Твої гріхи

      Работа с ребятами приносит ему неимоверное удовольствие. Контакт был налажен, работа шла как по маслу. С некоторыми удалось наладить не только рабочее, но и более дружеские отношения.       Орлов благодарно пожимал ему руку каждый раз, когда к его приходу в студию была доработана ещё одна песня. Его не мог не радовать такой исход событий.       Очередной рабочий день подходил к концу. Ребята знают, что следующим местом назначения будет не дом, а палата в частной клинике. — Дан, мы закончим сами, — парень похлопывает его по плечу и одобряюще кивает головой. — Нам осталось свести два кусочка, — Дан направляет его к ноутбуку и, садясь за стол, продолжает: — Здесь можно добавить несколько фишек из прошлой песни, как будто она дополняет её. А затем… — Я уже понял, что ты хочешь сделать. Поверь, мы можем справиться с этим самостоятельно. Поезжай к ней. — Спасибо, если что… — Номер у нас твой есть, едь уже.       Как только дверь закрывается с обратной стороны, ребята переглядываются между собой и начинают улыбаться. Дан напоминал им Тину во всём. Они даже к недоделанной работе относятся одинаково. Готовы перенести всё, лишь бы сделать свою работу качественно.       Паркуясь возле клиники, он обратил внимание на свет в окне её палаты. Покидать автомобиль не сильно хотелось: на улице, впервые в этом году, пошел снег. Причем максимально странным образом. Метель заметала все дорожки, мороз больно касался лица. Но желание увидеть её было сильнее этой несносной стихии.       Открывая дверь, он моментально словил её обеспокоенный взгляд. Пушистая белая кофточка и лосины в клеточку заставили мужчину улыбнуться. Вспоминает младшую сестру, которая часто любила бегать в похожей домашней одежде в канун Нового года. — Привет, — шепчет, стоя в дверном проходе. Девочка продолжает смотреть на него как-то слишком озадаченно, что пугает его не на шутку. Он присаживается ближе и холодными пальцами касается её сжатого кулачка. — Ты чем-то напугана? — Холодные, — опускает голову вниз, рассматривая его красные пальцы, держащие ее маленькую бледную руку. Вместо того, чтобы дёрнуть рукой от сильного контраста температур или нежелательных касаний, указательным пальцем второй руку она проводит линию вдоль вен, виднеющиеся из-под рукава тёмного свитера. — Ты приехал.       Она боится самой себя. Не совсем понимает, как за всё последнее время ей удалось подпустить его ближе возможного. Касается его несмело, боится делать резкие и необдуманные движения. Но мозг постепенно отключается, и она поддается этой неконтролируемой волне страха.       Она не скажет, что смотрела в окно, надеясь увидеть там его машину. Не скажет, что накрылась с головой толстым одеялом, чтобы не слышать, как завывает в окно ветер. В её сердце такой же сквозняк. И пусть она мало что чувствует, но из памяти эти кусочки пазла никуда не исчезнут. — Паша звонил, сказал, что из-за погоды задержится, — поднимает голову вверх, распахивает глаза и чуть тише добавляет: — Можешь, пожалуйста, побыть со мной немного? Пока Паша не приедет, — уточняет, скорее, для самой себя. Врёт. Ей бы хотелось вот так сидеть с ним до окончания этой резко свалившейся на головы метели. — Побуду сегодня твоим Палачом, — усмехается, продолжая смотреть ей в глаза. Уголки её губ медленно ползут вверх, что не может его не радовать. — Когда ты только успела мне руки отогреть? — девочка неловко тянет руки на себя, притягивает свои ноги, сгибая одну из них в коленке, словно выискивает мнимую защиту. — Я же не это имел в виду, — останавливает ее, слегка надавливая своей ладонью в матрас. — Тогда расскажи мне сказку, — свободную ладонь, не затянутую в плен его всё ещё холодных рук, она запускает во влажные пряди волос, которые спадали ему на лицо. Решается на очередную глупость: мягко поправляет, вытирая большим пальцем каплю от растаявшего снега. — Паша всегда так делает.       Не всегда. Далеко не всегда. Только в самых экстренных случаях, когда ни один доказанный учёными факт не действует на эту маленькую мечтательницу. — Сказку значит? — она молча кивает и улыбается пуще прежнего. — Ну, хорошо, уговорила. Ложись, принцесса на горошине.       