«САВИНЪ БУДИТ ЖЫТЬ ПАКА ВЫ ЕГО БАИТЕСЬ».
Тело девушки обнаружили на флюгере, обмотанное вокруг балки оно выглядело как разорванный флаг. Служанка смогла опознать бедняжку, как Олесю. Не было ясно: то ли это сам Савин вновь восстал прямо из пепла, то ли у него появились преданные поклонники. Эту загадку им еще придется разгадать. Позаимствовав (именно такое слово он услышал у чертей, когда те воровали тряпье с бельевых веревок) накидку с капюшоном, Митя шнырял по улицам Москвы, прячась от любопытных глаз и надоедливых шинор. — Эй, тартыга! — окликнул его один из них. Митя раздосадовано фыркнул, не желая даже отвечать. — Я тебе говорю! Да, ты! — шинора схватил его за капюшон, оттягивая на себя: черные волосы, огромные кривые уши с серьгами, ужасная, воистину страшная, непонятная морда с чешуей, острые, почти змеиные зрачки. — Я-ящерица? — шинора замер. Или умер прямо стоя. Одного взгляда Мити хватило, чтобы шинора и вовсе позабыл, зачем шел. Защитных амулетов им не выдавали — добровольцам государство не помогало. К вечеру Митя добрался до отдаленного кабака. Толкнув деревянную дверь, он медленно зашел внутрь. Взгляды всех тунеядцев и пьянчуг были направленны только на него. Кто-то даже уронил чашку с выпивкой, проливая все на себя. Воцарилась гробовая тишина. Один из мужчин громко сглотнул, и остальные как-то отмерли: — Что за тварь такая? — Это закусь к спиртному! — расхохотался другой. — Иди сюда, щучий ты сын! Мы тебя угостим! Мите хотелось вусмерть упиться и забыться. Может, он все же уснет, а мужики его пожарят и съедят — хоть какую-то пользу принесет. Он и без этого был мертв, но внутри стало совсем пусто. Взор скользнул по отвратительным и вонючим мужикам. Но кроме пота там чувствовался еще один запах. Совсем незнакомый, манящий и щекочущий нос. Теплый, слегка едкий землистый аромат притянул Митю к себе, обвивая плющом. Он не глядя сел за один стол с пропойцами, впиваясь зрачками в трубку, из которой шел дым. — Нраица? — усмехнулся мужик, прокрутив курительной трубкой прямо перед носом Мити. Они были либо настолько смелые, либо настолько пьяные. Мите дали прикурить. Все тело будто разом ожило, дернулось. В груди заметался Чернобог, глаза вспыхнули черным светом. Мужики только пооткрывали рты. Из ноздрей Мити повалил сероватый дым, а ладони нагрелись до такой степени, что ими можно было накалить сковороду. Когда он затянулся — горло обдало горечью, язык скукожился, а голова слегка закружилась. На выдохе Митя пытался сдержать кашель, но он вместе с жутким стрекотанием вырвался наружу. Тартыжники захохотали. — Сколько возьмешь за это? — с ходу начал торговаться Митя. Организм расцвел, восстановился после нескольких дней изматывающей дороги. Сладострастие вытеснило Чернобога, усталость и злобу. — Ярмарка завтра будет, — отозвался хозяин трубки. — Как станцуешь в скоморошьем костюме — так и отдам, — мужик явно предложил самое постыдное, чтобы не отдавать ценную вещицу. — Идет, — недолго думая, согласился Митя. Он чувствовал, как по всему телу растекались маленькие теплые струйки, как силы, потраченные на дорогу, резко возвращались, а магия распирала изнутри. Митя не смог успокоиться, так хотелось вдохнуть табак, обтереться им и вынюхать весь коробок. Уже на следующий день Митя встретился с тем мужиком. Одежи были странные: цветные, ляпистые и совсем не по размеру. Верхняя рубаха была полностью красная, на кистях пояса были повязаны бубенцы, по краям были вышиты петли из шнура. На локтях рубаху подхватывали звенящие браслеты-оплечья. Колпак с тремя концами закрыл кривые Митины уши. Каждый конец украшала шумелка и перья фазана. Обувь дали какую надо! Митя уже даже решил, что после того, как получит трубку, обязательно сворует и ботинки. Они бренчали при ходьбе, были расшиты нитками, имели толстую подошву и вмещали в себя длинные когти. Если и для кого другого это казалось глупостью, то для Мити были сплошные плюсы. В руки Мите сунули семиструнные гусли. Как играть он понятия не имел, но посчитал, что разберется на месте. Народу на площади уже собралась целая тьма. По тем знаниям, что он имел — гусли следовало держать вертикально, но тут нужно было и крутиться и вертеться, и плясать и играть. Послышался выстрел, и Митю выкинули на середину. Народ ахнул. Никто еще такого зверя вовек не видал! Зазвучала музыка — пора было включаться в ритм. Митя облокотил нижний бок гуслей себе о колено и, размахнувшись, провел когтями правой руки по струнам. Левой он начал быстро зажимать и глушить выходящую мелодию на определенных моментах. Звучание струн отличалось от балалаечного — было тише и мягче, лилось из деревянного корпуса, как пение соловья. — Старче, добро ли я пляшу? — рассмеялся Митя, рассматривая старика около себя. — Чур меня! — отозвался дед, и Митю тут же передернуло в легкой судороге.