Владыка Тягучей реки

План был проще простого: превратить человека в животное и попытаться вернуть Митин лик обратно. Проблема была только одна: как она обратила Митю в этого невиданного зверя — Зилия не помнила. Поэтому приходилось довольствоваться тем, что было: прыткой ящерицей с дороги и простофилей. Вовремя на ее пути возник шинора. Остальное уже дело другое, ненашенское. Может, она на них потренируется, как врачи на лягушках, и потом ка-ак вылечит Митьку. А он и успокоится, может, как вновь станет обаятельным… Зилия долго готовилась к колдовству, даже взяла с собой пресную булку. Авось долго тут торчать придется, или вдруг этот жрать запросит. Шинора начал биться в легких судорогах, пытался вставать на нетвердых ногах, жалобно скулил сквозь тряпку во рту, даже скреб пальцами на ногах по деревянному полу. В Москве она разузнала заклинание «сращивания», которое использовали городские ведьмы для своей рассады. Зилия беспрестанно водила вокруг шиноры руками, чуть отросшие ногти облазили, слоились и трескались, словно кора дуба. Даже ей самой было противно на них смотреть. — Тока не сдохни! — рыкнула Зилия, выпуская из ладошек едва видимый синеватый дымок. Он нежно обволакивал тело шиноры, обхватывал тугой веревкой конечности, пробирался внутрь раны, выходя через глазницы. Шинора молился сквозь тряпку и смотрел на свою мучительницу. Вот только светлый Бог ему не поможет, не услышит его просьбы из этой церквушки. Ящерица, словно нарисованная углем на луже, растворялась, впитываясь в грудь. Зилия сглотнула, между морщин пролегла влажная дорожка. Шиноре было еще хуже: маленькие синие искры выскакивали прямо из ноздрей, а мужицкая кожа постепенно темнела, приобретая зеленоватый оттенок. Но, возможно, шинору просто затошнило. Переборов себя, Зилия схватила его за волосы, приподнимая трясущуюся голову. Она смотрела на покрасневшие и полопавшиеся сосуды. Его было не жалко, совсем не жалко. Жалко было ее — что скажет или… Что сделает Митя, если Зилия не поможет ему? — Давай уже! Быстрее! Шинора, будто послушавшись, застонал, и, закатив очи, замер. Через тряпку на пол начала сочиться крупными каплями кровь. Словно по зову сердца, в проходе появился Гордей. Почуял. Отмывшись от чешуи и причесав непослушные кудлатые волосы, он оперся о дверной косяк. Выгнув бровь, вампир молча смотрел на сие представление. Оставив свою белую рубашку в стирке, он накинул жюстокор прямо на голый торс, выставляя напоказ аккуратные кубики пресса. Гордей интересовался шинорами, только если это была красивая и молодая девка. К счастью, таковых тут не водилось. Ящерицу на груди совсем стало незаметно, а шинора завалился, неестественно выворачивая конечности. Зилия слышала, как хрустели кости, видела, как выпячивались вперед глазные яблоки. Ничего приятнее она не видала уже давно. Сладость ощутилась на языке, когда шинора залился в истерике. Зилия облизывала пересохшие губы, будто не на пытки смотрела, а на скатерть самобранку. Колдунья вспомнила про Гордея, который все это время только молча наблюдал. Любопытство было сильнее голода. Зилия тоже не дура, не прогоняла вампира, ведь он единственный, кто чувствовал чужую смерть. И лучше пусть постоит да побурчит, или оставит какую-нибудь колкость. Но зато она точно будет уверена — сдох шинора или нет. — Чего ты творишь? — наконец спросил Гордей, но в этот раз смех его был больше схож со звуком негодования, нежели радости. Он всасывал в себя пары солоноватой жидкости, которую мог чуять только он. Пальцы его то сжимались, то разжимались, сдерживая порыв. Зилии даже послышалось, что он замурчал от удовольствия. Не в силах стоять смирно, вампир ухватился за стену, постукивая ноготками по облупившейся краске. — Мне нужно понять, как вылечить Митю! А чтобы это понять — надо сделать кого-то подобного! — оправдалась Зилия, от стыда сворачиваясь в колючий клубок. — Ах-ах-ах! Не смеши! Твоего Митю уже не вылечить. И даже если ты найдешь способ вернуть ему лик людской — тварь она и в душе тварь. От этого не уйдешь! — Гордей единственный, кто в этой ситуации мог здраво оценивать ситуацию. И Зилия это понимала. Уж очень Митя ему не нравился, слишком подозрительный для него. Зилия сразу же объяснила, что хоронить Митю не надо — у них любовь до гроба и вообще планы на жизнь. А Гордею пообещала, что не оставит его в беде и даст ему кров и