С Духова дня не с одного неба — из-под земли тепло идет. Придет Свят Дух — будет на дворе, как на печке.
Прошло уже чуть больше двух дней после того, как Ловцы нагрянули в деревню. Зилия как только ни пыталась догнать Елену, но сильно отстала из-за Мити и теперь потерялась вовсе. Она пряталась в хлеву, среди домашнего скота. Коровы устало мычали, шлепали себя грязными хвостами по чумазым бокам. Стояла такая непередаваемая вонища, что колдунья молила Чернобога, чтобы никто не зашел внутрь, не увидел ее… И не сдал Ловцам. Они точно прибыли по приказу Нарышкина. Ее лицо, поддельное имя и даже прошлое место жительство было известно всем. Не ждала она такого исхода своих грандиозных планов. Но отчаиваться, в принципе, сейчас было уже некогда. Зилия приходила на болото каждый вечер, надеясь, что Митя будет ее там ждать, что он всплывет, обнимет. Зилия хотела услышать объяснения. И это было обосновано: метка на груди выжгла всю кожу, оголяя бурые мышцы и светлые кости. Чернобог не наказывал. Он молчал. А черти, как бы Зилия их больше не звала, — ушли восвояси. Одежда прилипала к высохшему мясу, и колдунья изредка оттягивала горловину, чтобы почесаться. Стряхнув с локтей грязь, Зилия подползла к мутной воде. На поверхности плавали сухие листья, палочки и зазевавшиеся жуки, которые барахтались и цеплялись за каждую соринку. Вытянув палец, Зилия утопила пару насекомых, а подлетевшую к берегу бабочку и вовсе смяла и бросила на съедение рыбам. — Всплывай, Митя, всплывай… Заглотив пресный и затхлый озерный воздух, она вдруг сорвалась с места и нырнула в воду. Несколько возмущенных раков зацепились клешнями за подол юбки. Кислород быстро заканчивался, в глазах темнело. Сердце непрерывно отстукивало: «Митя найдись! Митя найдись!» Достав рукой до скользкого ила, Зилия всплыла, вновь жадно глотая воздух. Занырнув еще глубже, она попыталась нащупать хоть что-то, отдаленно напоминающее тело возлюбленного. Колдунья готова была простить ему все грехи, только бы он нашелся. По песчаному берегу прыгали несколько птиц, беззаботно чирикающих и выискивающих еду. Отжав воду с волос, Зилия нахмурилась, выпуская из ладоней слабые искорки голубоватого света. Она светила ими, словно фонарями, но на мели дрейфовали только водоросли и скользкие камни. Черепа коров, два ведра, даже чей-то ножик оказались на дне. Только не Митя. Сил на новый рывок уже не оставалось. Зилия тихо села, размазывая грязь по платью. Позади раздался треск: Елена сама ее нашла. — Совесть тебя не мучает? — Я надеялась, что всплывет… — шмыгнула носом Зилия. — Пора ему уже на покой. Много бед наворотил, обратно никак нельзя. По полям, по долам, по зеленым лугам и по желтым пескам, и по быстрым рекам ходил раб Божий Дмитрий. Как желтые пески пересыпаются, как быстрые реки переливаются, как с зеленой травы вода скатывается, так с меня исполох скатится с буйной головы, с ретивого сердца, с ясных очей, с кровяных печеней и со всего тела белого. — Думаешь, он в мир Прави угодит? — задумалась Зилия, болтая ногами в воде. — Мне кажется, что Чернобог его с собой в Нави утащил… Он однажды его уже туда забирал. — Митя мне много про тебя рассказал и многое про тебя писал. Не своим почерком, кто-то ему в помощники навязался. И то, что это не ты, Зилия, — многое значит. Подумай сперва, кем ты для него стала и почто сына моего сгубила. Он из-за тебя, стервы, на кривую дорожку ступил. — Ничего ты не знаешь! Пропадала невесть где, а теперь в мать заигралась! Зилия и Елена теперь перекрикивались на равных, да и выглядели как ровесницы. Зилия высохла, постарела будто лет на десять, а Елена наоборот, преобразилась и посветлела. — Я ждала своего сына! А ты его превратила в нежить! — Елена замолчала и навострила уши в сторону холмов. — Ловцы. Этого было достаточно, чтобы они обе сорвались с