* Толпа веселилась и радовалась. Кто-то уже начал ставить на него деньги, пытаясь выкупить зверя у торговца. Но тот молчал, выжидая большего предложения. Да, даже если и выкупят, то какой толк? Он-то все равно сбежит. — Даю тысячу за ваше чудище! — надрывисто гаркнул женский голос. Народ расступился, пропуская отважную девицу. Митя замер в неудобной позе, глаза его расширились до размера блюдец. Рука соскользнула и раздался мелодичный шлепок — струна порвалась. Была бы возможность, он бы превратился в ветер и улетел отсюда куда подальше. — А я-то думала, ты сдох! — последнее, что он услышал от Зилии, прежде, чем она отхлебнула из фляги.***
— Вставай, щучья ты рожа! — в этот раз в голове диктовал не Чернобог. — Сашка? — прохрипел Митя, пытаясь поднять веки. Они были тяжелые, словно из свинца. Хвост больно стукался о ступени. Митя смутно помнил, что было после ярмарки. Его тащили волоком по холодному полу за шкирку рубахи. Горловина натирала на кадыке, когти невольно цеплялись за длинные рукава. В праздничной суматохе Митя даже не заметил, как все разом затихло, как сузилась полоска света, как из памяти начали пропадать воспоминания. Зилия дотронулась до него всего раз, но магия смешалась со злобой и заклинание выстрелило с большей силой. Сознание пришло раньше, чем возможность двигаться. Он слышал, как в разные стороны разлетались птицы, как его перехватили другие, совсем не женские руки. — Невероятное убожество! — как только мужчина открыл рот, Митя сразу увидел в темноте нить. Вампир. — Не забывай, про кого молвишь! Это все-таки… Митя! Мой жених! — прикрикнула на него Зилия. Судя по интонации, она злилась на обоих. Нет, ну, на «жениха» Митя точно согласен не был. Он как представил, что его тащат невесть куда, в костюме шутовском, да с рожей щучьей… Сразу желание вставать отпало. После Москвы он ничего не помнил. Вспышки света, Теплов, темнота. Ему сказали слушать не Чернобога, а остатки совести, но вот где эти остатки собирать — никто не сказал. Даже карту не дали. Подождали ведь, когда он отвлечется, когда все его магические ресурсы будут направлены на добычу табака и волшебной трубки с дымком. Кстати, про трубку? Когда ступеньки закончились, Митя незаметно пошерудил лапой в кармане — все на месте, можно лежать дальше. Он не боялся, нет. Он ждал, что же они будут делать и зачем это все устроили. Сапоги Зилии мелькали перед прищуренным глазом. — Почему же он никак не очнется? — она пыталась кричать, но злоба переросла в отчаяние. — Слишком шибанула, значит, ах-ах-ах! — отозвался вампир. Он сидел напротив Мити. По крайней мере, Митя чувствовал, как тот сидел и ухмылялся. — Если до вечера не очнется — вырою яму за домом. «Гнида», — очухался Чернобог и был абсолютно прав. Митя быстро с ним согласился и дернул хвостом. Храбрость вампира куда-то улетучилась, когда Митя, опершись на колени, направил длинную морду в сторону незнакомца. Зилия, словно почувствовав, кинулась наперерез, перегораживая путь. Митя смог рассмотреть его полностью: гладковыбритое бледное лицо, светлые глаза, пшеничные кудрявые волосы и гадкая лживая улыбка. Такая же ненастоящая, как и он сам. — Это Гордей, и он… — вкрадчиво начала объяснять Зилия. — Он мне помогает! — А ему кто помогает? — оскалился Митя, отодвигая ее рукой. — Зиля. У нас с ней все обоюдно! — каждое его слово звучало так противно и так мелодично, что у Мити сводило чешуйчатые скулы. Все познается в сравнении. И только сейчас Митя понял значение этой поговорки. От Теплова никогда не шел такой злой дух. Этот Гордей, которого Митя