"— Зачем тебе это нужно? — Затем же, зачем и тебе: я говорил, у меня нет пары на гон, а он довольно скоро."
Чушь полнейшая: у него есть, с кем трахаться в гон. Для такого, как Ким Тэхён, открыты все двери в мир похоти, греховности и разврата. Да вот только устал он уже от всего этого дерьма: каждое грёбаное утро просыпаться с незнакомцами под действием природных инстинктов. Разве гон — оправдание его звериного (от слова "зверский") поведения? Бред, конечно же нет. Он устал. Сначала это казалось единственно верным вариантом — трахать всё, что трахается, и губить свою жизнь, впустую растрачивая время на не тех. Так обычно и происходит: выпорхнув из родительского гнезда, начинаешь бесстыдно отрываться на полную катушку, а как только понимаешь, что ниже падать уже некуда, задумываешься о своём крайне туманном будущем. Настоящее попросту лишает банальной стабильности, той, где каждый день чувствуешь себя нужным и хоть кем-то любимым. Тэхён хочет научиться вести себя соответствующе своей будущей паре, начать всё с чистого листа, отыскав правильного человека, не брезгающего поддерживать — в одиночку он не справится. Друзья, конечно же, не в счёт: с ними и близко не о тех чувствах толкуешь. В желанных нет места одной привязанности, желанные — глубже, теплее, в разы нежнее. Они забирают твоё сердце и отдают в доверенную словами камеру хранения на долгие года, быть может и века: кому как повезёт. Тэхёну не везло никогда. Его правда в том, что он — тот ещё трус. Что ж, было бы странно, случись всё иначе после череды ванильных сказок с ожидаемым плохим концом. Во всех них ничего сверхъестественного не произошло: в первой решил одуматься, даже на сохранение сердце отдал, да вот вернули ему непригодное: кровоточащее, изрезанное безжалостно, в местах с уже затянувшимися шрамами. Кажется, та камера оказалась немного бракованной — какая неудача. Самое обидное: даже пожаловаться некому. Лечить ни камеру, ни сердце не стали. А смысл? Сердце само затянется, а на камеру чужую ему уже было наплевать. В следующей сказке всё по новой: хоть камера оказалась не столь кусачая, но выжала достаточно кровяных соков, прежде чем вышвырнула обратно. Сердце у Тэхёна сильное, не остановится, пока будет смысл биться дальше. А он есть. И весомый. Желание разорвать шаблон? Бросьте. Он — просто, сука, обиженный на весь мир ребёнок, пытающийся добиться внимания всё ещё близких людей подобным образом. Иногда даже становится до обидного хреново: он подался в педагогику, не подозревая, что она же и утянет его в глубокие воды мотивов, поводов и причинно-следственных связей личности. Тут и профессионалы не понадобились — сам понял своё стремление быть не таким, как все. Забавно, Тэхён копался внутри себя всю свою осознанную жизнь, не становясь безжалостным монстром: знал, что хочет стать — и это не считается, — а стоило только отыскать причину подобного поведения — ангелом с оторванными крыльями пал ниже люциферского Ада. Кружка наполняется снова, и в темноте холодной квартиры — свет он включает крайне редко, и это не из-за страха выбросить внушительную сумму на ветер — альфа не замечает пролитого на белоснежный ковёр виски. Ковёр не жалуется, виски, собственно, тоже, а Тэхёну кажется, что он понемногу сходит с ума. Стоит и сравнивает себя со своей кружкой: оба наполнены доверху. Если Киму не в кого свои излишки вливать, то кружка с радостью делится с ним своими. Усталость не самого спокойного дня наваливается на него снежным комом; Тэхён падает на кожаный диван позади, поднимая взгляд на огромное панорамное окно, открывающее поистине завораживающий вид на ночной Сеул. Откровенно говоря, Тэхёну наскучило быть одному. Эта