Владыка Тягучей реки

Затолкав лекцию про французский манер от Чернобога по выдуманным углам, Митя концентрировался на дороге. Он не мог поверить словам Зилии и тому, что они проехали от еще дымящегося Кручино уже достаточно верст. С ним ли это творится? Али проказни чертей? Митя уже воображал себя при параде, во французском жюстокоре, в «приличном», как сказал Чернобог, обществе. Среди изыска вельбож. Или как там они называются? Повод сам выскальзывал из рук, а Митя переносился в позолоченный дворец, на бархатистые простыни… Революция, если честно, вообще его никак не интересовала. Мечтания прервались, когда тарантас завалился набок, Зилия с криком вывалилась на землю, а отвалившееся колесо покатилось вперед по дороге, подпрыгивая на маленьких камнях, словно лягушонок. Митя слез с лавки и вцепился взглядом в убегающее колесо. Черти в облике коня пригнулись, а Зилия удивленно охнула. Не шевеля даже мускулом, Митя заарканил колесо невидимыми веревками, притянул его к тарантасу и уронил подле Зилии. — Зиля! — он скорчил страдальческое личико. — Поставь колесико, а то я совсем ничего не умею… — и голос еще такой сделал детский, тоненький и тихий. Чтобы Зилию разжалобить. — Конечно, Митенька, сейчас! — стряхнув грязь с сарафана, Зилия закатала рукава и, кряхтя, обхватила колесо. Поддев задницей тарантас, конь приподнял его, чтобы колдунье было сподручнее чинить. Отойдя в сторонку, Митя оперся спиной о ствол ивы, наблюдая, как Зилия корячилась, согнувшись в три погибели. Тяжело ей приходится, совсем слабая стала уже. Митя это заметил только недавно: на смуглой коже Зилии виднелись маленькие морщины, почти как у матушки, и косы ееные стали совсем тонюсенькие, почти незаметные. А Митя так и не изменился, только бледнее стала его нежная мальчишеская кожа и вытянулся он наконец-то. Надо было у щуки просить вечную красоту, а не… Интересно, Чернобог позволит всегда оставаться таким прекрасным? — Ах! — с характерным щелчком, Зилия приложила ладонь к копчику и громко запричитала. Черти, распавшись из коня обратно в трех чумазых мужиков с копытами и хвостами, принялись ее утешать. — Чернобог, — Митя посмотрел на пасмурное небо и нахмурился, — расскажи мне про солнце. «Оно светит всем, Митенька, не только тебе». — Нет, есть ли Бог-Солнце? «По запросу Митеньки найдено, что Богом солнца в славянском пантеоне является Даждьбог. Некоторые невежды считают, что его имя происходит от слова «дождь» или «податель всех благ», но это не является правдой. В справочнике мудреца Википеда говорится, что Даждьбог ездит по небу на чудесной колеснице, запряженной четверкой белых коней с золотыми крыльями. А солнечный свет происходит от огненного щита, который Даждьбог возит с собой». — Это не то! — Митя стукнул кулаком об кулак, посмотрел на стонущую от спазмов Зилию, на чертей. — Как же мне «вопросик» сформулировать?! Мне не нужен твой Дожде-Бог, мне нужно Солнце! Скопившиеся тучи не предвещали ничего хорошего: толкались, как молодые овцы, грозно ругались друг на друга и «блеяли» громыханием. И скоро кто-то из них обиженно расплакался, обрушив на землю прохладный ливень. За сгорбившимися ивами Митя увидел несколько ветхих построек. — Что-то мне совсем нездоровится, — с этими словами Зилия повалилась на черта. Митя не был расстроен или удивлен: в плохую погоду колдунью всегда клонило в сон, одолевала слабость, а иногда и кровь носом шла. Гроза ударила за сопками, и Митя поторопился к «своим». — Там хаты какие-то, предлагаю к кому-нибудь напроситься, а то капает уже! Я не собираюсь с тобой в этой корзине мокнуть… Да и чертям негде спрятаться! — Да-да, давай, — Зилия согласилась слишком быстро. Уж