает, откуда у сонсеннима его номер. Вполне логично, почему он отдал ещё одну визитку Намджуну — посчитал, что в таком состоянии омега навряд ли сможет что-либо вспомнить. Стыд заполнил разум: как он мог так опозорится перед своим, пусть и неофициальным, но преподавателем? Есть ли смысл звонить Ан Джихёну после такого фееричного представления в стенах Арены?       Чон незамедлительно печатает ответ.

Я: Сонсенним, здравствуйте, мне искренне жаль, что я принёс Вам столько неудобств прошлой ночью. Обещаю, такое больше не повторится. Извините, пожалуйста, можете требовать от меня всё, что угодно.

      Ответ приходит только после того, как Намджун помог Чонгуку привести дом в относительную чистоту, заверяя, что всё в порядке, друзья не оставляют в похмельной беде, и ушёл по своим делам. Ким-сонсенним: Не глупи, всё хорошо Я ведь тоже студент Ты в порядке?       Иногда Чонгук забывает: разница в возрасте невелика, а Тэхён — не изверг. Входит в положение, понимая желание третьекурсника напиться и забыться. Но Чонгуку даже перед друзьями стыдно, что говорить о практически незнакомом альфе?

Я: Да, огромное спасибо за помощь

Ким-сонсенним: Если всё хорошо, и ты так хочешь отплатить — собирайся и поезжай прямо сейчас в офис, я отправлю тебе геолокацию И лучше поторопись, он не станет долго ждать       Сегодня мозг Чонгука переваривает информацию крайне медленно, а когда до него всё-таки доходит смысл сказанных слов, омега уже сбрасывает с себя излюбленные узкие джинсы, меняя их на классические брюки, и вываливается из квартиры, прыгая на одной ноге и натягивая белые дерби.       Добраться на метро до главного здания школы Ан Джихёна в кротчайшие сроки не составляет труда, из-за спешки Чонгук даже не успевает подумать о том, что он в общем-то совершенно бездумно повёлся на слова — технически — незнакомца, но всё же какое-то слепое доверие к Тэхёну заставляет его ноги двигаться вперёд. Он старается не обращать внимания на внутренние омежьи переживания, чтобы собственноручно не разрушить и без того туманную перспективу. Чонгук уже давно не маленький мальчик. Даже если у альфы извращённое чувство юмора, он сможет справиться с возможной неловкой ситуацией самостоятельно. Сомнения начали появляться только тогда, когда он уже стоял прямо напротив высокого тридцатиэтажного здания, где находились сама студия и главный офис школы хореографического мастерства. Нервозность только из-за: "А если не шутка?"       У стойки администратора мысли подтвердились: не шутка. Молодой парень любезно улыбнулся ему, без сомнений пропустив омегу, как только услышал имя, и отчеканил заученное: "Господин Ан ожидает Вас".       Чонгук ненавидит свои приступы паники, хоть они и появляются только в серьёзных стрессовых ситуациях. Он знает — другим людям с подобным психическим расстройством приходится гораздо хуже, ведь приступы могут появится без каких-либо внешних или внутренних факторов. А он только разводит нюни по каждому пугающему поводу в то время, когда должен быть благодарен, что его проявления заболевания не столь масштабны. Поэтому всё, что остаётся сейчас — зарыться носом в воротник белоснежной рубашки и поднести пальцы к запястью, нащупав пульс.

Раз, два, три...

      Омега заходит в лифт, как и сказали, зажимая кнопку третьего этажа.

Четыре, пять, шесть...

      Биение становится умереннее, ему всегда помогает отсчёт.

Семь, восемь, девять...

      Скоростные лифты делают своё дело, омега проклинает тот день, когда они были изобретены: быстрота не даёт ему совершенно никакого времени, чтобы привести себя в порядок.

Десять, одиннадцать, двенадцать...

      Он оглядывается вокруг: ни души, но примесь различных запахов чётко даёт понять, что люди здесь появляются часто. Как только Чонгук вышел из лифта, почувствовал как минимум пять смешанных ароматов. С испугом в каждом.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать...

