***
Черти так и продолжали отсиживаться в хлеву, стараясь лишний раз не выходить наружу. Если бы не Зилия с Митей, то они бы давно куда подальше свинтили. Последняя неделя пахоты сопровождалась у крестьян бурными гуляниями. Откуда-то привезли скоморохов и юродивых, девки нарядились в праздничные одежи, а мужики разжигали кострища. На пролетье* было принято не только веселиться всю ночь, но и ожидать Ярило, который должен спуститься на землю, чтобы даровать урожай. Какой же сюрприз будет для крестьян, когда они узнают, что вместо Ярила у них на празднике гостил Чернобог. И Чернобог был не один. — Ой, бабы! Вы уже видели Тишку? Он аж светится, аки солнце ясное! — влюбленно вздыхая, протянула девка, показательно поправляя длинную ленту на кокошнике. — Да на твоего Тишку вся деревня собралась поглазеть! А он будет смотреть на меня! — огрызнулась вторая. — Да вашему Тихону уже двадцать лет, а он до сих пор девичьих грудей не видал! — на поляне была и третья. Она аккуратно и очень элегантно сидела на пеньке, сложив свои тонкие ножки, показывая каждому свои новенькие красные сапожки. — Не твоего поля ягода! Даже не смотри на него, кикимора! — огрызнулась первая, резко переменившись в лице, морщась так, что ее губы стали походить на анус умирающей лягушки. — Он мой! И сегодня у нас случится сплетение тел! — гордо заявила она, затягивая косу еще туже. — Смотри, как бы косы твои мозги не передавили, — спокойный голос третьей девицы прошелся мурашками по телам всех присутствующих. И тут появился Тихон — все, как по запросу. Природа не обделила его ни мозгами, ни сногсшибательной красотой: курносый нос, щеки, усыпанные веснушками, яркие голубые глаза и кудрявые светлые волосы. Мечта любой девки из округи, да и только! Он с легкостью тащил скатерти для длинных столов и, проходя мимо, подмигнул. Вот только ничего общего с Солнцем у него не было. Образ Божества уже давно размылся и позабылся, но, встретив Солнце, Митя бы обязательно узнал его.***
Перепрыгивая через лужи, Зилия спешила к хлеву. Она протискивалась между работниками, даже успела замарать юбку каплями грязи. Зайдя в темное стойло, она поперхнулась от влажности и сырости, которая неприятно оседала в горле, щекоча нос. Кривая лошадь была на месте. Неловко наклонившись, Зилия строго прошептала чертям на ухо: — Митя где? — Хозяин ушел к местному алтарю Триглавы* просить у нее за твое женское благополучие, — ответил конь, довольно улыбаясь. — Да-да! А ты что, совсем забыла, что сегодня пролетье? — рассмеялся конь уже другим голосом, но потом, лягнув сам себя, успокоился. Свой круглый календарь Зилия посеяла еще где-то по дороге в Трегубово, а счет времени совсем потерялся, когда на нее навалилась целая гора проблем. Весна заканчивалась, а они еще не доехали до Москвы. Царь еще перед Масленицей сел на корабль и отправился исполнять великую миссию. Большего Зилия не знала. Надобно было не засиживаться тут, а поскорее двигать на Москву, дабы не упустить шанс. Но тревожить Митю, покуда он был занят таким важным делом, — грех. А с другой стороны этот самый грех поощрялся ее покровителем. Решив, что позовет Митю позже, Зилия поплелась в постоялый двор, пиная камни, попадавшие под ноги. Ее мать всегда выходила в пролетье за заготовками, и не было ее с самого раннего утра и до вечера, а потом они всей семьей садились за стол. Отец собирал мед, пек пироги и иногда даже печенья в виде различных зверей, которых, конечно, не всегда можно было узнать. Отчего-то Зилия начала вспоминать свою семью. Это все из-за сна. Их с сестрами родители были образцовыми колдунами, помнили каждый праздник, имели при себе календари и рисовали собственные. Отец умел определять время без солнца, а мать предсказывала погоду по болям в коленях. А у Зилии все время было ощущение опустошения. Каждый раз, садясь колдовать, у нее будто пустел горшочек с магией, и вместо магии вырывался лишь слабый всплеск. Глядя на Митины способности, Зилию будто подменяли. Зависть овладевала телом и душой, и хотелось треснуть ненаглядного чем-то тяжелым. Елена все учила его устройству людского тела, разрезала лягушек, и Митя даже делал вид, что ему это нравилось. А вот познавать бытовое колдовство он совсем не желал. Прогуливал всевозможные занятия и увиливал, притворяясь больным и немощным. Иногда изображал дурачка, чтобы Елена от него отстала. Но управлял магией в сотню раз лучше, чем Зилия. А ведь она даже не уверена, обучен ли он русской