Твої гріхи

      В помещении тепло и уютно, как и везде, к чему прикасалась её рука. Вот такая вот аномалия получается: девочка с ледниками внутри согревала и освещала светом все вокруг.       Отдавала, но ничего не получала взамен.       Дан идёт вслед за Орловым, заминая пальцы словно школьник.       Вся команда уже в сборе и, увидев Пашу, резко оживилась, поднимаясь с мест, чтобы поздороваться. — Привет, привет всем, ребята. Я к вам сегодня не один, — смотрит в сторону Дана, а команда затихает, не понимая, что тут мог забыть Балан. — Представлять, я думаю, не стоит, поэтому сразу к сути вопроса. — Паш, Тина как? Что вообще произошло? — перебивает парень из команды, бросая недоверчивый взгляд на Дана. — Нормально Тина. Просто кому-то нужно поменьше работать и побольше отдыхать. Ладно, это моя вина, я не уследил.       В груди все сжимается от этих слов. От осознания, что Орлов вообще здесь не причём. И ему хочется заорать на весь мир о том, что это он во всем виноват, если бы только им обоим от этого могла стать легче… — Так вот, к делу, — Паша достаёт какие-то папки, всаживаясь за стол, а вся команда становится вокруг, пока Дан продолжает стоять у входа, не двигаясь и, казалось, даже не дыша от волнения. — А ты чего там встал? Тоже давай, иди поближе, вникай. Значит так… — Орлов прочищает горло покашливанием и сам начинает заметно переживать. — Дату релиза мы переносить не можем, иначе могут подорваться рейтинги, плюс нужна объективная причина переноса. Тина мне под дулом пистолета запретила разглашать информацию о ее состоянии, а придумывать что-то убедительное у меня нет ни времени, ни желания… Поэтому, — переводит снова взгляд на Балана, добавляя словно ему одному: — поэтому здесь сегодня стоит этот молодой человек. Основной материал у нас готов, все записано, нужно добавить чуточку… как это у вас там называется? — Магии, — вставляет Дан. — Да-да, именно так. В этом у нас спец не только Тина, как оказалось, но и Дан. Из личного опыта знаю, что вкусы и предпочтения у них очень схожи, а значит, все будет супер. — Вряд ли он сможет добавить в музыку Тинину магию. Она только ее, — парень, имя которого Дан пока не узнал, встревает во второй раз, демонстрируя все своё недоверие.       Он смотрел на Балана слишком сухо, отчего на душе было также паршиво, как и в её палате. Они явно знали немало, и такое поведение говорило о том, что истинную причину состояния Тины они точно могли предположить. И Дану в очередной раз становится ужасно стыдно за свои поступки. Смотрит поочередно на каждого и видит в них отражение той девочки, чью палату он видит чаще, чем свою квартиру. — Он постарается, — отрезает Паша и становится ясно, что ему и самому все это неприятно. — Давайте без лишних вопросов. Кажется, в курс дела всех ввёл, — прячет свои личные вещи в карманы и чуть громче добавляет: Я поеду, а вы работайте.       Хлопок двери.       Дан разворачивается лицом к комнате и сталкивается с недоверчивыми взглядами музыкантов.       Орлов, куда же ты? Балан впервые за много лет чувствует себя ребёнком, которому сейчас жизненно необходимо спрятаться за мамину юбку, цепляясь за ее коленки, но мамы нигде нет.       Ладно, ничего. Берём ситуацию под контроль. — Ребят… — выдыхает и пододвигает к себе стул, садясь на него задом наперёд в излюбленном положении. — Я понимаю, что Тину заменить не смогу, но я и не пытаюсь этого сделать. Я просто хочу ей и вам помочь. — Благодетельность типа? — встревает уже другой парень из команды, складывая руки на груди. — Искреннее желание помочь, — стоило бы добавить, что это ещё и попытка хоть как-то загладить свою вину и сделать для неё хоть что-то, что никак ей не навредит. Но этого им знать не обязательно. Совсем не обязательно. — Я бы не лез, если бы в этом не было необходимости, поймите. — Ну, попробуйте, — хамовито отвечает какая-то девушка, проходя мимо и бросая на Дана очень странный взгляд.       