***
Митя не сильно разбирался в современной моде, поэтому быстро переоделся в то, что попалось под руку: убогое и жмущее в плечах пальто, белую рубашку с голубым воротом и желтыми штанами в клетку. Это не его привычный красный жюстокор, в котором он несколько раз умер, ожил, и проделал кучу гадостей. Гордей был хоть и выше, но на размер меньше. Тонкий, легкий. Когда Митя его подкидывал, то вообще практически не ощущал веса. А Митя после Зилиного колдовства потяжелел и оброс не только чешуей, но и мышечной массой, коей в человеческом облике у него никогда не было. Штаны пришлось подкатать. Опираясь на врученный Корнеем зонт, Митя важно вышагивал по мощеной дорожке. Через забор соседских домов за ним наблюдали любопытные люди. Это были и взрослые, и совсем маленькие дети. Они испуганно провожали взглядом чудище, подобранное Корнеем. Некоторые подзывали остальных домочадцев, словно сие существо им чудилось. Но оно было вполне реальным и даже курило. Он забрал свою трубку у Хвостов, бережно хранивших ее для господина. А из перешептываний обитателей поселка Митя узнал, что его новый знакомый дружил со всем миром. Друзьям Корнея возводили памятники, а в его альманахе расписывались очень известные личности. Но, к сожалению, они были не настолько известные по меркам Мити: он вообще никого не знал. И просто делал вид, что вот и этого он знал и читал, и другого. Митя стыдился своей неосведомленности, что для его сожителя — Чернобога, стало большим открытием. Он даже задал вопросик, но так и остался без ответа: «Почему ты так добр к этим людям?» Корней без перебоя рассказывал о своих удивительных товарищах: писателях, художниках, политических деятелях, и, что удивительно, детях. Для Корнея это были самые главные слушатели и самые первые читатели. Оказывается, он был сказочником. Точнее, писателем. Или волшебником. Не важно, все это одно и то же. Все сказочники — это волшебники, пускай они и не сознаются, но Митя знал — они колдуют, чтобы буквы на их страницах оживали и превращались в картинки, блуждающие по чужим головам. У Мити никогда не получалось сложить текст так, чтобы он ожил. Все его предложения были настолько сухими, что к концу прочтения во рту образовывался песок. Дома у Корнея тоже были дети. Целых трое, если считать вместе с Николаем, который нагло и требовательно вцепился в лапу Мити, пока отец возился с заевшим замком. Николай так радовался возникшему персонажу папиной сказки, что позабыл про всякую температуру. Как же он огорчится, когда узнает, что это не волшебство, а дело случая. Случайность. Случайно они оказались в одном вагоне, случайно приехали на одну станцию. И никакого волшебства. Высыпавшиеся на порог вместе с матерью дети тоже никак не испугались Крокодила Крокодиловича. Перед входом в чужой дом Митя опасливо заглянул в коридор. Никаких подозрительных предметов. Никаких ловушек. Отряхнувшись, он растворил трубку между своих пальцев, чем еще больше удивил детвору. — Здравствуйте, я Мария, — поздоровалась жена Корнея, — прошу, проходите к столу! Девочка лет восьми представилась Лидочкой, а мальчишка лет пяти — Борисом. И говорить, и, естественно, здороваться, они умели. Несмотря на наказ матери, Николай уселся со всеми за одним столом. Какой тут лечиться, когда у них дома настоящий, да и к тому же, говорящий, крокодил?! — Устали, наверное, с дороги? — Мария поставила перед Митей кружку. После чаепития у Теплова он вообще не мог пить с посторонних чашек. — Да так… Не очень, — Митя не то что был не в своей тарелке, он вообще в ни в чьей не был. Валялся черствым и затвердевшим куском затерявшегося хлебного мякиша на столе. Все его приличные слова излагались только на французском. — Соседей буйных не встретили, тихо, спокойно, — Корней макнул печенье в горячий чай. Приятный и пряный запах заполнил столовую. Дети быстро начали повторять за отцом. Только вот не у всех это получалось с точной аккуратностью: у Борьки половина печенья ушла на дно чайной кружки, а Николай то ли из-за нахлынувшей усталости, то ли от продолжительного восторга совсем позабыл про свое печенье, и его часть плавно растворилась в горячем напитке. Только Лидочка, оттопырив мизинчик, с удовольствием ела сладость. — Я все переживала, как Коленька в Петербурге переночует… — Мария вздохнула, тревожно