Давненько уж зазеленели горы, Дремучие леса и длинные поляны. И нет никак конца Этой весне поганой! Ой, весна, уходи! С глаз долой, из сердца вон! Слякоть ты с собой возьми И протяжный ливня гром! Нету сил тебя терпеть, Лету дай дорогу! Мы сегодня позовем Ярило на подмогу! *
Голову юродивого сзади обхватили две девичьи руки. Со щелчком Митя свернул ему шею и медленно опустил тело в высокую траву. Никто не заметил. Потеха поглотила крестьян. Они кружились в хороводах, пили вино и громко хохотали. Пока юродивый не обделался в штаны, Митя стянул с него верхнюю рубаху с висюльками и отобрал маску уродливого зверя. Длинная пасть до ушей, круглые зенки с длинными ресницами и выпирающие клыки. — Стану убогим… — изнутри маска была из бумаги и ткани, а держали ее на голове несколько привинченных резинок. Митя долго колебался, прежде чем поднес ее к своему лицу. Она еще была теплая от дыхания юродивого. Через маленькие отверстия Митя с трудом разглядел поляну, обзор сузился, оставляя различимыми среди зеленых пятен только яркие платья девок. Накинув поверх бренчащее тряпье, Митя упросил у Чернобога свой облик обратно. Он должен быть настоящим уродом, а не притворным. — Дума моя, дума, дума моя злая, кровь моя дурная. Пойди, моя думушка, в дремучий лес, в пень-колоду, в белую березу, в вязкое болото, там тебе место… А меня сделай честным и чистым лебедем, — вспомнил матушкин заговор Митя. Обычно для подношения к Чернобогу требовался целый алтарь, чтобы призвать его, но, раз он был тут — значит, можно было сделать исключение. Люди молились ему не из благодарности и любви, а из-за огромного страха. Чаще в жертву приносили коней или рабов, но иногда, по велению Чернобога, люди бросали жребий среди местных жителей. Это страшное божество питалось только кровожадностью своих последователей и развратом, так что, Митя был для него отличным кандидатом. «Ты ведь можешь быть послушным козленком, Митенька! Так отчего куксишься и брыкаешься? Не на-адо! — убаюкивающе мурлыкал Чернобог, — я выбрал тебя, Митенька, потому что чую в тебе силу! Силу, которая поможет мне!» Митя знал, что Чернобог мог воскресить умершего взамен на услугу. Например, на душу, как это сделала Зилия. Чернобог в любой момент овладевал ей, и попросивший обмена человек никогда не сумел бы больше себя контролировать. Зилия-неумеха, ляпнула про грамоту Чернобожью, и черти нехотя прочитали для Мити о том, что вообще-то, Чернобог не вселялся доселе в людские тела. Но был недавно сильно ранен в бою, при смерти был, можно сказать, на краю. Потерпев поражение, он и начал искать сосуд для себя. Маска села на Митю идеально, будто делали специально под него. Огромное пламя вытянулось к закатному небу, и Митя направился в гущу событий. Бог молодости, плодородия, неудержимой силы и расцвета жизненных сил светился рыжими красками, уходя за вершины облаков. Митя так и не понял, почему символом Ярила являлось солнце, когда Богом солнца был Дождебог. Музыка заиграла быстрее и громче, крестьяне подхватили Митю в широкий хоровод, и вот он уже вместе с ними возносил руки к небу, прося урожай. Не вовремя Митя вспомнил, как красиво танцевали девки на ярмарке, как ловко управляли своим телом и как красиво двигались. На очередном хороводе Митя выскочил в центр, к самому костру. Дробными шагами очертив полукруг, он выпрямил сгорбленную спину и положил руки на пояс. Бубенцы на рукавах зазвенели, тряпки задрыгались, и он пустился в пляс. Большинство движений Митя выдумывал на ходу, воспроизводя в памяти ярморочных танцоров. Чернобог бултыхался по Мите, как по пустой бочке. Что он только не выделывал: и подпрыгивал, и выгибался, и ловил ладошками собственные хлопки. Незнакомое до боли чувство окружило Митю со всех сторон — крестьяне хохотали и хвалили его. Им нравилось. Митя утонул во всеобщем обожании