Работа не клеилась от слова совсем. И не то, чтобы кто-то специально устраивал какие-то бойкоты или ставили различные «подножки» Дану — напрягала сама атмосфера, которой, к слову, практически не было. Ну, подумаешь, грозовое облако повисло над их головами, что страшного то? А страшно то, что наличие тёплой и хотя-бы чуточку искренней атмосферы для такого человека, как Дан, едва ли первый пункт в любой его деятельности.       На лбу уже начинала появляться испарина от напряжения, которое из эмоционального перерастала в физическое. — Стоп, — тихо говорит брюнет, потирая виски и шумно выдыхая. — Перерыв 15 минут.       Кто-то из ребят уже успел понять, что Дан не желает ничего плохого, да и как музыкант он очень неплох, поэтому и влился в работу, но большинство команды все ещё не доверяли, а особенно мужская часть коллектива.       Они как-то особенно относились не только к работе, но и к Тине. При каждом упоминании её имени они становились в стойку, словно обороняя честь и достоинство своей королевы. Только это не совсем верное определение. Она им куда ближе, чем просто босс или руководитель. И несмотря на все недомолвки, Дан искренне счастлив за то, что в её узком кругу есть такие достойные люди.       Дан достаёт из кармана пачку крепких сигарет, что носил обычно с собой для таких вот крайних случаев и делает затяжку.       «Ненавижу курящих…» — проносится в голове голосом одной прекрасной женщины, окончательно поселившейся у него в душе. Вдруг становится противно до жути и Дан, делая ещё всего одну или две затяжки, отбрасывает сигарету в урну. — Что же ты со мной делаешь? — поднимая голову вверх, произносит тихо-тихо, а его мысли прерывает звон телефона: — Да, Паш. — А чего так вяло? — интересуется Орлов, не скрывая злорадных ноток в интонации. — Не клеится у меня ничего, Паш. Они мне просто не доверяют, понимаешь? Я не могу строить работу без доверия, — вспыхивает Дан, не замечая стоящую сзади девушку из команды. — А как ты хотел? Они же Тинины люди, ты, по сути, им просто никто, — заключает мужчина, с кем-то прощаясь. — Налаживай контакт, Дан, что я ещё могу тебе сказать. — Я пытаюсь, но посмотрим, что из этого выйдет. Ты, кстати, был у неё? — тут же переключается, вспоминая безжизненный голубой взгляд. — У неё, Дан, есть имя. Я не укушу тебя, если ты произнесёшь его вслух, — усмехается Орлов, вероятнее всего, потирая сейчас переносицу. — У Тины был, да. Ей немного лучше, но все равно всё весьма печально. — Я могу заехать к ней после репетиции? — Какой ты стал инициативный, приятно удивляешь, — снова улыбаются, а Дану уже хочется проехаться по его шутливой физиономии. — Но лучше работай пока, Дан. Ты очень нужен нам. И ей тоже, помни об этом. Тина ещё не знает, насколько будет благодарна за не сорванный релиз. — Работаю, Паш. Все, давай.       