Владыка Тягучей реки

— Дашь ей разок, другой, и она отстанет! — черти собрались около Мити своей маленькой стайкой и по очереди давали советы. — За задницу ее надо ухватить хорошенько, до треска! — Это же баба, а не ствол березовый! — Черти что, тоже сношаются?! — Митя отжал в ведро грязную воду с тряпки. — Конечно, нет! — хором ответили черти, обиженно отворачиваясь. — Мы размножаемся другим способом, и тебя это не касается! Мите было стыдно признаваться, что доселе он никогда не целовался. Но и черти любую брехню за версту чуяли, поэтому, не раздумывая, Митя словил во дворце горничную и крепко поцеловал ее. Но, видать, девка была совсем неопытная, и по окончанию поцелуя они оба были в слюнях. Махнув на эту затею, Митя нашел еще одну женщину, чуть постарше, говорят, она была стряпчей* при дворце. Там-то он отыгрался! И так и эдак, а потом и вовсе, как и с щукой: перевернул, раздвинул и сунул. Стряпчая сказала, что хотела бы от Мити детей, но Митя быстро скрылся из виду, прихватив с собой буханку хлеба. Половину он покрошил птицам на заднем дворе, а вторую отдал Алекше. Зилия пристала к Мите, как банный лист, и точно! Полезла лобызаться! Черти оказались правы — после глубокого поцелуя Зилия размякла и вообще про все забыла. И на некоторое время точно отстанет со своими нежностями. День близился к концу, небо окрасилось розовым румянцем. Вместе с Митей колдунья прошлась до женской части дворца и, слегка шатаясь, села на лавку. На губах Митя ощущал неприятный вкус, словно земли в рот зачерпнул, а Зилия благоухала и цвела, бултыхая полупустую флягу. Ощутив невероятную легкость, она открыла крышку — крови почти не осталось. Вся эйфория ушла в пятки, и ее место занял страх. — Митя, надо что-то придумать… — Зилия потянулась к нему, но Митя подтянулся и попятился назад, уклоняясь от трясущейся ладони. — Царь бал устраивает, в честь своего царского величия, там кого-нибудь и разделаем. Эта… как ее теперь… На следующей седмице. — Неуч! Дворянство давно уже балакает «неделя»! Как последний день! — черт с размаху шлепнул Митю по затылку. Глаза сбились в кучу. Вечно Митя недотягивал до «образованного», вечно все его чему-то поучали. Остальную половину дня Зилия ныла о том, что надобно раздобыть крови. Чернобог молчал, поэтому Митя решил тихонько смыться вместе с ведром куда подальше. Лишь бы не быть рядом с колдуньей. В конце рабочего дня всех придворных согнали в бани. Девки отдельно, а мужики отдельно. Митя сидел на лавке в самом углу, около большого и раскаленного бочка с кипятком. Две. Нет, три дюжины голых мужиков. И всем друг на друга все равно, и не мудрено — они тут уже все притерлись, принюхались, и только Митя, как чужак мялся в одежде. Мужики без зазрения совести трясли своими писюнами на уровне Митиных глаз, обсуждали погоду и жаловались на дворецкого. Для них это было настолько обыденно, что они просто не замечали чужой наготы. Для них, но не для Мити. Обжигающий воздух стремился к низким деревянным потолкам. Мужики все подбрасывали и подбрасывали ветки и поленья в печь. Стены из кедра начали характерно подванивать смолой, и у Мити закружилось в голове. Мужики, огонь, Зилия, баня, дворецкий, бал. Бал. Он уже вот-вот случится, и Митя, наконец, позволит себе отдохнуть. Грубый хохот вернул его в реальность, и перед лицом пролетела очередная задница — один из мужиков побежал за вениками. Митя был маленьким птенцом по сравнению с этими быками и кабанами, и даже задумывался, как бы кто-нибудь ненароком на него не сел голой сракой и не расплющил. Раскрасневшиеся рабочие радовались новой порции жара. Одни лупасили других вениками, третьи