Владыка Тягучей реки

На ночь Елена все же связала чад зачарованной веревкой, а сама поехала к Теркину. Ловцов он вызвал. Как бедный помещик смог своими копытцами накалякать что-то в письме, оставалось большой загадкой. — А ты сможешь-то? Ну, распутать… — Митя повел плечом, и лавка скрипнула. — Конечно, смогу! Я ведь колдунья! Колдовство у меня в крови! — успокоила его Зилия, выставляя руки вперед. Из ладошек потянулся синеватый дымок, сухие губы разомкнулись и едва слышно зашептали какое-то заклинание. Одна попытка, вторая… Веревки только извивались змеиным клубком, а иногда затягивались еще туже. Постепенно среди переплетения нитей стали проталкиваться листья. Зилия превратила веревку в колючий плющ. — Чего это такое? — Митя кивнул в сторону двери. — Ты слышишь? — Де? — Зилия провернулась в сторону порога. — Кто? Митя врезался взглядом огромных глаз в ветви плюща. Не дожидаясь очередного всплеска магии от Зилии, путы снялись. Зилия ощутила необычайную легкость на запястье и с большим удивлением ахнула: — Вот! А я же говорила, что умею! Я — колдунья! И тебя научу, не кручинься. Кусты цепляли кудри Мити, на лицо и ладони кидались противные насекомые, тонкая паутинка и утренняя роса. От отвращения сводило челюсть. Когда они подошли к перекрестку, серьги больно защипали, закололи, оставляя покраснения в прорезях. — Ай! — Митька схватился за мочку уха, пытаясь охладить жжение. Зилия не останавливалась, наверное, даже не слышала. Всхлипнув, Митя ускорил шаг, но чем дальше от дома он отходил, тем сильнее становилась боль. — Митюш, потерпи немного! Мы сейчас до поляны добежим и там привал сделаем! Надо нам с нечистью поговорить местной. — Зилия обернулась на шум. — Зачем?! — скорчив недовольную рожицу, Митя пытался загнать слезу обратно. — Я в Москву хотел, а не в лес… — Митя! — Зилия уже прикрикнула совсем злобно. — Хватит! Я кому сказала? Мы сначала в лес, а потом в Москву! У меня появился шанс! Ма-аленький шанс, что я в этот раз точно смогу собрать нечисть против царского указа! — Не могу! Болит! — Митя разнылся еще больше, его щеки покраснели, а с носа потекли сопли. — Паутинка на волосах спутала-ась! Ноженьки устали, Зиля, понеси меня… Прикрыв веки, Зилия улыбнулась и достала из поясной сумки платок. Она аккуратно смахнула слезы, вытерла ему нос, обняла и поцеловала в макушку. — Дубина ты, Митяй. Вот вырастешь в молодца и забудешь про все капризы. Что ж, невеста твоя тоже будет тебя на ручки брать? — Не будет у меня невесты! Матушка говорит, что я всю жизнь буду с ней в избе управляться и людей лечить! — И что же ты, согласился? — Зилия взгромоздила его себе на спину и зашагала в нужную сторону. — Конечно! Матушка мне будет кашу варить и печку топить, а еще она перед сном байки рассказывает. Я без них сплю плохо, ты же знаешь… — Митя скорчился, и в ноздре надулся маленький пузырик. — Знаю-знаю! — кряхтя, проговорила Зилия. Митька хоть был невысокого роста и малого веса, но косточки под ним хрустели. — Я из-за ваших баек не могу глаза сомкнуть, мешает больно шепот! Вздрогнув, Митя постучал Зилии по хребту. — Зиля! Зиля! Мы уже к речке подошли! — Знаю! Сейчас переправимся и дальше. Только уже сам иди, тяжело тебя таскать! — Мне нельзя за речку! Там леший! Матушка говорит, что леший мне больно сделает! — Я буду рядом, тебя своей спиной закрою от любой напасти, — улыбка на худом лице Зилии растянулась до самых ушей. Она с теплотой смотрела на маленького Митю, который осторожно подбирался к берегу. Впереди шумела вода. Исток реки Тягучая тянулся аж с верхов, оттуда, где гибли путники. Но Зилия-то знала, что это очередные байки, чтобы глупые люди не превращали водоем в свои владения. Лесная нечисть хотела уберечь эту реку от дворян, которые желали срубить деревья, да обустроить лодки, чтобы привозить товары с других городов. Устье Тягучей уходило в Неву, а на ней несколько торговых путей. Поэтому было решено наложить на реку