переводя взгляд на заболевшего сына. — Хорошо, что вы к нам в гости зашли, вон, какая детям радость! — А часто у вас… Такие гости? — Митя незаметно подсунул свою часть ужина к Борису. — Частенько! — на лице Марии просияла улыбка. — В начале месяца Сашка Куприн захаживал… — Репин тут неподалеку, мы его с семьей зовем к себе в беседку, — дополнил Корней. — Репин тут уже поселился, — с долей раздражения ответила Мария, — еще юрист Анатолий Кони, Короленко, Маяковский, Толстой… — она обыденно перечисляла фамилии и имена частых гостей их дома. — Лев? — Митя чуть было не поперхнулся чаем. История про дуб покорила мертвое сердце Мити, и он по несколько раз перечитывал книгу Льва Толстого «Война и пир». — Нет, что вы! Алексей, — все за столом тихонько засмеялись. — Раз вы тут, то, наверное, тоже творческий деятель, — Митя ощущал эту неловкость в голосе Марии. Интересно, она принимала так всех гостей мужа? — Иногда балуюсь написанием книг… — хвост закрутился в баранку, опутывая ножки стула. Митя будто признавался в постыдном деянии, надругательством… — На французском. «И что ты там пишешь, в книжках своих?» — баламошный Гордей регулярно обсмеивал все тексты Мити, хоть и ни слова не понимал. Французский язык был дан не всем. И хорошо: Митя написал про него несколько матерных абзацев, где немного переделал имя и выставил его полным дураком на тираж больше десяти тысяч копий. — Ого! Корней тоже пишет! И про детей, и для детей! Сейчас вот тексты с английского переводит, — Мария рекламировала мужа изо всех сил. — А я ему помогаю. И машинисткой, и секретарем, и первой слушательницей, читательницей, и первым критиком всех его первых книг. У меня много профессий! И это ко всему прочему, что я ещё и мать. Оказалось, что и Митю и Корнея объединяло несколько вещей: бесконечная любовь к складным текстам и псевдонимы, по которым их знала вся страна. — Угу! — Сейчас он переводит «Листья травы», называется, автор… — Уолт Уитмен, — Корней вытер рот о салфетку и поблагодарил жену за вкусный ужин. — Может быть, вам мяса? — Мария с переживанием посмотрела на нетронутую еду в тарелках. — Вам не нравится? — Нет-нет, что вы! — от неловкости и страха, Чернобог уже сам был готов съесть суп и кашу, которую предложили Мите. — Я просто не ем человеческую пищу, — он постарался улыбнуться во все сорок пять клыков, но, как ему показалось, до полусмерти напугал Марию. — Я рад вашей… — в голове неожиданно опустело. — Рад вашей компании! Долго объяснять Марии не пришлось. Она сдалась и убрала тарелки в сторону. Согретая теплой едой детвора окружила Митю. Они наперебой требовали и рассказать сказку, и поведать откуда он, и показать хвост, и открыть рот… Перед глазами возник видимый только ему список дел от Теплова. Сила, которая так долго копилась в его теле, жаждала вырваться наружу. Она переполняла его с ног до головы, резала кончики пальцев, колола глаза… Белая рубашка настолько напиталась черной магией, что в какой-то момент стала темно-серой. Все, к чему он прикасался, становилось темнее. Борис сразу оккупировал длинный рептилий хвост, катаясь на нем, словно на санях. Митя уже и не сопротивлялся, а практически добровольно возил его по гостиной. Лида силой сдерживала себя, чтобы не завалить гостя вопросами. Было видно, как она раскрывала рот, тянулась к Мите но тут же замолкала, чуть ли не ударяя себя по рукам. — Чего тебе, Лидочка? — первым не выдержал Митя. Он притормозил, и Борис свалился с хвоста на ковер, чем очень обеспокоил родителей. Да, и если уж быть честным, то у Мити закружилась голова. Он же не ездовая лошадь, в конце концов. Хотя тот факт, что у него возник сей физический недуг, очень напрягал. — Я… Я хотела узнать… — Лида спряталась за собственными косами. — Вы точно нас не скушаете? — Кто сказал? — тонкие черные брови сдвинулись, а длинная морда ехидно сморщилась. — Съем, если маму с папой слушаться не будете! — Да-да! — Корней выглянул в дверной проем на несколько мгновений. Убедившись в сохранности детворы, он вновь зарылся в бумаги. — И сейчас всем нужно в душ! А пока дети собираются, Корней отмоет своего гостя, — намекнула Мария. Долго держать окна открытыми она не могла. Во-первых, Николай уже давно спал с компрессом, а во-вторых — не май месяц. Митя пригнулся, и пока Корней искал щетки, он успел забиться под журнальный столик. Дети сдали его с потрохами: смеялись и тыкали пальцев в укрытие крокодила. — Ах ты, гадкий и грязный, неумытый поросенок! — Корней схватил его за хвост и потащил на себя. Митя не сдавался и впился когтями в деревянные полы. Столик заходил ходуном. — Умываются мышата, и котята, и утята, и жучки, и паучки… Рифма тугой веревкой накинулась на конечности Мити, и, расслабившись, он дал Корнею себя вытащить.***