хлеб. Точнее, кровь. До их встречи с Зилией Гордей никогда не жил без родителей, хотя по человеческим меркам уже должен был заводить собственную семью. Из рассказа колдунья поняла, что его семья когда-то тоже жила в куполе и являлась самой неблагодарной во всей Москве. Отец заставлял идти работать, а мать попрекала его идеи. И вообще, таких жадных скряг, как родители Гордея, нужно было поискать. Для Зилии его проблемы казались чихом соседской собаки, но она все равно слушала. Работать Гордей не хотел. Точнее, хотел, но не там, куда его пытался устроить отец: корзинщиком. Все мужчины в его роду занимались плетением корзин, и Гордей тоже должен был продолжить семейное дело. Но, как заявлял сам Гордей, — его призвание делать жизнь других красивее. Он бы предпочел корзинщику работу камердинера, и, наверное, поэтому присосался к Зилии. Графиню, что ли, в ней нашел. Затрещала ткань, и Зилия выпала из раздумий. Одежда шиноры стала разрываться в клочья: на спине появился какой-то бугор, а чуть ниже, у самого копчика, прямо на глазах хвост пробивался подобно весенней почке на дереве. — Ого! Вот это да! Хвост! — выкрикнул очевидную вещь Гордей, будто сам себе не веря. Зилия замахнулась на вампира, прикладывая палец к губам. Еще не хватало, чтобы сюда завалился Митя собственной персоной. Хотя он то ли оглох у нее, то ли перестал реагировать. Митя в последнее время скверно слышал. Он вообще только мешал. Не Митя, нет, а его способности. Он то утаивал их, то показывал всю свою мощь. Но выявить все его колдовство было практически невозможно. Сегодня он делал одно, завтра другое. Шинора молча скрючился от боли, не в силах уже издавать какие либо звуки. — Издох? — тихонько спросила Зилия, поворачиваясь к Гордею. Хмыкнув, вампир мотнул головой. — Это самое главное. — А дальше что прикажешь с ним делать? Если он доживет до утра — я привезу тебе свинины! Я знаю, как ты соскучилась по вкусу настоящего мяса. Белки и крысы это совсем не то па-ль-то! Ах-ах-ах! — Гордей легонько толкнул Зилию в плечо. — Черт его знает, что делать… После слова «черт», Зилия в надежде оглянулась, высматривая в углах знакомые силуэты. Но кроме игры света от свечи, там никого не оказалось. Шинору уже было не узнать: большие желтые глаза с узкими зрачками, чуть кривоватая, широкая челюсть, а кончики пальцев раздулись так, словно тот засунул их в пчелиный улей. — Его теперь можно к стене присобачить! Будет весело! — колечки из кудрей колыхнулись и Гордей уже приподнял шинору, пытаясь посмотреть, будет ли он липнуть к дереву или нет. — Пока не липнет! — Зилии самой стало весело, и интерес поглотил тревогу. Шинора смотрел на нее стеклянными глазами, совершенно не понимая, что происходило и где это он очутился. Его рот приоткрылся, и оттуда вывалился огромный розоватый язык, больше похожий на поднимающееся тесто. — Ты его самогонкой напоила? — заржал Гордей, а Зилия уже думала намекнуть ему, что тот совсем не кот, а самая натуральная лошадь. — Ты, — с большим трудом сказал шинора. — Кто? — Госпожа твоя, ах-ах-ах! — вампир подошел сзади почти бесшумно. Зилия даже и слова вымолвить не успела. Госпожа! Надо же, ляпнул такое! Конечно, в занимательном путешествии от Кручина до Москвы вместе с Митей, она кем только не была. Но вот, чтобы так серьезно — впервые. Неужели бывший шинора поверит в такую глупость? И он поверил: мужчина ударился лбом об пол, закрывая голову руками: — Пощади, госпожа! — Напрочь ему, что ли, память отшибло… — Зилия отползла назад. — Какая я тебе Госпожа? — Госпожа-госпожа! Еще какая! — перебил ее Гордей, встав так гордо, будто это он из Архангельска в Воронеж разобранные корабли тащил и потом по морю пускал, отбивая шведов в разные стороны. — Не вели… К-казнить! Картошка ядовитая! — казалось, что шинора воспроизводил совершенно чужие слова, которые когда-то слышал на улице. Возможно, за него говорила уже ящерка. — Захоти́т Госпожа — она тебе не только голову оторвет, а еще и это! — забыв слово дня, Гордей указал на хвост, который торчал из-под спущенных штанов. — А чего это? — совершенно по-человечески удивился шинора, хватая в руки зеленый отросток. — Это… — оправдалась Зилия, вставая, наконец, с пола. Гордей, совсем как настоящий дворянин, подал даме руку, но колдунья ее даже не заметила. — Теперь… Теперь надо как-то обратно… — она кивнула вампиру, будто тот знал, что