заклятие, не пропускающее людей со злым умыслом на другой берег. Ни перейти, ни переплыть ее не могли. — А зачем нам на тот берег? — вновь заныл Митя. — Митюш, потому что у нас Ловцы! Вся нечисть вместе со Степанычем перебралась временно туда, — разжевывала ему Зилия, наблюдая за потоком холодной воды. Она внимательно следила, как медленное течение реки уносит с собой листочки-кораблики и веточки-плотики. Набрав в грудь побольше воздуха, Зилия окунула одну ногу в воду, ожидая волшебного воздействия. Переправа была слишком далеко отсюда, да и вряд ли целая. На тот берег ходили редко из-за страшных проделок лешего. А Митьку на спине тащить совсем не хотелось. Ледяная вода грубо обожгла ступню Зилии. Зуб на зуб не попадал, колени стучали друг об друга, но перейти реку можно было только таким образом, не по воде же она побежит! Когда поясная сумка набухла от влаги, Зилия обернулась на Митю. Он тревожно смотрел на ее отдаляющийся силуэт и переминался с одной босой ноги на другую. — Правильно сделал, что обувь снял! Если испортится, мать тебе такого больше не купит! — усмехнулась Зилия. — С гуся вода — с меня вся худоба, — она решила заодно и почиститься от какой хвори, если та была. Опершись руками о выступ, Зилия забралась на берег, отряхиваясь от налипшей на ладони грязи. Что-то заставило ее обернуться, и лучше бы она этого не делала. В горле застряло слово «Митенька», а перед глазами развернулась удивительная картина: Митенька трогал кончиком пальца на ноге застывшую рябь воды. Он шел аккуратно, след в след, начинал, как и положено праведным — с правой ноги. Митя ступал по воде так же, как и Зилия по Матери Земле. То ли молитвы его были услышаны Велесом, то ли в лесу пробудилась его тайная сила, Зилия не понимала. Он делал это так спокойно, так обыденно, будто расхаживал по Тягучей каждую седмицу*. Каштановые волосы слиплись на лбу, Зилия только и смогла, что беззвучно шлепнуть губами, но Митя уже оказался рядом. — А… — Зилия отжала с косы влагу. — Как? Как ты… Как ты пошел? — Вода студеная! Я замерзну! Это ты закаленная, будто в медвежьей шкуре родилась, а я захвораю. Матушка говорит, чтобы я берег здоровье, оно и без этого слабое и шаткое. Вот, какую накидку теплую я с собой взял! — Митя вытащил какую-то шерстяную повязку, но Зилия все еще сидела на обледенелой земле с открытым ртом. — Ты не говорил, что так могешь… Это мать тебя обучила?! — Чего ты! Это я только что придумал. Поглядел, как ты колотишься и думу подумал, что оно мне не надобно! Вот и решил поверху идти. Вот, про что говорила Елена, вот, почему Мите нельзя было ходить в лес. Он начинает владеть духом природы. Пробуждать лешевские способности… Если так и дальше будет — совсем худо Зилькино дело. Не дойдет она и до тропинки Степаныча — сгинет от рук Митеньки. Край горизонта пестрил розовым свечением, встречая солнце. Деревья, пропуская через листву рассвет, словно хватали огоньки, не желая отпускать их со своих ветвей. Облизнув пересохшие губы, Зилия невпопад закивала головой. Ей бы и в мыслях не пришло использовать магию леса таким образом. Нужно было двигаться дальше и вернуться до того, как Елена придет в избу. План у Зилии был такой: раз с Теркиным переговорить не вышло, надо собирать народ в одну кучу и давить помещика количеством. А если с Теркиным так и не получится, то они пойдут на царя. Она даже подготовила речь: «нечисть сделалась вещью и не иначе, как хитростью и обманом с одной стороны и невежеством — с другой. Порядок владения нечистью не должен оставаться неизменным! В случае царя — надобно отменить указ о нечисти сверху, чем дожидаться того времени, когда он сам собою начнет отменяться снизу! Вместе мы строим наше будущее, и его не разглядит даже самая опытная колдунья, если мы не начнем действовать! *» Степаныч не стал уходить далеко в лес, а обосновался около покинутой из-за лешего деревушке. От хижин там, конечно, остались уже рожки да ножки, но