Вся улица почему-то гудела. Дети пародийно вышагивали с палками по тропинкам, передразнивая друг друга четверостишьями. — Что они тут жгли? — Гордей раздраженно расчистил перед собой воздух запиской от Зилии. Текст на листе размазался, чернила потекли — видимо, Хвосты все-таки облизывали заветную бумажку, но вампиру (не без труда) удалось отыскать нужный адрес. Калитка, укрывающая нужный дом от чужих взглядов, была приоткрыта. Бросив чемодан около порога, Гордей протиснулся во двор. Опавшая листва разгуливала по деревянным ступенькам веранды, а распахнутая настежь входная дверь манила своей темнотой. Сквозняк пел Гордею страшную колыбельную. Ни на что не похожую, но почему-то такую знакомую… Голос родной матери неприятно искажался, то и дело пропадая в осеннем шуме: — Уходи-ка ты домой, да лицо свое умой. А не то, как налечу: растопчу и проглочу! Пригнувшись, вампир тот час же обратился в кота. Он обошел дом и вскарабкался на подоконник. Голубые очи тщательно всматривались в запустевшую квартиру. Вещи валялись на коврах, диваны и кровать были выпотрошены, а набивка перемешалась с разбросанными бумагами и какими-то документами с большими печатями. Гордей сглотнул. Белые усики дернулись. Дверца сломанного шкафа покосилась, и кошачьи зрачки сузились. Существо, которое там сидело, больше напоминало… Торфяной сгусток. Огромные капли падали вниз, пачкая собой светлую мебель. Оно смотрело сквозь Гордея, хоть и не имело глаз. Оно не двигалось и двигалось одновременно, воронкой поглощая внимание. Если вы видите, что смерч остановился — значит, он идет на вас. — Хозяин… — Хвост возник так неожиданно, что кот подпрыгнул на месте, чудом удержавшись когтями. — Его что, убили? Вампир тут же сменил лик на человечий, с силой ударив сначала одного Хвоста, а потом и того, который рядом молча стоял. Наваждение из шкафа пропало. — Ах, вы! Вы что, сволочи хвостатые, совсем ополоумели?! — он шипел как настоящий кот и даже напрягал пальцы так, что визуально они превращались в когти. — Я просто спросил… — опустив голову, прошептал ящер. А второй и вовсе спрятался за сородича, не желая больше получать просто так. — Нет, его не убили, — вампир вновь принял кошачье обличие, протискиваясь в приоткрытую форточку. Как только он спрыгнул на пол, Хвосты последовали за ним. Действительно, запаха крови внутри не оказалось, но зато ящеры нашли на чистом и белоснежном ковре множество грязных следов. По размеру ботинок и отпечатку подошвы можно было легко догадаться — Ловцы. Только они ходили в таких широких гряземесах. — Его забрали… — тяжело дыша, Гордей провел рукой по столу. Нижнее веко быстро задергалось. — Быть не может! Гордей присел рядом с выпавшими пружинами, ощупывая пальцем каждый виток. — Хозяин! Тут чумадан под полом! Зи-ли-я Б-б… — Бермирковлна! — продолжил читать второй. — Бе-ре-ми-ро-вна! Тут ей чумадан подписан, хозяин! Растолкав Хвостов, Гордей выхватил желтый чемоданчик у ящеров. Он так сильно дергал за ручку, что она отвалилась вместе с маленьким замком. Разорвав крышку, вампир вытряс на пол несколько склянок, какую-то белую тряпку и серебряный трезубец. Обмотав ладонь тканью, Гордей аккуратно взял инструмент. Он обжигал нежную вампирскую кожу даже через плотный клубок рубашки, которая, как оказалось, шла в комплекте. Трезубец переливался и искрился, словно диковинный и необузданный зверь, пытающийся вырваться на свободу. — Интересненько… Среди прочего барахла Хвост нашел инструкцию.«Дорогой Зилия! Я собрать для вас полный набор деталей для вашего любовника. Рубашка усмирять, у нас популярна очень, связать рукава между собой, закрепить ремнями и посадить. Специальный напиток: развести в склянка, поить сразу перед применением «зубца». Он поможет вытащить волшебный ядро из вашего любовника. Колдовать нет, не сможет. С уважения главный Инквизитор».