бравада "я-гордый-одинокий-волк" перестала иметь какое-либо значение, как только сердце склеилось вновь, оставив после себя лишь небольшие рубцы (в третьей сказке ему действительно повезло). Прав был Чонгук: странные создания — эти ваши люди. Когда влюбляются, хотят лишиться, когда лишаются, желают обрести вновь. Любовь, если честно, вообще какая-то ненормальная пародия на русскую рулетку: вроде попыток пять, а когда выстрелит — не знаешь. И Чонгук странный. Чонгук — вообще отдельная тема. У него первое место по странности в личном списке Ким Тэхёна. Самое забавное: Тэхёна спросишь — он связно объяснить в принципе-то и не сможет, почему. Скажет незатейливое "потому что" и нальёт себе третью кружку виски. Перед глазами начинает опасно плыть, а яркие огни огромного Сеула не улучшают попытку вернуть себе трезвую концентрацию. Запомните: йога — херня. Альфа ходил на неё полгода, да так выбросить лишние мысли и не смог. В чём её смысл, если на пьяную голову — тогда, когда правда нужно — не можешь собраться в кучу? Ему она для этого вообще-то и была нужна. Толку ноль, зато голос в голове стал громче: альфа теперь хотя бы разобрать его может. А интернет ведь кричал, якобы наоборот, перестанешь, милый, так много думать. У Тэхёна почему-то всё всегда наперекосяк идёт: каждую минуту каждого дня. Вот, к примеру, Чонгук. В первую встречу он казался до того невинным, чистым, светлым лучиком какого-то чертового Солнца, а ещё до невозможного неловким. Причину подобных чувств альфа так и не понял, но что-то внутри скрутилось неприятным спазмом: явно из-за напуганного сердца, не желающего вновь отрываться от хозяина, но нехотя простучавшего неровный ритм в предзнаменование: предыдущие раны затянулись, организм готов к четвёртому синдрому Бумеранга. Тэхён привык, что всё возвращается: предательства, измены, люди — не конкретные, обобщённые характерной схожестью, — и даже жизни. Однажды, может, через миллионы лет, но возвращаются. Глупо верить, что и сердце твоё не вернётся в родную грудь. Поэтому альфа не рискует почём зря, строит из себя невесть кого — то ли шлюху подзаборную, то ли неприступного принца, холоднее самой Снежной Королевы. Не обессудьте, роль Тэхёна ещё не определена самой Вселенной, он смиренно ждёт своей очереди. И в то же время тянется сам. Кормит ложными надеждами, желая испортить невинное существо собой, предлагает какие-то мутные авантюры, думая в первую очередь о своём благополучии — ну не моральный урод ли? Нет. Он не рискует только потому, что совершенно не по-мужски боится. Так вот, Чонгук. Когда омега впервые развернулся лицом — первой мыслью, внезапно протаранившей бедный мозг альфы, было: "Защитить-спрятать-согреть". В тот момент альфа почувствовал себя до ужаса неловко, смущённо и просто раздражающе растерянно: такое поведение его волку, определенно знающему себе цену, было крайне несвойственно. Спрятать ещё ладно — у Кима квартира для одного чересчур большая, а вот защитить и согреть уже что-то новенькое. Какой в этом смысл, если на улице откровенная Африка, а из угроз только сам Ким Тэхён? Но Чонгук этот трясся, как осиновый лист на ветру, так что останавливать поток альфьих дум Ким не торопился: раз замёрз — он жизнь Дьяволу продаст, чтобы не позволить этому свершиться вновь; напуган — выпустит наружу своего далёкого ребёнка, утешит, наполнив аудиторию мягким феромоном. В первую встречу, конечно, не станет набрасываться, как минимум покажется психопатом, а вот где-то на третью..."— На улице холодно, надень. — Но... — Чонгук, отдашь джинсовку позже. На улице уже вечер, солнце не согреет. Давай, забирай, мне всё равно ещё возвращаться в офис. — Спасибо, хён."