больно хотелось ей полежать в тепле. И бросив тарантас, она последовала за Митей. Вывернув и протрусив мурмолку, Митя подошел к поваленному редкому забору: — Никто нас не встретит… И не обогреет… Все передохли! Вдоль дороги стояло пять дряблых домов без стекол, около колышков валялись заплесневелые и покрытые мхом останки коровы или человека. Митя еще не был так силен в знахарстве, чтобы отличить черепа. Ветер по-хозяйски гулял между развалинами и теребил чье-то дырявое белье на веревке. — Заночуем в этом! — Зилии, казалось, было плевать, где стелиться, лишь бы не в корзине. Небеса, словно назло, пролили дождя на Митю. «Доджебог» проклял Митю и выкатил кадки с запасами воды. Натянув платок на голову, Зилия добежала до порога, укрываясь от косохлеста*. Дерево на лесенке было убито временем, обратилось в труху, резьба в виде цветов и диких зверей уже потерлась и в некоторых местах даже раскололась. Поскользнувшись на луже, Митя упал лицом в грязь. На порог из кромешной тьмы, словно луч дневного света, выполз седовласый старик. Длинные белые волосы были собраны налобной лентой, а борода отличалась ровной стрижкой, будто он обкромсался перед выходом. Белая рубаха до пола без единого пятнышка была обрамлена золотом. — Здравия желаю вам, дети мои! Голос его был такой мягкий и спокойный, что из-за шума дождя Митя почти ничего не расслышал, но поклонился с таким энтузиазмом, что вновь оказался в луже. — Мир твоему дому, милостивый дед! Не кручинься неугодным! Неловко поклонившись старику, Зилия сделала пару шагов назад, подбирая длинную юбку сарафана. Она со страхом покосилась на Митю, открывая рот, чтобы шепнуть ему что-то, но внезапная вспышка света, сопровождающаяся раскатистым громом, перебила ее. Да и не было в этом беды. Ничего путного она не сказала бы. Колючие молнии вспарывали черные тучи, ударяясь о ветхие и кривые деревья, которые возвышались над деревней. Черти сложились под навесом крыши и умолкли. Поежившись от накатившего холода, Зилия прижалась к не менее ледяному Мите. Еще и намочила его! Он-то надеялся, что колдунья побоится, что он зачумазился и не полезет обжиматься, а тут эвоно как! Старик еще странно улыбался: слабенько так, словно малых чад перед собой узрел, а не последователей Чернобога. «НЕ ВЗДУМАЙ С НИМ ГОВОРИТЬ!» — влетело в одно и вылетело в другое длинное ухо Мити, и он зажал голову между коленей, так и не встав с земли. Колокольный звон не проходил, а только усиливался. Слова, сказанные Чернобогом, вибрировали внутри всего тела и отпечатывались видимым только Мите текстом на обратной стороне очей. — Пусти нас на ночлег? В долгу не останемся! У нас… — Зилия кричала, удерживая на сильном и бушующем ветру платок, который хоть как-то укрывал ее от проливного дождя. Молнии рычали, вырывались из туч, содрогая землю яркими всполохами. — Случается такое! Ничего-ничего! Пущу, конечно, дети мои! — ступив в лужу, старик подхватил Митю под локоть и повел в дом. Не в состоянии вырваться, Митя попытался задурманить старика, но тот никак не поддавался. Обычно люди сразу млели, впадали в мир обмана и собственного страха, их лица расслаблялись, но рожа старика оставалось такой же счастливой, как и прежде. — Замерзли, поди! Давайте внутрь! — подталкивая и Зилию, старик закрыл за собой дверь. Дом был заброшен. Там никто не жил уже давно. И старик этот вряд ли был. Митю положили на лавку в сенях. Было так пыльно, что Зилия даже разуваться не стала. Старик не возражал. Кивнул и указал ей на коридорчик, чтобы она шла первая. Стукнув себя по ушной раковине, Митя с усилием сделал маленький шажок, но уперся в невидимую стену. Удаляющиеся силуэты задвоились, когда