Тик-так. Тик-так.
Впереди только кромешная тьма, и иногда просвечивающаяся сквозь кроны деревьев лунная дорожка. Гордей остался в церквушке, Митя чувствовал это. Неужели такой зверский убийца побрезговал смотреть, как разделывают ребенка? Или он уже наслышан о его похождениях? Чернобог гнал назад, ловил за хвост темными тенями, опутывал ноги, словно корнями. «Назад! Приказываю!» Сегодня он разок ослушается Чернобога. Хотя бы на несколько минуток, хотя бы на одну маленькую жизнь. По лапам прямо под кафтан затекала детская кровь. Раны были не глубокие, но с Ловцовской точностью — прямо в вены.Тик-так. Тик-так.
В мыслях стрелка часов бежала быстрее обычного. И хоть Митя не умел определять время — точно понимал, что сейчас его нет. Ноги дрожали от усталости. Тропинка должна была вывести к дороге. К дороге. К людям. Чернобог слабый, не догонит, смилуется. Митя нужен ему, как сосуд. Ведь без него — Чернобог просто рыба, выброшенная на берег. Одна попытка, одна судьба. Все может измениться прямо сейчас. Шум колес, хриплое ржание лошадей — повозка! Никакому извозчику не пожелаешь встретить сейчас Митю на лесной просеке. Старые клячи медленно тащили волокушку с овсом, а сам крестьянин был уже гораздо подвыпивший. Неудивительно, что он заплел так далеко от деревни, сам же почти спал, держа повод. Мужик даже не заметил, как к нему пулей подлетело страшное чудовище с большими горящими глазами. Митя ногой спихнул извозчика с лавки и, не останавливая коней, уселся сам.Тик-так. Тик-так.
Сердце маленькой девочки уже не стучало в такт выдуманным часам. Оно ослабло, замедлилось. Если бы у Мити был пульс — он бы остановился. Кони помчались с неведомой скоростью, не видя преград. Повозка налетала на камни, но неслась без остановок. Впереди виднелся холм, а на нем маленькими черными точками рассыпалась деревня. Митя крепко сжимал раненую ручку девочки, не пуская кровь дальше. «Добраться. Добраться. Добраться». Мысли вытеснили Чернобога, не разрешая ему и пикнуть. И вот, когда сквозь сумерки начали проглядываться крыши домов, стрелка часов остановилась. С хвоста до самых ушей поползли мурашки. Он не успел. Не успел довезти девочку до людей. Приоткрыв пасть, Митя запрокинул морду к небу, некрепко прижимая к груди холодевшее тельце. Прохладный ветерок обдувал пышущую жаром голову, вокруг было мертвенно тихо. Лошади встали, как вкопанные. Сглотнув черную жижу, которая подступала к горлу, Митя спустился с повозки. — Меня семнадцать годов заставляли учить лекарное дело, чтобы я сейчас терял время впустую? Остывающее тело девочки он аккуратно положил на волокушку и разорвал остатки ночнушки. Когтистые пальцы легли на грудную клетку ребенка. Второй рукой он аккуратно придержал голову. Их температура тела почти сравнялась, он уже не чувствовал разницы. — Раз, два… — Митя надул щеки, параллельно нажимая пальцами на грудь. — Три. Четыре. Четыре. Шесть. Первый вдох. Второй. Третий. Безуспешно. Кони обступили Митю. Он боялся сломать бедной девочке ребра. Но если надавит сильнее, может, получится? Уже неоткуда было брать воздух, все вокруг словно загустело. — Дав-ай! — еще один вдох, еще шесть нажатий. Вдох. Вдох. Он не спас Алекшу. Не смог его спасти. Не пришел вовремя. То, что тут был совершенно другой ребенок — не имело значения. Там, где-то совсем один, его ждет Алекша. Грудь пронзила молния, когда девочка дернула ножкой. Митя остановился и, сделав два шага, замер. Заткнув лошади рот, он и сам словно задержал дыхание, прислушиваясь.Тик-так. Тик-так.