в мыслях уже переделал в «Говнея», не выглядел как тот, кто помогал от чистого сердца. — Да ты шо? — передразнивая Новгородский говор, выдавил сквозь зубы Митя. Ему неохота было даже рот в сторону Гордея открывать. — Прям обоюдно? Ты ей кровь, а она тебе что? — Кровь, — подбоченился Гордей, растекаясь в довольной ухмылке. — Дак чего вы одну и ту же кровь друг по другу гоняете, баламошные? — Митя пытался выровняться, но даже с длинной мордой он не дотягивал до Гордея. На вопрос, почему же все вампиры были такие высокие красавцы, ответов не находилось. — Чего-нибудь поинтереснее придумали бы. Я-то думал, что ты ей тапки приносишь. Гордей хмыкнул, морща нос: — Твое место я оставил нетронутым, зря волнуешься, щучий сын. Митя ничего не ответил на эти слова, только развернулся к Зилии и, положа длинную морду ей на плечо, прошептал: — Где ты его надыбала, дура? У него на лице написано, что он гад ползучий! — А у тебя что на лице написано? — ответно шипела Зилия. — Это я хотел у тебя разведать! — Я случайно! — Эгей, голубки! — насмешливо окликнул их вампир. — Не хотите поделиться, о чем эдаком воркуете? — не дожидаясь ответа, Гордей подошел ближе, чуть ли не оттаскивая Митю от Зилии. Он крепко держал воротник шутовского кафтана, беспрерывно улыбаясь. Наглая лыба не сползала с его рожи ни на минуту. — Ты раз очухался, иди делом займись, пока взрослые тут свои делишки решают, — его голубые глаза скользнули по Мите сверху вниз. — Знал бы ты, как же Зилия тут убивалась по тебе! Если бы не я… Ах! Она бы так и сидела около этого болота. Мог бы и поблагодарить своих спасителей! «Узнай его дар-р», — от злобы кряхтел Чернобог, наблюдая, как вампир упивался своим собственным господством. Чернобог теперь тоже боялся Митю. — Нет! — вскрикнула Зилия, сама того не ожидая. Ее ресницы слиплись от влаги, но она стойко держалась, не позволяя себе лишних эмоций. — Митя — мой возлюбленный, и я его в обиду не дам! Даже несмотря на наш уговор! И она тоже притворялась. В ее словах это читалось через слово. Для чего она его выгораживала? Для чего обозвала женихом? Чтобы вампир не убил его? Гордей прилизал волосы набок, посмеиваясь. Митя резко оскалился в ответ, показывая острые и большие клыки. Даже ругаться с ним не хотелось, все время не покидало ощущение, что он вступил в коровий навоз — и запах, и консистенция были одинаковые. Хоть и одет вампир был прилично, прямо как граф — ничего дворянского в нем не было. Гордей не унимался. Он кружил вокруг Зилии, как хищник. То за талию ее легонько схватит, то косу поправит. К горлу подошел воздух. Митя хлопнул себе по груди ладонью. Вместе с отрыжкой наружу вышел хрип Чернобога. — Вуем эксьюзе*! — Митя развел лапами. По всей комнате несло болотной тиной. Зилия тактично кашлянув, кажется, пустила слезу. Пока колдунья отмахивалась, Митя смог осмотреться: деревянные стены украшены византийскими мазиками, разнообразными росписями. Мебель была хоть и простая, но новая. Даже, можно сказать, заграничная. Неожиданно Мите попался рисунок с мужским лицом. Он держал в одной руке крест, а вторая осыпалась вместе с глиной. Темные брови поползи вверх, и Митя вопросительно посмотрел на Зилию: — Это кто? — К-князь… К-киевский… — Зилия тяжело сглотнула и прикусила губу до крови. Митя повернулся на Гордея. Тот все еще улыбался. Шаткой походкой он подошел ближе, размахивая руками в добродушном жесте: — Это украшения моего скромного жилища. Ох, тебе не по нраву? Только дворцы подавай да царские усадьбы? Что имеем! — Ты кого за меня держишь? Дурачка с улицы? Я же вижу, кто это на мозаике нарисован! Откуда хата у тебя, рожа зубатая? — Митя вскипал. Это была церквушка. Хоть и оскверненная, но все еще церквушка. — Все случайно умерли, вот я и поселился, — Гордей залился собачьим смехом. — Опосля мы с Зилей из этой халупы сделаем такой замок! Ты сам окочуришься от зависти! А тебя в будку поселим, будешь воров гонять. Внезапно «Говней» перерос в «Говнину», причем в большую такую, мерзкую. Митя воспользовался уловками Теплова, решил повторить, чтобы поставить вампира на место. Он опустил взгляд сначала на ботинки Гордея, позже поднялся выше, скорчив такую гримасу, что воздух вмиг стал