Разворачивается и, закинув в рот жвачку, возвращается в помещение, тут же натыкаясь на девушку, что буквально полчаса назад нахамила ему, демонстративно покинув студию. — Дан, — зовёт его, подходя ближе. — Вы извините меня, пожалуйста, и ребят тоже… Не знаю, что на нас на всех нашло. Мы просто очень переживаем за Тину, она же… — Да, я понимаю, — мужчина смягчается, слегка улыбаясь девушке. — Я знаю, как трудно довериться новому руководителю, но ведь я не претендую на её место, просто хочу помочь. — Мы, наверное, не поняли друг друга, я поговорю с ребятами, если хотите. Они все хорошие, просто понимаете… Мы так давно работаем вместе, все очень переживаем всегда друг за друга, это нормально, наверное, что нам не безразличен релиз альбома и мы просто все на нервах из-за того, что он рискует сорваться. Дело даже не в самом альбоме и его релизе, если честно, — она виновато опускает глаза, бегая ими из точки в точку на полу. — Нам просто не хватает её рядом. Даже криков на всю студию и вопросов «Вы что, совсем одурели?! Кто такое будет слушать?». Она ведь не просто наш начальник, ровно также, как и мы не просто её подчинённые… — Но я ведь хочу того же, что и вы. Паша позвал меня для того, чтобы я вам немного помог. Я не собирался ничего менять, просто доработаем всё вместе, возможно чуть подкорректировав неточности, — он тяжело вздыхает. — Вот и все… Пойдёмте в студию, я сам попробую донести все ребятам. Но если что, поможешь мне? — Дан улыбается девушке, а она смущенно кивает, улыбаясь в ответ, и они вместе возвращаются обратно, а Дан уже чувствует, что все может наладиться и у них действительно выйдет что-то стоящее.       Они около часа потратили на разговор, все познакомились и, что важно, — услышали друг друга. Дан выслушал рекомендации по звуку и записи, которые давала команде Тина на их последней репетиции, учёл все нюансы, неточности, и первые два трека были готовы уже к вечеру.       Они сработались и даже смогли душевно поговорить за чашечкой кофе в конце рабочего дня. Конечно, ребята делились своими чувствами и эмоциями от работы с Кароль, а Дан все больше и больше осознавал, как же сильно он был слеп по отношению к ней.       Он не замечал ангела в человеческом облике, ещё и дорисовывал ему какие-то несуществующие недостатки. Это осознание душило его, сколько бы он не извинялся.       Сейчас в душе было только ощущение, что он непоправимо перед ней виноват. И даже мир бросить к её ногам будет мало, чтоб перекрыть это саднящее внутри чувство вины.       Выходит на холодный воздух, кутаясь в воротник пальто, пока на голову сыпятся мелкие капельки дождя. И он стоит, совершенно не двигаясь, переваривая все события сегодняшнего дня. Усталость приятной истомой разливалась по каждой микрочастице его тела. Но даже этот факт не позволил ему улыбнуться.       Он должен ее увидеть.       Это просто необходимо сейчас.       По радио звучит какая-то музыка, но мысли снова громче, снова отдаются неприятной болью в сердце и голове. И он даже не жалуется сам себе, что сильно устал от этой дерьмовой жизни, которая изрядно выматывает его изо дня в день. Лениво потирает переносицу, вспоминая, как совсем недавно уснул возле коленок Тины прямо в палате, свернувшись в три погибели на неудобном скрипящем стуле.       Аккуратно открывает дверь в палату. Темно. Только свет уличного фонаря, что так неудачно бил прямо в окно, освещал ее крохотную спящую фигурку в палате.       Шагает едва ли не на цыпочках, боясь разбудить и тихонько присаживается на стул, который скоро сможет приватизировать, потому что столько времени, сколько он на нем, вряд-ли ещё кто-то проведёт.       