просто обливались горяченной водой, и Митя сам не понял, как вдруг тоже оказался без одежды посреди бани. Пока прутья веника хлестали еще недавно изуродованную плетью спину, Митя размышлял, какую одежду он наденет на бал… Какого цвета у него будет этот поганый драный фартук, в котором он намывал полы, какую швабру ему сунут и в какое место? Ту погнутую или царь расщедрится на новую? Куда поломойке на бал? Зилия. С ней можно договориться! Грубая рука промяла Митю между лопаток и только тогда он понял, что лежал абсолютно нагой перед толпой мужчин. Быстро распрощавшись, Митя подобрал трусы и выбежал на улицу. От его тела к потемневшему небу струились полоски пара. Он принесет Зилии крови, а она проведет его на бал. Запомнив, на каком этаже из двух расположилась комната царя, Митя полез на дерево. Сухие ветки яблони похрустывали, но не трескались. Расположившись в самой неудобной позе, Митя пожалел, что Чернобог оставил его с хорошим и острым зрением. Блеклые на фоне изумрудной радужки зрачки сузились. Подобно белке потерявшей свои запасы, захотелось наколоться на сук. В приоткрытое окно вся комната была как на ладони. Царь Петр сидел там. На руках и шее царя виднелись небольшие коричневатые перышки с белыми крапинками. Царь выгрызал их зубами и стряхивал с волос остатки пуха. А закончив, попрыгал к столу. На платке небрежной россыпью валялись сухари. Царь задумчиво брал по кусочку и то жевал, то останавливался, раздумывая о чем-то. А затем, снова кусая, делал удивленное лицо, будто бы для него в этот момент открывались новые границы вкуса. Стряхнув с платка крошки, он повязал его на себя и, подойдя к зеркалу, примерил на новый парик. То ли цвет не тот — белый, то ли еще что не так было, но царю не понравилось, и он сбросил его, нацепив другой. Мите и самому не нравился белый цвет парика — словно седая старуха была там, а не мужчина. Половая тряпка лучше выглядела, чем эти кудрявые белые пакли. Митя был несказанно рад, что уродился с черным волосом на голове, и уже не поседеет. Чернобог не даст ему стать уродом, и Белобог не заберет к себе. Чуть погодя, к царю зашел Лефорт — расфуфыренный, в гольфах. Весь такой из себя важный, а на платье бантики, как у девки! Он подхватил Петра под руку, и они удалились из комнаты. Со скрипом Митя почесал верхний ряд зубов о нижний. Но ворковал царь с Лефортом недолго, они вернулись вдвоем, уже в новых костюмах, можно сказать, парадных. Они негромко говорили и бурно вели обсуждение, а Митя притаился в тени ивовой кроны. Его почти не было видно в объятиях тени, он, словно хищник, поджидал ничего не подозревающую добычу. Лефорт хлопнул дверью, и Митя решил действовать наверняка: свесив руку с ветки, он едва ли успел дернуть подбородком, как к ладони приклеился небольшой камень. Мите стоило только подумать о камне, как он сам поднялся с земли. Жаль, что нельзя притянуть таким способом и самого Петра. В кармане звякнула фляга и, прицелившись, Митя попал в стекло. Оно не разбилось — было привезено из-за границы! Царь обернулся, и Митя подловил момент. Они встретились взглядами, и Петр ослаб, упал спиной на кровать, теряя контроль. Митина тень появилась на полу царевой комнаты быстрее самого Мити и, щелкнув замком, отворила окна. Черные потрескавшиеся сапоги ступили на светлый ковер. Свечи потухли, а шторы сами сдвинулись, заходя друг на друга. Перебрав в мыслях все матушкины наставления, Митя стал расстегивать Петру штаны. Матушка всегда советовала брать кровь с бедра — менее заметно и не так больно. И кровь там остановить в разы легче, чем на шее или предплечье. Сделав несколько надрезов, Митя