«Яд для Лефорта».
После этого все встало на свои места. Почему-то Митя даже не разозлился, а только протяжно вздохнул, распространяя смрад по этажу. — Делаю, что удумаю — я виноват. Не делаю, что удумаю — все равно виноват, — Митя подпер длинную морду лапами, наблюдая, как сквозняк колыхал листы на столе. — И как мне быть? Даже посоветоваться не с кем… — озарение к нему пришло мгновенно: Гордей. Митя вышел на крыльцо: под навесом действительно сидел вампир. Гордей с ненавистью смотрел на лужи из солнечных лучей, которые преграждали ему путь. На воротнике и подбородке засыхала кровь — судя по всему, он так и убивал женщин. Всем было плевать на просьбы Зилии, и Митю это даже развеселило. — Чего, не можешь выйти на улицу? А я могу! — Митя шагнул вперед, выставляя чешуйчатые ладошки вперед. — Как же хорошо! Как же замечательно! Сейчас знаешь, чего охота? — Гордей вопросительно кивнул. — Пойти да надругаться над какой-нибудь бабой, а потом убить, обмазаться ее кровью и прийти к тебе. Чтобы ты, прелестный мой, прямо из будки мог меня облизывать. — Ох, чего же ты хочешь, мой дорогой сын щуки? — Гордей, наверное, никогда не показывал злости. Чтобы Митя не делал — он все равно улыбался. Улыбался и улыбался. Гадкая. Гадкая улыбка не сходила с лица гадкого Гордея. Они даже были все на одну букву: гадость, говно, гниль, грязь, голь-перекатная*, губошлеп, грымза, гузыня, гроб, горб, Гордей. — Хочу, чтобы ты унижался передо мною, как лист перед травою. Ведь ты только это и делаешь перед Зилей. Почему со мной нельзя? — притворно хохотал Митя, наворачивая круги около лестницы. — Подошел бы ты ближе, в тенек! Я бы перед тобой тоже лег! А ты бы меня погладил! Разве тебе не нравится моя шерстка? Она всем нравится. И я тоже. И тебе тоже. Не успел Митя и моргнуть, как вампир схватил его за грудки и затащил на лестницу. Нанося удар за ударом, Гордей вдавливал Митю в доски, сворачивал когтистые руки, выдергивал пуговицы, но так и не замечал, что он абсолютно не сопротивлялся. — Это все? Это с такой силой ты меня ненавидишь? Да тряпка половая мне больше неприятностей доставала! — подначивал Митя. — Что ты можешь? Только лыбу свою давить? Не задумывался, что тебя Зилия подобрала? Она всякое говно с улицы берет! Уродов, гадов, навозных жуков. И мы с тобой в этом списке! — Она меня подобрала, потому что я алмаз! А тебя просто жалко! — голос у Гордея был не злой, а вот удары становились все сильнее. Улыбка не сползала с его веснушчатого лица. — Да? Странно! Я думал, что пока лежал в болоте, ты у нее подставкой для ног служил! — Митя перехватил Гордея за запястья, перекладывая его ладони себе на горло. — Мамаша, небось, как узнала, что тобой обрюхатилась, так сразу умереть захотела! — цепляться больше было не за что, а вот мать родную защищают практически все. — Хотя нет, обожди… — Митя уже говорил с трудом, сильные пальцы вампира сжимали гортань. — Она уже над тобой надругалась, когда назвала Гор-де-ем… Гордей вскрикнул, вцепившись в чешуйчатую шею, пальцы скользили по холодной коже, но он все сжимал и сжимал. — Зилия будет плакать, если ты меня убьешь. А если я тебя — то она даже слезу не пустит… Птица на ветке вспорхнула, Гордей дернулся вместе с ней и замер. Характерный хруст раздался под стиснутыми ладонями. Серые вспышки закручивались в непрерывном танце, Чернобог истерически кричал прямо в левое ухо, умоляя остановиться. Митя проваливался в пропасть, даже не зная, куда точно заведет его эта дорога. Шлепок. Встреча тела с землей. Вновь темнота. К спине будто привязали два огромных камня. Что-то упорно не давало Мите подняться. — Вот над тобой судьба потешается! — смеялся Теплов. Митя смог открыть глаза: прямо над ним нависали мертвецы. Они пускали слюни, тянули позеленевшие руки, но стояли на месте. Сверху Митю явно придавило. Повернув голову, он увидел, что Теплов закинул обе ноги на его кривую спину. — Это как понимать?! — Устал я, Митя. Захотелось на улочке погулять, косточки погреть. А тут ты! Думаю, во дает, акробат заморский! Да и решил, что негоже добру пропадать, вот и постелил тебя, аки коврик, чтобы ноги не мерзли, — Теплов добродушно улыбался, приглаживая левой рукой пышные усы. Не гадко, а по-доброму. — Ты-то тут опять каким ветром? Кому надоел на этот раз? Вампир приподнялся, выпуская Митю. Отряхнувшись, он потупил взгляд, и тихонько прошептал: — Я сам себе надоел… — Ты-то? — Теплов в надежде взглянул на серое безмолвное небо. — Неужели есть в тебе