Невесёлый смешок срывается с влажных от алкоголя губ; альфа непроизвольно вздрагивает, вспоминая путь до лифта по жутко продуваемой парковке его жилого комплекса. К черту Снежную Королеву, он не готов жить в непригодных для простого корейского смертного условиях. Зато готов вечность щеголять в лёгкой футболке, если будет убеждён, что омега Чон Чонгук согревается в тепле его вещей. Альфа внутри удовлетворённо рокочет — нравится, заразе, ход мыслей человека. Если первая встреча для Кима окрасилась нежным перламутром, то вторая ознаменовалась драгоценным тёмно-красным алмазом. Дорогим, миллиарды лет прятавшимся в глубине безымянных земель и вынесенным на поверхность жгучей огненной магмой. В тот день единственное, что он только и успевал — тщательно сглатывать накопившуюся слюну и каким-то безотчётным чутьём усиливать собственный феромон. У самого Тэхёна тогда вообще произошёл конкретный сбой в системе. Чувствовал, что должен защитить-спрятать-согреть, а хотел лишь трахнуть-трахнуть-трахнуть. Внутреннему альфе такие непристойные мысли человека, на удивление, оказались не по душе, так что остаток перформанса волк выступал в их дуэте главенствующей силой, руководящей подачей необходимой поддержки, пока человек попал в повторяющуюся с небывалой скоростью "умирать-воскреснуть" закономерность. Такой контраст неловкого омеги и воплощения всех возможных грехов сыграл с Кимом злую шутку: он не смог перестать думать о Чон Чонгуке даже на следующий день. Наутро после ночи в Арене он чувствовал себя просто чудесно: его волк счастливо вилял хвостиком, громко тявкая о том, как рад, что успел позаботиться о своей будущей паре. Тэхён даже не был против. Сознание мутит интенсивнее. Альфа устало потирает виски, мечтая вырубиться от выпитого сразу на несколько дней."— Установим рамки? — смущённо. — Чувствую себя главным героем фильма, — улыбается альфа, но твёрдо кивает, мысленно поддерживая идею. — П...поцелуи? — Я не против, — звучит спокойно, только вот сердце заходится в тысячах ударах в секунду. — Эм... Я... Не знаю? Сонсе... Хён, ты правда думаешь, что это хорошая идея? — Чонгук по-милому неловко опускает голову, пряча свои огромные глаза под чёлкой. — Я не трону тебя, пока ты мне не разрешишь. Помнишь, ты говорил, что твоя омега не подпускает к себе альф и близко, да? Если мой зверь сделает что-то не так, просто выпусти её с поводка, — он не уговаривает. Всего лишь очень хочет, чтобы в итоге Чонгук согласился. — Да, только... — глаза смотрят с неуверенностью: альфа почти заходится в постыдном мурчании, снова усиливая свой уютный для омеги аромат — ещё в первый день раскусил, как сильно его запах влияет на Чонгука. — "Только", что? — подталкивает. — Не важно, забудь."
Чонгук был до ужаса напуган, так, что Тэхён до сих пор не может успокоить своего внутреннего зверя: он явно предпочёл бы знать продолжение этого "только". Но настаивать не станет: дело касается исключительно омеги, и альфа его прекрасно понимает. Чонгук только учится доверять и вверять себя в чужие руки. Пугать его ещё больше, вынуждать, заставлять — последнее, чего он желает. Раздражающая вибрация на столе заставляет Тэхёна прекратить мысленные беседы со своим волком, возвращаясь в реальность, где он — всё ещё выпивший и непонятно отчего страдающий молодой студент. — Да? — Ким прочищает горло, даже не посмотрев на дисплей телефона — в любом случае перед глазами морские волны, явно не предназначенные для повышения резкости кадра. — Тэ, ты куда пропал? — басят на другой линии. Помех нет, так что альфе не составляет труда узнать голос говорящего. — О, хён, привет. Прости, на меня дел навалилось. В будни преподаю, в выходные торчу на студии, — он не оправдывается, просто констатирует факты: защита диплома в этом году, так что приходится усердно готовиться и нарабатывать опыт одновременно в двух направлениях. — А может, ты просто альфу себе нашёл? — Тэхён слышит сарказм в чужом голосе, и что-то внутри вспыхивает ярким недоброжелательным огнём. — Хён, — предупреждающе