вдалеке зажглась свеча. Коридор был будто бесконечный, а загадочный великан держал его за жюстокор, чтобы Митя не мог и двинуться. — Зиля! Я не могу войти! — но Митин голос не слышался даже ему самому. Он знал, что хотел сказать и даже открывал рот, произнося знакомые буквы, но в ответ получал только тишину. Но сердце колдуньи почуяло отсутствие ненаглядного, и Зилия все же обернулась на зов. — Отчего же ты в дверях стоишь, Митенька! — она принялась его целовать и протаскивать дальше, но что-то удерживало его на одном месте. Подняв указательный палец на левой руке, Митя ткнул в руну, начерченную над проходом. Белый ромбик с множеством ответвлений и загнутыми на концах линиями преграждал путь Мите. Или Чернобогу? Закусив обе щеки сразу, Зилия сперва покрутилась, потопталась, а потом резким движением сняла с себя панталоны, и стерла ими руну. Даже для Мити было слишком. Если это была руна какого-то божества, то она мгновенно осквернилась. Как только от краски не осталось и следа, Зилия протащила Митю в клеть. Запах сырости витал тут повсюду, полы скрипели только под весом Зилии и Мити, а старик, будто вовсе шел по воздуху, не издавая ни звука. С потолка миролюбиво сползали маленькие домовые паучки, рассматривая нежданных гостей во все восемь внимательных глаз. Дом шатался из стороны в сторону, поддаваясь потокам ветра, и, казалось, что еще немного и стены рухнут. Зилия держалась за Митю так крепко, будто надеялась на его героизм. Но Митя был бы не против, если бы его самого кто-то подержал. Старик ни разу не обернулся, сопровождая их до столовой. Огромный длинный стол занимал практически все пространство, куча стульев с витыми ножками стояли перевернутыми, а все окна заколочены досками. Зилия с Митей синхронно переглянулись, тревожно осматривая пути отступления на всякий случай. — И давненько ты тут живешь, старый? — Зилия — смелая баба, и Митя убедился в этом еще раз. — Тут — с сегодня! А ту-ут — уже давненько, — старик вздохнул, пожал плечами и улыбнулся. — Как тебя величать? — Митя едва ли давал отчет о том, что вылетало из его рта. — Я — Андрей, беглый щавель из французской губернии, а это моя сестра Зойка. Мы направляемся в Новгород, сватать Зойку за графа Орловского. Денег и ценных вещей у нас собой нет. А кляча больная — вот-вот окочурится. Брать с нас нечего! Чернобог так и не подсказал, что шевалье и щавель два разных слова и значение у них тоже разное. А вот про сестру Митя и сам не рад был, что ляпнул. Во-первых, они были абсолютно не похожи, а во-вторых, что это за имя ей Чернобог придумал?! Какая из нее Зоя, если у нее прямо на морде написано, что она внебрачная дочка Чингисхана* и Сигизмунда*! Старик, видно, совсем слеп да глух, если смог поверить в то, что Митя с Зилией родные брат и сестра. — Меня величать можно просто — старец, — хрипло отозвался старик, прореживая густую бороду. — Он нас порежет и съест, — Зилия обожгла горячим дыханием щеку Мити, но он уже наплевал на это. — А потом оттрунит, — добавила она, будто остального было недостаточно. — Видал я, что вы заплутали! Обогрейтесь и дальше в путь! А я с вами беседовать буду, чтобы не заскучали! Яств у меня нет совсем, уж простите, — старик снял стул и сел напротив. — Ничего, мы дома пожрали, — Зилия, на беду, позабыла свое благородное происхождение из французской губернии, в местонахождении которой не был уверен даже Чернобог. Чтобы сгладить сие недоразумение, Митя откланялся, присел на стульчик и добавил: — Пардоньте. — Прощаю тебя, Дмитрий, — все с той же улыбкой сказал старик, и Митя побелел, приклеившись задницей к крышке стула. — Я вот, что хотел вам рассказать, дети мои. Ваш путь полон