мозга, а? — Там меня хотят обдурить, а чего делать — не знаю! — Митя отвернулся, а Теплов молча слушал. — Убили адмирала и подписали моим именем! А я дома сидел, занимался… В общем занимался. — А чего этот адмирал натворил такого? — Он приближенный царя нынешнего, Петра. Зиля хочет через него на царя надавить, чтобы тот отменил указ. Еще Зилия спуталась с вампиром. Ужасный он, не передать словами, надо видеть! — А тебе-то какое дело? — Теплов повел Митю в сторону маленького домика. — Сиди спокойно, да занимайся занятиями своими. — Он меня страшно злит! Все время ржет не переставая! Как будто из ума давно выжил! И ко всему, рулит Зилией! Это его идея была меня подставить! — Убей его, — равнодушно сказал Теплов, отворяя дверцу. Запах варенья и выпечки на мгновение отвлек Митю. — Знаешь, что-то мне уже как-то не хочется. Убью, а Чернобог это себе как «жертвочку» засчитает! — Все сказал? А теперь ступай в угол. Там тебя ждет нововведение. Митя покосился на изуродованный когтями угол и шагнул назад. Широкая и твердая грудь Теплова толкнула его обратно. Стоять пришлось не только на коленях, но и на горохе. — Где ты его только нашел, — хныкал Митя, жалобно смотря на Теплова. Вампир только выгнул брови: — Выращиваю. Меньше трынди — больше учи! Вот тебе еще книга, тоже русская, не расслабляйся. Только там теперь не буквы, а цифры. — Саша, если твои советы закончились на «так убей его», то я пошел обратно! Думал, что ты чего поумнее скажешь! — Как же ты собрался упыря одолеть, если ты дисциплины не знаешь? — Теплов начал возиться над кухонным столом. Хотя домик был настолько маленьким, что и кухни у него не было. В одной каморке находилось все — узкая и длинная, обязательно ровно заправленная кровать; собственно, стол; два стула, будто Теплов кого-то ждал; шкаф с одеждой и еще один для посуды и продуктов. А больше Теплову и не надо. — Тебе с чем чай? — Теплов достал несколько мешочков с сушеной травой. — Не знаю, а ты какой заваришь? — Выбирай, говорю! Безвольная ты скотина! — твердый кулак ударил по столу и чашки подпрыгнули, стукаясь друг об дружку. — С шиповником, с малиной, с черешней, есть еще просто цветочный, есть с сотами. — С пчелами не хочу! — Митя замотал мордой и поелозил на горохе. — Круг сужается! Вот это да! — Просто кипяток давай, не знаю я! — упирался Митя. Разнообразие пугало и отталкивало. — Выбирай, ирод ушастый! Пока чай не попьешь — из-за стола не выйдешь! Мите отчего-то захотелось возразить Теплову, но он только решительно хмыкнул и посмотрел на то, что налил себе вампир. Струйки белого пара вздымались от краев глиняной чашки, обдавая пряным запахом и теплом неказистую морду Мити. Малина. — Малиновый… Наверное… — Лады, иди сюда. Я бы предложил тебе по-человечески поговорить, с упырем этим. Но тебе же человеческая речь чужда — ты только на дурном разговаривать умеешь, поэтому вот что тебе скажу… Теплов очень долго разъяснял свои доводы и предположения. Он был настоящим стратегом, а его план достаточно безобидным. По меркам Мити. Чайник опустел, пока Митя слушал Теплова, и даже запомнил все, что ему было вдолблено в голову. В том числе и цифры. Теплов сказал, что они нерусские. Тогда зачем же их учить? — Как тебе чай? Малину сам собирал! — усы Теплова коварно завились, и наружу показались два клыка. — Да я уже понял, что там отрав… — не договорив, Митя упал со стула. Тело его вмиг побледнело. Сводило каждую мышцу, выворачивало суставы. Изо рта пузырями пошла белая пена, которая вскоре перемешалась с черной жижей. Очнулся он уже подле церквушки, весь в собственных слюнях. Тяжелая вышла поездка к Теплову, особенно ее окончание. Зато полезная. Даже вкус чая ощутил. Пошевелившись, понял, что руки и ноги ему прочно связали. — Хоть не сожгли и на том спасибо, — Митя собрался в гармошку и, отталкиваясь хвостом, совсем как гусеница, пополз ко входу. Солнце скатывалось за верхушки деревьев огненным шаром. Птицы и прочая живность тоже готовились ко сну. Все, кроме Гордея. Пшеничного цвета кот сидел на перилле и кого-то ждал. Зилии все еще не было. Где же носило колдунью в столь поздний час?***
«Пишу тебе, Зилия, из Новгорода. Несколько нашенских ездили в Кручино посмотреть, чего там осталось. Почти все до Тягучки вырубили, сволочи. Никакая хворь их не взяла, все бесполезно. На прогалине под слоем опилок и грязи нашли рваную кичку. Я ее забрал к себе. Ты, если вам там худо, приезжай жить ко мне. Я тебя запишу своей дочкой, будешь помогать».