грамоте! Хотя ей хватило того, что чужой, французский язык, он освоил за две недели, и криво-косо, но умел разговаривать со знатью. Зилия уже давно усвоила — зубрежка ей не поможет. Только практика. Она — бесталанная* колдунья, и этот талант придется как-то получать. Упав на кровать в комнате, она устало взглянула на побеленный потолок, подсчитывая паутину в углах. Даже паук справлялся со своей работой лучше, чем Зилия. Она бы порвала всю паутину, распустила узелки и случайно выпустила пойманную моль. Зилия подняла обе руки перед собой, рассматривая выступающие вены, сломанные ногти и кривые тонкие пальцы. Конечно, до графских рук ей было очень далеко. На сухие ветки дерева села пташка и, чирикнув, привлекла к себе внимание. Перевернувшись на живот, Зилия всмотрелась в даль и, прицелившись, наставила ладони. — Заклинаю птичку-невеличку умереть! Синеватое свечение прорвалось сквозь недавно вставленную оконную раму и сковало пташку в прозрачное одеяло. Магия рассеялась, не успела Зилия подбежать ближе. Выпучив глаза, колдунья распахнула ставни на всю мощь. Схватившись за лицо, она рассматривала свое творение с такой радостью, что и забыла, как говорить. Во рту пересохло: пусть это и не то, что она хотела, но лучше, чем ничего! В кого превратилась птичка — она даже не знала. Огромные глаза по бокам, длинный лысый хвост, будто крысиный, плешивые куски перьев тут и там, а вместо клюва собачья морда. — Вот дела… Это хуже, чем смерть… И вообще! Это не я — это птички тут юродивые! Все так и было! Так и было! — захлопнув ставни обратно, Зилия уперлась лбом в стенку. — Чернобоже! Почто ты меня так невзлюбил? Надели меня силой! Как и Митю наделил! «Соединение с Чернобогом установлено. Пожалуйста, повтори твой запрос еще раз. Старайся говорить членораздельно и ясно». — Чернобоже — дай мне силу! «Зилия, доброго дня! Какую силу тебе дать? Силу трех мужей? Силу огненного волка?» — Нет! Мне нужна такая же сила, как и у Мити! «К большому сожаленьицу, Зилия, наш Митенька пользуется своей магией, а я ему только помогаю в некоторых наших деяниях. У тебя еще есть просьбочки ко мне? Если да, то постарайся сказать их в течение получаса. Потом мне придется на время удалиться из сети общения». Зилия оставила Чернобога без ответа. Даже он с ней разговаривает, как с глуподырой. Пока она не добьется признания нечисти, надеяться нужно только на себя. И раз Петр уже отчалил из страны, то пробираться надобно через окольные пути… Мити не было уже как целое утро, но его решение тут не играло роли. Он придет и со всем согласится — деваться ему некуда, да и не станет он противиться. Чем больше колдунья будет проявлять слабость перед ним, тем пуще он распояшется. Разлад ума у Зилии появился с тех пор, как Кира принесла весть с базара. То Митя, то восстание нечисти. То опять Митя. Мити, естественно, в голове было больше. Сорвав лоскут шторки, Зилия принялась записывать все, чтобы потом напомнить самой себе, зачем она изначально ехала в Москву. Следующая остановка — село Коломенское, последнее пристанище царя Петра.***
— Ты посмотри на нее! Как она выделывается перед Тишей нашим! — нервно вплетая в косу ленту, твердила девка, хмуро посматривая, как вертихвостка в дорогих сапогах сидит вместе с молодцами на одном бревне, строя изумрудные лисьи глазки целой толпе молодцев. — Перед моим Тишей! — огрызнулась вторая, вставая с примятого места. Юноши, словно завороженные, облепили молодую девицу, ловя приоткрытыми ртами каждое ее слово, каждый взмах ее длинных черных ресниц. Такой красивой девки давно не было в этой деревне: бледное аристократичное личико, яркие круглые румяна, аккуратный носик, черничные пышные кудри, которые красиво переливались. Митя попросил у Чернобога самый обаятельный облик. — Так уж и быть! Меня на всех не хватит, но поступим мы вот так! — Митя заговорщицки засмеялся, прикрывая ладошкой красные губы. — Кто сможет меня победить, тот и будет со мной вечер проводить! — а сам сверкал зрачками, выискивая одинокого юродивого. Обычно такие ходили в страшных масках и лохмотьях, горбились и плясали рядом с шутами. И если сейчас Митя самый красивый человек на всем белом свете, то, может, надев страшную маску, — встретится с Солнцем? Разместившись на столе, Митя расправил подол красного сарафана и выставил левую руку вперед, показывая свою готовность. — Подходи, добрый молодец! — Митя вымученно засмеялся, закатывая пышные белые рукава рубахи. Присев напротив, юноша