Она не могла видеть его. Не могла смотреть на покинутое жизнью обезображенное тело ее ненаглядного Мити.
Выбежала из Федькиной хижины и бежала без оглядки. Зилия опомнилась, как только упала на порог бывшей родительской избы.
У Зофьи было целое множество магических грамот. Некоторые она писала сама, другие покупала у местных колдунов. Чернокнижие в семье Зилии всегда пресекалось и тем более к обсуждению не подходило. Но Зилия помнила: одна запретная книжка уж точно была в арсенале у ее матери.
Закинув косу за спину, колдунья настороженно толкнула худую дверь. Степаныч с нечистью уже давно покинул это место, как только Ловцы уехали обратно в Москву.
В ладонь вонзилось несколько заноз, когда Зилия стала елозить руками по полу в поисках заветной двери в подпол. Она не знала, что там сохранилось и было ли там это «что-нибудь». Прожженные деревяшки трещали, разламываясь. Когда она все же задела ногтем выступ, то сразу же встрепенулась.
— Давай!
Зилия шарила между паутиной и влажными комками, происхождение которых она знать не хотела. Когда пальцы нащупали шершавый переплет, она дернула книгу и вытащила наружу.
Из кармана сумки выпал огарок. Он покатился к порогу, зовя за собой Зилию. Темнеющая в закате изба скрипнула, подгоняя колдунью, но уходить та не собиралась. Фитилек с трудом поглотил искорку от кремня. Тени от тлеющей свечки превращались в жуткие фигуры, наблюдающие за каждым действием Зилии. В них она разглядела своих сестер. Та, что поменьше — Алге, чуть повыше, с короткой стрижкой — Гражина. Мать приобнимала дочек за плечи, а за ней стоял отец. Они все смотрели на Зилию, были рядом, когда она так нуждалась в поддержке.
Сквозь точечки на древесине семья приглядывала за старшей дочерью. Но вот только одобрения Зилия так и не дождалась. Встряхнув головой, она перелистывала пожелтевшие странички, выискивая то, что точно могло ей пригодиться.
А именно: воскрешение. Мать бы выпорола, а отец… Зилия не могла и представить, что бы сказал отец, узнай, чем она занималась.
— Потерпи! — она совершенно не думала, кому и когда это говорила. То ли рвущимся от вспотевших пальцев листам, то ли себе, то ли Митеньке. Тени родителей не пропадали. Спиной можно было ощутить хмурый взор матери. Мурашки побежали по ногам до самой шеи.
Воздух в избе будто затвердел, встав комом в легких, а время замерло, когда взгляд остановился на нужной строчке. Слюна застряла на пересохшем языке, но Зилия начала читать заклинание:
— Мертвое к мертвому! Живое к живому! Убитый к убитому! Восхваляю тебя, Чернобог! О, великий темный повелитель! Вызываю Бога черного, из древнего царства! Ставшего обиталищем ворона! А старый алтарь стал просто камнем, поросшим зеленым мхом! В обмен на ясные очи возлюбленного моего! О, великий Чернобог!
Полоснув кремнем по запястью, колдунья пустила кровь прямо на листы. Черная книга приняла дары, впитала их без следа. Вспышка синеватого света резкой волной погрузила в себя всю комнатушку, из глаз прыснули слезы, смотреть на кривые буквы было невозможно. Но Зилия читала, боролась с ослепительным огнем, который разжигался в груди, стучался в закрытые ставни и выбивался в дверь.
Книга, словно на ниточках, медленно поднялась в воздух. Две темные руки прорезались сквозь страницы, ощупывая пространство. Длинные кривые ногти порезали мягкую обложку на волокна. Зилия выкрикнула вторую строчку заклинания и замерла около стенки. Тени от огарка пропали слишком быстро, бросили ее один на один с какой-то тварью.
— О, великий Чернобог! Преклоняюсь перед тобой! Исполни желание мое! Возьми Митеньку себе в услужники, оживи его! Мы будем служить тебе верой и правдой!
