Владыка Тягучей реки

Митя не только начал трудиться в доме помещика, но и помогал пастуху пасти коз. Те его беспрекословно слушались и ни на шаг не отходили. Зилия же говорила, что они просто-напросто принимают его за своего. Зилия вообще не была довольна тем, что даже такому неумехе, как Митьке, позволили работать. Да еще и в рабстве у Теркина! Все из рук у него валилось, силенок не хватало, а в некоторых местах и ума. Ее маленький Митя уже приносил деньги в дом, а она чахла в избе, ожидая, когда домой кто-нибудь придет. Уйма свободного времени и скука позволили ей больше практиковаться в колдовстве. — Как же он там без меня? Кто его там обижает? Что говорят? Елена рядом с ним? — Зилия не могла поверить. Митя без нее нигде не ходил, ничего не делал. Они всегда были рядом, держались друг за дружку. Пока Елена работала, Зилия учила его держать ложку, а сейчас что? Что сейчас? В голове всплыла картина, как его такого маленького и щуплого бьют ногами, кроют руганью и ржут. Слуги бывают очень жестокими, особенно к таким, как Митя. Он, несомненно, был особенным мальчиком. Когда дворня увидит его большие уши, то как Елена будет объясняться перед Теркиным? Хотя Зилия думала, что та найдет нужный способ. Зилия покрутила в руках соломенную куколку, которую пыталась оживить. Мать умела и не так! Когда она играла с ними, то всегда придумывала интересные сюжеты, а игрушки следовали любым ее указаниям. Так забавно и весело. Но сейчас Зилии было не до веселья: отчего-то она сжала куколке горло и разорвала шов, который соединял кусок ткани и соломку. У Теркина была дочка. Одногодка Митьки. Пока Елена с ней будет грамотой обучаться, что будет делать Митя? Его же тоже надо учить грамоте! Неужели, они будут сидеть за одним столом? Н-ет! Теркин не посадит к своей дочери крестьянского сына. Даже если у него в этих документах будет стоять боярская печать… Но Зилия бы не сказала, что Митенька был необразованным и грубым крестьянином. Он всегда находил для нее доброе слово, вел себя вежливо и был… Зилия протяжно вздохнула, пытаясь приделать голову куклы на место. Ниток рядом не оказалось. Митя не обрадуется, когда узнает, что она порвала его игрушку из-за какой-то ерунды. Хотя для Зилии это была вовсе не ерунда! Митя за последние несколько годов вырос, даже вытянулся, а Елена в шутку обзывала его «завидным женихом». От этого только хуже становилось. «Нельзя, нельзя. Ты старше, мудрее, — вбивала себе в голову Зилия, пытаясь найти, чем можно заштопать куколку, — нельзя! Нельзя! Грех это!» Но как бы Зилия себя не корила, полностью прогнать грешные мысли она не могла. Что-то сжималось колючим ежом внизу живота, когда Митя уходил за порог без нее. Она не знала, чем он занят, кто ему помогает и как он справляется. Никто ей не говорил. Вечерами в избе стояла тишина: Елена после мытья валилась с ног и иногда засыпала нежрамши. А Митя выпрямлялся на лавке, расправляя уставшее тело. Зилия могла бесконечно рассматривать его с печки. Он и в самом раннем детстве был писаным красавцем, но будучи юношей, будто расцвел. Распустился, как райский цветок, для того, чтобы радовать собой Зилию. Моток ниток с воткнутой в него иглой оказался на самом видном месте. Раздраженно вздохнув, Зилия принялась было зашивать куклу, но она отскочила и покатилась по столу. — Да что ж такое! — Давай играть! — игрушка заговорила писклявым голосом и неестественно крутанула соломенным тельцем в сторону Зилии. — Мы поиграем