      Отсчёт можно начинать заново: пульс подскочил до смертельной отметки. Омега надеется, что его сердце достаточно сильное, чтобы справиться с сильнейшей нагрузкой, и подходит ближе к одной единственной двери, на которой красуется серебряное: "Генеральный директор школы хореографического искусства — Ан Джихён".       Сердце уходит в пляс.

Снова. Раз, два, три...

      Омега стоит, не шевелясь, даже не дыша — так бы понял, учуял, что его появление не осталось незамеченным. Хватается за пряди волос по привычке, болезненно одергивая небольшую часть. Собирается с мыслями.

Четыре, пять, ше-

      Телефон громко оповещает о новом уведомлении. Только чтобы отвлечься, Чонгук достаёт его из кармана. Ким-сонсенним: Не сомневайся, Чонгук, тебя никто не покусает Если тебе будет проще, я тоже здесь       И только сейчас омега набирает полные лёгкие чистого воздуха. Свежего. Морского. Успокаивающего.       Чонгуку не становится проще от слова "нихрена", но он снова вдыхает поглубже, коротко постучавшись, и заходит в светлое большое помещение. Кабинет главного хореографа достаточно прост для звания его владельца: он светлый, просторный, с огромным окном в пол, вид из которого не то, чтобы очень живописный. Напротив виднеется такое же офисное здание, где сидят, ходят, просто проживают свою жизнь обычные рабочие. Непримечательно, но уютно. А яркая — вовсе не насмешливая — улыбка, что впечатывается в сознание омеги чётким воспоминанием из Арены, позволяет, наконец, свободно выдохнуть.

-сть.