подставил флягу и, надавливая, цедил кровь с царя как молоко с коровы. — Мало с тебя крови, царь! Яблоки не жрешь, что ли? Или у вас тут такие же яблоки, как и у нас? Тогда понимаю. А знаешь, царь, неплохо тебе тут живется! В шелках, в… не помню, как называется, но кучеряво ты живешь! — поймав убегающую под колено красную каплю, Митя продолжил. — А вот что бы было, если бы ты не родился упыриным царем? Это же сколько у тебя золота… Небось еще и превращаешься в тварь крылатую! Хотя я читал, что вы в разных зверей можете. Я вот одну видел! Страшно — жуть, но так красиво! Чуть не сдох! Плотно закрыв крышку, Митя встал и уже прошел к окну, но покосившись на голожопого Петра, все же вернулся и натянул штаны обратно. Флягу отдаст Зилии завтра, а сейчас пора было возвращаться в каморку. По дороге в мужской коридор, Митя проверил, насколько хорошо поработали черти. Чертям палец в рот не клади, как дай поработать! Причем работу они ищут любую, да посложнее! И траву красить могут весь день, и зерна считать, и ситом в ведро воду черпать. За что бы они ни брались — все у них выходило качественно. Взять хотя бы в пример лошадь: грация, схожесть и самое главное — чувство вкуса. Черти наполировали полы во всех коридорах, кроме женского. Все, как и было велено. Дворня уже стелилась, когда Митя аккуратно проскочил в закрывающуюся дверь. Он незаметно прошмыгнул в угол, где местился в прошлый раз. Паутина, рваный мешок и несколько мокриц на нем — лучше соседей и не сыскать. Митя прикрыл веки. Вот он уже в светлом зале, обрамленным золотым светом, который отражается от потолка и стен, сидит на мягком стуле и млеет, слушая приглашенных артистов. Вокруг Мити расположились легкомысленные дочери именитых купцов и полководцев. Они смеются и трогают его, кладут свои нежные ручки ему на колени. От них ото всех разит дорогим вином и фруктами. Стол ломится от яств, скоморохи уже битый час развлекают гостей… — Андрей, расскажи сказку! — над самым ухом, как назойливая муха, возник Алекша. Он насупился и придвинулся ближе, плечом двигая Митю вбок. — Я вчера тебе рассказывал! — прошипел на него Митя, толкаясь в ответ. — А сегодня уже сегодня, и вчерашняя сказка осталась во вчера. Я коленку разбил на лестнице, когда матушке помогал. Она стряпчая на кухне, очень вкусно готовит. Бабочки уже прилетели к нам в сад! Зажмурившись, Митя ударил себя по лицу. От громкого хлопка обернулись несколько мужиков, но Алекша не останавливался: — Дворник велел мне таскать три ведра воды, а еще я встретил трех новых рабочих в хлеву. Они дали мне кусок сахара и сказали, чтобы я молчал. Хочешь сахар? Он рассыпался, но я его еще не доел! Знаешь, у писарей мягкие ковры, я сегодня трогал! Мне горничная дала поглядеть и понюхать. Очень вкусно пахнет. А ты пахнешь странно. Как будто не пахнешь совсем. Дворецкий обещал, что выпорет меня, если я буду много вопросов задавать. Я видел, как тебя пороли. Больно было? Андрей? — Боже… — Митя провел пальцами по тонким черным бровям. — Ты так много говоришь, и я только сегодня узнаю, что у тебя мать стряпчая? На выдохе простонав, Митя постучал по макушке пальцами и уткнулся в одно место. — Так сказка будет? Ты хорошо рассказываешь, как будто это не сказка, а взаправду! — В общем, жила-была старуха. И был у нее один единственный сын — Ванька-дурак. А еще был там царь, который прятал солнце в своих палатах и никому не показывал. Доставал он солнце только по особым случаям, и случаи эти были особенными, когда царь того изволит. И сидело солнце взаперти днями, а иногда и месяцами. И не росла трава, не грелась вода… И… В общем, плохо без солнца было. И