места и побежали прочь. Ловцы все еще искали и Савина, и басурманку-писицу. Им нужен был Савин, и они его получат. — Я научилась заклинанию подчинения! Вон, пацан какой-то бродит с корзиной! Давай его в Савина обращу? Он вроде даже красивый! — Зилия неприлично ткнула пальцем в сторону юноши. — Так чего ты тогда на него не вскочишь, раз он так с моим Митей схож? Или тебе принципиально, чтобы его только Дмитрием звали? Сиди и молчи тут! Магия должна быть незаметной, а от твоего колдовства на всю улицу разит. Обида заскреблась под языком, но Зилия смолчала. Спряталась за забором, как велела Елена и стала ждать. — Эй, добрый молодец! — окликнула юношу Елена. Как только он повернулся: сразу же застыл. Вот, в кого пошел Митя, — не в лешего, а в мать. Секущиеся волоски на рыжей гриве приподнялись, зрачки заискрились красными искорками. Глухие стуки бубна окружили деревню, все звенело и гудело. Глаза опустели, внимая каждому звуку, который звучал уже где-то внутри. Грохот бубна наддавал. — Направь его искать Ловцов… — посоветовала из кустов Зилия. — Без тебя знаю, — не отрываясь, буркнула Елена, — иди на восток, там, за сопкой будет поле, а в поле обедают Ловцы. Не подходи близко, а как они тебя заметят, побеги. Юноша уже походил больше на тряпичную куклу, нежели на живого человека. Лешие никогда не могли использовать морок для заблудившихся в лесу людей. Обычно они брали силой и колдовством леса. Зилия почти никогда не видела Елену такой. Возможно, на нее повлияла уже вторая кончина сына. Пока Зилия бежала навстречу Ловцам, вспомнила Митю: как он их боялся до дрожи, как просил Чернобога никогда больше не отправлять его к ним. И чего Мите их бояться? Ему достались дары двух могущественных колдунов, если лешего тоже считать за такового. Но Митя будто не хотел пользоваться тем, чем его наградила природа. Вот бы вместо него у Елены родилась она... Тогда бы и ее сестрички Алге и Гражина жили иначе. Жили бы? — Басурманку вижу! — Андрей! Убегай скорее! — кричала Зилия себе за спину, где уже семенил задурманенный юноша. Ловцы попались на крючок, застряли жабрами в острие и болтались на нем, пока колдунья бежала. Они первым схватили юношу, а когда повернулись за Зилией — она пропала. Елена перехватила ее на метле и понесла вдоль поля. Метла почти что касалась земли, а сама Елена пригнулась низко-низко, как зайчиха, учуявшая волков. Зилия не осознавала чувство полета, пока они не взмыли в ясное небо, к птицам и облакам. Захлебываясь от тахикардии, Зилия вжалась в лопатки Елены и зажмурилась, что было мочи. Там, по зеленой траве, совсем крохотной точкой бежала избушка. Она широко расставляла куриные лапы и длинными прыжками пыталась догнать свою хозяйку. Хорошо, что Ловцы не умели летать.***
— А я еще раз спрашиваю, какая буква идет после «В»? — Теплов сидел за столом и все так же хлебал чай. А Митя все так же стоял в углу, но теперь уже с книгой в руках. И не простой книгой: среди умного народа она звалась букварем. Теплов сказал, что каждый великий и ужасный, пускай даже Савин, должен уметь читать и писать. — Когда мне уже выйти можно будет? У меня рожа скоро форму угла примет! — Еще с полчаса стой, животина эдакая! — Теплов корпел над треснувшей тарелочкой, пытаясь склеить ее глиной. — Пока весь алфавит не будет от зубов отскакивать — не выйдешь! А как с этой книгой закончишь, вот тебе еще! «Пословицы и поговорки» называется. Это чтобы впечатление на девок производить. «А Ловцы у нас ребята, храбрецы так храбрецы! Три версты они бежали — Испугалися овцы». Это про тебя, — добавил Теплов. Митя перебирал пальцами, рассматривая трещины в деревянной стене. Отчего-то Теплов за его спиной вырос вдвое больше и дырявил Митину кривую спину. Свет от свечи не прерывался и не колебался: ровно подсвечивал лик вампира. Митя много думал