Книга рухнула на пол. Черные руки оперлись об пол, вытягивая наружу такое же черное тело. Голова, обрамленная острой короной, недлинная седая борода, глубоко посаженные глаза и злостная улыбка. Чернобог выбирался на зов. Из остатков раскрытой книги выплескивалась багровая вода.
Она заполняла комнатушку, выливаясь через окошки, щели и разрушенную крышу. Захватывая ртом воздух, Зилия полностью погрузилась под слой мутной жижи. Кто-то холодом коснулся ее груди, поддел лямку от сарафана, дотронулся до пуговицы рубашки. Не открывать глаза. Не кричать. Не двигаться. Тело Зилии стало таким легким, таким невесомым.
Вода схлынула резко, потянув Зилию за собой, но она будто приросла к одному месту, удерживалась всеми частичками. Воздух жгуче пробрался в гортань. Зилия потихоньку цедила его, распахнув рот. Ресницы залепила тягучая жижа.
Но когда колдунья все же подняла веки, то нижняя челюсть с треском захлопнулась обратно. Два белых глаза светились в локте* от ее лица
Изба уменьшилась до размеров мышиной норы, потолок вдавливал Зилию к полу, стены двигали ее навстречу истощенному Чернобогу. От его дыхания глаза застелила пелена, а горло слиплось, покалывая. Откашлявшись черной мокротой, колдунья впилась подушечками пальцев во вздутые половицы.
Внутри все скрутилось и заныло. Зилия, страшась, вжалась лопатками в древесину. От боли заныли кости, хотелось раствориться вместе с очертаниями родителей, исчезнуть и превратиться в дым. Чернобог не должен был вылезать лично. Она принесла жертву, а он исполнил ее желание. Зилия — совсем несмышленая и неопытная колдунья, зачем Повелитель Нави явился лично?
Чернобог полностью выкарабкался к Зилии, ухватил ее за горло длинной и костлявой ручищей и притянул ближе. Лоб обдало холодом, влажные темные пряди покрылись инеем. Большим пальцем Чернобог смахнул слезинку со щеки Зилии, утягивая кожу, а потом взялся за косы.
«Продолжай», — голос в голове появился так внезапно, что Зилия вскрикнула вслух.
— Убитый к убитому… — черный силуэт выправился перед ней во весь рост. Удлиненная корона задела деревянные потолки, широкие плечи едва вписывались в оконный проем. Длинный черный плащ развивался без ветра, накрывая собой комнатушку вместе с Зилией. Звериное шипение эхом отпрыгнуло от углов, из которых повылезали тени.
«Твое желание будет исполнено», — что-то резко проткнуло напряженное от страха тело колдуньи насквозь. Мир потерял краски, огарок догорел, воском растекаясь по полу. Крыша хрустнула под напором Чернобожьей спины.
«Зи-ли-я», — повторил Чернобог, пытаясь схватить колдунью. Как бы громко Зилия не пыталась голосить, из ее глотки вышло лишь гусиное сипение вместе с черными комками. Они были везде. Тяжелая хватка Чернобога держала оковами. Маленькие пальчики Зилии начинали синеть.
— Я не. Твоя. Жертва! — прикусив собственный язык, простонала Зилия. И когда Чернобог встряхнулся, чтобы убрать седые патлы, она согнула ногу в колене и лягнула того прямо в нос.
Вырвавшись, Зилия рыпнулась к двери, но ту будто заколотили, хотя с виду она держалась на одном гвозде. Чернобог разминал шею, потягивался и осматривался. Подобрав низ сарафана, колдунья стала выбивать косяк спиной. Несколько заноз вошли под кожу, но боль не ощущалась так сильно, как страх, который клокотал под сердцем.
Изба сжалилась над Зилией, и когда Чернобог оказался совсем близко, дверь поддалась. Выпав на улицу, колдунья понеслась вдоль забытой деревни, спотыкаясь о высовывающиеся на пути камни. Она осязала затылком, как озлобленный Чернобог несся за ней по пятам.
