Владыка Тягучей реки

Митя пробыл в темноте один несчетное количество времени при том, что и считать он особо не мог. Даже имел смелость задуматься, как на самом деле выглядел загробный мир: пустой, душный и скучный. Только Митя и больше ничего. Это «ничего» никак не радовало. Митя упорно пытался нафантазировать форточку, чтобы запустить свежего воздуха, но только тужился. Те, кто действительно умирали и попадали сюда, — потом опять умирали от скуки? — Андрей! — мальчишеский голос пробудил разум. Тусклый свет свечи колебался на потолке желтым пятном. Над Митей склонились два силуэта. — Алекша! Я сколько раз тебе говорила — не трогай его! Вдруг он заупырился, — шепотом прикрикнула на него стряпчая. Вероятно, на ее языке «заупырился» означало — обратился в вампира. Митя сразу почувствовал прилив энергии. Пока любопытная дворня осматривала его притворно покалеченное тело, Митя несколько раз приходил в себя, а потом уходил обратно с размышлениями. Сначала ему не помог Теплов, а потом, оказывается, и Зилия. Чего стояла, смотрела, как на представление? Как за нее заступаться, так Митя должен был! Хоть слово бы вставила — ан нет! Где не надо Зилия всегда смелая, а пред Чернобогом хвост поджала! «Так вот ты какой без своего «повелителя». Гадкий и жалкий», — слова Теплова можно было отнести и к Зилии. Вчера будто все показали свои истинные лица. Пока Митя рассуждал о несправедливости в своей судьбе, стряпчая накинула ему на лоб мокрую тряпку, от которой за километр разило травами и полынью. — Недурно тебя в горячке било! То мертвецы, то Сашка какой-то. Ты чем вообще занимаешься, что такой ересью бредешь? — Полы мою, жратву подаю, — хмуро отозвался Митя. Поверить в то, что Теплов ему всего лишь привиделся, он не мог. В каморке мужчин не было, за окошком мелькал розовый закатный отблеск. Уже и следующий день закончился, а Митя валялся на лавке и корчился от кошмаров. Намеренно зажмурившись, Митя пытался снова оказаться в болоте и поговорить с Тепловым, но все попытки заканчивались одним и тем же — ничем. Стряпчая трепалась без ума и совести, поэтому со временем Митя полностью отключился от посторонних звуков. Скорее всего, Митя очень здорово и больно приложился башкой, потому что дальше его мысли занесли в такие дебри, что становилось жутко. Если бы сердце стучало — оно бы уже давно вырвалось из плена ребер и укатилось под лавку. Митя не выпускал слова Теплова, прокручивал их раз за разом, и что-то ему никак не давало покоя. Тревога била в ушах волнами, когда очередная фраза всплыла на темной стене. «Помяни слова мои, настанет день, когда ты сам будешь перед моим родом на коленках ползать и лбом об пол биться, лишь бы тебе доброе слово сказали». — Я сбрендил, — констатировал Митя, сглатывая несуществующую слюну. — Точно сбрендил. Это все шутка разума. Они все делают из меня дурачка. Этого не бывает! Можно было подумать: что такого в словах Теплова? Ну, будет Митя просить ласковое обращение на коленях и что? Да у Мити вся жизнь — это стертые колени и расшибленный лоб. Но вот старец, он же Белобог, чуть ранее тоже кое-что сказал. И сказал это так хорошо, что Митя даже будучи безголовым все равно вспомнил бы его фразу. — Алекша… Солнце — вампир, — пробормотал Митя, сам себе не веря. В такую небылицу не поверил бы и маленький мальчишка, чего уж говорить о нем. — Это новая сказка? — Алекша выжал тряпку в ведро и намочил снова, прикладывая к холодному Митиному лобешнику. — Это… Это старая сказка. И глупая. Не буду тебе ее рассказывать! Я бы спел песню об этом! Об этой