Вскинув руки, Митя безмолвно прокричал, издавая только слабое шипение. На его мольбы откликнулись Боги: небеса разверзлись громом. Теперь, помимо стуков маленького сердечка, в ушах шумел ливень. Кони остались на перекрестке, а Митя побежал в деревню. Он впивался взглядом в каждый дом, в каждую незапертую ставню. Смотрел, у кого во дворе лежали игрушки, у кого на веревке висели пеленки и распашонки. На его счастье, заслышав дождь, хозяйка выбежала на улицу снимать белье. Пока она скидывала уже промокшие до нитки одежи, Митя подкрался к калитке, смотря на женщину сквозь широкие щели. Боковым зрением, а может, и шестым чувством, женщина увидела незваного гостя и повернулась. Губы от страха не смели разомкнуться, глаза не отрывались от двух белых огней. Женщина поравнялась с Митей. Когда тот дернулся, она зажмурилась, готовясь к худшему. К ее телу прижали что-то едва теплое и живое. Дрожащие руки сами потянулись вперед, принимая необычный дар. — Ей сейчас же нужно к лекарю, — единственное, что услышала женщина сквозь шум отскакивающих от крыши капель. Когда она открыла глаза, то увидела у себя на руках только ослабевшего ребенка. Кровь и грязь запачкали личико девочки, а сама она лежала неподвижно, будто неживая. Стиснутый рот раскрылся, выпуская слабый крик. Женщина судорожно оглядывалась по сторонам, пытаясь найти гостя, но в непроглядной тьме разве разглядишь чего? Митя следил за тем, чтобы она не выбросила девочку. Она не сделает этого. Она должна ей помочь. — Господи! Кто же это?! — выкрикивала женщина на всю деревню, пытаясь понять хоть что-нибудь. Шум дождя, шелест листьев и едва слышный гром. В ответ — ничего. Она бережно занесла девочку в дом и зажгла свечи. Митя к тому времени уже успел скрыться среди высокой травы. Нужно было вернуться в церквушку, пока Гордей и Зилия не заподозрили его во лжи. Но было уже поздно. Отряхнувшись на пороге по-звериному, Митя увидел перед собой разгневанную Зилию. — Где ты шлялся?! — Не рассказали? — Митя покосился на Гордея, который стоял за спиной колдуньи. Он был вместо тени. — Жрал на кладбище девочку. — На кой ты питаешь Повелителя, если силы его пытался отнять? Ума лишился совсем? — Зилия прищурилась. — Хорошего понемножку. Порадуется и мучить меня перестанет по ночам, — Митя слабо пихнул Зилию плечом, проходя в центр комнаты. Он устал. Впервые, наверное, за несколько месяцев. Зато почти как живой устал — до боли в коленях. Хотя, возможно, это было старческое, ведь отсчет времени и годов он не вел. Может, ему уже тридцать? А это, между прочим, солидный возраст! Кто-то уже давно в гробу лежал, у кого-то было семеро детей, а кто-то царствовал. — Зиля, — Митя не глядя упал на перину. — А сколько тебе уже годов? — проще было отнять от возраста Зили, чем считать, в каком году они сейчас живут. — А ты разве не знаешь? — она грустно вздохнула, ложась рядом. — Мы уже давно по миру ходим. Митя застыл. Для приличия даже привстал, пытаясь сложить в башке все даты. — Это ты не состаришься, — продолжала Зилия, — а вот мне просить приходится. Старая я уже, Митенька. А ничего у меня нет. Ни деток, ни дома, ни жизни спокойной. Все было напрасно. И закон отменить не смогли, и все у нас не ладится, — не услышав никакого ответа, Зилия повернулась к стене. — Давай спать. Утро вечера мудренее. — Мне-то что? Вопрос в другом был: сколько тебе годов? — очнулся от мыслей Митя. Он зацепил когтем рюшу на сорочке, подтягивая Зилию к себе. Смугловатая кожа колдуньи была покрыта еле заметными темными пятнами, множество маленьких морщинок на лбу и под глазами, а носогубные складки выделялись больше обычного. — Старая уже. И никому не надобная, — она настойчиво отвернулась. — Чернобогу нужна. И этой сволочи зубатой, чтоб ему пусто было! — рыкнул Митя. Зилия ничего не заметила. Тоже устала, видать. Надо было срочно отвлекать ее другими беседами. — Чего ты! Нельзя Повелителя просто так звать! — зрачки Зилии испуганно забегали по углам, ожидая наказания. — Чернобога-то? Нельзя вслух называть? Чернобог твой — блядь та еще, — Митя наклонил морду, злобно и довольно