там, в углу. Он же мог убить Теплова и тут, расправиться с ним так же, как и с остальными. Но Митя не хотел. Наоборот, он будто видел Теплова насквозь. Чувствовал тоску и вину. И если Теплову нужно — Митя прочитает ему все книги, лишь бы хоть как-то покаяться. Он повторял раз за разом частушку и не прекращал до тех пор, пока буквы не начали путаться между собой, образовывая неясные звуки. Митя и сам не заметил, как стал говорить откровенную чепуху. Теплов тоже совершенно потерял смысл некоторых слов и задумчиво сидел за столом, пытаясь разобраться, что же это такое и какой смысл несет. — Все, — оборвал запутавшийся порыв из вихря звуков Теплов. — Теперь снимай портки! — Чево?! — вскрикнул Митя, сжимая задницу. — «Чево» слышал! Сымай, велено тебе! Не пущу я тебя в люди с рваным задом ходить! И так засмеют, а тут еще и помрут со смеху! Щука с дырявым задом! И вправду: хвост разорвал казенные краденые портки прямо по шву. Подумав немного, Митя решил, что он уже достаточно опозорился перед народом русским. Еще этим местом светить не хватало! Он спустил остатки ткани на ноги и пинком отправил ее в Теплова. Вампир только очень, очень строго взглянул на Митю исподлобья и, пошевелив усами, вооружился иголкой и ниткой. Казалось, в его маленьком домике находился любой предмет, стоило только попросить. Когда портки были заштопаны, Теплов открыл шкаф и достал оттуда белые штаны. — Саша! Ты чего? С ума сошел? Я твои штаны брать не буду! — Никто тебя и не спрашивает! — буркнул Теплов. Одним движением он разорвал штанину ровно, почти наполовину. Куски стрельцовой ткани повисли у Мити на морде. Ремешок, который раньше держал штаны на поясе, теперь держал хвост и прикрывал все, что под ним. И впредь снимать придется, закидывая руки за спину. — Иди, обязательно подумай над своими деяниями, окаянный. Содомию твою рано или поздно накажут, чего потом делать будешь? А теперь, в добрый путь, Дмитрий. Тяжелые руки Теплова схватили табурет и со всей силы ударили Митю по голове. Картинка перед глазами не останавливалась. Болотное дно ходило ходуном, упавшие коряги и черепа животных скакали в причудливом танце. Митя пытался ухватиться хоть за что-то, но все выпадало из лап. Солнышки бежали следом, махали маленькими ручками и кричали. Тьма рассеивалась, зеленая вода проступала рваными пятнами. Ночью поливал дождь. Огромные капли стучали по воде, гулко отдавая по ушам. Глаза застелила тонкая пленка, и, растопырив перепонки, Митя попытался всплыть. Тяжелый хвост возом тянулся за ним, но, дернувшись, Митя наконец-то смог выплыть на сушу. Взбираясь по скользкой земле, он пытался устоять на ногах, но конечности не слушались его, превращаясь в мокрые веревки, которые безвольно болтались рядом. Выкрикнув что-то неясное, вперемешку со звериным ревом, Митя рухнул на землю. Укороченные пряди волос нацепляли всю грязь с берега, тина комками стекала по уродливой морде. — Даже жаба красивее меня. Короткие лапки-ручки беспомощно ерзали по мокрой траве, пытаясь закрепиться когтями. Суставы скрипели, когда Митя приподнялся. Помогая себе хвостом, он приосанился, осматривая местность. Это была все та же деревня, а значит, двигаться нужно было на Москву, а там уже разбираться: куда, кого и зачем. И убедиться, что черти правильно поняли его наказ. Осталось только найти Зилию и разузнать, как же ему вернуть обратно былую красоту. Решив переночевать прямо под дождем, Митя прикрыл веки. Дрянная птица защебетала над ухом, и тяжело встряхнув мордой, Митя лениво приоткрыл один глаз. Все вокруг цвело и пахло, зеленая листва закрывала его от прямых лучей солнца, а половина тела все еще была в грязном болоте. Когда Митя вылез на поляну, то следом за ним потащился слой тины, ила и вросших в одежду водорослей. На носу тонким ковром расстелился мох, а плечи покрыли маленькие