трудностей, особенно у тебя, Дмитрий. Жизнь пытается тебя скосить, склонить к злому, но я вижу, что сердце у тебя незлое, совсем мягкое. А ты его своей броней закрыл. Но надобно ли тебе это? Почто мучаешься? — Ты че, старый… — по привычке сглотнув, Митя не нащупал опоры и свалился на пол. — Мы с тобой еще не раз встретимся, Дмитрий. И ты, и я, будем очень рады сей встрече. И с тобой, Зилия, тоже встретимся. Я вас прощаю. — Это ты! Ты меня кошмаришь во сне! — Митя впервые огрызнулся. Злоба потекла по жилкам приятными струйками, а грудь налилась жаром. — Ты думаешь, что я это Солнце? Зря-я ты. Но у нас с Солнцем достаточно общего. Оба мы созидательные и честные, а душа наша чистая и безгрешная. Если ты желаешь на нас взглянуть, то зреешь только белый свет. Это и есть наша душа. Однажды ты встретишь Солнце, когда потеряешь былую красоту и смелость. Когда станешь слабее, но хитрее. Тогда Солнце вновь вознаградит тебя своим присутствием, но встреча ваша продлится недолго… — Митя! Пошли скорей отсюда! — Зилия подхватила Митю, и понеслась прочь из комнаты, но неожиданно Митя умыкнул от колдуньи, вновь оказываясь около старика. — Заткнись, Зилия! Когда я еще увижу Солнце? Когда?! — Разлука будет недолгой, ежели сравнивать по отмеренному тебе времени. Не думай, что сможешь обуздать Солнце. Солнце стойкое и за словом в карман не полезет, отпор даст любому искреннему злу, которое явится к нему с недобрыми намерениями. Солнце нельзя обижать, запомни. Как бы оно тебя не слепило, как бы не жгло — злые слова тебе не помогут. Только доброе дело ослабит свечение, и Солнце подарит тебе один из своих лучей, по которому ты сможешь взобраться наверх. Ночуйте тут, я вас сберегу от бед. Не стесняйтесь меня, дети мои. Морщины почти что закрывали голубые склеры старика, он устало поднял уголки губ, и Зилия сама уселась на стул. — А ты, Зилия, умерь пыл! Тебе надо перестать обращать на Дмитрия столько внимания, сколько ты обращаешь сейчас. У вас с Дмитрием разные пути! — Хватит брехать! Да что ты знаешь обо мне?! Да что ты знаешь о Мите?! Брехун старый! Кто ты такой, чтобы нас учить?! — Зилия брызгала слюной в сторону старика, а тот даже не шелохнулся! Она вскочила, вся вздыбилась, подлетела к старику и как давай его трясти за грудки. — Гадкий дед! Околдовать хочешь моего Митю?! Я тебе его не отдам! Только через мой труп. Старик молчал и моргал. Митя тоже молчал, но сидя. Дождь по-страшному тарабанил по заколоченным окнам, и то ли ветки царапали древесину, то ли лапы Чернобога, кои мерещились Мите от самого порога и до стола. — Мить? — позвала его Зилия, но Митя ей не откликался, а бдил за стариком, словно завороженный. «Бегите отсюда скорее…» — слабо прохрипел Чернобог, спешно растворяясь в шуме непогоды. — Пшел вон! — Митя замахнулся на тень от свечи, перепугал до полусмерти Зилию, но не старика. Он наблюдал за всем этим и будто знал, как будет дальше. Чернобог пропал, как только старик кивнул. Рядом со стариком было так тихо и умиротворенно, даже пылинки облетали его стороной, а огонь не искажал образ. Гласил он так легко и твердо, и Митя смог поверить ему во всем. Чернобог, наверное, очень сильно накажет, когда они покинут это странное место. — Надо уходить, Митя! — не зная, как отлепить своего ненаглядного, Зилия потащила его вместе со стулом, вздыхая и плача от невыносимой боли в суставах. — Скажи, старик. Это будет в Яви? Мы встретимся с Солнцем в Яви? — напоследок спросил Митя, когда колдунья уже выскочила под ливень. — Тебе доступно два мира. Явь* и Навь, но Солнце светит только в одном, в мире Яви, — почему-то старик так озорно ухмыльнулся, а потом, с очередным ударом грома — исчез.