плохой сказке! — Митя вскочил с лавки и, воздев палец, подбежал к окну. Трагично сдвинув брови, он смотрел в мутное стекло, где отражалась лишь темная сущность. — Не надо петь… — потянув Митю за рукав, попросил Алекша. Он пытался усадить Митю обратно на лавку — скоро придут рабочие, и им точно будет не до песен. Хлопнув в ладоши, Митя прокрутился на пятке, останавливаясь посреди комнаты: — Солнце золотое сетью скрыло пелену. И во тьме вот снова чахну, как в плену! — Матушка! Матушка! — Алекша хлопнул дверью и побежал в сторону кухни. — Андрей ударился головой! Митя же кружился по пустой комнате с незримым партнером. — День пройдет, наступит тьма ненастная! Знаю, счастье здесь меня не ждет! День пройдет, а я как тьма ненастная! Когда же сраное Солнце взойдет?! * Закат клонился на боковую. Желтоватое солнце катилось за горы и окрасилось в ядреный красный, что Мите совсем не нравилось. Он больше предпочитал то солнце, которое по свету походило на яичный желточек. Или на большого цыпленка. Такое солнце обычно встречало крестьян на рассвете, светленькое и приятное. Хотелось утонуть в его лучах и больше никогда не всплывать. Митя поздно осознал, как же сильно помешался на солнце в один миг. Нет, не на солнце. На Солнце. — Это все после болота… «По запросу «болото» ничего не найдено! Локация была только «дворец Петра Алексеевича». Какого «болота», Митя? Ты с часу пролежал с пеной у рта около бани!» — ударив себя в ухо, Митя попытался избавиться от Чернобога, но он как комар все жужжал и жужжал. Противный скрип не уходил, а только увеличивался. «Тебе мне еще жертвочку приносить. И надеюсь, что ты к этому времени образумишься». — Чернобоже! Диктую вопрос: «Как найти вход в трудные ситуации?» «Может, ты имел в виду «выход? Попробуй задать свой вопрос более четко и без запинки, чтобы я мог расслышать». — Как найти вход в трудные ситуации? Ответь! Митина грудь заискрилась и начала издавать звуки порванной на скрипке струны. Алекша, вернувшийся без стряпчей, прижался к стене и молча смотрел. — Андрей… Матушка занята… Ты чего тут? — Комара гоняю! Присосался, блядослов эдакий, никак отцепиться не может! Пес бы его подрал, к едрене Фене! Еще и свистит прямо в ухо, нежить тонконогая! Жить не дает! Да я тебя, гниль черножопая, найду и… — Матушка говорит, что их надо полынью гонять, тогда и кусать не будут! — посоветовал Алекша. — Да руки ему оторвать мало! К коням привязать в поле, да пустить их на четыре стороны! — Кому? Комару-то? Давай я еще раз тебе лоб протру, а? — Сказка! Жил-был мужик! И повез мужик в Тридевятое Царство пять мешков ржи продавать. Приезжает к заставе, его сразу обступили таможенники, мол, стоять-бояться! Спросили, чего везет и как зовут. Мужик и отвечает: — Егором звать! — Эх, брат, — говорит пограничный, — недавно у нас пять Егоров церковь обокрали. Четверых нашли, а пятого найти никак не могут! Смотри, ежели спросят, как звать, отвечай: без пяти Егор, а не то свяжут, да к шинорам на пытки, а там и тюрьма! — Спасибо, родные! — радуется мужик. Приехал он на подворье, хватился, а мешков ржи как не бывало! На заставе таможенники стащили в качестве проверки на умственные недуги. Конец. Громко и резко выдохнув, Митя свалился спиной назад. Сразу после этого зашли рабочие — день закончился, они помылись и пришли отдыхать. Зажглись свечи, и дворец погрузился в сон. Кто-то больно сердобольный кинул Митю под лавку, чтобы не топтаться по нему, как по кудрявому ковру. Больше Митя не вставал и не дергал руками, не поднимал веки и не шевелил ртом — он вырубился.