люди там, ну, не жили долго. — А почему? — перебил Алекша. — Потому что без солнца не растут овощи, а в овощах — сила. — А я думал, что сила в правде… — Я сейчас твою правду съем и сказки не будет! — Митя щелкнул Алекшу по носу. — И Ванька-дурак поперся к царскому двору, и орет: — Вынь солнце из палат! Народ гибнет! Чего пожрать нет! А царь ему с окна дулю показал и велел убираться подобру-поздорову! А Ванька у нас же не зря дураком зовется — у него на это были свои причины. В мозгах у него сидел червь плоский, да гадости Ваньке советовал. — Нет там никого, Ванюша! И солнца там нет! Иди домой, да не ходи сюда больше! — А как он появился у Ваньки? — сна у Алекши не было ни в одном глазу. — Потому что Ваня любил есть сырую рыбу. И вообще, Ванька смекнул, что червь этот специально гадости говорит и только вид подает, что добра желает. И решил Ванька не думать про солнце, схитрить. Червь этот, хоть и брехал часто, но не мог против собственного слова пойти и решил М… Ванька снова идти к царю. Приходит ко дворцу и орет: — Давай царь, загадки разгадывать! Коли ты мою загадку отгадаешь, я тебе подарю неведому зверушку, а коли ты не угадаешь, так выполнишь одно мое желание! А царь опять в окно смотрит, у виска крутит и орет в ответ: — Да кто ты такой, чтобы я твои загадки разгадывал, да еще и желание выполнял? Пшел вон! И погнали Ваньку стрельцы со двора. Ванька спросил у червя, как же ему царя обхитрить, и сказал следом, что хочет на царевне жениться и выпросить у царя самое дорогое, что у него было. — А как царевну звали? — зевая, спросил Алекша. — Да не помню я! Василиса какая-нибудь. Как их там раньше называли? Не суть! Червь помог Ваньке добыть одежи боярские и на следующий день… — А с матерью что? — С какой? А… с этой? С Ванькиной? Как-то упустил момент, забудь ее! Нет ее как будто в этой истории! — поменяв положение, Митя чутка прилег на бок. — Как же! Ты же про нее начал рассказывать! Значит, и дальше про нее говори! — Ну, ты пристал! Мать ждала Ваньку дома! Плакала и пила воду, потому что коровы молока не давали, и жрать было нечего! Оделся Ванька как боярин и пошел ко дворцу. Позвал царя и притворился купцом. — Так в боярина же оделся… — Алекша, закрой рот! Притворился купцом, показывает царю накрытую тряпкой животину и говорит: — Давай в загадки! Коли я твою загадку не отгадаю, ты мое чудо-юдо заберешь, а коли я твою угадаю — заберу самое дорогое! — И что, царь не понял, что это был Ванька? — Алекша положил тяжелую голову Мите на плечо. — Может быть… Может быть у царя тоже умственный недуг! Они, может быть, все в этом царстве недоразвитые! И царь согласился! Сперва царь загадал свою: — Висит груша — нельзя скушать! — И что это? — спросил Алекша. — Яблоко, — с полной уверенностью ответил Митя, — и Ванька так же отвел. Удивился царь и говорит: — Ничего себе, ты, Ваня, умный! Давай еще одну загадку загадаю! Кто над нами вверх ногами? — Птицы! — ответил Ванька. — А вот и неверно! — Почему это? — возразил Ванька. — Ты видел птичьи лапы в полете? Откуда нам знать, как они летают! Я вот думаю, что кверху ногами, чтобы глазами лучше вперед смотреть! Ты, царь, случаем сам в клин утиный не вклинивался? Тогда и не спорь! Митя притих и подумал было, что судьба сжалилась над ним, и Алекша уснул, но не тут то было! Мальчишка потеребил его за рукав и прошептал: — Дальше… — Не стал царь спорить с Ванькой, а приказал стрельцам пушку прикатить. Дождался, когда над дворцом будет пролетать стая птиц, залез в пушку, велел сунуть туда пороха и выстрелить. Стрельцы выстрелили, царь сдох, на птиц так и не посмотрев, а Ванька забрал солнце. Конец.