Кораблекрушение

Ужин проходил в каюте капитана – на первый взгляд, самом роскошно убранном месте на судне. Мне даже сначала показалось, что она как будто перенесена сюда с совсем другого корабля, так не похожа она была на все, что я видел до этого. Но потом я осмотрелся и понял, что каюта капитана сродни его камзолу – когда-то роскошна, теперь потрепана и стара, как все на этой шхуне. Панели на стенах были потерты и даже проломлены в одном месте, стул подо мной шатался, а стол также древен и хром, как легендарный Тамерлан. Впрочем, надо отдать должное, ужин был совсем не плох. Игнасио во время ужина прислуживал нам. Он старался не смотреть никому в глаза, его руки тряслись, и он даже разлил вино на дорогую, но заляпанную жиром и вином скатерть с потрепанными французскими кружевами. Стюард капитана даже замахнулся на него, но Игнасио так выразительно посмотрел на него, что рука у того опустилась сама собой. Дэн, тоже присутствовавший на ужине, с интересом наблюдал за ним. – Детка, – сказал он. – Ты не только одноглазая, но и безрукая. Игнасио и на него бросил гневный взгляд. Ох уж эти испанцы! Только что он дрожал от страха, но стоило кому-то задеть его, тут же воспылал праведным гневом, забыв обо всем на свете. – Ого! – засмеялся Дэн, – Сколько огня! Вот что хотите со мной делайте, но не люблю я калек, не то непременно женился бы на тебе. Уж очень ты горяча! А еще не люблю тощих. Вот наш боцман, мистер Никсон, очень любит чрезмерно стройных дам. Есть у него такая особенность. Таких, которые ровные со всех сторон... Он бросил взгляд в сторону застывшей Эмили и осекся. Черт возьми, я, наверное, должен был первым осадить Бэйла. – Прошу прощения, леди, – почтительно сказал он с долей смущения. Он выглядел вполне искренне, наверное, и впрямь совершенно забылся. – Живя в море среди неотесанных мужланов, постепенно забываешь о приличиях. Я думаю, необходимо всем капитанам предписать каждый раз брать на борт леди и джентльмена, как мы берем судового врача и священника, чтобы не забывать о приличиях, – воодушевленный этой мыслью он поднял бокал, – давайте выпьем за это. Я даже готов жениться на тебе, несмотря ни на что, чтобы загладить свою вину, – доверительно сообщил он Игнасио. – Ну что молчишь? Ты выйдешь за меня? Игнасио сжал зубы. – Она немая, – торопливо вставил я. – Боже, да это идеальная жена, – еще пуще развеселился Дэн. – Еще раз прошу прощения, леди. Капитан не принимал участия в разговоре, молча ел, и у меня сложилось впечатление, что на корабле всем заправляет Бэйл. Что ж, нужно помнить об этом, если что-то произойдет, нам придется иметь дело именно с ним, на капитана рассчитывать не приходится. – Где же вы нашли такое сокровище? – продолжал глумиться Дэн. – На Барбадосе. Моя камеристка скоропостижно скончалась накануне отплытия от лихорадки, – ответила Эмили. – Что же, вы взяли первую попавшуюся девицу? – Вовсе нет. Нам рекомендовали ее в гостинице, как порядочную, хотя и не очень ловкую девушку. Она хотела вернуться в Европу, а мне нужна была камеристка. Может она и уступает в умениях английским и французским девушкам, но за все время, что она провела с нами, мне не в чем ее упрекнуть. – Рекомендовали, значит. Держу пари, им не терпелось избавиться от нее. Вы слишком добры, леди. Что ж до порядочности этой милой девушки, сейчас ей некуда деться, но я бы в свою очередь порекомендовал вам проверить ваши кошельки и украшения, когда вы сойдете на берег в Портсмуте. Бэйл подмигнул Начо, протянул ему бокал и насмешливо наблюдал, как тот наполняет его. Мартинес, кажется, вполне успокоился и даже смотрел на Эмили с благодарностью, хотя мы, все трое, понимали, что все, сказанное ею – ложь, от первого до последнего слова. Не в чем упрекнуть! Порядочная девушка! Не такая уж порядочная, да и не девушка вовсе. А висельник, переодетый в женское платье. – Так вы намерены оставить ее у себя, когда вернетесь в Англию? Она ведь испанка? А в Англии нынче испанцев не очень любят. Хотя их не любят везде и уже давно. И вполне заслуженно. – Не знаю мистер