поганки. Рядом с дубом он обнаружил деревянный могильник, вокруг которого были разбросаны сухие цветы, чашки, заплесневелый хлеб. Матушка приносила ему пропитание. Вот только чашки и хлеб приносят на сорок дней, а могильник ставят на год… — Это я… Это я сколько тут валялся? Как бревно какое-то… Страшное, в дерьме, да еще и никому не нужное. Отвратительное бревно. Будь я тварью лесной — даже гнездо на себе не свил бы. Хвост едва отлип ото дна. На его кончике висел назойливый рак. Чернобог молчал, боялся, а то и вовсе лишний раз решил не показываться. — Ловись, рыбка, большая и маленькая… — раздосадовано пробубнил Митя, скидывая рака. Отойдя от болота на приличное расстояние, Митя осознал, что дикий смрад источала вовсе не мутная вода, а он сам. Тушу щекотали маленькие молнии, глаза покрылись мутной пленкой, а спутанные волосы едва приподнялись. Легкие сжались до крошечных размеров, выдувая весь воздух, который туда каким-то образом попал. Нитки трещали от страха, словно они вот-вот разойдутся и одежда распадется на лоскуты. Едкая злость переполняла Митю, когтистые лапы с огромной силой сжались в кулаки, протыкая бледную чешуйчатую кожу. Позвоночник неестественно прогнулся и, щелкнув, задеревенел. По нему прошлась невидимая волна и в груди загрохотало. Митя вибрировал всем телом. Он стоял колом, готовый заплакать прямо тут, но разогнуться обратно уже не мог, да и плакать не умел. Руки, словно два каменных столба взмыли в небо и, открыв пасть, Митя выпустил из себя весь накопленный крик, всю ненависть и страх. Глухой рев накрыл всю поляну и наверняка деревню. Птицы стаями срывались с деревьев, мелкие животные разбежались кто куда, а где-то вдалеке замычала корова. Шагая, Митя больше походил на больного головой: не сгибая коленей, он волочил за собой хвост, сгребая им всю грязь, прямо как лопатой. Маленькие ручки-лапки тянулись вперед для быстрого передвижения. Его конечности посинели и раздулись. — Прости меня, Господи, — из последних сил молвил Митя, не открывая пасти. Чем чаще он ее разевал, тем больше вони оттуда вылетало. На его счастье, народу в деревне было не так много, все куда-то запропастились. Духота порождала испарение с мокрых вещей, и, казалось, рядом с ним мерли даже мухи. Не став выбирать, Митя перевалился через низкую ограду и оказался в чужом дворе. Каково было удивление, когда перед собой он увидел мужика со склянкой. Пальцы разжали горлышко, бутылка разбилась о землю, и мужик упал следом. Они смотрели друг на друга еще некоторое время, пока мужик не перекрестился и не откинулся на спину. Возможно, он просто откинулся, но Мите до него не было никакого дела. На порог высыпала целая толпа детей разных возрастов. Две старшие девочки приобнимали группку младших, загоняя их в хату. — Батька! — не выдержал мелкий, подбегая к главе семейства, который так и валялся напротив загадочного зверя. — Никола! — выкрикнула старшая, оттаскивая подальше. Митя цапнул лапой подъюбник девочки и оторвал кусок ткани: — Баню топи, живо. Покорившаяся дурману девочка отпустила брата и поплелась к бане. — Даренка! Обезумела?! — пыталась привести ее в чувство сестра. Но Дарина уже никого не слышала. Дети не желали заходить внутрь хаты, они сгрудились вокруг старшей сестры, рассматривая чудного гостя. Митя неуклюже и скрючено встал. Сил не было даже на то, чтобы выпрямить спину. Теперь от его графского величия остались только воспоминания. — Кто будешь таков? — грозно прикрикнул пацаненок годов десяти от роду. Митя поднял морду: сквозь черные патлы горели два изумрудных глаза. Узкий зрачок сфокусировался на мальчике. — Леший, — шепотом проурчал Митя, едва раскрывая пасть. Желтые острые зубы топорщились из-под губы, на распухших щеках поблескивали серебром чешуйки, мох и поганки покрывали почти все тело с ног до головы.