сегодня? Или теперь со мной никто не будет играть? Нащупав рукой табуретку, Зилия опустилась и внимательно посмотрела на внезапно ожившую куколку. Волосы на голове зашевелились и, кажется, даже поседели. — Митя не хочет со мной играть, потому что я уже потеряла набивку? Он вырос и оставил меня под лавкой. Почему? Зилия молчала. Тонкие брови поползли наверх, губы несколько раз разжались, но звук остался в глотке. Она заколдовала игрушку. Она — колдунья. — Нет, — даже не понимая, на какой конкретно вопрос отвечает, Зилия, наконец, уселась. — Я… Ты… — Ты тоже не хочешь со мной играть… — кукла упала на стол и больше не говорила ни слова. Как бы Зилия ее не тормошила, как бы не уговаривала и как бы не просила Велеса. Ей никто не ответил. Коленки предательски тряслись, выдавая тревогу, которая хранилась внутри. Что-то поспособствовало ее колдовству. Что-то пробудило силу. Зилия со всей дури вдарила себя по ноге. Боль не прошибла ее, не разбежалась до самой стопы, как это было обычно. Чувства словно притупились. Кинув куклу на печку, Зилия побежала к двери — уже приехали Елена с Митей. И как всегда жутко уставшие. Елена сразу кинулась к ведру с водой, а Митя, почему-то счастливый, кивнул Зилии, так и не раздеваясь. Она как обычно его приобняла, помогла снять армяк* и стянула высокие сапоги, которые все были измазаны в грязи. Затем повесила одежу на крючок, отмыла сапожки, усадила Митю за стол и подала ужин. Елена бросила пару слов о прошедшем дне, смела все с тарелки, поблагодарила Зилию и отправилась мыться, а вот Митя от скуки водил ложкой по остаткам каши, так почти ничего и не съев. — Нездоровится тебе, Митенька? Случилось что у тебя? Обидел кто? — скрепив ладони, Зилия пыталась найти в его красивых глазах правду. Когда он ответил, по сердцу будто резанули острым куском стекла, оставляя глубокий порез. Грудь обдало мурашками, у висков заболело. Правда оказалась слишком неожиданной: — Меня угостила… И поэтому мне уже неохота кушать, спасибо все равно, что ты старалась! — улыбнувшись, Митя встал и отвесил для Зилии поклон. Он делал это всегда, но теперь это выглядело как насмешка. — Кто угостил? — Зилия пыталась прислушаться, но имя не долетало до ее ушей. — … — Митя повторил губами то же самое слово, но Зилия и теперь не расслышала. — Дочка помещинская! Глухая ты тетеря! — гаркнула Елена, переодеваясь в ночную рубаху. — Напекла пирожков с яблоками, так их жрать невозможно! А Митька из вежливости несколько штук замял! Скажи спасибо, что я его отговорила тебе брать, а то совсем бы… — Сучка… — худые ручки сжали сильные кулаки. Зилия тряслась от злобы, которая горячими углями ошпаривала щеки. Но Елена быстро остудила ее пыл, отвесив сильную пощечину. Ругаться в избе было строго-настрого запрещено, поэтому после ее поставили в угол. На следующее утро стало еще хуже: Митя не печалился из-за наказания Зилии, а, кажется, даже позабыл о нем. Убежал к Теркину еще раньше, чем Елена. — Неужто эта поганая девка его охмурила? — Зилия буркнула себе под нос, но от Елены в этом доме скрыть что-то было невозможно. — Мечтай! Дочку Теркинскую пригласили в Москву! И он сейчас к ней подбивается, чтобы на дворец посмотреть! Сам Васька говорит, что отпустит, коль дочка изволит. Смех, да и только! Я Митю одного никуда не пущу! Опять эта Москва! Ради Москвы предал Зилию и бросил родную избу, стал якшаться с дочкой помещика ради одной поездки. И этот человек молился Богу? Хотелось удавить и Митю и девку