делать. А он не знал. — Иди отсюда, тварь Божья! — приказал Гордей, указывая на дверь. Услышав это, у Зилии отвисла челюсть. Шинора пополз к выходу, но колдунья преградила ему путь: — Нет! Сиди тут до рассвета! А потом я приду, и мы будем дальше с тобой! Казалось, еще чуть-чуть и бывший ящер разорвется на две части, не зная, куда деваться. Гордей опять задавился смехом, махая рукой, мол, ладно, сиди. Показательно стукнувшись башкой о половицы, шинора забился в угол, чуть ли не плача, рассматривая «господ» и свой хвост. — Чего же он так боится нас? — опечаленно шепнула Зилия, прикрывая за собой дверь. — Ой, Зилия! У него столько стресса! Надо его пожалеть. К завтра уже очухается, не переживай! Придя в свою спальню, Зилия ко всему своему удивлению застала там Митю. Он совсем увял, как забытый декоративный цветок. Все лежал да в окно смотрел, а единственным его развлечением было донимать Гордея. В солнечные дни он вываливался на улицу и до самого заката изображал бревно, изредка смахивая с себя надоедливых мух. Еще несколько лет назад он активно ввязывался во всякие авантюры, а теперь его просто невозможно было сдвинуть с места! По хозяйству он не помогал, планы не разрабатывал, на караул ночью не выходил и даже не принимал участия в большой стройке. Теперь лесная нечисть сама достраивала этажи и укрепляла стены. Церквушка не то чтобы требовала — она просто кричала о своем спасении: то полы провалятся, то потолок обсыплется, а стены так трещали, что местами казалось, все свалится будто карточный домик. Этим нужно было заниматься. Да и к тому же, число жителей возрастало с каждым днем. Зилия принимала на постоянное жилье не только мятежников, но и всех желающих. Одни выращивали на кладбище капусту, свеклу и даже пшено, которое колосилось между могилками. Гордей в шутку называл их крепостными Зилии. Вторые ездили в Москву. В подчинении у Зилии-Гордея оказался целый кучер и одна полудохлая кляча. Нечисть расклеивала везде листовки: «Петра на мыло — долой закон — Савина на престол!» С Петром и яствами вообще хохма вышла, Митя двое суток без продыху смеялся. Из «Великого Посольства» царь привез «дьявольское яблоко» Голландское, и Гордей вместе с остальными так этого обожрался, что несколько ночей мучился от несварения. Митя злорадник — ничего окромя трубки в рот не совал, поэтому и насмехался. Шинора потихоньку приходил в себя. Даже перестал ловить языком мух. Начал даже откликаться на «Ивашку», повторял разные умные слова, но был безбожно тупоголовым. Усидеть на месте он не мог, постоянно дергался, как в задницу пчелой уколотый, предложения строил задом наперед, четко отвечал только «да» или «нет». Зилия ночами сидела над ним, удерживая в кладовке, чтобы его не дай Чернобоже выпустили или показали Мите. Как бы колдунья не старалась — лик шиноры все еще был человеческим, если не считать тонкого хвоста. Она пробовала различные методы, спрашивала у знакомых, но и с этим ничего не выходило. Мысля пришла опосля, но спокойно спать она не могла: — А что, если дело не во мне? Что, если опробовать на другом? На следующий день в кладовке оказалась женщина. Ее загребли вместе с шинорами еще в Москве, и она даже не подозревала, что ее ждало в этой крохотной и продуваемой ветром комнате. Через шесть дней и четыре ночи в кладовой совсем не осталось места: всех, кого Зилия планировала отдать Чернобогу, она случайно превратила в ящериц. Или их подобных. Никто не хотел становиться рептилией, все они выглядели как слегка больные люди. Шиноры были превращены разными способами, но ни к чему это не приводило. — Чего ты тут, Зилюшка? Не умаялась еще с «хвостами» своими? — Гордей выскочил из кошачьей шкуры прямо перед носом. Надо было все-таки запирать дверь понадежнее. — Ничего путного, — вздохнула Зилия. Приятная улыбка Гордея осветила пространство в душе. Шиноры сбились в кучу, словно напуганные зверьки. Они водили желтыми глазами по сторонам, обнимали друг дружку скрюченными пальчиками. Не все из них даже умели говорить. Но, безусловно, людскую речь понимали. — Куда вот вас всех девать-то, а? — жаловалась сама себе Зилия, прикладывая ладонь тыльной стороной ко лбу. Жара не было, но зато была усталость, да такая, что колдунья просто валилась с ног. Хорошо одно — Гордей с превеликим удовольствием взял на себя обязанности Зилии. Целый день он читала письма из