рычит в пустоту квартиры. Вдыхает глубже и усмиряет дрожь: темнота дарует мнимое спокойствие. — Почему сразу альфу? Окей. Ладно. Хорошо. Альфы для Тэхёна предпочтительнее, но это не значит, что он категоричен в своём выборе. Просто... Омеги... Они ведь нуждаются в постоянной заботе, требуют тепла и внимания, только вот отдают ровным счётом ни-че-го. Сильный пол априори обязан быть сильным, создан для ласки и утешения других, это заложено в их сущность, пока омеги с распростёртыми руками принимают, принимают, принимают. Поведение альфы рядом с омегой должно быть по всем общественным критериям: оберегать, защищать и не давать в обиду. Слепые инстинкты. Только вот Тэхёну порой забота нужна тоже. Получать от любимого человека поддержку, чувствовать его нежность, искренность по отношению к себе и порой — очень-редко-иногда — показывать свою слабость и ранимость. Перед альфой или омегой — не так уж и важно, но альфы хотя бы не насмехаются. Большинство омег считают, что дарить домашний уют своей паре необязательно, утешать её тем более — зачем? Генетически ведь заложено, что они самые крепкие, эмоционально не уязвимые и практически бесчувственные (это, кстати из сказки номер один). Альфы определённо лучше. И то, что заботятся они только после дикого безжалостного — конечно, партнёр ведь из класса сильных — и изматывающего секса, тоже не так уж важно. Главное: Тэхён чувствует на себе бережные прикосновения, счастливо урчит, пока его отмывают в тёплой воде, и засыпает обласканным и укутанным в тёплое домашнее одеяло. Правда наутро просыпается в гордом одиночестве с самим собой, весь день страдая от неизвестности (а вот и сказка номер два). Неправильный альфа Ким Тэхён, ха. Сколько раз он уже это слышал? Кажется, в сказке номер три чаще всего. — Неужели нашёл омегу? — с ещё большей задоринкой. Минхо-хён его сегодня доведёт. "Неужели нашёл омегу?""— Мы... Эм. Мы будем только проводить вместе течки и гоны? Я имею ввиду, без общения? — Чонгук-и, дыши, — Тэхён открыто смеётся от вида омеги, горящего алыми пожарами. — Я ничего не имею против общения, а ещё думаю, хотя бы один секс нам понадобится до твоей течки, чтобы ты не боялся подпускать меня на инстинктах. Ты же понимаешь, что во время неё вряд ли сможешь мыслить трезво, но вот волк твой — вполне. Дай своей детке привыкнуть к моему зверю, ты согласен? — он, честно, старался не смущать двадцатитрехлетнего ребёнка, но Чонгук в своей испепеляющей растерянности просто восхитителен. — Да. Конечно, да. У меня были течки, хён, и я знаю, как ведёт себя омега, когда поблизости альфа. Просто... Я бы не хотел, чтобы меня подавляло животное, я имею ввиду... Боже, — смотрите-ка, только что была придумана новая скороговорка! Ким тепло смотрит в глаза, не переставая убеждаться, какой же ещё малыш сидит перед ним. Он не влезает в монолог омеги: знает, Чонгук в силах самостоятельно справиться со своими эмоциями. — Прости, хён, прости. Я просто, не знаю... Я готов позволить тебе руководить процессом как человеку, но если твой волк захочет принудить меня на данном этапе, — омега чётко выделяет последнюю фразу, а у Тэхёна альфа уже завывает свадебную песню, господи... — Мне просто будет очень больно. И вряд ли я кого-то после этого подпущу к себе."
Плачевный жизненный опыт взрастил в Чонгуке крепкий железный стержень, но это не мешает быть ему крайне уступчивым и покладистым парнем. Омега как мягкая глина с несгибаемым каркасом внутри. Ты не окажешь на него какое-либо влияние, если он сам этого не захочет, но если вдруг шагнёт навстречу — готовься к скоротечному прощанию со своим привычным ритмом жизни. Это просто безумие: они знакомы третий день, и уже составили какой-то там условный течный — упс — договор. И Тэхён не то чтобы очень против. Его волк вообще, как бы, прямо сейчас счастливо тявкает с высунутым языком на загривке. — Тэхён? Реально омега что-ли? — Минхо теряет весь настрой от долгого молчания своего тонсена. — Не сглазь, — всё, на что способен его рот с языком на