временно обустроить это можно было. Люди давным-давно перебрались с тех мест на нынешнее Кручино, поэтому среди развалин и покосившихся сараев не было ни души. Где-то к полднику Зилия поняла, что совсем заблудилась. Митя нашел себе развлечение и затих — увидел истекающую соком березу и облизывал белый ствол дерева. Они плутали бы еще долго, если бы случайно не напоролись на вычищенную от веток площадку. Кто-то сгреб листья и остальной хлам в одну кучу, расставил по периметру камни, а посреди воткнул небольшой, где-то с Митьку ростом, идол какого-то… мужика. Одет он был в старые латы, со щитом и мечом, длинной бородой и страшными впалыми глазами. Скукожившись, Зилия стала подходить к идолу. Жуткий мужик будто следил за ее шагами, прислушивался к ее дыханию. — Че-рно-бог… — прочитала Зилия надпись на постаменте и отшатнулась. Повелитель тьмы, Бог зла и символ несчастий. Он жил в самой Нави и жестоко расправлялся с теми, кто не оказывал ему искреннего почтения. Он уважал воров, убийц и предателей. Чернобог редко выходил из своего царства тени, но последний год он зализывал раны после битвы с братом — Белобогом. Могущественный Бог и покровитель всего плохого проиграл в схватке с добром. Люди страшились выходить вечерами на улицы: лесные твари — дети Чернобога* — бесновались и издевались надо всеми, кто хоть чем-то им приглянется. Рядом со своим Повелителем они чувствовали себя намного увереннее. Неурожай, плохая погода, ссоры в домах — лишь малая часть последствий его присутствия рядом с людьми. — Чур меня! Чур! Чур! — Зилия открестилась, скинула с себя тулуп и вывернула левый рукав наизнанку. Смотря через него, как в подзорную трубу, Зилия пятилась к Мите. — Кто это, Зиля? — испуганно и тихо спросил Митя, отходя так же — задом. Он еще не знал, кто такой Чернобог и чем он заведует. А Зилия только что об этом вспомнила. Она вспомнила про Митю, стоящего за ее спиной. Во рту пересохло, по скуле вниз капнула капля пота. Еще сиг* назад Зилия была вся замерзшая и мокрая, а сейчас будто согрелась от собственного жара в груди. — Зиля… — Митя ничего не понимал, но все так же повторял за ней. Как часто леший приходил на капище? Смотрит ли он на своего сына сейчас? Когда он приползет на зов родной крови? — Дмитрий… — неожиданно обратилась Зилия к Мите. — Чего ты меня так зовешь? — обиженно фыркнул он. — Я еще маленький! — Я тебя дубиной называла — прости, — Зилия будто его не слушала, а молотила свое. — И тогда, дураком. Тоже прости. Прости меня. — Да чего ты извиняешься? Еще и просто так! Негоже! — голос переменился. Стал грубым, совсем взрослым и хриплым. Митька говорил чужим языком. На капище, прямо перед идолом, стоял невысокий мужик с черными смоляными волосами, которые вплоть до корней были усыпаны колючками, одежда вся летняя, да рваная и драная, а оба его лаптя левые. Зилию будто окатили кадкой ледяной воды. Тонкие брови поползли наверх. Она не знала, когда начала разговаривать с ним, а не с Митей. Не знала, какое слово сказала первым, чтобы в случае чего — отвязаться от лешего. — И чего же ты замолчала? А? Зи-ли-я, — леший знал ее имя, и прочитал его неумело, как сделала сама Зилия с Чернобогом. — Я тебе сейчас в бубен дам! Чего надо? — смелость неожиданно вывалилась из Зилии прямо на поляну. И она была этому безмерно рада. Позади кто-то крепко держал ее за ладошку. Вот это точно был Митя. — Топчешься тут, да беды не знаешь, а сама во какая! И язык твой, как помело! Следила бы ты лучше за ним, а? Зи-ли-я, — на смуглое и худое лицо лешего наползла мерзкая улыбка. — Мы тебя не трогаем, и ты нас не тронь! — с каждым разом Зилия больше и больше походила на волчицу, которая закрывала своего детеныша от охотников. — Мы? — пораженно переспросил леший, заглядывая ей за спину. — Кто мы? Я одна тут! — реабилитировалась Зилия, совсем позабыв, что Митю ему показывать не обязательно. — Суши свои гнилые зубы подальше! Смрад дикий! Ты все