Кораблекрушение

Утром 28 августа, через месяц и шестнадцать дней после того, как мы покинули наш остров, мы прибыли к Азорам и остановились на острове Санта-Мария. Джек и Дэн, пока бросали якорь и спускали шлюпки, обменивались остротами о Марии, не отличающейся святостью, на острове Марии святой. Бэйл выразил уверенность, что нашей камеристке не стоит ступать на землю, названной в честь ее непорочной тезки, иначе ее поразит гнев божий. А Джек горячо его поддерживал, утверждая, что в таком случае земля разверзнется под ее ногами, а море выплеснется на берег, и тогда достанется и бедным, ни в чем не повинным, португальцам и нам всем. Игнасио старательно делал вид, что это все его не касается, чем только распалил их веселье. Азорские острова принадлежали Португалии, а Португалия, как я уже знал от Дэна, недавно стала нашим союзником в войне. Так что мы без опаски могли остановиться здесь и пополнить наши запасы пресной воды. Дэн отбыл на берег. С ним отправилась часть матросов. Я, по известным причинам, не горел желанием высаживаться на землю и встречаться с губернатором или другими официальными лицами. Пожалуй, ради Эмили я бы мог забыть о своих опасениях, ей не мешало бы побыть в подобающем для нее обществе хоть недолго. Но она заверила меня, что не стремится на берег, поскольку после трех месяцев на необитаемом острове и двух на шхуне выглядела далеко не так хорошо как могла бы. Я принял это объяснение, хотя для меня она всегда была прекраснее всех женщин, даже пробудь она на острове не три месяца, а три года. Джек также наотрез отказался покидать судно. Он лишь бросил мрачный взгляд на английский фрегат, стоящий на рейде в двух кабельтовых от нас, и тут же спустился в трюм. Честно говоря, меня это удивило. Джек отказался сойти на берег? На берег, где ром и женщины? Мы ушли в тот же вечер, как только Дэн и его спутники вернулись на борт. За два часа до заката, в мягком золотом свете «Персефона» снялась с якоря и покинула лазурную бухту. Я еще прежде замечал, что мистеру Бэйлу не терпится попасть в Англию, Когда мы вышли в море, Джек снова появился на палубе, и я направился к нему. Два дня назад я стал свидетелем отвратительной ссоры. С чего все началось, я не знаю, ни Джек ни Начо не пожелали говорить об этом. Но когда я поднялся наверх, то увидел, как Джек уничижительно высказывается в адрес Марии, а она, не имея возможности ответить словами, набросилась на него, но он схватил ее за тощие запястья и держал на расстоянии, пока она, извиваясь, пыталась достать его руками и ногами. Наверное, я должен был что-то сделать, но мне странна была мысль, заступаться за другого мужчину, и пока я думал, все закончилось. Матросы смеялись, Джек вытирал ладони о кюлоты со злостью и отчаянием на лице, а Начо скрылся внутри. Команда гоготала, довольная развлечением, и я понимал, что если так пойдет дальше, Начо до берега живым не добраться. Вольно или невольно, Джек подал дурной пример, а мой авторитет слишком слаб здесь, чтобы он один мог защитить Марию от посягательств, после того как Джек на глазах у всех проявил такое явное неуважение, а я не сказал ему ни слова. После этого случая в команде началось что-то вроде состязания за Марию, и мне это совсем не нравилось. – Дышите морским воздухом, виконт? – сказал он вместо приветствия. Он, судя по всему, выпил грога и был настроен благодушно. И я решил попытать счастья и с этой стороны. – Я хотел поговорить с тобой, Джек. – Мы здесь только и делаем, что разговариваем. Что ж давайте поговорим. Я подошел и встал вплотную к нему, плечом к плечу. – Джек, – тихо сказал я. – Я знаю, тебе есть за что злиться на Игнасио... – Знаете? – прервал он меня. – И что же вы знаете, милорд? Что я с бабой тискался, а она вдруг мужиком оказалась? Вот ведь позор-то! – делано возмутился