слишком спертым и кислым. — Перестаньте! — осадила их Зилия. — Мы должны дружно жить! А вы собачитесь! Чего тут думать? Конечно же, Митя пойдет спать на перину со мной. — А я чего? В будку?! — возразил Гордей, снимая с лица довольную ухмылку. — Перина-то всего одна! Около церквушки действительно стояла ветхая будочка. Еще с неделю назад там явно кто-то жил — это можно было понять по застрявшим кускам шерсти между деревяшками. А сегодня только потрепанная веревка с петелькой валялась на свежей траве. Когда их взгляды с Гордеем встретились, тот потерял самообладание. Голова потяжелела, кончики пальцев обдало ледяным ветром. — Ты же на прохожих не бросаешься? Волю горести не давай, если замечу, что будешь гавкать — на цепь посажу! — Митенька! — Зилия обхватила его за плечо. Жестом Митя остановил Зилию, все глубже и глубже заглядывая Гордею внутрь души. Он проник под корку мозга, шуршал в ушах, щекотал в глотке. — Иди в будку, сказано тебе! Гордей, откланявшись, спиной поплелся к выходу. Зилия только прикрыла рот руками, не в силах остановить колдовство. Выйдя следом, Митя убедился, что вампир залез в будку и улегся там, совсем как собака. — Митенька… — Да что ты заладила? Мне молчать стоять и внимать? Ты вообще знала, что он в этой церкви всех пожрал? Или ты этому способствовала? Помощника себе нашла? Зилия молчала. По глазам было видно, что она знала, но признаваться не собиралась. — Нет слов. Даже умереть спокойно не дадут, — Митя расхаживал по комнате из стороны в сторону, хвост все время бился о табуретку, она гадко скрипела о деревянные половицы. — Да уж… Просила я, чтобы ты ненадолго лик сменил… На другой… — Зилия не могла просто смотреть на чудище, которое сама и наколдовала. — Митенька! Смилуйся надо мной! — Она упала перед ним на колени, хватаясь за край кафтана. — Я все исправлю! Только не серчай! Митя-я! — Почто ты перед ним выслуживаешься? Кто он такой?! Отвечай, безпелюха*! Дернув ногой, Митя скинул Зилию на пол. — Тогда он бы не помог мне вытащить и найти тебя! Понимаешь? Он бы тогда не помог! Кое-как сцепив лапы за спиной, Митя вышел на улицу. Пустив нос по ветру, он достал из кармана коробку табака и трубку. Засыпав темный порошок в отверстие, и хорошенько примяв его, Митя раскрыл веки пошире, спрятал вбок прозрачную пленку. Ничего не происходило. Легкий летний ветерок качал ветки берез, Гордей чесался в будке, птицы щебетали и весело прыгали по надгробиям. «Огниво-о, дубина!» — подсказывал Чернобог. Как он находил силы говорить — было не ясно. — Огниво дай мне, — скомандовал Митя и даже обернуться не успел, как Зилия уже подала ему кремень. Постучав по стенкам трубки, Митя утрамбовал табак. Смесь из палок была забита до краев, а запах уже был едкий. Подготовив огниво, Зилия подала и его. Проведя языком пламени по поверхности порошка, Митя сделал первую затяжку, раскуриваясь. Несколько частиц приподнялись вверх, пошел легкий дымок. Загрубевшей подушечкой большого пальца Митя уровнял поверхность. Он медленно втягивал дым, закатывая глаза от удовольствия. Колени подкашивались, грудь горела, Чернобог довольно молчал. Силы, затраченные на колдовство с Гордеем, возвращались. Митя чувствовал, как что-то струилось по жилам, видел, как черная жидкость переливалась по выступающим венам на руках. Он выгнул и без этого кривую спину, хрустнув суставами. Позвонки выпирали и натягивали ткань на кафтане. Хвост напряженно скрутился в спираль, дернулся несколько раз и на выдохе расслабился. Опершись о столб, Митя слушал, как дым проникал в него, как нежно обволакивал и пульсировал. Митя крепко обхватил трубку пальцами, прижимая ее к губам. Низкий гортанный звук сам вырвался наружу, и Митя уже хотел было засыпать новую партию табака, но Зилия отмахнулась от вонючего дыма, прерывая процесс. — Кажется, я подумала… — Ого? Завтра снег пойдет, — перебил ее Митя, откладывая трубку. — Нет, я подумала и поняла, как можно тебе вернуть… — она не договорила, переминаясь. Зилия вытерла потные ладошки о платье, и показательно выдохнула. — Как вернуть тебе прежний облик! — Было бы здорово, — холодно ответил Митя, поднимая морду к небу. Гордей залаял, и с неба крупными каплями зачастил дождь.