довольно осклабился, уже пережевывая кривыми зубами победу. Девка ведь из Мити получилась совсем тощая, еще сломается, поди! Там и тут. Митя смотрел везде. Скоморохи сгрудились около столов с яствами, и выцепить кого-то отдельного будет трудно. Чернобогу жертвочка, а Мите наряд. Сцепившись ладонями, юноша схватился свободной рукой за край стола, увеличивая силу. Он щурился, переминал выступающие костяшки на маленьких ручках, но Митя и с места не двинулся, а только усердно перебирал ногами под столом, опираясь о сырую землю. — Все не то… — шептал Митя. В одно мгновенье рука юноши с грохотом ударилась о стол, а стоящие рядом радостно загоготали и понадеялись, что им повезет больше. Но в этой игре у Мити не было победителей. Была только жертвочка. Каждый, кто подсаживался к Мите, проигрывал. — Привет, я подсяду? — девки позади заохали, и, кажется, попадали в обморок. На пень сел Тихон. Один из юродивых отделился от общей кучки, отходя к кустам. Это был единственный шанс. И Тихон этот вообще не вовремя был! Лукаво намотав локон на палец, Митя сощурился, меняя оскал на милую улыбку. Как только их руки сплелись, а взгляды встретились, ни Митя, ни Тихон не двигались с места, оставаясь расслабленными. Неприятно хрустнуло, и тонкая девичья ручка стукнулась о доску. Все вокруг замолчали. — Тебе что, так надо было?! — взвизгнул Митя, сжимая перелом. — Иди хер в дупло сунь! Тут девки уже с рогатками стоят, а ты мне кости решил переломать?! — Сильно болит? — Тихон встал и подошел к Мите вплотную. — Нет! Все, иди лесом! — незаметно для самого себя, Митя перешел на крик. Юродивый скрылся с глаз, и Митя подорвался следом, но застыл. Мертвое тело покрылось мурашками, брови вздернулись, образовывая на лбу несколько складок. Тихон ухватил его за зад и, удерживая, придвинул к себе. — Айда ко мне! У меня дома самогонка вишневая. Я тебя согрею. На языке ощущался вкус черной жидкости. Митя задышал через нос в полную грудь, хотя до этого уже с месяц не дышал вовсе. Он готов был вскипеть и взорваться, обрызгав поляну чернотой. Но Митя стоял. Только небо и только ветер гудели на поляне. И кроме Тихона и Мити больше никого не было. Огромная ручища Тихона сжимала маленькую Митину задницу. Такого он еще не встречал. Впервые Митя осатанел настолько, что даже звука издать не мог. Несколько скоморохов бегали вокруг столов, звеня колокольчиками, а со стороны деревни приехала длинная волокушка, запряженная в тройку красивых жеребцов. С нее слезли разодетые в красные платья девки с большими платками и, начав петь, вытянули Митю из беспамятной злобы. — А знаешь, милый, согрей-ка мою дворянскую холодную душу! — практически без эмоций и на одной тональности выпалил Митя и отцепил Тихона от себя. Главное по-быстрому разобраться с Тихоном, а там и юродивый освободится. Много не отнимет. А Чернобог получит сегодня аж две жертвочки, в этом Митя был уверен. Тихон, дубина, сразу же согласился и даже не заметил, что кости у девки уже давненько срослись. — А у тебя батя кто? — начал Митя, пытаясь унять время до хаты Тихона. — Плотник он! А мать доярка! — похвастался Тихон, открывая калитку. Он запустил Митю в небольшой дворик, посреди которого красовался одноэтажный ровный дом. Значит, батька его действительно рукастый, но был ли у него инструмент… Из двери в лицо Мите сразу дунул приятный аромат приправ. Тихон заботливо помог поставить сапожки около лавки. Как бы не сперли, пока дело будет делаться. На месте Тихона Мите померещилась Зилия. И стало еще хуже. Юноша полез с поцелуем, но Митя увернулся, падая на кровать. Как только шаловливые ручки Тихона спустились ниже пупка, прямо к нижней юбке, Митя дернулся, отскакивая от перины, как ошпаренный святой водой. Ждать, пока Тихон оголит свой ценный орган, Митя не стал. На краю стола лежал маленький топорик. От возбуждения Тихон совсем забылся и не заподозрил в милой девице настоящего хищника. — Допустил ты упущение — волк проник в помещение, — мужским голосом вторил Митя, поворачиваясь к Тихону. Черные пакли распушились, выбились красивые ленточки и угасли румяна. На Тихона смотрела не девка. На него смотрело чудовище. Топорик влетел юноше прямо в шею. Тихон выл и извивался, аки уж на сковороде, кровь хлыстала во все стороны. — Принимай жертвочку, Чернобог. Из хаты Митя вышел со своими сапогами, в которые спрятал несколько ножей. Юродивого палкой не заколоть, а вот ножом — самое то. Чернобог его отблагодарит, и солнце выйдет из-за туч.