эту, у Зилии на кончике языка скопились ругательные слова. — И ты его пустишь?! — проглотив гадости, спросила Зилия. — Пущай мечтает! Мечтать не вредно — вредно не мечтать! — Елене будто было плевать. Она спокойно обувалась, улыбалась и ничего больше не говорила. Под ногами будто образовалась куча пороха, и еще немного, и Зилия взлетела бы на воздух. Мать ее тоже хотела куда-нибудь съездить с дочками, но так и не успела. А теперь поедет Митя, оставив Зилию совсем одну. Елена вышла скоро, и, выждав, Зилия выбежала следом, накидывая на голову платок. Дверь избы она подперла камнем, а вышла все так же — через дыру в заборе. — Заколдовать бы эту девку, как куколку, и чтобы она не «изволила» с Митей в Москву ехать! Теперь ясно, че-ита Митька с ней так сблизился! Вместо мытья полов невесть чем занимался! И Елене хоть бы хны! Любопытство овладело Зилией, и когда Елена зашла внутрь дома Теркиных, она проползла вдоль стены мимо дворни и стрелков, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из приоткрытых окон. Но Митя на мгновение потерял свою значимость, когда на порог поднялся Теплов. Во всем своем обмундировании, в белом кафтане, в шапке из красного сукна с меховушкой. Сабля висела рядом с пищалью на плече. Зилии захотелось вырвать беспокойное сердце, чтобы упырь ненароком не заметил ее, не забил тревогу… Или… Начало морозить. Зилия видела его всего пару раз, но Теплов произвел на нее только положительное впечатление. Он бы не стрельнул в нее. С их последней встречи прошло несколько лет, и Зилия даже пыталась его склонить к бунту против Теркина, но тот отнекивался: «Не кусай руки, которые тебя кормят», — но Теркин его не кормил. Его кормило государство. А теперь что он тут забыл? Пустили его без вопросов, открыли двери, как только он появился на горизонте. Интересно, чего это не поклонились? Ветерок дунул, ставня скрипнула, и Зилия вновь вернулась к Мите и помещинской дочке. Искать долго их не пришлось, они сидели в столовой на первом этаже и тихонько разговаривали. Зилия сглотнула. — Марусь, ну, чего ты куксишься? — Митю она узнала бы и в кромешной тьме и за тысячу верст. — Не знаю, ох, не знаю! Батя свататься меня отправляет, а я с собой какого-то крестьянина повезу! — а это, видимо, была дочка Теркина. И до чего же противный у нее был голос: скрипучий, шепелявый, словно зубов не хватало. Так и хотелось ей крикнуть, чтобы быстрее там жевала, что у нее изо рта не вынималось. — Так я тебе мешать не буду, Марусенька, милая! Я рядом поеду, а потом не увидишь меня вовсе! Тихонечко, как мышка! Клянусь Господом Богом, Маруся! Возьми меня с собой! — за грохотом последовало шуршание юбок, у Зилии чуть не отнялись руки, но она все же пересилила себя, и, зацепившись за выступ, заглянула внутрь. Митя валялся в ногах у этой самой Маруси и беспорядочно кланялся. А она смущенно отводила взгляд и, даже когда он кинулся обнимать ее голени, не сделала ничего, чтобы прогнать наглеца. — Дмитрий! Перестань! Нас могут услышать! — она смеялась, притворяясь аристократкой. Сама-то, наверное, ржала хуже умирающей кобылы. — Пускай! Пускай слышат, что мои намерения не изменятся! Я хочу с тобой в Москву, Маруся! — Я выхожу замуж, Дмитрий. — Выходи! — Зилия пригнулась, когда Митя вскочил. — Мне с тобой детей не крестить, постель не делить! — Я тоже влюблена в тебя, Дмитрий! Но я не могу перечить батьке! Он тогда выпорет меня! Наш союз невоплотим! «Она что, напрочь оглохла?!» — Зилию