Письма Степаныча перестали приносить приятные ощущения. Каждую новую сову от него Зилия хотела прогнать. Раньше она с таким трепетом ждала весточку, а теперь мечтала, чтобы про нее и вовсе позабыли. Степаныч был уже совсем дремучим стариком и все звал ее к себе. То ли некому за ним присматривать и он решил озадачить этим Зилию, то ли нужно ему было что-то от нее. Как пример, Зилия могла его лечить или просто создавать видимость того, что Степаныч жил не один. Время сейчас неспокойное. А с другой стороны, когда оно было спокойным? На этот раз письмо Зилия разорвала на клочки и выбросила себе под ботинки. Они с нечистью пешком продирались сквозь густой лес. Зилия, еще несколько ведьм, местные кикиморы, ауки и прочая мелкая лесо-полевая нечисть. Гордей говорил правильные вещи: нужно приобщать к этому делу оборотней и вампиров. Один такой был сильнее и выносливее, чем все они вместе взятые. Но и те и другие слишком гордые и отстраненные, они не полезут с мелкой нечистью что-то освобождать. Оборотни селились либо в далекой Сибири, либо обосновывались в горах — и все были далеко от Москвы. — Я говорила вам — пленных не брать! — Зилия присела на пень и стала переплетать косу стертыми в кровь пальцами. — Зачем нам шиноры? Мы их из Москвы в убежище повезем? Толпа нечисти зашумела, переглядываясь. Шиноры беспомощно брыкались, мычали и, наверное, просили о помощи. Но кто же виноват, что они попались на обратном пути из Лефортовского дворца? Они бы сорвали весь план, и Зилии бы никогда не удалось убить Лефорта собственными руками. А потом ими же написать угрожающее послание для Петра, что если он не отменит закон вновь, то и его тоже будет ждать кара Андрея Савина. Зилия уже в мыслях распланировала: одного из пленных нужно дать в жертву Чернобогу, а нескольких пустить на опыты. На ком же ей еще тренироваться, чтобы помочь Мите снять заклятие? — Придется везти в убежище, Гордей нам поможет, он встретит, — заверила Зилия. По всей Москве уже бегали Ловцы, выискивая того самого «Савина», которого вроде и убили, а он прямо из пепла восстал. Или дух его мстит, или еще кто. По стенам вновь были размазаны кровавые надписи. Зилия пыталась повторить этот незабываемый почерк, но все равно выходило не так, как надо. Митя бы больше не согласился на такие грандиозные празднества. То, как «Савин» разорвал старуху, Зилия вспоминала ни раз. Она в красках представляла, как Митя собственноручно измывался над старой женщиной, а потом кинул ее Ловцам. Савин был ближе к Дмитрию, но не такой злобный. Савин умел веселиться по-настоящему. По крайней мере, то, что рассказывал народ, приносило Зилии неимоверное чувство гордости. Она знала Савина лично. Она даже целовала Савина в десна. И ведь он даже не представлял, какой огромный вклад внес для всей нечисти. Савина боялись даже Ловцы, а вот Митю даже детвора не страшилась. Ему вообще не было дела до чужих проблем. Зилия уже сама с собой смеялась, ведь если бы издали указ об отмене балов и светских мероприятий — Митя первый бы всех перебил и сам все восстановил, и вообще все люди мира бесконечно веселились и плясали. Вот только после того, как Чернобог побывал в сахарной коме, Митя вообще размяк, затих. Не появлялся больше и Дмитрий, и Савин куда-то запропастился. После этих размышлений, Зилия и вовсе решила троих отдать Чернобогу, а двоих забрать себе на опыты. Возможно, шевеление Чернобога хоть как-то сдвинет Митю с мертвой точки. — Сегодня надо добраться уже с перевала до убежища, — отчеканила Зилия, устраиваясь на подушке из плотного и сырого мха.