осматривая виднеющийся сквозь тонкую ткань шрам. — Тебя-то он не щадит, как я погляжу. С каждым разом раны все глубже. Скоро совсем дышать тяжко будет. — Ему надо было набраться сил опосля битвы с братьями, а ты ему подлянку за подлянкой делаешь. Конечно, он будет наказывать. Я должна на тебя влиять, но даже… — она осеклась, поглаживая шершавые корочки засохшей кожи у себя на груди. — А мне-то что? Он меня покрутит-помутит, а на следующий день я уже бодряком. Если не в канаве, — Митя величаво закинул одну ногу на другую, раскуривая трубку прямо в доме. — Ты обещал слушаться, — прошептала Зилия, незаметно вытирая со щеки слезу. — А кто сказал, что я не слушаюсь? И действительно, после этого дня Митя внезапно стал сам не свой: целыми днями сидел в церквушке, ожидая, когда Гордей и Зилия придут с охоты. Колдунья учила вампира питаться животными, а тот ее охотничьему делу. Только вот Зилия начала замечать, что Митя целыми днями занят французским письмом. И строчит и строчит. Терпение закончилось, когда он написал так много страниц, что не смог стянуть все листы веревкой. — Чего ты там вечно пишешь? — наконец решила поинтересоваться Зилия. — Да так, ерунду всякую, — Митя оторвал взгляд от корявых букв. — Ну, про что? — упрашивала колдунья. — Сказки сочиняю, для последователей твоего дела. Рассказываю, какие вы с Гордеем молодцы, — буркнул Митя, придавливая обложку первой своей дописанной книги. «Savin «Les goules et autres reptiles de notre monde»* — красовалась надпись посередине. — Ага, как же! Небось уже все грехи нам приписал! Ладно, раз сидится — сиди.«Глава первая. Как убить упыря? Я пока не понял. Они извертливые, то летают, то предметы двигают, то пытаются гипнозом одолеть. Рожденного вампирами можно одолеть с помощью обычного ножа. Тот, кого обратили уже умер, пока не придумал, как убить. (дополни!!!!!) Два вида вампиров Пиявочные (рожденные от пары) и Стрижиги (обращенные). Первые питаются и живут как люди, только солнца боятся. Вторые тоже солнца боятся, но не жрут ничего, кроме крови. Бледные, страшные. Еще очень любят себя. Поголовно (два вида) высокие, некоторые предпочитают носить усы или бакенбарды. На французский манер. Стрижиги остаются внешне на тот возраст, в котором их обратили, а Пиявочные должны проходить специальный обряд: в полночь выпить кровь ребенка. Тогда они останутся вечно молодыми. Вывод: они все противные, чтоб все передохли. Спасибо за прочтение».
— Вот ты все пишешь, а мы с Гордеем нашли, как помочь нечисти! — Зилия закрыла ладонями исписанный на половину лист. — Завтра у нас первое собрание тут. — Не мешай, пожалуйста, Митенька, — передразнивая, сказал за нее Митя. — Дамам не грубить, с мужчинами не драться, вампиров не убивать. Я понял, можешь уходить, — он выдернул из-под ладошки Зилии книгу и продолжил писать. Зилия скрестила руки, осматривая Митю. — Опять ты у меня как затворник. То у матери сидел учился, то сейчас… — И слава Богу. Чернобогу слава, — Митя уже даже не прислушивался. На первом этаже собралась толпа нечисти, они бурно обсуждали, делились мнением, спорили… И мешали Мите думать. Он так берег умные мысли, а при постороннем шуме они разлетались кто куда и больше не хотели собираться в одно целое. Так много интересного потеряла его книга!«Глава вторая. Амулет для подчинения вампиров. Накануне в четверг был изготовлен первый в своем роде амулет от вампирского влияния. Несколько ночей питался камень с кладбища лунным светом, а потом столько же дней солнечным. Была жертва ему — кровь немертвого. Пока не использовался по назначению, вампиры меня и без этого уважают. Тайком надел его на женщину, вампир не понимает, что происходит, но эффект все равно слабый. Требуется доработка. Чары идут, но амулет почему-то впитывает все в себя, а не отражает. Месяц спустя был изготовлен второй, с вербеной. Очень много уходит черной магии. К вербене добавил слезу доярки. Пока лазил во двор, ее муж стрельнул мне в спину. Влияние не проходит. Амулет противостоит вампиру, носитель не чувствует подвоха. Все было не зря. Спасибо, что прочитали».