загривке. — О-о-о, — раздаётся счастливое улюлюканье, и следом слишком громкий звук чего-то разбивающегося. — Твою мать, Тэ, я позвоню завтра, окей? Тэмин мне сейчас нахрен всю квартиру разнесёт. — У вас всё хорошо? — Не сглазь, — передразнивает Минхо, а у Кима чувство, будто его душа стремительно расплавляется в разгоряченной печи — так тепло от любви двух хёнов. — Всё хорошо, просто ему сложно привыкнуть к моей квартире. Знаешь, это дурачьё по утрам постоянно ходит с закрытыми глазами, и тут вот оно: кресло в центре зала, которого в его квартире раньше не наблюдалось, а мозг перезагрузиться ещё не успел. Так что ежедневно у нас сеанс предельно подробного разъяснения одному бедному креслу, где его место, и угрозы об уходе из дома, если оно будет продолжать вести себя столь же неприлично. Тэхён тихо смеётся, вспоминая, как сам врезался в разнообразные (а они крайне разнообразные, без шуток) углы у хёна, матеря дизайнера квартиры на чём свет стоит. — Передавай Тэ-хёну, что я скучаю, может, смогу на следующей неделе вырваться к вам, — улыбается альфа, оставляя кружку допитого виски на журнальном столике. — Эй, мелкий, — как-то по-семейному, родному. — М? — Не упусти его, если он того действительно стоит. Жалеть — это уже будущее, а ты пока что в него не попал. Тэхён улыбается светло и, прошептав тихое "спасибо", сбрасывает вызов. Что ждёт их в будущем?"— Поцелуи — не то, о чём ты хотел спросить изначально, верно? — Я... Хён, не заставляй меня краснеть ещё больше, пожалуйста, — жалостно поскуливает Чонгук. — Хорошо. Давай договоримся: вопросы о поцелуях отложим на неопределённый срок. Укусы и метки исключаются сразу же, я прав? — спасибо, дядя, за хорошо поставленную речь, Тэхён никогда бы не смог предположить, что она понадобится ему при столь деловом разговоре. — Это подчинение, я против, — впервые твёрдо. Тэхён кивает. — Я спокойно отношусь ко всему, Чонгук, так что рамки обозначать лишь тебе. — Эм. Ладно, что насчёт влюблённости в друг друга? Мы не можем знать наверняка, так что, может... Остановимся на том, что если кто-то из нас начнёт влюбляться, сразу говорит об этом, и мы прекращаем? — Ты влюбчивый, я помню, — альфа нежно улыбается — не может не. Он будет только рад, если четвёртая сказка окажется заранее предопределена на хороший конец. А трястись в страхе и философствовать, как ему продолжать существовать дальше, Тэхён будет уже наедине с собой. Нашёлся повод вытащить виски по приходу домой. — Хён! — возмущается Чонгук, видно — наигранно. — Просто кому-то из нас тогда будет очень больно. А я этого не хочу. Не у меня в характере скрывать что-то такое, так что я буду предельно честен с тобой. А ты? — Да, Чонгук-и, я скажу тебе. Но раз ты ставишь такое условие, то я его дополню, не против? — очередь омеги кивать. — Если чувства окажутся взаимными, мы попробуем построить отношения в другом амплуа. Согласен? — Было бы глупо отказываться от возможности быть вместе с любимым человеком, хён."
— Ну, Ким Тэхён, — хмыкает уже засыпающий на диване безбожно пьяный парень, — Что мы имеем в итоге? Секс-договор с условиями: не подчинять, не светиться, не проявлять характерные для пары черты, типа засосов. Засосы-то чем тебе не угодили, а, Чон Чонгук? — совсем несмело бросает в тишину. — Не влюбляться, а если влюбляться — добиваться. Понял, — альфа в последний раз сладко причмокивает губами и почти проваливается в сон. — Всё будет хорошо. Но кому, как не Тэхёну знать? Даже розовые очки бьются стёклами вовнутрь.***
— И тебя вообще не напрягает, что он твой преподаватель как минимум до конца семестра? — Нет? Если Чонгук раньше и переживал из-за этого, то сейчас нить, связующая "сонсеннима" и "Ким Тэхёна" окончательно и бесповоротно разорвана. — Я спрашивал об этом до того, как мы обговорили расписание моих течек и его гонов. Хёну всё равно, да и мне тоже. Он всего лишь практикант, кому какое дело?"— Вас... Тебя не обвинят в харассменте¹ к своему студенту? — Я не работаю на официальной основе. Давай вернёмся к этому вопросу через год."