Словно убегающая из курятника лиса, Зилия петляла между кустов, заметая подолом следы. Под гул тайги и грохот весенних туч она пересекла реку, даже не помня, как ей это удалось.
— Митенька! — отплевываясь, звала Зилия. Во рту блуждал горький вкус багровой жижи. Магия сыграла с ней злую шутку. Прежние тропинки терялись во мгле, луна едва подсвечивала путь.
В ответ отозвалась только тишина. Будто лесные жители разом передохли, оставив Зилию в полной пустоте. Лес траурно прощался с потомком лешего. Никто не откликнулся, никто не выбежал навстречу. Чернобог поглотил все звуки вокруг Зилии. Страх пульсировал в желудке. Голодающая желчь подступала к выходу.
— Федька! Федька! — Зилия вспомнила про боровика, но как добраться до его хижины, понятия не имела. Последнее, что можно было делать, когда их несло течением — это запоминать дорогу.
Тьма глядела на Зилию. Она была везде и нигде одновременно. Зрение подводило, вытаскивало наружу несуществующие очертания. Три фигуры подошли к противоположной стороне реки. Самая низкая из них махнула рукой влево. Кто пришел Зилии на помощь?
Позади затрещали ветки. С яростным рычанием на Зилию бросился черный зверь. Не успев зацепить ее лапой, он так и остался стоять, наблюдая, как барахталась колдунья в Тягучей реке.
В этот раз Тягучая была добра, не буйствовала, а даже наоборот, зализала раны и ссадины, несла легко, слегка убаюкивая. Уже под рассвет Зилия доковыляла до хижины Федьки. Не чувствуя конечностей, она повалилась на порог, прикрыв веки. Незаметно для себя, Зилия потеряла сознание.
Приглушенный шум отголосками отзывался в помутненном сознании колдуньи, когда кто-то вытер мокрой тряпкой ее горячий лоб.
— Федь… — наобум позвала она темный расплывающийся силуэт в углу комнаты. — Я такие глупости наворотила… Он из книжки выполз…
Бормотала Зилия, не предпринимая попыток встать. Но тени в углу едва покачивались, не издавая ни звука.
— Федь, ты там оглох, что ли? — переспросила Зилия, устало поворачиваясь набок. Потеряв равновесие, она свалилась с лавки на пол, больно ударившись коленом. — Федь!
В ответ раздалось лишь скрипение половиц. Протерев уставшее и осунувшееся за ночь лицо, Зилия посмотрела на того, кто на самом деле стоял около печки. Нахмурившись, она проморгалась в надежде, что очи ее все же обманывают.
Зилия уже не помнила как, но в ее правой руке оказался ножик. Тот самый, которым она прирезала стрелка. Колдунья помнила облегчение от смерти врага, и если Чернобог попробует напасть на нее, то она не станет его жалеть. Вот только вступать в схватку с Божеством было такой себе идеей, поэтому Зилия начала зачитывать заговор:
— Не подходи! Мертвое к мертвому! Сгинь, нечистая!
— Ты зачем обзываешься?! — обиженно крикнул на нее мальчишеский голос. Тьма расползлась, открывая Зилии обзор на того, кто на самом деле стоял рядом. Вывалившийся нож зазвенел, стукнувшись о порог.
— Ми…
— Это чего такое?! — Митин высокий голосок затроился, превращаясь в слияние сразу нескольких.
Зилия осматривала еще недавно мертвого юношу: лоснящиеся черные локоны, кровоподтеки по всему лицу, огромные синяки под глазами.
— Что случилось? Почему мы тут? — но он быстро вернул себя настоящего. Колдунья не верила ему. Не верила своему сознанию, которое еще вчера подкинуло ей видений, после которых каждого встречного начинаешь ставить под сомнение. Ничего не мешало Чернобогу натянуть на себя образ ее ненаглядного Митеньки и поймать.
— Я… Не хотела! Я не знала! — Зилия собиралась найти потерянный нож в розовых пятнах рассвета, но все ждала момент, когда могла бы сделать это незаметно.
