***
Несуразная кляча лениво плелась по извилистой дороге, каждый раз так удрученно вздыхая, будто чертям было тяжело везти невесомого Митю и костлявую Зилию. Но эта унылость закончилась на очередном привале: яркие вывески, живые, самые натуральные люди и большой постоялый двор. Грязная узкая улица, по бокам которой были выстроены хлева да сараи, тянулась к деревянному, слегка покосившемуся трактиру. — Хоть одно живое место встретили! — радостно сказала Зилия, выпрыгивая из тарантаса прямо в грязь. Поджав губы, колдунья вытерла сапоги о чье-то висящее белье и, выудив косы из-под платка, гордо зашагала вперед. Мужик, кряхтя, пытался вбить упавший колышек около входа обратно в рыхлую и влажную землю. — Доброго дня тебе! — обозначила свое присутствие Зилия, величаво сложив ладони. Она подсмотрела этот жест у Елены, когда та по привычке здоровалась с ней, как и с помещиком. — Батюшки Святы! Отчего же не предупредили, что у нас будут такие гости? — то ли с шуткой сказал он это, то ли спутал с кем, выяснять не стала. — Спасибо за теплый прием! Я — графиня Зоя Ожаровская и мой супруг, — Зилия указала на Митю, — месье Жак Сешепин* держим путь в Великий Новгород! Ступив в вязкую глину своим треснувшим в подошве ботинком, Митя скорчился. Вероятно, так не по нраву была ему слякоть. Из дверей выскочил парнишка, обращаясь к мужику, как к хозяину постоялого двора, и Зилия довольно хмыкнула. — А чего-й у вас с лошадкой? Приболела? — удивленно спросил управляющий, осматривая несуразного коня. — А это у нас Конек Горбунок! Заморская зверушка! Сейчас во Франции все на таких ездят! Вы что тут, в своем Трегубово, совсем неучи? — наигранно разозлилась Зилия, топая ногой. — Никак нет! — Позвольте, граф, я вам покажу, где у нас вино! — предложил хозяин, дергая Митю в свою сторону. Зилия так крепко ухватилась за Митю, что потянула за собой и мужика: — А он у меня ни слова по-русски не понимает! И не говорит! Очень с ним хорошо! Говорю о своем, а он и рад! Любовь у нас такая, немая! Один из работников постоялого двора, спешно поднимался по скрипучей лестнице, показывая графам свободные комнаты. Всего в доме их было восемь, совсем небольших небольших, гостевой зал, где можно было проводить светские беседы, три печки и коморка. Проведя ладонью по потрескавшейся стене, Митя только хмыкнул. А больше ему ничего и не оставалось. И Зилия поспешила последовать его примеру: вздернула нос, взяла своего «супруга» под руку и поплыла по ушатанному коридору. Обогнав гостей, управляющий чуть не сбил с ног рабочего и, схватив его, принялся трясти: — К нам графья заселились, а ты говно мне тут по стенам мажешь? Это что такое?! — взревел он, указывая на огромные трещины, которые мужчина залеплял глиной и мхом. — А как еще, Петрович? Тут больше нечем заделывать! А графья твои пусть в боярские дворы едут, коли не хотят на нашу грязь смотреть! За такие гроши можно и потерпеть! — отозвался рабочий. Широкая кровать, застеленная цветным покрывалом, была единственной мебелью в маленькой комнатушке. Хлопнув по перьевой подушке рукой, Митя вдохнул пыль и захлебисто закашлялся: — Пёрт, пониде муа, буи! * — задыхаясь, он подошел к окошку, пихнул ставню и вывалился вместе с рамой на улицу. — Чегось твой граф изволит? — запуганно переспросил Зилию управляющий, выглядывая со второго этажа. — Душно, говорит, у вас тут! Воздухом подышать захотел. Сдерживая порывы смеха, Зилия надула щеки и, дождавшись, пока чужие выйдут, подбежала посмотреть на валяющегося в кустах Митьку. — Черт бы побрал этих дворян! Творят, что вздумается, а