он. – Я не святоша, я моряк, со мной всякое бывало, уж поверьте, но на этой девке, на Марии, я жениться хотел... А теперь что? – Жениться? Джек, ты ведь ее совсем не знал. Кто она и откуда. Она испанка. К тому же немая. – Да и к черту. Ну испанка, ну немая и что с того? Я привык уже. Да и не люблю я эту бабскую болтовню. "Ах, милый, я сегодня купила такие занавески, ты не поверишь, всего полпенса! А наша соседка миссис Клэй, вчера поссорилась с мужем, я слышала, как она ругала его последними словами. Вот ужас-то!" – заверещал он тонким голосом, комично размахивая руками. Прежде я не подозревал в нем такого театрального таланта. – А к Марии я привык уже. Я говорю, она молчит. Улыбается. Поначалу странно было. Все хотелось хоть словечко услышать. А потом привык. Он вздохнул. – А теперь что? Нет моей Марии. Все равно, что умерла она. Зато Мартинес этот есть. Что мне прикажешь делать? На нем жениться? Иногда смотрю на него, и руки сами к шее тянутся. Так бы и задушил гадину. А потом повернется полубоком, как посмотрит на меня своим черным глазом. И улыбка эта ее... Джек сплюнул в воду и пошел в сторону кормы. Я догнал его, схватил за плечо и развернул к себе. – Но ты ведь не хочешь, чтобы его и впрямь убили? Зачем ты делаешь это? Мы не должны привлекать внимание к Игнасио. Джек молчал, будто раздумывая, и во мне проснулось сомнение. А с чего я взял, что Джек не хочет смерти Игнасио? Джеку было плохо. Я видел это каждый день. Когда он забивал трубку, задумчиво и сосредоточенно, и на лбу его тогда пролегала глубокая складка, а уголки рта скорбно тянулись вниз; когда тянул брасы вместе с другими матросами, яростно, будто пытаясь выдрать из своей души все чувства к Марии; когда вертел шпиль, наваливаясь на вымбовку, будто отталкивая от себя все мысли о ней. Наверное, он все-таки любил Марию, такую, какой он видел ее в Начо. И в то же время ненавидел Игнасио. Но Игнасио и Мария были один и тот же человек, и эта мысль сводила его с ума, тем более, что "Мария" все время была перед его глазами, и он мог каждый день видеть ее, смотреть на нее и понимать, что ее нет. И никогда не было. Может сознательно он и не желал Начо смерти, но его ненависть прорывалась против его воли в таких вот стычках, на глазах у всех. Боялся ли он позора и насмешек, ненавидел себя и его, или просто был вспыльчивым, ведь он понимал, не мог не понимать, чем это грозит Мартинесу. Он не был плохим человеком. Я знал это. Может он слишком верил в судьбу. Что если он решил испытать судьбу Игнасио? Если ему суждено погибнуть от рук людей Бэйла, это случится, так или иначе. А если нет, то не случится, как бы Джек не пытался подставить его. Это была дурная затея, и я надеялся, что ошибаюсь. Просто Джек вспыльчивый человек. Да, пожалуй, мы оба с ним несдержанные люди, как сказала однажды Эмили еще там, на нашем Isla de Maria Visiosa. Джек поднялся на ют, наверное, он бежал от меня. Но я последовал за ним. Рулевой и вахтенный повернули головы в нашу сторону, но ничего не сказали. И вдруг Джек остановился. На корме стоял Начо. Фонарь висел прямо над ним, и я прекрасно его видел. Профиль четко вычерчивался на фоне темноты. Он был все в том же голубом платье, в котором его нашли матросы "Елены", распущенные волосы летели по ветру. Ветер к вечеру посвежел, и он зябко кутался в платок, наброшенный на плечи, но упрямо не спускался в каюту. Я посмотрел на Джека и заметил, как в его взгляде всего на мгновение промелькнула сумасшедшая тоска. – Мисс, не боитесь простудиться? – спросил он с издевкой, за которой слышалось что-то еще. Мартинес повернулся к нам, и я прочел в его взгляде ту же тоску. – Мария, идем в каюту, здесь прохладно и не стоит тебе ходить одной. Но Игнасио даже не взглянул в мою сторону, продолжая тоскливыми глазами смотреть на Джека.