***
Количество здравых мыслей в его голове приравнивается к нулю. И это вовсе не от выпитого алкоголя. Даша уже не знает, как и чем ободрить друга, поэтому просто даёт ему время побыть наедине с собой. Опасно? Да. Тысячу раз да. Никакие стихийные бедствия не наносят столько разгрома и потерь, как буря, носящая прекрасное имя Тина, в его голове. Но Слесаренко знает, что он сильный, что он со всем справится. Мобильный разрывается от входящего звонка, и, обычно, на протяжении всего последнего времени, он не обращает на это никакого внимания. Но что-то больно колит под рёбрами, и он четко понимает, кто хочет услышать родной голос на том конце провода. — Да, мам, — тяжело выдыхает и выходит на балкон. Солнечные лучи лениво касаются его лица, и он осознает, что таких прикосновений от нежных и теплых материнских рук ему катастрофически не хватает. — Что-то ты совсем погряз в своей работе, — в её голосе слышны нотки укора и волнения, которые она пыталась тщательно скрыть. — Не звонишь нам, не пишешь. Мы скучаем. — Я тоже безумно соскучился. У них всегда была какая-то немыслимая связь. Никакая сила не была способна разорвать ту тоненькую ниточку, которая с самого первого сердцебиения связала этих людей. Таких родных и нужных друг другу людей. Она — его единственная любовь. Безоговорочная и неподдельная. Его дом, его спокойствие, его всё. Она — собирательный образ всех героев детских сказок. Лучик света, который каждый раз пытается пробиться в его закрытые окна. И, как ни странно, ей это удаётся. Тонко чувствует не менее хрупкую натуру даже на большом расстоянии. Знает, что сын не особо любит вмешательств в его личную жизнь, но ничего не может с собой поделать, когда сердце не на месте. Всем бы детям таких матерей. И не важно, десять тебе или сорок. Опирающийся ли ты на проверенную информацию физик-ядерщик или последний романтик Кишинёва. Молчание затягивается, но слышать размеренное дыхание матери — дороже любых драгоценностей на этом земном шаре. — Помни, что все мы, прежде всего, люди. И нам свойственно совершать ошибки, — Людмила словно прочитала его мысли. Или поймала выпрыгивающее сердце. Или услышала, как трещит по швам когда-то заштопанная душа. — Самое важное — это вовремя признать свою вину. И попросить прощения. Сила человека в его понимании и всепрощении. От этого тебе и… Всем станет легче, — она не стала лезть куда-то глубоко, переходить на личности, просто дала совет, в котором так нуждался её маленький мальчик. — Не забывай это, милый, как и то, что я тебя очень люблю. Он словно видит её грустные глаза, в которых постепенно потухает постоянный огонёк. Морщится, когда вспоминает своё беспробудное состояние. Он ведь даже не удосужился за всё это время написать ей несчастную смс-ку. Она ведь, наверняка, волнуется. Она точно волнуется и переживает. Как и всегда. Понимает, что поступает в корне неправильно и хочет, наверное, впервые, что-то исправить. — Но как же я?.. — его не хватает на полное предложение. Он и сам то не знает, что именно хочет спросить. Мама — большая энциклопедия для любопытного мальчишки. А ведь это действительно так. И главный её плюс в том, что она знает не только ответы на всё интересующее, но ещё и вопросы, которые слишком сильно пугают её сына. — Ты действительно не знаешь как? — усмехается, вспоминая его пятилетнего, когда он был увлечён всем, чем только можно. — Так, как говорит тебе сердце. Ты всё знаешь, мальчик мой, просто оглянись вокруг. Все ответы лежат на поверхности, не стоит копать слишком глубоко. — Ты, как всегда, права, — опускает голову вниз, констатируя и так всем известный факт. — И где же только таких найти можно? — Тебе стоит всего лишь протянуть руку, — кажется, последний таракан только что заснул под её тихий и обволакивающий голос. — Сложно, порой, протягивать руку в тьму. Туда, где нет никакого источника света. Туда, где всё покрыто черной материей. — Сложно, значит с ложью. Стань той силой, которая поможет черному отдать всё накопленное. Стань тем источником света, который поможет моряку не сбиться с курса. Стань его маяком. Стань светлячком для странника. Стань путеводной звездой для одинокого моряка, который имеет лишь одну ветхую, но до боли любимую лодочку. Помоги ему доплыть до берега. Тот, кто безвозмездно отдаёт себя, получает всегда гораздо больше. Но твои намерения должны быть чисты, без фальши и самообмана. Это трудно, никто не спросит, но как только ты перестанешь обманывать, как минимум, самого себя, то жить станет чуточку легче и светлее. И, возможно, кто-то на том берегу также протянет тебе свою руку, в надежде стать для тебя тем самым светлячком. — Спасибо, мам, — и пусть вопросов стало только больше, но волнение куда-то пропало, уступая место теплоте и уюту. И тоске по дому. Ему обязательно нужно вернуться домой. Пусть даже и на чуть-чуть.***