Бэйл. Что делать с Марией, думаю, лучше судить на месте, – сказал я, подленько улыбаясь. Начо с громким стуком поставил бутылку на стол, а Эмили с упреком посмотрела на меня. Мартинес без сомнения заслуживал того, чтобы его отдали под суд, но сейчас я хотел всего лишь подразнить его. Нашел время и место. Просто не смог удержаться. Я ободряюще улыбнулся Игнасио, чтобы сгладить свою неудачную шутку, но его моя улыбка привела в еще больший ужас. Я поспешил перевести разговор на другую тему и спросил у Бэйла, что происходит в мире. – Ну что сказать виконт, Европа продолжает воевать за испанский трон. Это, пожалуй, главное событие, которое так сказать задает тон всему. Наши модницы остались без французских туалетов, купцы боятся выходить в море. Это война, милорд, она волнует всех: и военных и торговцев и простых работяг, которые боятся, что их схватят вербовщики – на кораблях ее величества всегда недостаток матросов. Плохо приходится и честным купцам. Каперы рыщут в поисках добычи, англичане и голландцы то и дело сталкиваются на море с французским флотом и не раз бывали биты. Хотя французы нынче потеряли хватку. Говорят, Карл прибыл в Португалию, они хотели захватить его около Уэссана, но так спешили, что разбили один из линкоров еще при выходе из гавани, – Дэн хохотнул, – и все равно опоздали! Представьте себе! А Поншартрен все тянет деньги из морской казны, так что французам порой не на что оснастить свою эскадру. Но покуда на испанском троне сидит внук Людовика то, пожалуй, французы в выигрыше. Хотя Анна и голландцы не теряют надежды. Кажется, Дэн оседлал любимого конька и дальнейший разговор до конца ужина продолжался на эту тему. Игнасио выглядел подавленно. Нужно непременно поговорить с ним и объяснить, что это была просто шутка. А шутка ли? Я ведь и в самом деле не решил, что делать с Начо, и все время отодвигал мысли об этом, которые то и дело подступали ко мне. Я просто не хотел об этом думать и надеялся, что все само решится. Например, Игнасио сбежит от нас. Прихватив наши кошельки и украшения Эмили. Возможно. Что ж, в глубине души я был согласен и на такой исход, но никогда и никому не признался бы в этом. А может быть люди Диксона, хотя теперь их вернее было бы называть людьми Бэйла, раскроют его, и тогда судьба Начо окажется в их руках. Не моих. Как порядочный человек, я должен был сдать Мартинеса первому же полисмену, которого встречу. Он убийца, он грабитель, и он не нравился мне. И все же в этом случае быть порядочным человеком мне совершенно не хотелось. И я даже понимал почему. Я задумался, глядя на Игнасио, и не сразу понял, что все замолчали и смотрят на меня. Взгляд Дэна выражал недоверчивое удивление. Он взглянул на Эмили, потом на "Марию" и усмехнулся все с тем же недоверчивым удивлением. Ситуация вышла несколько двусмысленная. Я смущенно кашлянул, чем еще больше усугубил двусмысленность ситуации и сказал: – Прошу прощения, я задумался. – Бывает, – добродушно пожал плечами Дэн. Ужин закончился, и мы вышли на палубу. На шкафуте я увидел Джека в обществе матросов "Персефоны". Кажется, он вполне освоился среди них. Ну да, он же и сам был матросом еще несколько месяцев назад. Хотя точно мы этого не знаем. Компания гоготала, курила трубки и играла в кости. После ежедневной порции грога в команде царило приподнятое настроение. Джек поднял на меня взгляд исподлобья, его трубка вспыхнула в сумерках, и лицо на мгновенье окуталось дымом. Он поднялся и подошел к нам. – Как прошел ужин, милорд? Что-то наша Мария сильно не в духе, – хмыкнул он. – О, ничего страшного, – улыбнулась Эмили. – Просто мистер Бэйл был не слишком галантен с ней. Я промолчал, но подумал, что, скорее всего, причина дурного настроения Начо была в другом. – Бедняжка Мария, – покачал головой Джек, – всю жизнь вращалась в высшем свете, как там было "с детьми рыбаков и шлюх"? А тут ей приходится терпеть таких неотесанных грубиянов как Бэйл или скажем я. Начо показал ему неприличный жест, и Джек рассмеялся. – Ну хватит, – оборвал их я. – Вы еще драку начните. – Я