— Помню, что я наглотался воды, Теплов сказал, что я — чудовище… — Митя всхлипнул, присел рядом с Зилией и обнял ее за ногу. Его шепот забирался под корку мозга, тыкая Зилию носом в события вчерашних дней. Воздух вокруг наполнился черными комочками. — Батю видел…
— Но не утащил же он! Мне удалось тебя спасти! — опомнилась Зилия. Семя тревожности прорастало внутри. Слишком уж он похож на Митю. Не мог. Не мог Чернобог так хорошо им притвориться!
— Я видел его. Высокий, в черных доспехах, — Митя сморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Сначала мужчина позвал меня за собой, а потом я уже очнулся на лавке в хижине Федьки. Дворянин приходил, когда я засыпал. Поэтому я не хочу спать?
— Живой, Митенька… Это, правда, ты… Не кажется? Правда, ты? — Зилия упала, трогая Митины щеки, нос и ключицу. — Правда, ты! — Щеки свело от напряжения, губы попытались вырисовать улыбку на искаженном жутью лице, и колдунья, заикаясь, все повторяла: «правда, ты». Она нее знала, в какое место еще не целовала своего Митеньку. — Я спасла тебя, спасла. Вытащила! Вымолила! Боже! — Зилия сложила ладошки в молитве.
— Тогда… Тогда я… Каюсь очень сильно перед тобою… — Митя виновато сгорбился, уменьшаясь в размерах. — Дворянин поведал, что он теперь наш с тобой повелитель, чего это значит, Зиля?
Только тогда колдунья заметила, что слезы у ее ненаглядного не текли, а всхлипывал он так, будто рыдал целую седмицу не прекращая.
— Митенька, какой дворянин? Митюша, расскажи мне! — взвалив его холодное тело на себя, Зилия потащила Митю обратно на лавку. Уложила и закутала, как младенца, а сама упала рядом, прижалась уцелевшими ребрами и гладила, бесконечно гладила Митю. Ее Митя. Признав в нем вовсе не морок, колдунья не могла найти себе места, так она радовалась. Ее родная душа была вместе с ней, тут, в хижине. Целехонький.
— У него было оружие. Меч зачем-то с собой таскал тяжелый, да такой, что пол дрожал! И кафтан странный, но очень богатый! Борода седая, длинная… — воодушевленно пересказывал образ Чернобога Митя. — Сказал, что я теперь его слушаться должен. А на кой мне его слушаться, если я даже матушку не слушаюсь? А… А как матушка?
— Елена… — сразу захотелось провалиться под пол, выдрать себе оставшиеся волосы и бегать с голой задницей по Нави. Про Елену-то Зилия совсем позабыла. — Не кручинься зря, Елене… Елена сейчас занята.
«Ты убила ее сыночка, а потом прибегла к черной магии, продав и себя и его в рабство Чернобогу, то есть — мне», — злорадствовал голос в голове Зилии. Ей казалось, что это прошло, что это было лишь в той избе, что не было никакого Чернобога рядом с ней, что все это бред…
— А потом Федор меня выходил, напоил отваром. Только я сразу обрыгался, — Митины губки задрожали, и его сразу же захотелось заключить в плотный кокон объятий, чтобы оградить от опасностей и страхов, которые поджидали на каждом пути.
Зилия уместилась рядом, смяла края сарафана и тяжело выдохнула. Откликнулся на зов и сам Федька, появился на пороге с корзиной яблок.
— Прибегла! Беглянка, где тебя носило? Подстрелыш очнулся, а ты шатаешься невесть где! — с укором посмотрев на колдунью, Федька сморщился, вновь зачесывая три волосины назад.
— Надо было воздуха глотнуть, — прочистив горло, Зилия вжалась в себя.
— А ты, нежить? — Федька обратился к Мите. — Чего тебе надо? Яблоки ты не жрешь, отвар не пьешь. Чем тебя кормить-то?