— Павел, — врач тянет имя, так как вовсе не знает отчество Палача, а обращаться на ты, да ещё и просто по имени, не позволял статус. — Просто Павел, — Паша оставляет стаканчик с кофе рядом с собой и резко встаёт. — Что с ней? — Мы взяли некоторые анализы, — врач запинается, пытаясь найти ответ на свой вопрос в глазах собеседника. Но ничего, кроме шока там не видит, поэтому интересуется вслух: — Вам известно, что такое ХГЧ? — Ну, в общих чертах — да. Но какое это имеет дело… Стоп. Подождите, — Паша снимает очки и касается зубами оправы. Всегда пытался отучить от этой привычки свою несносную подругу, которая в порыве вдохновения оставляла следы на всех карандашах и ручках. — Разница между данными в анализах и нормой совсем незначительна, поэтому сказать точно, возможен ли факт беременности, мы не можем. После тяжелейшего нервного срыва плод бы вряд-ли сформировался. А даже если бы и повезло, то последующая терапия нанесла бы сильный вред. Сказать, что Паша был в шоке — ни сказать ничего. Пусть эта информация не является полностью достоверной, но Тина могла бы стать матерью во второй раз. Она всегда мечтала о дочке. С восторгом и завистью смотрела на чужих деток, надеясь, что когда ей посчастливится испытать чувство материнства вновь. Злость на Балана росла в геометрической прогрессии. Кто, если не он, предполагаемый отец ребенка? Мало того, что довел ее до крайней точки, до точки невозврата, так ещё и лишил её возможного ребенка. Хотя, что хуже: ребенок от Балана или его выходки? — Простите, вы упоминали какую-то терапию, — Паша постепенно возвращался в реальный мир, где его ждали тёплые карие глаза врача. — Да, я назначил ей курс препаратов, который поможет стабилизировать гормональный фон. Вас должны были предупредить о возможных осложнениях. Эти препараты на какое-то время «заблокируют» сильные эмоции и чувства. Это нормально. — Я понял, спасибо. Могу я к ней зайти? — Да, конечно, правда она ещё спит, — врач придержал Орлова за локоть и чуть тише добавил: — По поводу предполагаемой беременности. Мы не имеем право без вашего согласия сообщать такую информацию пациенту, находящемуся в настолько тяжёлом состоянии. — Мы сами… Как-нибудь. Пшеничные локоны разбросаны по всей подушке. Это единственное яркое пятно во всей серой палате. Губы всё ещё имеют синеватый оттенок, который заставляет ком в горле подниматься всё выше и выше. Она бы ни за что не согласилась на визит к психологу, не то что стационар, капельницы, постоянное посещение врача в белом халате и противный больничный запах. — Прости, милая, но иначе нельзя. Садится на стул рядом с ней, сжимая в руке маленькую ладошку. Не уберёг. Не спас. Не успел. А смог ли успеть? Когда наступил тот критический момент? Когда курок был спущен? Это даже ей самой неизвестно. А ведь ему тогда, перед подписанием злополучного контракта на экранный роман, было все известно. Уже тогда он отдал ей в руки пистолет с двумя пулями. А она, как истинная девочка, передала оружие противнику. Дан мастерски справился с задачей, оставляя впечатление опытного стрелка с многолетней практикой. Как порядочный джентльмен, вручил даме заряженный пистолет, вовсе не думая о последствиях. Это был выстрел на поражение. Поражение самой себя. Ликвидировала игрока. Маленькая глупая девочка. Только мафия остался жив. И тот факт, что пуля осколочным коснулась и опытного стрелка, Палач узнает чуть позже. Берет в руки телефон и задумчиво крутит в руках, вспоминая глаза Дана. Такой взгляд в этих глазах он не видел никогда и именно это сейчас заставляет его думать и долго анализировать в голове правильность возможного поступка. Орлов всегда привык доверять своей интуиции и именно поэтому уже спустя пару минут слышит длинные гудки в динамике своего телефона. — Паша? — голос приглушен и сильно хрипит, скорее всего, ото сна. — И тебе доброе утро, хотя у кого-то не очень, если честно, — не может не съязвить даже сейчас. — Дан, я не знаю, как ты к этому отнесёшься, но, честно говоря, мне все равно. А для тебя это шанс исправить свои ошибки и больше никогда их не допускать. Орлов меньше всего на свете хотел подпускать к Тине снова этого человека, пока не увидел в его глазах искреннего раскаяния и желания все исправить. Возможно, даже Дан не до конца осознаёт, но Орлов всегда знает любую ситуацию на два шага вперёд и ещё ни разу не ошибся. — Что случилось? — Тина в больнице. Дан, она практически в психушке, и меня больше ничего не сдерживает, чтобы сказать, что это ты во всем виноват. Да, она наивная дурочка, и я уже об этом говорил, но это никак не отменяет того, что ты последняя сволочь. — Как в больнице? Паш, подожди, в смысле в психушке? — А в таком смысле, Балан, что это чудо чуть не утопилось в собственной ванной, — говорит с иронией в голосе, но самого просто разрывает изнутри. У Дана внутри окончательно рушатся все его принципы и установки, которыми он руководствовался ранее. По песчинке рушатся стены, покрывая весь его внутренний город огромным слоем пыли и пепла. Остаются одни руины и выжженные поля. Больше ничего. Глухая ноющая адская боль растекается по сердцу, а последний вопрос Паши: «Доволен?» бьет набатом по голове. — Я могу приехать, Паш? — Ты обязан приехать. И вытащить ее из этого состояния. Ты ее довёл, ты и разбирайся. Я устал, вот честно. Устал убирать за тобой все последствия твоих закидонов. Жестоко со стороны Орлова? Жестоко по отношению к Тине? Возможно. Но он видел разрешение этой ситуации только так и никак иначе. Они должны снова научиться друг друга слышать. Он снова должен научить ее себе поверить. Если, конечно, хочет этого. — Когда? Куда? — Ну, мне завтра нужно будет уехать, и хорошо, если рядом с ней кто-то будет. Если рядом с ней будешь ты. — Я понял, — запинается, и Паша буквально видит, как он топчется на месте, словно ребёнок. — Паш, спасибо. — Пока не за что. — За доверие спасибо. Я все сделаю. — Делай, Балан. Делай, — сухо отрезает Орлов и сбрасывает вызов.