перекорежило. — Езжай жениться, Маруся! — Митя начал ходить кругами, тоже забесился, никак не мог достучаться до глупой девки. Зилия сначала хотела заколдовать ее, а теперь ей было жалко Митеньку. Она же его будто намеренно выводит! — А я просто с тобой поеду, спать хоть на улице, хоть со свиньями в хлеву! И батька твой будет уверен в моей честности и в твоей сохранности! Доедешь к своему жениху целехонькая, а я на дворец посмотрю. И вместе обратно в Кручино! — Дмитрий, я не знаю… Мне так нравится тут, что и уезжать неохота. — Маруся! Не ради меня, хотя бы ради Бога и всего Святого! Езжай в Москву! — Митя опять упал на колени. — Там новый мир, яства, дворцы, царские кареты… Что мне сделать, чтобы ты взяла меня туда с собой?! — Думаю, что можно ограничиться маленьким поцелуем в губы, — Маруся опять хихикнула, и будто специально отошла ближе к окну. Вокруг Зилии уже образовался купол дыма, в котором становилось трудно дышать. Когда она только начала формировать мысли о том, как Митька будет ее целовать, раздалось тихое причмокивание. А когда Зилия зацепилась пальцами за подоконник, то чуть не упала обратно: Митя действительно целовал Марусю. Они оба жрали друг друга губами, так и не понимая, как это делать правильно, чмокали и бились носами.

***

Вытерев слюни с подбородка, Митя с надеждой посмотрел на Марусю, а вот Марусю интересовала голова, которая появилась в окне… — Воры! — заорала Маруся, кидаясь к двери. Незнамо зачем, Митя вышел вперед. Зилию он бы так не закрыл, не спас бы от татей*. От этого неудавшуюся колдунью пуще прежнего затрясло. Она подтянулась и толкнула раму. Окошко ввалилось в комнату вместе с Зилией. Когда в покои Маруси ворвалась охрана вместе с Теркиным старшим, Зилия впопыхах заелозила по ковру и попыталась скрыться под тумбой, но было поздно. Маруся орала громче резаной свиньи, Теркин озлобленно выхватил пищаль у стрелка. Они загнали Зилию в угол, как дикого зверя, который случайно попал в людской дом. На уши словно высыпали раскаленные угли, Митя прихватил мочки пальцами. Серьги обожгли и их. Тревога забилась в глотке, вызывая икоту. — Это та ведьма, которая меня в свинью обратила! — Теркин указал пальцем на Зилию, и стрелки зарядили пищали. — А теперь еще и дочь мою околдовать хочет! Застрелите ее к чертям! — Я не ведьма! Я — колдунья! Митя кинулся было к Теркину, но несколько пуль уже вылетело из ружей. Свинец впивался в стены, рвал шторы и до смерти напугал Марусю. В маленькой комнатушке было не развернуться. Зилия чудом проскочила меж ног охранника и выбежала на улицу. Осатаневшие стрелки гнали колдунью из поместья, кидали вслед палками и камнями, орали и свистели. Когда расстояние начало сокращаться, они открыли огонь. — Покусилась на нашего помещика! Ловите ее! — к ополоумевшим стрелкам подключились шиноры, а за теми и дворня. Виляя из стороны в сторону, Зилия пыталась сбить их со следа. Теплов своими семимильными шагами уже наступал ей на пятки. Он выбежал за Зилией то ли защитить от напасти, то ли помочь добить. — Зилия! — Теплов позвал ее грозно, призывая остановиться. Но колдунья и не планировала останавливаться. Когда Митя прорвался сквозь толкотню около дома Теркиных, Елена больно схватила его за локоть, оттаскивая обратно. — Не смей! — она шипела на сына сквозь зубы. — Если за ней побежишь — никакой Москвы! В ушной раковине что-то зашумело, и вниз на плечо капнула кровь. Серьги выжгли ему раны. Если он не спасет Зилию сейчас — будет еще хуже.