женщин не бью, – парировал Джек, – хотя этой с удовольствием отвесил бы пару пинков, – добавил он и направился обратно к своим приятелям. Я пропустил вперед Эмили и Начо и, последовав за ними, услышал, как кто-то сказал: – Что у тебя с этой крошкой? – Ничего, – Джек с презрением покосился вслед удаляющемуся голубому платью. – Она не в моем вкусе. – Зато ты, братец, вполне в ее. Как она иногда смотрит на тебя! – Пусть смотрит, пока еще остался один глаз. – Больно уж ты разборчив, мы же в море. Тогда ты, верно, не возражаешь, если я за ней приударю. Я резко остановился и повернулся к Джеку. Тот поймал мой взгляд и рассмеялся. – Не советую. Девица совершенно сумасшедшая. Немая, одноглазая и сумасшедшая. Уж я-то ее знаю. Три месяца с ней на острове сидел. – А мне ее глаза и голос ни к чему, – ответил тот же голос. Принадлежал он боцману Никсону. Тому самому, которому нравятся женщины "ровные со всех сторон", так, кажется, сказал Дэн. – Все, что надо-то, я надеюсь, у нее в порядке? Вон Сизый Сид тоже одноглазый и ничего живет. А песни я и сам петь могу. – Эй, а как же страстные стоны, – вставил кто-то. Все загоготали. – Обойдусь, – хохотнул Никсон. – Прошу прощения, – громко сказал я. – О, не волнуйтесь, сэр, я – галантный кавалер. Он отвесил поклон, и матросы снова засмеялись. Только Джек мрачно вертел в руках трубку, глядя на доски палубы. Я отправился дальше. "Это шутки, просто шутки", – думал я по дороге в каюту, но берясь за поручень трапа, обнаружил, что руки дрожат. Надо поговорить с Бэйлом. Пусть усмирит своих головорезов. В конце концов, он обещал доставить нас всех в Портсмут в целости и сохранности. Если только можно верить его обещаниям. От вознаграждения он не отказался, хоть и перевел разговор на другую тему. Не следует забывать, что рассказал Игнасио об этих людях. Но можно ли верить Игнасио? Если помнить о предыдущем опыте общения с ним, то ответ очевидно – нет. Но зачем Начо намеренно чернить Бэйла и его людей? Чтобы я встал на его сторону? Чтобы я не доверял им и их словам? Но зачем? Может быть Игансио и в этот раз солгал мне? О том, что произошло между ним и Диксоном. Что если все было не так, как он рассказывал? Но тогда что он скрывает? Что может быть хуже убийства и содомского греха в довесок? Он выглядел искренним, когда говорил о себе, но я уже понял, что притворяться он умеет очень хорошо. Он три месяца изображал Марию, а я смотрел на него и оценивал, как женщину. Боже. Мне стало стыдно не только за свою глупость, но и так будто меня самого уличили в содомском грехе. Причем уличил я сам себя, будто я одновременно был и уличителем и уличенным, и двойное чувство мерзости и стыда терзало меня. Я считал дни, когда мы доберемся до Портсмута и избавимся наконец от наших соседей, с которыми нас так некстати свела судьба. Чем дальше, тем сильнее становилось мое нетерпение, я как будто ждал какой-то подлости от них и потому желал, как можно скорее распрощаться с ними, пока они не успели воплотить ее в жизнь. Господи, какие глупости не придут в голову. Как бы не раздражал меня Начо я бы не хотел, чтобы Дэн узнал кто он, особенно если все рассказанное им все-таки правда. Размышляя так, я добрался до дверей нашей каюты, где неожиданно наткнулся на персону, чья судьба так занимала меня сейчас. Наверное, Эмили выставила его, чтобы приготовиться ко сну. – Нам надо поговорить. Игнасио кисло улыбнулся. – Можешь не отвечать, просто слушай, что я скажу! – шепотом сказал я. – Ты хочешь добраться до Англии? Ты хочешь, в конце концов, остаться в живых? Тогда возьми себя в руки. Не обращай внимания на насмешки Бэйла и перестаньте с Джеком цепляться друг к другу. – Он сам всегда начинает, – зашипел Игнасио. – Замолчи! – невольно переходя на такое же шипение, ответил я. – Это твоя проблема! Именно ты можешь поплатиться за это. Джеку плевать на тебя! Игнасио отпрянул, будто получил пощечину. – Игнасио. – Я постарался говорить мягче. – Ты должен все понимать. Ты должен быть осторожен. Мы уже говорили об этом. Мы все здесь в руках Бэйла. Если тебя