***

Зилия проснулась еще до рассвета, чтобы не застать слепящее блеклое солнце. Несколько человек из дворни, Лефорт и приближенные царя стояли около черного входа. Когда к ним вышел царь, Зилия пригнулась, прячась за стену. Во рту у себя царь нес сверток бумаги и, отсалютовав своим, подпрыгнул и вспорхнул. Маленький круглый воробушек взмыл в воздух, а люди внизу кланялись и провожали его царское величие. Колдунья поперхнулась. Она еще долго смотрела в просторы ясного неба, и когда яркий свет неприятно сверкнул, все же отвернулась. Царь Петр Алексеевич помимо того, что был послом из России в Европу, царем, царским сыном, вампиром… Был еще и воробьем. Обращался в крохотную пташку, клевал зерно и какал на выстиранное белье. Невозможно было вообразить, как этот здоровый дядька, рост которого измерялся в двух Митях, если один сядет другому на плечи, оборачивался птицей таких размеров, что дряблый кулак Зилии казался больше. — Пес с этим воробьем! — Зилии оставалось только пролезть в его покои и добыть одежду для Мити. Еще немного. Еще чуть-чуть. Все не зря. На крики и оры сбежалась вся дворня и еще несколько чужих крестьян. В подсобном помещении нашли труп — изувеченный, почти обескровленный, бледный и с застывшим ужасом в глазах. Все твердили о моровом поветрии, а кто-то даже упоминал того вампира, который недавно покусал подавальщика Андрея. Ловцы связали два преступления в одну цепочку и одного преступника. По факту было так: и там Митя, и тут тоже убийцей был Митя. Зилия, сомкнув губы в тонкую полосу, отступила на несколько шагов и покинула толпу. Это был шанс, это был знак. Пробираясь по ступенькам, она вышла к покоям царя. Двое стрельцов покорно стояли около огромных расписных дверей. Облизнувшись, Зилия потерла ладони, и как только между ними зажегся слабоватый голубенький всполох, дунула в сторону стрельцов. Уже через мгновение пищали превратились в двух толстых змей, извивающихся на их плечах. Новенькие они были, что ли, но так перепугались, побросали гадюк и побежали вниз с криками: «Бесовство! Бесовство!» Сами побоялись змей трогать — Ловцов кликали. А Ловцы как будто что-то другое сделают: потыкают их своими длинными ружьями, ботинком подденут, да в окно. Колдовать с замком Зилия не стала — еще обратился бы в дыню какую-то или ежа! Достав из-под платья металлический прутик, она поковырялась им в скважине. Дверь поддалась со скрипом. Тихонько приоткрыв ее, Зилия прошмыгнула внутрь, осматривая царские покои: высокие белые потолки, стены и мебель в позолоте, огромная перина, куча подушек. Обычное царское «хочу», ничего странного. Подойдя к шкафу, Зилия ахнула: на ее радость царь оставил свой парадный зеленый жюстокор, который, как ей показалось, стоил дороже, чем весь дворец и слуги вместе взятые. Сорвав с вешалки штаны, она вскинула брови: — Их же закатывать придется до самых коленок… А в пальто этом он и вовсе утопнет! Ладно, разберемся на месте! — Зилия сунула вещи в мешок из-под зерна и, напоследок оглянувшись, понеслась прочь. Около входа ее притормозили — прислугу проверяли на наличие вампиризма. Ловцы выстроили всех в длинную очередь и, пропуская одного, открывали ему рот, смотрели зубы, давали понюхать свежую кровь, просили выйти на солнце. — Как же так… Вчера еще нормальный бегал, здоровый, а оно вон как… — Васков кивнул в сторону трупа, который уже завалили соломой, подготовляя к сожжению. — Да, горе-то какое! — наигранно начала причитать Зилия. — Как же мы теперь-то? Без дворецкого! Но, к общей радости, про смерть дворецкого быстро позабыли и продолжили заниматься своими унылыми делами во дворце. Сделав вид, что она идет к писарям, Зилия повернула в мужской коридор. Пнув ведро с водой, колдунья взглянула на Митю сверху вниз. Он так и застыл на корточках с тряпкой, недоумевая, отчего Зилия облила его водой. — Идешь со мной! — возвестила она, помогая Мите подняться. — Можно было оставить дворецкого! Чернобог