сто лет не мылся? Хоть раз бы на реку сходил, она вон! Рядом совсем! Отвлекая лешего колкостями, Зилия прятала Митю себе под тулуп. Благо, тот был совсем здоровым, чтобы уместить в себе сразу двоих взрослых, а низкорослую Зилию и маленького Митю и подавно спрячет. Леший заржал, не открывая рта. Гогот прокатился меж голых деревьев и опавших веток. Лес замер. — Ты красивая девка, мне по нраву. Стерпится, слюбится… — голос лешего засел в голове, прокручиваясь повторяющимся пересмешником. — Кого ты там прячешь? Поделись секретом! Несколько птиц взмыли в небо с пересвистыванием, словно уже понесли доносить последние новости Тягучей реки. Мелкая дрожь прошла по телу, дергая за ниточки нервных окончаний. Тяжело сглотнув, Зилия незаметно обхватила Митю рукой, но леший заметил это движение. Он пропал из виду, сзади что-то щелкнуло, и тулуп слетел со спины. Леший выхватил Митю из объятий Зилии и потащил в противоположную сторону. Зилия пыталась дернуться, но все было безуспешно: ноги обмякли, горизонт ходил ходуном. Крик Митеньки, шорох листьев. Крик грубее. Зилия подняла подбородок: Митя цапнул лешего за грязную руку. — Ах ты, щенок! Ты хоть знаешь, кто я? Как ты с батей своим-то! С-сученыш! — причитал леший. Видно шибко болюче Митя кусался. Леший с треском отбросил Митю и попытался вновь ударить, но тот вывернулся и побежал со всех ног к Зилии. Перекрестившись, она спрятала Митю под тулупом. Неслись они, куда глаза глядят. Всюду мерещилась ушастая рожа лешего, его гадкий смех и хищный взгляд. Сначала он захотел получить Зилию, а потом и Митю, но в итоге погнался за двумя зайцами сразу. Перепрыгнув через покосившийся забор, чада оказались подле заброшенной деревушке. Дверь одного из домов сипло заскрипела, и оттуда показался желтый утиный клюв, а за ним уже рыжая шерсть и лисьи уши. Кикимора вышла на шум. — Кира! — изо всех сил позвала ее Зилия. — Леший! Все стало понятно и без объяснений. Кикимора запустила их внутрь и хорошенько заперлась. Внутри уже дымила печка, и нечисть сидела возле нее полукругом — грелась. Степаныч молча обнял и Зилию и Митю, облегченно вздыхая. От него приятно пахло травами и какой-то выпечкой. Раздобыли где-то булку хлеба! — Чего вы поперлись сюда?! — Кира не стала лимонничать с незваными гостями. — Мы должны… Нет, Михаил Степанович! Извини, что нагрубила тебе тогда, в корчме… — Зилии хотелось зашить рот иглой. Гадость лезла из нее пудами. — Не думай об этом, Зиля, все хорошо, хорошо, — Степаныч был просто рад. — Ловцы за вами не гнались? — Не, тока леший, — когда Митя это сказал, даже печка притихла, а вся нечисть обернулась на них. Аука закашлялась, водяной поперхнулся и запузырился, полудница обожгла руку, а алконост с гамаюном начали метаться по углам старой избы. — Ты сама лешего к нам притащила! — крикнул кто-то из толпы. — А вдруг его тут ошпарит злостью, дак он с батей своим и сплетется?! — Гони его! — Правильно! Зилия закрыла замерзшими ладошками длинные уши Мити. Не надо ему такое слушать. Степаныч как обычно заткнул нечисть, практически не шевелясь. Он пригладил седую бородку, строго смерив взглядом всех недовольных. Без него они бы тут не сидели, а корячились на коленях перед Теркиным. — О, Милосердный Велес, да будет воля Твоя, хотящая всем взрасти и к свету истины прийти, взрасти и помилуй Душу Дмитриеву, прийми сие желание мое как глас спасения, — Митя молился очень тихо, зажмурившись. Он возводил вокруг себя плотную стену, которая отталкивала яд от слов нечисти. Его курносый нос подрагивал, втягивая воздух. Они не обидят. Не обидят. Между ним и лешим не было ничего общего. Не было! Митя ничего не чувствовал, когда батька его схватил, ничего не щелкнуло внутри, ему не захотелось надругаться над Зилией или остаться в лесу. Мите хотелось в избу, в тепло и уют. Они просидели у Степаныча до самого темна, а потом Елена сама их нашла. Зилию дома ждала порка, а Митьку угол с Велесом один на один.