— Погоди, погоди, вы серьёзно сверяли своё расписание? — и Чонгук в тысячный раз убеждается: завалиться в обитель хёна, когда Чимин дома — самая недальновидная вещь, которая когда-либо приходила ему в голову. — Да, Чимин, мы серьёзно смотрели наш график, чтобы подобрать подходящую дату, — обречённым шёпотом."— Когда у тебя течка? — Что? — Я должен знать дату, не думаешь? Мой гон начнётся только ближе к каникулам, в начале июля, — Чонгук пытается дышать глубже, чтобы окончательно не сгореть при столь интимном разговоре, и согласно мычит, включая приложение для контроля своих ежемесячных периодов. Он долгую минуту в шоке пялится в экран, только завидев дату. Неужели так скоро? — Э-э... Четырнадцатое июня, — всего лишь две недели. Омега даже не заметил, как прошёл месяц с предыдущей. Он снова зарывается пальцами в отросшие пряди, от нервов начиная перебирать каждую волосинку — и хер он клал на слова Чимина, что из-за этого его волосы становятся похожи на грязный и безбожно спутанный конский хвост — так ему спокойнее. Тэхён напротив ласково усмехается, аккуратно перехватывая запястье и освобождая бедную голову. Он едва поглаживает тыльную сторону ладони, улыбаясь на такую глупую привычку. — Чонгук, я не сожру тебя, если ты откажешься... — Нет, нет, хён! — Чон теряется от внутреннего давления своей сущности на себя. Его омега впервые ведёт себя так: неосознанно контролируя все чувства и эмоции — оттого и действия человека. Да и... Как бы неловко не было, он устал от переносимой во время течки боли, а скулящий от почти убивающего одиночества волк не делает лучше. Его омеге нужна пара — пусть и фиктивная. Он не позволял нагнуть себя другому только потому, что все, кроме его друзей — теперь и Ким Тэхёна, — с первой же встречи петушились, пытались поставить на колени его омегу, которая на такой расклад лишь скалила зубы. Чонгук её целиком и полностью поддерживал, поэтому скалил зубы в ответ. А тут на тебе: привлекательный альфа, предлагающий идеальные условия, и в добавок немножечко себя. Омеге впервые дышится настолько свободно рядом с кем-то, кого его волк воспринимает в качестве партнёра. Окей, его волк в принципе впервые воспринимает кого-то в качестве партнёра. Чонгук боится лишь одного: он ведь и правда очень влюбчивый, а в сонсенниме, уверен, потонуть проще некуда. — Тогда... Может встретимся на следующей неделе вне стен университета? — омега уверенно кивает. — И запомни, Чонгук. Ты мне ничем не обязан, — обязан, ещё как обязан. Только из-за Тэхёна у него есть практически всё, о чём он раньше даже не мечтал. Альфа чувствует несогласие парня, по слогам чеканя. — Не о-бя-зан. Будь уверен, одно твоё слово — я остановлюсь даже в гон. Поэтому не бойся меня. У нас ещё будет время узнать друг друга получше, а пока что могу заверить только в одном: я ни за что не причиню тебе вреда. Омега беспрекословно верит."
— Ну прости, Чонгук, я впервые слышу о том, как серьёзно относятся к этому люди, желающие просто хорошенько потрахаться, — Чимин картинно закатывает глаза, врубая режим сучки на полную мощность, Юнги же просто хохочет в голос. — Гук-и, тут даже я с ним согласен, — от такого предательства Чонгук в сердцах швыряет первой попавшейся под руку вещью в сторону альф, заставляя старшего практически загибаться в приступе смеха. — Нет, правда. Расписание. — Он сказал, что я должен привыкнуть к нему. Что не подпущу незнакомца, поэтому... — омега опускает взгляд, прокручивая их долгий разговор в уютной кофейне в сотый раз. — Зачем я вообще вам рассказал... Обиделся. Альфы чувствуют это по горьковатым ноткам привычно мягкого аромата цветущей сакуры. Они, договорившись одним взглядом, в секунду бросаются на понурого Чонгука, спокойно сидящего на краю миновой кровати. Громкий грохот свалившихся на пол тел разбавляет заразительный смех друзей. Юнги с Чимином, оказавшиеся с двух сторон от омеги, счастливо утыкаются носами в ярко пахнущие железы на шее, больше не улавливая неприятный оттенок. Природный запах Чонгука просто восхитителен, и младший альфа даже не