мне потом отчитываться за них! — ругался управляющий, выходя на порог. — Это, сельвупле… Обратно, в общем! Но сразу же замер и, раззявив рот, потянулся креститься. Митя выровнялся и вынул из-под ребра заостренную ветку с маленькими шипами. Зилия чуть было не заржала в голос, когда поближе рассмотрела перепуганную физиономию управляющего. Чего-чего, но такое он точно видал впервые. И это ее Митенька таков! Бессмертный воин, славный французский муж и великий… Она не придумала, но уже очень гордилась. Мужик еще раз взглянул на покосившийся второй этаж бедной халупы, сглотнул и, спотыкаясь о разбросанные по всей дороге камни, поплелся перетереть увиденное с бессменными собутыльниками. Что мужик пьющий — заметно сразу. Осунувшееся лицо, раздутый краснеющий нос, глубокие морщины и это все при том, что мужику было явно меньше пятидесяти годов.***
В хлеву, куда поместили графского Конька-Горбунка, звенели гомон и хохот. Прямо на сене стояло ведро с доской. Управляющий зашел как никогда кстати, а допитая фляга самогонки смягчила разум, уберегая от того, кто прятался в темном углу. Его рабочие, до сего момента, редко грешили азартными играми, да и царским словом было велено — не играть! А тут устроили игорный дом! Графский конь восседал прямо на заднице, аки людь, и сгребал к себе в сумку выигрыш огромными черными волосатыми руками. С пятью пальцами, с ногтями, все, как положено. Мужики, не замечая никого и ничего вокруг, продолжали ругаться, прося коня отыграться, подбрасывали косточки с разрисованными гранями, ожидая, когда те встанут на нужную сторону. — Да я пять годов уже тренируюсь! Не может кляча за раз меня обыграть! — брызгал слюной один, вытаскивая из карманов последнее. — Ботинки сымай! — командовал конь, указывая волосатой рукой. — Хозяину подарю! Нехотя стянув с себя красные сапоги, мужик кинул их на стол. Обрадованно укладывая их в большой тканевой мешок, конь задумчиво посмотрел на управляющего и, оголив свои донельзя кривые и желтые зубы, улыбнулся: — Сядь, поиграй со мной, — больше приказным тоном попросили черти. Сдвинув мурмолку на лоб, они сверкнул глазами, раздраженно выпуская воздух из ноздрей. — Брезгуешь? Али дать нечего? — Я! Я сыграю! — перебил коня рабочий, удерживая штаны без пояса. — Я принесу перо Жар-птицы! Все разом умолкли, косо переглядываясь. — Какая Жар-птица? Дурень, ты чего, в сказке живешь? — удивленно вопросили черти, покручивая лапой у виска. — Так, а покуда мы знаем? Ты же вон, сидишь! Полуконь-получеловек! — гаркнул кто-то. — А я и не сказочный персонаж. Про таких, как я, обычно сказки не рассказывают. Такими, как я, — пугают людей по ночам, — конячий голос внезапно затроил и растворился в воздухе, словно его владелец убежал далеко-далеко. Мужики загудели в недоумении, поглядывая на бледного от страха управляющего. Отхлебнув самогонки, он опустился на землю, вытирая шапкой потный лоб. — И кто будешь тогда? — Я? Графский конь! — уверенно выдали черти, поправляя прядь скомкавшейся черной гривы. — Это не твой ли граф с окна выпал? — засмеялся один из проигравших, и его гогот подхватили остальные. Слухи по маленькому двору разносились быстро, а уж тем более про таких важных персон. Поговаривали, что с тех пор ни управляющего, ни тех мужиков больше не видели.***