— Я не хочу, извини, — Митя поклонился в извинении, — правда, не хочу кушать. Не идет. И пить пока тоже, наглотался уже…
Далее весь день сидели молча, изредка перекидываясь рядовыми вопросами: «как ты?» и «что у тебя болит?» К ночи у Зилии поднялась температура. Легкие при вдохе жгло и щипало, да так болюче, что терпеть было невмоготу.
«Зи-ли-я! Зилия! — Чернобог мерещился ей в лихорадке. То он под потолком, то вместо Федьки ей компрессы делает, то около Митеньки. — Выполняй свой уговорчик! Приноси мне по стаканчику вампирской крови раз в седмицу, и тогда я буду держать твоего Митю в этом мире. Ежели не выполнишь — отдам его на растерзание своим прислужничкам».
Как бы Зилия не ворочалась, не могла прогнать его, не могла вытулить из головы. Он сидел на ее груди, давил и угрожал.
***
В ту же ночь Чернобог пришел и к Мите, но вот только говорил совсем иные слова:
«Здравствуй, Митенька! — поначалу милый голос становился все более грубым и старческим. — Мы теперь с тобой будем идти рука об ручку, и тебе обязательно нужно меня слушаться. Я — Чернобог. Но ты можешь звать меня просто — мой Повелитель или Повелитель, как будет угодно. Сейчас я слаб, и мне нужна твоя помощь. Ты же любишь помогать? А вот я больной и старый, мои братья отобрали у меня силушку! Теперь мне никто не подает жертвочек. Ты же знаешь, что такое жертвочка? Если ты будешь делать все верно, то я буду тоже тебе помогать, смекаешь? Это своего рода сделочка, на которую ты уже согласился, но не знал до сие момента. Уведомляю. Ты помогаешь мне, а я тебе. Помнишь, как ты с матушкой молился Велесу? Теперь нужно будет молиться мне. И приносить жертвочку, не забывай про нее».
***
Утром Федька опять куда-то слинял. Но это было даже к лучшему. Зилия проснулась, лежа под лавкой, потому что все место отдала Митеньке. Кости захрустели, мышцы заболели, но жар спал, Чернобог за спиной не стоял, так что сильно можно было и не переживать. Только вот, где найти стакан крови? И что с ним делать? Пить, что ли?
На ум пришел Теплов. Но чтобы до него добраться, нужно было идти к поместью. А там Елена. Что она ей скажет? Та уже наверняка знала про убийство Мити, и про то, что Зилия там не просто так. Если даже и примет их обратно, то сыну своему точно что-то не то ляпнет. А им сейчас надо держаться вместе. Они друг от друга зависели напрямую. Пока жива Зилия, существовал и Митя.
— Зиль, я кушать не хочу… И спать…
Зилия обернулась на своего ненаглядного: бледный и напуганный. Никто и ничего ему не объяснил. Рано или поздно пришлось бы ему сказать.
— Митюш, ты потонул, — каждое слово давалось ей с большим трудом. — И я попросила у Повелителя за тебя… Ты теперь не хочешь есть и спать, потому что так надо, понимаешь?
Митя отрицательно покачал головой, зажимаясь еще больше.
— Просто слушай, что тебе говорят и все, ладно? Мне сегодня надо будет забрать вещи из дома. Нам с тобой тут оставаться нельзя, понимаешь? — Зилия приложила руки к сердцу. — Мы уйдем отсюда, а ты потом писать Елене будешь, ладно?
— Ладно… А с тобой нельзя? С матушкой попрощаться надо! Не по-человечески это!
— Не надо, Митя. Тебе не надо. Я одна сбегаю, а за тобой Федька присмотрит!
Митя, наверное, впервые за эти дни повеселел. Зилия безумно любила его заливистый звонкий смех, всегда полный жизни, даже сейчас. Она любила его яркий взгляд, эти пронзительные зеленые глаза, в которых, кажется, отражался весь мир. Она любила его.
Митя всегда как-то передавал ей позитивную энергию, пуская яркие лучики со всех сторон. Зилия практически никогда не видела его таким злым, напуганным и растерянным. Она не хотела этого. Она не хотела ему зла. Никогда.