стесняется озвучить это вслух. — Смотри, Чимин-и, подумает ещё, что ты к нему снова свои ручонки тянешь, ка-а-ак член откусит, — посмеивается Юнги, и альфа с омегой уже готовятся к самому беспощадному возмездию в истории человечества. Они одновременно наваливаются на своего худощавого хёна, яростно придавливая тело к полу, и переходят на щекотку, смеясь во весь голос и не прекращая ожесточённо его терзать, даже когда тот начинает задыхаться. Чонгук веселится с вида старшего альфы, откровенно измотанного и разгорячённого. Но на этом его месть ещё не заканчивается — в памяти свежи слова второго друга. Он шустро слезает с хёна, пока глупый Чимин ничего не замечает, продолжая сидеть на бёдрах альфы, и устраивается поудобнее главным зрителем на первом ряду. Юнги уже не смеётся, упрямо впившись взглядом в обнажившего свою шею Пака: всего лишь для того, чтобы было удобнее убирать влажные пряди волос с лица. Стоит только младшему альфе обратить внимание на воцарившуюся в комнате тишину, он непонимающе, абсолютно дезориентированно переводит взгляд на затихнувшего хёна. Чонгук же практически икает от смеха: задание успешно выполнено, теперь задыхаются они оба (Чимин, правда, чуточку сильнее). Конечно, его любимый альфа сейчас смиренно лежит под ним, выглядя при этом ужасно соблазнительно, и даже не пытается скрыть свой голодный взгляд. Где-то внутри себя Чимин отчаянно скулит. Он просто с ума сходит от миновой недоступности и непозволительности. Юнги чувствует себя загнанной в клетку мышью, добычей опасного хищника, больше подсознательно открывая вид на шею лёгким движением головы. У Пака в глазах ничуть не пугающая красная пелена: альфа подчиняется ему. Альфа. Подчиняется. Из горла вырывается нетерпеливое рычание, полностью перекрывая жалобный скулёж. — Ребят, я пойду, — сорванный на последней гласной голос Чонгука приводит двух альф в чувства, и они с ужасом отскакивают друг от друга на несколько метров. Должно быть, омеге в такой атмосфере сидеть было не особо-то и приятно, судя по его неловкому бегающему взгляду. Отомстил, блять. Да за такую месть его должны как минимум до небес вознести. Чонгук ждёт не дождётся того дня, когда эти придурки наконец всё поймут и перестанут мучать себя и заодно окружающих. — Хён, можно тебя? — уже в коридоре кричит омега, обычно просто захлопывающий входную дверь. — Да? — Юнги выглядит так, словно застрял в другом измерении — совершенно растерянно. Может, когда он уйдёт, они с Чимином смогут расставить все точки над "i"? — Я могу взять у тебя какую-нибудь толстовку? — он уже почти не смущается подобных просьб. Юнги без уточнений всё прекрасно понимает, залезая в деревянный шкаф с головой. Не найдя там уже поношенных, пахнущих им вещей, он просто снимает с себя верх, оставаясь наполовину обнажённым. Чонгук за долгие годы привык, но Чимин на фоне с чувством так закашливается. Омега уверен, его друг пылает, как и он несколькими часами ранее. Скомкано проговорив искренние слова благодарности, Чонгук, не забыв прихватить чужую джинсовку, спешно выходит на улицу, мысленно выстраивая маршрут до своей квартиры. Новый день оказался настолько переполненным яркими событиями, что он просто устало плетется по пустующим улочкам Сеула, тихо напевая под нос играющую в наушниках песню. У него нет никаких сил размышлять над произошедшим: жуткое похмелье, встреча со своим кумиром, неловкий разговор с Тэхёном, а потом ещё и двое возбуждённых — Чонгук будет подъебывать Чимина остаток веков, что тот возбудился в его присутствии — альф, добивших ослабленный организм окончательно. Чонгук подумает над всем позже. Может, когда примет расслабляющую ванну, зажжёт приятно пахнущие ароматизированные палочки в спальне и уляжется на мягкую постель. Подумает, когда глаза, не справляясь с нагрузкой тяжёлых будней, устало прикроются, и всё его нутро наполнится тёплой умиротворяющей волной. Подумает, когда, держа у носа почему-то чужую джинсовку, пахнущую свежестью морского бриза и отдалённо солью со дна спокойного океана, провалится в глубокий сон.