Москвы, контролировал подстрекательства, смотрел за двором, руководил, что и куда нужно ставить при стройке. А ночью уходил в кладовку, где его ждала свора голодных ящеров. Пока Зилия спала он готовил для шинор еду. Не просто мух на болоте ловил, а сыпал им в одну большую тарелку сваренное пшено. Иногда приносил крыс или мелких грызунов, которых они ели сырыми и прямо с шерстью. И те даже его благодарили. То кивали, то угукали, иногда выговаривали «спасибо, Господин». Словно он не вампир, а батька какой-нибудь! А Зилия, получается, маменька… Их внешний вид все также не менялся. Все те же хвосты, все те же желтые и огромные глазищи. Зилия ждала, надеялась, что настанет день и кто-нибудь из них выйдет к ней с рожей звериной. Во время очередного колдовства она решила, что пора бы их учить чему-то. Хотя бы уму-разуму. Задолбали они ее конкретно: лезут друг на друга, мыться не хотят, за собой не ухаживают, не лают, и, слава Черно… Только Ивашка-удалец ложку держать умел, а остальные совсем… Что же они, зря сидят, что ли, света белого не видят? Достала колдунья листок, перо, сунула Ивашке, а он как начнет его жрать! Никаких сил не хватало. Нервно дернувшись, Зилия ударилась головой об стол. Все замолчали. — Госпожа! — Госпожа! Госпожа! — начали шептаться шиноры после минутного молчания. — Руски буква писать! — колдунья подняла вверх пергамент. Шиноры закивали. Они на все кивали. Сказать им, что все они поголовно тупицы — тоже начнут башкой махать. Через несколько часов Ивашка все-таки вывел букву «А». Зилия пошерудила волосы пальцами, и поняла, что уйдет отсюда как минимум с еще одной седой прядью. Как бы она не просила Чернобога: вернуть молодость он ей не мог. Он только давал ей силы жить, а силы жить зависели от жертв. А жертв было мало. Она втихаря притаскивала на кладбище коз, которых забивал Гордей, и давала Чернобогу хоть немножко насытиться. И Повелитель, как ни странно, благодарил ее. Отбивал кошмары ночью, давая ей высыпаться, бодрил по утрам, подсказывал, где можно достать продукты питания. Про Митю он и слышать не хотел. Если бы Зилия могла его видеть, то непременно заметила, как Чернобога трясет от страха. Он был настолько шокирован поведением этого… сумасшедшего, что даже ей жаловался на свое состояние. Общими усилиями Зилия, Гордей и Чернобог добились послушания от шинор. И те даже перестали облизывать друг друга, чтобы помыться или познакомиться. Теперь все послушно обливались в тазу по очереди. Однажды вампир случайно наступил на зеленый хвост мирно лежавшего шиноры, и тот… отвалился! Вот это была настоящая беда! Несмотря на бурное ящеричное прошлое, для шинор это оказалось большим шоком, да таким, что Зилия насколько часов успокаивала бедняг. Еще позже они научились носить одежду, а не сбрасывать ее, как мертвую кожу. Хорошо, что они еще не начали понимать, что девочки и мальчики чем-то отличаются, а то было бы вообще… В природе они-то по другому определяют. Окрас, запахи… И кто бы у них родился? Выбросив эти мысли из головы, Зилия легла спать. Эти несколько месяцев пролетели, будто один день. И весь этот день — день сурка. Или, будто она мать пятерых детей, к тому же, не очень способных к самостоятельной жизни. Вспомнив про неспособного к самостоятельности, Зилия побледнела. Она уже не помнила, когда в последний раз спрашивала у Мити, как прошел его день, как он себя чувствует и что желает. А ведь именно ради него она трудилась и билась с магией. Молилась день и ночь, чтобы высшие силы вернули ей прежнего Митеньку… Все перевернулось, когда умер Ивашка. Смерть его настала слишком внезапно, прямо в излюбленном месте — под столом. Его любопытные глазки закатились, а руки скукожились и трагично прижались к груди. Он словно высох, как оставленный на солнце фрукт. Недолго думая, Зилия позвала свою правую, а иногда и левую руку — Гордея. Вампир быстро сообразил, что труп надо выносить днем, пока Митя чахнет на заднем дворе, наблюдая за теми, кто трудился на кладбище. Это был отличный шанс. Потому что ночью наблюдать было не за кем, и Митя слонялся, как говно в прорубе, разговаривая то ли с духами, то ли со своей бедовой головой. Приготовив тряпки, Зилия завернула обледеневшего Ивашку, а Гордей уже взял его за ноги, когда один из шинор подал голос: — Жу… — Жук? — накинул вампир. — Жизнь? Жопа? — Ж-жу вуэ т-ту*… — вяло продолжил шинора.