Хвост читал без запинки и дословно цитировал каждое слово из письма иностранца. — Так вот, что за товар… Так вот, что за поставщик… Инквизиция… — Гордей отбросил зубец подальше, а сам впечатался в стенку. Дыхание участилось, сердце заработало быстрее. — А кто такой этот Инвикзиор, хозяин? — У нас этим раньше занимались Ловцы… — вампир не сводил взгляда со страшного аппарата, который безобидно выглядывал из-под белой ткани. — Отлавливали нечисть. Только после введения документации и реестров они перестали безнаказанно убивать нас. Теперь они служат на благо государству. А за морем… Там хоть и раньше отменили привязку нечисти к дворянам, но… Все равно есть группы тех, кто намеренно и уже незаконно истребляет. Даже такими… способами. Пытки. Зилия собралась пытать Митю. Всю нечисть, кажется, с раннего детства пугали Ловцами, и Гордей не стал исключением. Отец рассказывал ему перед сном страшилки про то, как Ловцы издевались над любопытными вампирятами, вышедшими за порог дома. Заговорил с незнакомцем — тебя заберет Ловец. Взял у чужого конфету — тебя найдет и заберет Ловец. Нагрубишь матери — ночью из-под кровати у тебя обязательно вылезет кто? Ловец. — Чего же, эта вилка из Господина магию вытянет? — Я не сомневаюсь… Она его сначала опоит, свяжет, а потом на эту… вилку насадит! — светлые волоски на руках Гордея встали дыбом. — И не сможет он больше колдовство выплескивать? И пропадет чернота? — И выпускать можно будет! — Главное, чтобы она не захотела усмирить кого-то из нас… — Гордей заметно оживился. Не теряя времени, он сгреб все обратно. — Подайте мой чемодан! Хвосты выбежали на улицу через дверь, как полагается. Гордей приоткрыл шкаф, полностью засунул туда голову, но никого не обнаружил — даже смрадного запаха, который обычно следовал за Митей. С Лаврентием ему было бы не так… Страшно? Да, определенно страшно. Гордей испугался. Расстегнув несколько пуговиц на воротнике, он поглубже вдохнул. — Если я его не привезу, то точно окажусь вместе с Дмитрием на этой вилке… — спешно защелкнув замок, Гордей выбежал из дома. Нужно было как можно скорее доставить это Зилии. Как можно. Скорее. Уже выходя за калитку, Гордей краем глаза заметил темноволосую женщину, которая молча за ним наблюдала со своего двора. — Молодой человек! — она окликнула его, как только он собрался развернуться — Вы к Евгению Архиповичу? Его нет дома. Уже неделю как нет. — Мне нужно было забрать у него свои вещи, ах-ах-ах! — затолкав глубже Хвостов в карман, Гордей напряженно сжал кулак. Женщина вылила мыльную воду на землю, не упуская Гордея из виду. — Какие вещи? Думаете, раз дом пустует, то можно брать, что вам захочется? Я сейчас полицию вызову! — Мама! Где полотенце? — на крыльцо выбежала девочка. — Лидочка, подожди в доме! — женщина спустилась с лестницы и даже почти что вышла на тропинку. — Молодой человек! Вас как зовут? Чьей вы фамилии? Гордей молчал. Он смотрел за ее спину в полном ужасе: позади выросло огромное черное пятно. Оно разрасталось, растягивалось по вечернему небу, задевало ветки деревьев. Куоккалу сжирала чернота. — Ох, хороните меня! — чемодан вывалился из закрученного протеза, хотя Гордей крепко его закрепил. Улыбаться он больше не мог — зубы свело, нервы кололи от челюсти до самого локтя. Оно опять пришло к нему. Оно шло за ним попятам. Чудище могущественнее, чем Гордей предполагал. Даже с расстегнутой горловиной дышалось труднее. Затхлый запах забился в Куоккалу плотными ватными комками. — Стой! — женщина запустила в беглеца камнем, но тот уже скрылся за соседним домом.***
— Мария, что случилось? — к ней вышел весь мокрый по пояс Корней. — Корней, воры! Евгения дом обворовал, скотина! А одет прилично! И как теперь детей во двор отпускать?! — Не ругайся, я сейчас позвоню. Если к нам полезут, я им так… Поддам! За детей не волнуйся, они же не козлята из сказки, чтобы двери волку открывать! Они оба зашли в дом, а тьмы, как и не было вовсе. Помытая детвора даже после десятой сказки не хотела спать. — Вот тебе мыло душистое и полотенце пушистое, и зубной порошок, и густой гребешок! — практически хором и невпопад пели они, прыгая вокруг Мити. Митя сидел смирно. Корней не то что его ополоснул, а провел настоящую химчистку. Чешуя приятно блестела, черные волосы лоснились, отдавая голубизной, а из пасти приятно пахло. Он бы и дальше оставался тут, но невольно подслушал Хвостов с Гордеем. Думал, что вампир испугается его, увидит и оставит трезубец. Но он… собака, забрал все с собой. И теперь уже мчал на перрон. Перехватывать его не было смысла. Гордей будет на чеку, а Митя что-то… Что-то он уже устал. Целую ночь они сидели в кабинете Корнея и записывали все стихи, которые пели дети, сочинял Корней в поезде и кричал Митя в ванной…