Когда в дверь постучали, Зилия уже распутывала жидкие волосюшки, которые завились кудряшками из-за тугих кос. Митька лежал пластом на кровати и играл в гляделки с потолком. Свеча жонглировала тенями в зеркальном отражении, и Зилия была только рада, что Чернобог позволил ей такую милость. В дверь опять постучали. Митенька сегодня узрел, что не может поймать себя в зеркале. Никак не разглядеть ему собственное личико, не уложить прическу и не придумать наряд. Но как ему повезло, что у него была Зилия! Теперь она ему будет вместо зеркальца, так даже сподручнее. Когда постучали в третий раз, Зилия уже не выдержала и отодвинула щеколду, впуская на порог какого-то парнишку. — Доброго вечера! Чего надо в столь поздний час? — Там… Ваша лошадь… Рабочих в зернь* раздела… Последнее отдают, отыграться просят! — Наша? Вы, небось, в темноте своих и не узнали! — сжатые крепко кулачки прижались к груди, почесывая костяшками метку. Зилия косо посмотрела на Митю, а потом на парнишку. В жаркой комнате стало чересчур душно, но никто, кроме колдуньи, этого не замечал. Она так и предстала перед чужим человеком с растрепанными волосами да в ночной рубахе. А тот, поди, так чертей испугался, что и не заметил: девка пред ним или мужик. — Богом клянусь! Клянусь! Ваш конь! С руками сидел! Управляющий пропал! — парнишка клюнул лбом дощатые полы и, так и не разгибаясь, продолжал тараторить. — Все беды от пьянки! Если крестьянин не крепостной — обязательно сопьется и умрет по горячке! Упились и разбежались кто куда, а на нашего коня всех собак спустили! — Зилия выставила указательный палец, сочувствующе покивала головой и захлопнула дверь перед носом рабочего. — Нечего здесь шататься. Наша — не наша. Может, это ихняя лошадь! А не наши черти, да, Митенька? Но Митя лежал, будто мертвый, и даже не моргал, хотя Зилия и не ведала, надобно оно ему иль нет. Ручонки его не шевелились, и звуков он не издавал. Бросив расплетать вторую косу, Зилия упала на перину и провела по выступающей Митиной скуле. Показалось даже, что ее ненаглядный совсем исхудал и побледнел. Тревога забилась под ребрами подобно птичке. Ох, как же Зилия не желала, чтобы былая Митина красота сошла, а он хоть на годок постарел или пострашнел. Она готова была любоваться вечно его девственной красотой, а Митя… Митю следовало как-то расшевелить. Жар прилегал к голове, а в легких что-то бурлило и обжигало, тянуло вниз. Каждый раз, глядя в его волшебные изумрудные глаза, Зилия тонула в них, как в болоте, не желая выбираться на сушу. Зилия просто мечтала, чтобы в мире не было никого, кроме них двоих, чтобы они смогли насладиться друг другом в полной мере. — Мить? — шепотом позвала Зилия, пододвигаясь настолько, что их носы уперлись друг в друга. Уголки его губ слегка растянулись и, прикрыв глаза, он играючи наклонил голову вбок. Она готова была простить ему все, что угодно. Она простила. Потянувшись ближе, Зилия приоткрыла рот, касаясь ледяных губ Мити и, слегка выпустив язык вперед, одарила коротким поцелуем. Дмитрий не ответил ей, а все так же безмолвно валялся на спине. — Ну чего ты куксишься? Али не мила я тебе? — Мила, конечно, — подал голос Митя, отворачиваясь от Зилии на другой бок. — Но не сейчас. — Тогда же, — она вновь повернулась к нему, — возжелай … — Зилия прошептала ему на длинное ухо так нежно, что сама готова была уже кинуться. — Как скажешь! Я возжелал отдохнуть, спокойной тебе ночи, Зиля, — завернувшись в покрывало, он сделал вид, что уснул. Зилия уснуть совсем не могла. Пока горела свеча, колдунья не сводила взора с узкой Митиной спины. И ждала. Ждала, что он повернется и хотя бы ее поцелует. Но Митя так и не обернулся. Зилия думала, как хорошо будет, когда Митя поможет ей с указом царским. Подтянет французский, гаркнет на всех и освободит нечисть. И потом они уедут куда-нибудь далеко-далеко…