и купался в мимолетных лучах славы. Заднюю часть опалил костер, и Митю осенило. Солнце уже почти укатилось за горизонт, и просто так отпускать он его не хотел. Струна на гуслях оборвалась, музыкант прекратил игру. Митя стоял на обгоревших ветках. Огонь поглотил его в колючие объятия. — Солнцеликий — выходи! — кричал Митя, взывая к небесам. Чернобог оказался против: «Это ты выходи! Идиотина!» Девки надрывно закричали, испуганно разбегаясь во все стороны, а мужики сперва принялись тушить Митю, но тот и не думал сгорать. — Колдун! — Боги разгневаются! Убейте колдуна! Митя отчасти понимал негодование мужиков — если светлым Богам не понравится праздник, то не будет им ни урожая, ни счастья. Но Митя стал юродивым, а Солнце так и не вышло к нему. Народ в спешке растаскивал угощения и подношения по своим хатам, никто больше не благодарил Митю. Маска рассыпалась пеплом на плечи, догорала рубаха со штанами. «Не было никакого Солнца никогда и нет сейчас! Это бредни моего брата-Белобога! Он тебе внушил Солнце! Он хочет, чтобы ты избавился от меня, Митя! Послушай меня! Выйди из огня! Выйди! Солнца нет! Белобог хотел насолить мне!» Стало как-то совсем противно от его слов. Митя оказался яблоком раздора между двумя братьями. Причем тем яблоком, которое Федька у себя на огороде выращивал. Они использовали Митю в своих дурных целях. Предсказание Белобога действительно не сбылось. Его обманули. Набрехал — права была Зилия. Нечего было его слушать! Сейчас бы уже давно по Москве ходил да на дворцы смотрел. Из теплоты костра не хотелось выходить. Там, за огненной стеной, Чернобог будет требовать повиновения, а Зилия смелость и смекалку. А Митя хотел туда, где спокойно и вкусно пахло, где тебе рады просто так, а не потому, что ты принес жертвочку или отменил царский указ. Где тебя примут даже такого… Дурного? И злого. Митя осознавал, на какой путь уже ступил, и что с этого пути он не сойдет никогда. А ведь даже убив юродивого из-за костюма, Митя не сразу понял, что сделал. Лишил жизни человека, даже не узнав про его грехи. И Чернобог уже не подсказывал, кого — как — за что. Митя просто делал. Как обычный крестьянин носит воду из колодца — не задумываясь. Убивать стало так просто. Огонь допалил красные сапоги. Босые ноги еще чувствовали подошву, колени обдувало жаром. — Теплов убил меня не просто так, — это умозаключение далось Мите не сразу, не просто. Но сейчас, стоя голышом посреди кострища, — Митя осознал это. Его утопили за смерть нескольких людей. Они накинулись на Зилию, и магия сама вырвалась из Мити, точно патрон из ружья. Тогда он еще не знал, что обладает такой силой, и то, что обуздать ее ой как трудно. Никто не будет любить зло. Зло бьют, побеждают и отправляют догнивать остатки дней в трухлявую книгу. А потом ты столетиями ждешь, пока тебя не найдет сумасшедшая девка. — Они в кабаке заселились! И конь у них волшебный! Я ему целый гронч отдал! — внезапно выкрикнул какой-то мужик, указывая пальцем на постоялый двор. Толпа крестьян побежала по тропинкам. Хозяину кабака изрядно досталось, когда он заселил к себе Митю с Зилией. То работники пропали, а сейчас вот. Ополчение. Зилии достанется, если Митя не поторопится. Если Зилию убьют, то Митя канет в лету вместе с ней. Так ему говорила сама Зилия. Умирать в принципе больно. Даже больнее, чем когда тебя пилят заживо на две половины ржавой пилой. Вспомнив это, Митя отчего-то ухмыльнулся. «Беги к Зилии! Не стой столбом! Не вздумай позволить, чтобы ее убили!» Ну, конечно. Чернобогу было совсем не выгодно терять таких «важных» персон. Сосуд-убийца с жертвочками и живой алтарь, в который вливается вампирская кровь. Она, к слову, уже заканчивалась. Зилия хотела добыть новую по дороге, но дорога у них вышла совсем не такая, какую они представляли. Пламя уже почти потухло, когда Митя