На тумбочке тихо вибрирует телефон, но это оказывается достаточно громко, чтобы она в первую же секунду дёрнулась, резко распахивая глаза. Не обращает на Дана никакого внимания, хватая телефон и всматриваясь сонным взглядом в экран, на котором высвечивается «Сынок» и милая детская фотография Вени. — Черт… — хнычет, зажмуривая глаза. Больше всего она не хотела, чтобы сын узнал о том, в каком состоянии его мама. — Веня… — переводит на Дана расфокусированный взгляд, в котором сейчас читалась полнейшая растерянность. — Поднеси телефон ближе к лицу и, наверное, будет не видно, где ты, — советует Дан, а Тина недоверчиво кивает, но все равно подносит телефон ближе к лицу, переворачиваясь на бок и смахивая кнопку «ответить» в сторону. — Мам, привет, — радостно щебечет мальчик. — Привет, мое золото, — ласково говорит девушка, а Дан готов поклясться, что за все время ни разу не слышал в ее голосе такой интонации. Тёплой и материнской, полной любви и нежности. — Как дела? Ты ещё не спишь? — мальчик совсем не замечает чужой обстановки, хотя, возможно, просто делает вид, что не замечает, но об этом она не узнает. — Все хорошо, малыш. Нет, нет конечно, не сплю. Просто лежу, отдыхаю. Как ты? Как в школе, что нового у вас там? — засыпает вопросами своего ребёнка, а Балан не может сдержать улыбки, не отводя взгляд от этого домашнего зрелища, свидетелем которого ему пришлось стать. — Все супер! Недавно нас водили в музей древних животных, мне очень понравилось, это так интересно. — Я очень рада, что тебе понравилось, сынок. Очень-очень. Не скучаешь там? — Скучаю… — грустно тянет Веня, а Кароль тут же меняется в лице, полностью перенимая состояние и выражение лица сына. — Малыш… Ты же скоро будешь дома, да? Когда у вас каникулы? — голос дрожит и Дан начинает переживать за неё, словно по цепочке, тоже меняясь в лице. — Через две недели, но возможно у нас будет поездка с классом, я ещё не знаю. Ладно, мам, мне пора, — она видит, что Веню все же что-то встревожило, потому что обычно на вопрос «Не скучаешь?» он отвечал куда более оптимистично.       Настроение тут же упало и, отправив сыну поцелуйчик, она откладывает телефон, переводя взгляд на Балана, еле сдерживая слезы. — Тин… — Помолчи, пожалуйста. А лучше уходи, ты зачем пришел? — он замирает, глядя, как на его глазах она превращается из любящей заботливой мамы, которой была пару мгновений назад, в морально убитую девушку с нервным срывом впридачу, которая все ещё совершенно ничего не хочет.       Этот контраст ощутим слишком сильно, и Балан теряется, не находя в себе слов, чтобы ответить. Просто смотрит, переставая не только моргать, но и дышать, кажется, тоже. Нет, этого будет мало. Он перестаёт жить ровно в ту секунду, когда она своими айсбергами вскрывает его насквозь. Он перед ней как на ладони: какой-то слишком ранимый, со страхом в потухающих глазах и нервно сжатых кулаках. Даже и не скажешь, что морально убита здесь именно она. И он, по всей видимости, долго не протянет под таким её взглядом. Пора бы Орлову подыскать им совместную палату, на всякий случай. — Я… просто хотел… — мнётся, как мальчишка, отчаянно ища в себе хоть что-то. — Не нужно ничего, чего бы ты ни хотел. Я хочу одна побыть, выйди, пожалуйста, — просит, строго глядя на мужчину, а на лице не дрогнула ни одна мускула. И Дану совершенно ничего не остаётся, кроме как встать и, проведя ладошкой по ее ногам, спрятанным под одеялом, выйти из палаты, пока совершенно не понимая, как вытаскивать ее теперь из этого состояния.       И он не увидит одинокой слезы на ее щеке, которую она поспешно смахнёт ладошкой, отворачиваясь к окну.       Он не узнает, о чем она думала потом ещё полночи, не в силах сомкнуть глаз.       Он снова не будет знать, что она по прежнему захлебывается своими чувствами, но у неё больше нет сил им поддаваться. Подсознательно блокировать все внутри себя ведь гораздо проще.       Подушка мокнет, а в горле застывают всхлипы. Но подобное поведение она может позволить себя только пока ее никто не видит. И от этого ещё больнее, потому что несмотря на частые визиты Паши и Дана, она всё ещё чувствует себя совершенно одинокой и никому ненужной.