      Отсчёт окончен.       — Люблю наблюдать за людьми, — звучит незнакомый голос. — Думаю, они удивительны. Ты так не считаешь?       Господин Ан всё время был повёрнут лицом к окну, сидя, на удивление, не за рабочим столом, а на бежевом диване в центре комнаты. Тэхён же стоит позади и, добившись взгляда своего ученика, мягко кивает на место рядом.       — А... Да. Удивительны, — неловко соглашается Чонгук, прокашлявшись. Он подходит ближе к хореографу, на что тот встаёт и уважительно опускает голову, протянув руку для приветствия.       Если Чонгук думал, что будет неловко из-за возможного обмана, то теперь ему неловко вдвойне: из-за того, что мог подумать плохо о сонсенниме и из-за того, что прямо сейчас не в силах контролировать свою нижнюю челюсть, почти протаранившую гладкий паркет. Вообще-то это он должен был первым показать своё уважение, поклонившись. В ноги. Поэтому тут же нагибается под невозможным углом — его тело никогда не было способно на подобную гибкость, — трет потные ладони о ткань брюк и скрепляет приветствие рукопожатием.       — Здравствуйте, господин Ан, это честь для меня, познакомиться с таким человеком, как Вы, — тараторит Чонгук, получая два гортанных смеха в ответ. Он опускает голову, забавно краснея кончиками ушей.       — Да-а, давно меня никто не называл человеком. Ты удивительный, Чонгук, как и говорил Тэхён.       Скажи омеге, что ему необходимо спародировать Бэмби, он бы со стопроцентной вероятностью взял эту номинацию, даже если бы сам оленёнок участвовал в конкурсе. Чаплин нервно курит в сторонке.       — Что? Я сказал что-то не так? — со смехом спрашивает хореограф у Тэхёна, альфа лишь с улыбкой пожимает плечами, не вступая в разговор. — Отбросим формальности, хорошо? Я буду чрезвычайно горд, если такой танцор, как ты, будет обращаться ко мне более приземлённо, — Ан Джихён опускается на диван, задумчиво проведя рукой по месту рядом с собой. Чонгук не смеет отклонить предложение. — Джихён-ним, как тебе?       — Джихён-н-ним, — запинается омега, но снова пробует. — Джихён-ним. Боже, простите, мне просто не верится, что я разговариваю сейчас с Вами, — на непонимающий тёплый, будто отцовский взгляд, Чон уточняет. — Вы — легенда.       Хореограф явно в хорошем расположении духа, раз так часто смеётся на любую фразу омеги.       — "Человек" мне нравится больше, Чонгук. Это то же самое, что я бы тебе сказал: "Ты — студент". Всем известный факт, но, согласись, когда тебе это постоянно твердят, начинает угнетать, не так ли?       Омега задумывается: а ведь действительно. "Студент" звучит совершенно безлико. Будто твоя душа несёт одну составляющую, без которой ты — никто, не личность, не человек. К тому же подобное обращение безумно тяготит. Студент означает обязанность в постоянном поглощении знаний. Чонгук даже представить не может, насколько тяжело носить клеймо Легенды. Омеге становится стыдно за своё раннее высказывание.       — Выдохни, — тихо подаёт голос Тэхён. Ничуть не насмешливо.       Проще Чонгуку не становится.       — Давай перейдём сразу к делу? Я не хотел бы довести тебя до обморока, — омега только кивает болванчиком, соглашаясь на всё, что скажет этот человек. — Я видел твоё выступление в Арене, и не спеши снова зажиматься, Чонгук. Мне понравилось, — получить признание от наивысшей точки совершенства — цель всей жизни танцора. Слёзы неверия проступают на напуганном лице. — Ты был хорош, — добивает господин Ан. И больше не выглядит столь устрашающе, так что сквозь миллиарды "спасибо-спасибо-спасибо", Чонгук улавливает мягкое поглаживание по спине.       Отцовское.       Фантомное "ты справился, малыш, я всегда в тебя верил" прорезает тонкий слух.       — Я бы хотел работать с тобой, мне нужны такие яркие личности. Удивительные.       — Это моя мечта, госпо... Джихён-ним. Я был бы безумно счастлив работать в вашей команде, — сквозь последнюю дорожку слёз говорит Чонгук. О большем он и мечтать не мог.       — Отбрось формальности, ты смущаешь меня своим официальным тоном, — мужчина треплет волосы танцора, рука у него твёрдая, но тёплая. Успокаивающий феромон морской соли пропитывает каждую клеточку вспотевшего от стресса тела, даря Чонгуку безмятежность и уют.       Только сейчас он может обратить внимание на вторичный пол всемирно известного хореографа: желтая пресса давно пускала слухи, но правда в том, что истинную сущность Ан Джихёна раскрыть не смог никто.       Омега. Теперь Чонгук уверен: его кумир — омега. И это удивляет до глубины души. Кто бы мог подумать, омега смог вынести такой тяжёлый груз на собственных плечах, будучи связанным слепыми инстинктами и своей природной гиперчувствительностью. Ан Джихёна невозможно перестать уважать, особенно когда узнаёшь такие поразительные подробности.       — Давай мы с тобой встретимся чуть позже в более спокойной обстановке, с тебя на сегодня хватит давления. Я знаю, как сильно ты сейчас напуган.       Чонгук согласен, поэтому более уверенным тоном диктует свой номер, получая в ответ личный хореографа (омега внутри громко визжит от счастья). Они договариваются о встрече на следующей неделе ближе к выходным, Джихён убеждает, что сам подготовит контракт, освободив от некоторых сковывающих омегу условий — Чонгук и правда поразил его своим талантом. Прощаются они так же, как и встретились: поклоном головы старшего и чуть ли не реверансом танцора.       — Дядя, я провожу Чонгука, — это омега уже слышит, подходя к двери. Он не попрощался с Тэхёном, даже не поздоровался нормально, но надеется, что преподаватель войдёт в положение. Его чувства менялись со скоростью света: страх перерастал в неловкость, неловкость в смущение, а смущение в неверие. Сейчас Чонгук обезоружен. И обескуражен.       "Дядя?"       Он всё время гадал, кем же Тэхён приходится господину Ану; после своего внезапного обнаружения подумал даже о более интимных отношениях между ними. Оказалось, всё гораздо проще. Кровная связь. Это возвращает Чонгука в стены Арены, когда сонсенним разрушил рамки общественности своим невероятным танцем. И правда удивительным.       Должно быть, у Кима с детства был пример для подражания: дядя-омега, сломавший нормы их нынешнего мира, продемонстрировав, что слабый пол и сильный — абсолютно ничего не значащее разграничение, придуманное коллективным мозгом человечества. Полный авторитет хореографа равно здравое мышление альфы. Чонгук с ним более, чем просто согласен.       Теперь омегу топит сумасшедший интерес. Он не хочет снова ломать себе голову, подбирая альтернативные варианты, поэтому собирается спросить об этом альфу в лоб.       — Сонсенним, могу я задать Вам вопрос личного характера? — Чон несмело заводит беседу сразу же, как только они выходят из кабинета господина Ана.       — Помнится, в прошлый раз подобный вопрос закончился двойным унижением, — раздается смешок сбоку. — Я тебя слушаю.       — Почему Вы так стремитесь разорвать шаблон Альф и Омег? Я имею ввиду... Ну, Вы понимаете, я был удивлён, когда увидел Вас на сцене, — омега путается в словах, мысленно давая себе пощёчину. Он хочет знать больше о человеке, который подарил ему шанс на успешную карьеру, но это не значит, что он должен лезть туда, куда не следует. Тэхён спокойно смотрит на Чонгука, слегка улыбаясь кончиками губ, вселяя большую уверенность омеге. Им ведь тоже стоит подружиться, с этих пор они связаны не простым учитель-ученик. Возможно, омеге вскоре потребуется помощь, а Ким только рад протянуть ему свою руку.       — Шаблон? А кто этот шаблон создал? — риторический вопрос, на который давно известен ответ. — Нам с детства твердят, что внутри нас живут волки, мы — особая мутация человеческого рода, более сильная и приспособленная. Если ты хорошо учил биологию в школе, то должен помнить: животные не имеют традиционной ориентации в своей природе. Тем не менее нам, волкам, твердят, что альфы обязаны трахать омег, омеги желать альф, а беты заключать браки в ЗАГСах. — Тэхён умиляется реакции Чонгука, кончики ушей которого слегка порозовели, а сам он начал нервозно перебирать пряди волос. — Я не хочу идти на поводу у общества, забывая, что представляю из себя на самом деле. Это моё желание — быть личностью, независимой от чужого мнения. — альфа выпускает больше успокаивающих феромонов, продолжая монолог. Чонгук заметно расслабляется, переставая жалеть о заведенной теме. — Вот ярчайший пример: течка. Тебе же на самом деле глубоко насрать, кто будет пихать свой член. Да, у альфы природой дар больше, — Тэхен не подбирает слова, слишком уж нравится видеть смущение парня рядом с собой. — Но разве в таком болезненном состоянии ты бы отказался от помощи омеги?       Чонгук теряется. Внутренняя омега начинает тихонько поскуливать, явно переживая — не хочет говорить про столь интимные вещи своему потенциальному партнёру. Переубедить её в неправоте своих умозаключений невозможно — в голове ярко-красным мигает "альфа!" Он вдыхает поглубже свежий сильный аромат, опуская плечи. Тэхён обычный парень, в самом деле, и то, что естественно — не должно так сильно пугать.       — Мне не с чем сравнивать, я никогда не проводил течки с альфами, — Чонгук прячет голову в воротнике рубашки, стесняясь прямого взгляда.       — Извини, если то, что я сейчас спрошу — слишком личное... Почему? Я хоть и не знаю всех тонкостей, но видел омег в течке, и для них это пиздецки больно, — омега хмыкает на вырвавшееся ругательство сонсеннима. — Окей, просто не слушай меня.       Чонгук рад, что они уже подошли к выходу из здания, и теперь их разговор смогут заглушить различные звуки шумного города. Почему-то Тэхёну хочется довериться, рассказать больше, чем следует обычному знакомому. Если раньше из-за его присутствия хотелось бежать, сломя голову, то сейчас омега начинает понемногу привыкать, с осторожностью доверяя этому парню некоторые аспекты собственной личной жизни. И Чонгук планирует удовлетворить его любопытство, раз ранее альфа удовлетворил его.       — Всё в порядке, мне нечего скрывать, — омега слегка улыбается, поворачивая в сторону метро. Тэхён следует за ним. — Прозвучит странно, но я просто ещё не нашёл альфу, который удовлетворил бы мои потребности. В смысле... О боже, это прозвучало не просто странно, да? — Чон заливается краской, нервно посмеиваясь, когда понимает, как именно озвучил фразу. Тэхён продолжает внимательно слушать, не ставя омегу в неловкое положение. — Моя омега сильна, если Вы проводите много времени в СНУ, думаю, уже слышали слухи, — Ким утвердительно кивает. — Альфы боятся меня, потому что мой зверь слишком силён для них. А те, кто не боится, пытаются подавить. Мне это не нравится, я не хочу спать с животным. Мне нужен человек, а не слепые инстинкты, понимаете?       Тэхён некоторое время молчит, а Чонгук чувствует себя удивительно спокойно. Кажется, это заслуга альфы рядом с ним.       — Я понимаю тебя, но даже я схожу с ума от гона. Мне приходится искать постоянного партнёра, чтобы окончательно не двинуться. А тот альфа, который постоянно находится рядом с тобой, с запахом бергамота, — омега бьётся в переживаниях, улавливая неловкость в голосе альфы. — Почему не попросишь помощи у него? Мне показалось, вы достаточно близки. Не думаю, что он станет идти против твоей воли. Чонгук негромко посмеивается: Тэхён не в курсе об осведомлённости омеги. Поэтому хочет чувствовать себя свободнее, признаваясь:       — Вы ведь знаете, как зовут того альфу. Не думаю, что Вы из тех, кто не запоминает имя полового партнёра.       — Так ты знаешь? — феромоны альфы становятся свежее и чище: он в своём привычном комфортном состоянии. Чонгук же чувствует себя на удивление потрясающе, вдыхая морской воздух глубже.       — Он мой лучший друг. И, отвечая на Ваш вопрос, это и есть причина, по которой я не прошу у него помощи. Я очень влюбчивый, сонсенним, не хотел бы потерять друга из-за каких-то чувств.       — Ты? — Тэхён даже останавливается, округляя глаза.       — Не удивляйтесь так, — усмехается Чонгук. — Знаете, порой в жизни происходят совершенно неподвластные нам вещи. Мы страстно влюбляемся, отдаём всего себя, а в ответ нам безжалостно разбивают сердце. Вот что забавно: когда любовь приносит слишком много боли, мы задумываемся над тем, что лучше бы никогда не влюблялись, но стоит только избавиться от чувств к человеку, начинаем желать поскорее приобрести их к другому. Бесконечный неразрывный круг какой-то. Удивительно.       "Удивительно, как хорошо мне рядом с Вами".       — Называй меня хёном, когда мы в дружеской обстановке, хорошо? — неожиданно говорит Тэхён, останавливаясь у метро. Чонгуку приходится повернуться в его сторону, заглядывая в невероятно светлые карие глаза. А ещё — избить омегу, которая презрительно фыркнула на кимово "дружеская".       — Я никогда не влюблялся, — вырывается.       — Что?       — Я очень влюбчивый, но никогда не влюблялся. Вот такой вот каламбур. Это странно, хён? — Чонгук закусывает губу, вновь запуская руку в волосы. Тэхён отслеживает каждое его движение, замерев статуей — он уверен: омега сейчас утерял весь прежний страх перед альфой. И Тэхёну становится невероятно тепло от одной мысли, что Чонгук перестал воспринимать его, как угрозу.       — Ты вызываешь во мне слишком противоречивые чувства.       — Это комплимент?       — Предостережение, — поправляет Ким. — Будь аккуратен, людям свойственно желать до них прежде не тронутое.       "Чтобы стать первым, кто очерствит", — витает в воздухе, сдавливая лёгкие Чонгука крепкими цепями. Намёк понят, Чон не глупый. Пока что сердце его принадлежит ему одному. И лишь он вправе распоряжаться им, как захочется.       Только вот оно, глупое, само желает избавиться от такого же глупого Чонгука, вырвавшись из власти несуществующих цепей. Намек-то понят, но... Вдруг неверно?       — Я бы мог помочь тебе с течкой.       Внутри Чонгука — ласкающая пустота. Внутри Тэхёна — непозволительный страх и пугающее томление.       — Я бы был благодарен тебе, хён.