раскроют, мы все можем поплатиться за это. – Я не могу, – глухо произнес Игнасио. – Не могу я держать себя в руках, когда он так! Не могу. Может ему и плевать на меня, да только мне-то что с того. Хоть сто раз повторите... – Твоя жизнь должна быть тебе дороже Джека. – Какой же вы скучный, дон Рейнольдс, – усмехнулся Игнасио. – А что, если мне без Джека и жить не больно хочется? Я схватил его за тощее запястье, прижал к переборке и зашипел ему прямо в лицо. – Я не позволю тебе подвергать опасности наши жизни. Веди себя как полагается. – Как порядочный человек? – с вызовом усмехнулся он. – Уж вы-то прекрасно знаете, как должен вести себя порядочный человек, дон Рейнольдс. Как будто в книжке об этом прочитали. Я отпустил его и отступил на шаг. Этот маленький поганец знал, куда надавить. – Я ведь предупреждал вас всех, – продолжал он с той же усмешкой. – Дэн Бэйл опасен. Его люди преступники. Но вы все равно решили плыть на "Персефоне". Теперь же я виноват, что вы оказались в руках Бэйла, что вы оказались в опасности! Я снова шагнул к нему, мы стояли почти вплотную. Мне хотелось ударить его, схватить за волосы, выволочь на верхнюю палубу и выбросить за борт, чтобы он барахтался там в своем дурацком голубом платье, а потом соленая вода заполнила его рот, так что он больше не смог бы сказать ни единого слова. Не знаю, что победило бы в конце концов, гнев или здравый смысл, если бы я не услышал вдруг позади голос Джека. – Не хотелось бы вам мешать, но я иду спать. Он прошел мимо, не глядя на нас, и скрылся в каюте. Я был не в силах больше продолжать этот разговор, поэтому открыл дверь, пропустил Игнасио вперед и сам вошел следом. В каюте меня встретил встревоженный взгляд Эмили. Я думал, она давно спит, но она сидела на рундуке, комкая в руках платок, и вскочила, едва мы вошли. – Томас, почему вы с Марией так шумели? Вас, наверное, слышала вся команда! – Я пытался объяснить ему. – Я знаю, я все слышала. Но вы должны были говорить тише. Ты пытаешься убедить сеньора Мартинеса быть осторожнее, но при этом ты сам так неосторожен. Джек, уже болтающийся в своей койке спиной к нам, заинтересованно шевельнулся, повернулся и смерил меня взглядом. Я должен был почувствовать досаду от того, что опять забылся и поддался чувствам, но вместо этого ощутил стыд и гнев, представляя, что он мог подумать, когда спустился и увидел, как мы стоим с Начо, прижавшись друг к другу, и шепчемся в полумраке. Поэтому я закончил прерванную фразу. – Я пытался объяснить ему, что его безрассудное поведение ставит под угрозу и наши жизни. А не только его собственную. Но кажется испанцу, даже получившему "хорошее английское воспитание", это слишком сложно понять. Джек одобрительно хмыкнул в ответ на мою шпильку. – Не беспокойтесь, милорд. Вашим жизням ничего не угрожает. С этими словами Игнасио задернул занавеску, Эмили поцеловала меня и тоже скрылась за занавеской. – А ведь он прав, виконт. Джек вальяжно развалился в гамаке, заложив руки за голову. – Даже если его раскроют, вряд ли вы пострадаете. Не вы ведь убили этого Диксона. И не ваша жена. Если конечно не будете сами лезть на рожон. Хотя, зная вас, я могу смело предположить, что еще как будете. Вы на Барбадосе миссионерством не занимались? Заметил я у вас потребность непременно спасать заблудшие души. Другой на вашем месте еще на берегу сдал бы этого Мартинеса Бэйлу и спал спокойно. Зачем вы хотите его спасти, виконт? Зачем противитесь судьбе? Если ему на роду написано быть задушенным Бэйлом, так и будет, уж поверьте, ничего вы тут поделать не сможете. Я обдумывал его слова, пока забирался в койку. Признаться, мне и в голову не приходило самому сдать Игнасио людям Бэйла. Мне и сейчас казалось это дикостью. Но ведь Джек тоже этого не сделал. Может быть просто все произошло слишком быстро? Может мы были рады, что можем уплыть с нашего острова и такие, темные, мысли не могли родиться в тот момент в наших сердцах. Теперь же мы изнывали от безделья и скуки и могли надумать, черт знает, чего. Джек мог надумать, черт знает, чего.