***
Гордей в последнее время стал совсем злобным: — Чего ты носишь эту безделушку?! Она тебя старит! — вампир потянул руки к подвеске. — Неправда! Это мне Дми… Митя подарил, мне даже спится лучше после этого! — она закрыла зеленоватый камушек, продетый через веревочку. Ничего примечательного и аристократичного в нем не было, но Зилия все равно ценила свой первый полученный подарок от Мити. Теперь она с ним не расставалась ни на минутку. — А я говорю тебе — га-до-сть! Ужасное украшение! — не унимался Гордей. — Тебе просто обидно, что тебе никто подарков не делает! — Ах, ты! — загоготал Гордей. — Вчера еще договаривалась, чтобы твоего Митьку хвостатого сдать колдунам каким! А сегодня уже и подарочки! Признавайся, плутовка, тебе по нраву… Эм… Мужчины с изюминкой? — Ничего не поменялось! Колдун один прислал мне весточку с заклинанием! Авось поможет… А если не поможет, то у меня еще идейка есть… Зилия раз за разом прокручивала в голове несколько простых слов: «Лик человечий вернись, облик сменись…» Но Митя просто смотрел на нее белыми глазами с узким зрачком. С ним ничего не происходило. Ждать накопительного эффекта было бессмысленно — ритуал должен был подействовать сразу. — Сотворила ерунды, теперь расхлебать не можешь! — Митя подобрал хвост под себя, усаживаясь на нем, как на подушке. — Гордей говорит, что я на верном пути! — Гордей то, Гордей се! — плевался злобой Митя. Ему было не понять, как сильно Зилия дорожила Гордеем. Они встретились в Москве, когда она была совсем отчаявшаяся, когда уже никто и ничто не могло ей помочь. Гордей возник случайно — выпал из двери временного жилища для будущих Москвичей, мимо которого проходила колдунья. Следом за вампиром полетели вещи, сумки и ругань. Мужчина вышел и пинками погнал его к забору, не дав даже и собрать пожитки. Тоже заплаканный и потерянный Гордей стоял столбом около ворот, кое-как удерживая в руках огромное количество тряпья. Раскрасневшиеся от слез голубые глаза сразу обратили на себя внимание Зилии. Ей так захотелось его обнять. Теплый и дрожащий Гордей сразу же прижался к ней, как к родному человеку, и они вместе рыдали прямо посреди улицы, так и не узнав имен, так и не узнав причины. Ему было некуда пойти, а ей не к кому. И это две абсолютно разные потребности. И они нашли друг друга. Сложились ровной мозаикой в единую картину. Зилия, наверное, еще никогда так не хотела кому-то пожаловаться. Она жаловалась Гордею с той ночи и по сей день, с того момента, как они переступили порог церквушки и превратили ее в собственное жилище. Они с Гордеем смеялись. Он улыбался слишком очаровательно и слишком заразительно, чтобы оставаться хмурой. А еще Гордей много говорил об искусстве. Они рисовали людской кровью на стенах, бегали по кладбищу и собирали грибы, трогали траву. С Гордеем Зилия будто провалилась в рай. Зилия знала, что уже давно сошла с ума, а вампир только подал ей руку. Каким же он был, как это сейчас принято называть, — жентльменом! И тоже, к сожалению, вечно молодым.