шагнул на усыпанную пеплом землю. Взглядом остановив одного из опоздавших на празднество юношей, он приказал тому упасть в поклоне: — Снимай одежу, околотень! Раздев догола юношу, Митя облачился в его скромный наряд. До прибытия в Москву надобно поискать чего получше. — И как же мне, по-твоему, Чернобоже, добраться до постоялого двора быстрее крестьян? «Надо было сразу бежать! И не прыгать в костер!» Мите даже подумалось, что он уже и не страшится наказания. Воспоминания из детства одно за другим намекали ему на что-то. Каждая уважающая себя ведьма могла соорудить себе летающее средство передвижение из всего, что попадется ей под руку. И матушка, конечно же, умела превращать обычные веники в метлы, а ковры в ковры-самолеты. Среди поваленных столов и разлитых напитков Митя нашарил длинную поварешку. Такой обычно отцы стукают по лбу торопливых отпрысков, покуда те лезут вперед батьки обедать. Подбросив столовый прибор, Митя подпрыгнул и, прогнувшись под его малым весом, поварешка взмыла в воздух. Внизу небольшой россыпью раскинулась деревня, а маленькие точки-крестьяне уже пробрались на постоялый двор. Снизив высоту, Митя слез на подоконник и завалился в комнатушку.***
Зилия в это время даже не подозревала, что Митя заявится к ней в чужой одежде верхом на поварешке. — Собирай манатки! — скомандовал он, отряхиваясь от пыли, которую успел насобирать по полу. — Ч-что случилось? Куда? Мы же оплатили на два полных дня, Митя! Что-то случилось на алтаре? — несмотря на вопросы, Зилия начала собирать сумки. — Они узнали, что ты ведьма, и сейчас целая толпа бежит сюда! — Митя уже тащил Зилию по лестнице вниз. Он посмотрел по сторонам и, убедившись, что опасность до них пока не добралась, завернул в хлев. Черти запрягли сами себя в тарантас и, тихонечко шлепая голыми пятками-лапами по грязи, поехали прочь. Заслонив шторки в корзине, Зилия замолкла и закусила внутреннюю часть губы. Крестьяне рванули прямиком в кабак. — Митя… Что там стряслось? Отчего народ беснует? Почему на меня думают? — Ты не поверишь! Пока я приносил дары к алтарю, вампир убил юродивого и потом напал на мать с ребятенком, представляешь? И вот, я кинулся к ним, спасать, значит. Закрыл собой крестьян, а меня в костер толкнули! Ироды! А там и на меня начали гнать! Мол, я колдун, раз не издох в огне! У Зилии не хватило времени, чтобы вдоволь повосхищаться своим ненаглядным — рядом в землю вонзилась стрела. Черти вчистили так, что тарантас до невозможности громко дребезжал, а все пять колес подрагивали, будто норовя вновь оторваться. — Зиля! Корзина тормозит нас! — несколько крестьян оседлали коней и уже настигали Митю с Зилией. Стук копыт бил в ритм испуганного сердца, и Зилия, практически ничего с собой не ухватив, высунулась из-за шторки И сделала это вовремя: в корзину влетели вилы, насквозь протыкая ветхое плетение. Перевернувшись на коне, словно бывалый казак, Митя подал Зилии руку. Колдунье казалось, что ее конечности превратились в мокрые тяжелые тряпки, и все, к чему они прикасались, становилось влажным и деревянным. Черти перепрыгнули через ухаб, и со скрипучим грохотом тарантас распался на несколько частей, преграждая путь крестьянам. Продать вольного колдуна какому-нибудь барину нынче было очень выгодно. Иногда нечисть похищали друг у друга, дабы перепродать и выручить побольше. А тут и конь говорящий, и ведьма. То есть, колдунья, а с ней на сдачу можно было прикупить чернокнижника. Зилия приникла к холодной и узкой спине Мити, дыша горячим паром в его новую рубашку. Митя не только отличился особой храбростью, но и подал ей руку. Об этом Зилия не могла забыть. Он впервые подал ей руку. Зашуганные, грязные и взбалмошные. Такими в Москву им точно появляться нельзя. Перед глазами мелькали дома, заборы, поля и огороды, и когда вдалеке показалась тайга — черти, наконец, сбавили ход. Привстав на гладкой спине чертей, Митя пытался разглядеть что-то, кроме бесконечных суземов и болот, но никакой Москвой там и не пахло. Они поплелись через плотные кусты багульника, жидкие косички колдуньи цепляли на себя колючки, веточки и клещей. — Митя, — негромко позвала его, — отчего все так? Куда бы мы ни пошли — нас все время поджидает опасность! А дни, когда в моей жизни вообще ничего не происходило, — можно пересчитать по пальцам! — Зиль, я не ведаю. Но я верю, что все напасти только учат нас справляться с невзгодами в жизни! — заверил ее Митя, тяжело вздыхая, совершенно не знамо зачем. — Ага, как же! — подали голос черти. — Только вот, от кого эти напасти — тоже большой вопрос! Смеркалось. На небесной скатерти одна за другой показывались звезды, а тусклый лунный свет едва освещал дорогу. Сколько они шли — Зилия не имела понятия, но впредь останавливаться где-то было опасно. Тверская губерния была позади, а значит, что совсем скоро будет Москва! Столица Русского царства-государства, центр мира. Правда, сейчас этот центр мира был не особо рад новым гостям. «Стал не мир, а кабак, все ломают, всех тревожат! Безродные за власть хватаются. Не живут — торопятся. Царь отдал государство править похотникам, не имущим страха Божия. В бездну катимся!» Зилия по слогам читала корявую надпись на стене чьего-то дома. Митя согласно кивал, а черти фыркали и драли зубами молодую траву. После легкомысленного взятия Азова, царь Петр только накликал войну со всей Турецкой империей. Ему срочно нужно было искать союзников в этом деле, поспешно улучшать армию и флот. Он, конечно, и без этого отлично разрыл канал Волга-Дон, сослал лучших столяров в Воронеж, чтобы те сносили топорами вековые дубы. Но Европа… Зилия воспользуется этой лазейкой, прошмыгнет во дворец и устроит настоящий переворот, а Митя применит дурман, и тогда вся Россия услышит, что нечисть отныне свободна! Все было идеально, до тех пор, пока Митя со всей дури не влетел в указатель, выбивая тот из земли. — Не помогут мне уже никакие высшие силы, — прошептала Зилия, наблюдая, как ее возлюбленный катается по земле, принимая очередной подарок от Чернобога. Чертям же приходилось оббивать зад куцым хвостом, дабы прогонять мух. На царской трассе, прямо посреди пыльной дороги треугольником лежало письмо. Чуть не зажевав его вместо травы, черти подняли листок и передали Зилии. Адресат стерся, да и почерк был совсем плох: — «Волосы накладные, пуговицы шесть дюжин, немецкое платье царского размеру…» Зачем Петру столько волос? — Чтобы в Европе прически менять! Сегодня он Дмитрий, завтра уже Андрей и, поди разбери, кто из них чем занимается, — вернув голову в изначальное положение, Митя поднялся из ямы, едва не спотыкаясь о знак. — Это что за язык такой? — Русский, балда! — Зилия влепила ему подзатыльник. — Ни бэ, ни мэ! Зато на жабьем своем шпрехаешь, как на родном! — Сали, шуфе ли понсимо*! Если ты не поняла, то я сказал, что «этот язык мне уже как родной». — Вот видишь! Тебе как раз надо во дворец! Митя! — Да как мы туда попадем? Там у дворца этого Ловцов больше, чем по всему царству! — Тебе указателем последние мозги вышибло? Ты в Петровский дворец протиснешься, а потом вы вместе с нечистью власть захватите! — черти не выдерживали. Одного полоумного они терпели, а вот двух — нет. Нехотя запрыгнув на холку чертей, Митя свесил ноги на одну сторону, воображая себя в дамском седле (хотя у них вообще никакого седла не имелось). Село Коломенское уже много лет являлось царской резиденцией. Огромный деревянный дворец, состоящий из двухсот шестидесяти помещений, пивоваренной палаты, караульных и несколько отдельных дворов. Сады вокруг разбили специально, чтобы произвести впечатление на гостей, мол, смотрите, как мы можем. Но как могли русские цари — знали везде.