же просил у тебя мальчишку, его пропажу бы никто не заметил! — шептала она. — Ну, ничего себе! «Мальчишку». А не жирно ли? Дворецким перекусит, не обломится, — бухтел Митя, волочась следом. Она вела его под локоток, совсем как маленького, а он еще и капризничал. Зилия завела его в женскую комнату, где усадила на стул и стала снимать с него одежду. — Я тебе говорю, сапоги застегивай! Я тебе не мамка, чтобы обувать еще! — Зилия встряхнула Митю за плечи. Из открытой пудры полетела то ли пыль, то ли налет, но, взяв специальную вату, колдунья стала наносить белый порошок на бледное лицо Мити. — Надо выровнять тон и скрыть побои. И если бояре ничего не поймут с попойки, то Нарышкин, на пару с длинноносым Васковым, точно что-то, да заметят. И не грех — Петр-то, не только похудел и помолодел, но и уменьшился в размерах, словно его постирали в кипятке, и ткань дала усадку. — Наконец-то на мне будет царская одежа! Наконец-то я почувствую на себе ощущения богатства… — подкатав белые штаны, Митя трогал себя дрожащими пальцами. — Не забивай себе голову ерундистикой! Сосредоточиться надо! Хотя сама Зилия не могла сосредоточиться. Она была на грани слез и, упав рядом с Митей, обхватила себя руками. Страх пробирался глубоко, нервы уже давно убежали из организма на свежий воздух. Невозможно было спокойно сидеть, есть, даже спать она не могла. Зилию трясло только от мысли, что цель, к которой она так долго шла, воплотится уже скоро, превратившись из обычной мечты в реальность. Хотелось все бросить, не торопиться, но обратной дороги не было. Она очнулась от тревоги, когда Митя, уже при параде, держал уголь в руках, пытаясь нарисовать себе усы. — Без зеркала ничерта не получается! — Митя случайно призвал всю благородную троицу в женскую комнату. Иссиня-черные волосы красиво лежали на выглаженном воротнике зеленого жюстокора. Мите не нужно было мыть волосы и тело, чтобы быть красивым. Он всегда им был. А вот Зилия, не окунаясь хотя бы два дня, уже выглядела ужасно. Надо было ей тоже умереть, чтобы всегда оставаться молодой и привлекательной. То, что она стареет, а Митя нет, колдунья осознала недавно. С каждым новым годом морщин становилось больше, а худоба и жидкие косы только накидывали ей возраст. На Мите же не было ни одной складки, даже уродских веснушек у него не появлялось с наступлением тепла. «Зилия! — влез Чернобог, прочитав ее мысли. — Если вы меня выходите, то я тебя вознагражу! Вечная молодость! Верну тебе все, что ты потеряла за эти годы! Только помогите мне восстановиться! И ведите себя прилежно!» — Надо, пока царя нет, еще один бал устроить! А потом назначить некого Андрея Савина себе в советники… — обхватив скулы, Митя звонко вздохнул и мечтательно улыбнулся. — Ты только представь, Зилия! Как хорошо нам будет, когда мы оставим все и будем жить во дворце… У нас все будет! — Митя, приди в себя! С кем мне разговаривать, если ты вечно не в себе?! — вспылила Зилия и тут же закусила щеку с внутренней стороны. — Какие дворцы? Какое богатство? Мы тут не останемся! Тебе нужно будет просто постоять на площади и зачитать с бумажки! Ничего сложного! Черти тебе помогут, если что, — Зилия указала на черта, который пытался засунуть в карман драгоценности из царского ларчика. — Какая бумага? Да я грамоты русской не знаю, а он — вообще черт! Он, думаешь, разгадает твои корявые буквы?! — Из вас двоих — он единственный, кто обучен, будет тебе нашептывать! — оправдалась Зилия, высматривая в черте поддержку, но тот только слабо угукал. Нехотя согласившись, Митя поправил сползающие рукава. Одежду пришлось криво-косо перешивать, укорачивать и закалывать сзади прищепками, чтобы ткань не болталась, как мешок. Слов было много, но завтра, когда настоящий царь будет уже далеко, а Нарышкин будет бегать по болотам в поисках свободных земель для очередной постройки — Митя прибудет в Москву, в Лефортовский дворец, где выступит со своей великой речью.