Дан силится приподнять её подушки, но она крепко держала его за указательный палец, мешая процессу. Легла спиной к окну, чтобы не натыкаться взглядом на эту ужасающую картину. Дан присел рядом, слегка опираясь на подушки. Держал дистанцию, стараясь не разрушить то, что она выстроила за последние десять минут его нахождения рядом. — В большом-большом замке жил очень богатый король. Все свои деньги он отдавал путешественникам, которые привозили ему красивых и редких птиц. У него была отдельная комната в замке, где стояло очень много клеток. За птичками постоянно присматривали, ухаживали. Но для какой вольной птицы мечтой станет жизнь в клетке? Их выпускали в оранжерею в определенное время, которого им было слишком мало, чтобы расправить крылья и летать высоко и свободно, — Дан замечает, что Тина ещё больше притягивает ноги к себе, сгибая пальчики в смешных носочках. — Ты не замерзла случайно? — Нет, рассказывай дальше, мне очень интересно, — Дан аккуратно касается её ступней, чувствуя холод даже через ткань. Встаёт с кровати и накрывает свободным краем одеяла свою самую драгоценную ношу на этот вечер. Да и не только на этот. — Вот так будет лучше, — поправляет одеяло, возвращаясь в удобное положение. — Однажды, самая свободолюбивая птичка решила улететь. Её всегда все останавливали, некоторые говорили, что она ненормальная, ведь лучших условий для жизни просто не найти. Охрана случайно отвлеклась, что позволило птичке вылететь из открытого окна оранжереи. Вырваться из замка было не так сложно. Она долго летела, наслаждалась высотой, любовалась просторами. Но сил оставалось немного. В тени деревьев стояла ветхая избушка. В ней жил одинокий пожилой дедушка. Он сразу накормил птичку семенами и напоил водой. Он разрешил ей побыть некоторое время у него, чтобы набраться сил и лететь дальше. Птичка откладывала свой отлёт с каждым днём всё дальше и дальше. Дедушка привык к ней и не хотел расставаться. Он понимал, что с ним ей будет очень скучно и, наверняка, где-то её ждёт семья. Но, осознав, что лучшей семьи у нее нигде и никогда не будет, птичка решила остаться со стариком, не желая оставлять его в одиночестве. Детали пришлось опустить где-то на половине и закончить сказку без смысловой нагрузки о свободе. Тина уже сладко сопела рядом с ним, по прежнему сжимая палец в своей руке. Видеть её настолько беззащитной ему доводилось буквально пару раз. И то по своей же вине, когда испытывал ее чувства и загонял в тупик.       Вспомнил момент у стены, когда она своим поведением выбила почву у него из-под ног. Нет, Дан никогда в жизни не позволит себе ударить женщину. И тогда бы точно не смог. Смотрит на неё и продолжает вспоминать все свои колкие слова. Становится тошно от самого себя. Разве можно быть настолько ужасным человеком? Тишину прерывает телефонный звонок. Тина дёргается, чем отвлекает Дана. — А что дальше? — тянет сонным голосом, потирая глаза. — Малыш, ты все проспала, — он усмехается, доставая из кармана телефон. — Да, Вов, привет.       Дан коротко и сухо отвечал, совсем не желая отвлекаться от своего занятия. Тина отпускает его руку, зарываясь в одеяло почти с головой. — Да, я понял, до встречи, — кладёт телефон на рядом стоящую тумбочку. — Завадюк утвердил тренерский состав. — И что там? — Потап с Настей в двойном кресле, наш любимый Монатик и мы с тобой, — замечает, что на «мы» она невольно жмурится. — Вова попросил… — Подожди, — перебивает его. — Это уже точно? — Вова ещё какие-то детали обговаривает, но состав уже… Все хорошо?       Тина тут же отстраняется от реальности, уставившись в одну точку, а Дан теряется, не совсем понимая, что с ней происходит.       Воспоминания кроют одно за другим, больно ударяя прямо по едва начавшему заживать сердцу. Швы расходятся, а раны снова начинают болеть.       Она боится, действительно, просто боится возвращаться туда, откуда едва смогла вырваться. На подсознательном уровне она понимает, что снова срывается в эту яму унижения, боли и обиды на него и на саму себя.       Да, только что все было нормально, казалось бы, но все это рушится в один момент, стоило только напомнить о том, что так сильно старалась забыть. — Дан… — поднимает на него глаза и поджимает ноги ближе к себе, когда он поверх одеяла прикоснулся к ее лодыжкам, — ты… ты иди, наверное, — снова прячет взгляд, бегая им по всей комнате. — Тин, не молчи, пожалуйста. Что я не так сказал? — Все так, просто… — шумно и напряжённо выдыхает, — просто уходи. Увидимся на съемках, — выдавливает жалкое подобие улыбки и прикрывает веки.       Он совсем не хочет ее оставлять, боясь за то, чего ещё напридумывает себе эта девочка. — Пойми же ты наконец, что я не сделаю тебе больно, — проводит ладонью по одеялу рядом с собой, где ещё недавно, совсем близко, тихо сопела ничем не встревоженная Тина. Он не собирался ее оставлять. Но и идти против ее воли ему не особо хотелось. — Я уйду только потому, что этого хотела ты.       Дверь закрывается, снова оставляя её в своём маленьком больничном мире. Погода немного сжалилась над ним и всеми жителями Киева. Наверное, где-то в пробке сейчас стоит Орлов, ребята из команды уже давным-давно дома, со своими семьями. И только она устало смотрит в окно, надеясь, что он ее не увидит. Он заметил её всего однажды, перед самым отъездом от клиники. Каждый раз чувствует её тёплый взгляд, иногда пытается уловить ее силуэт в окошке краем глаза, лишь бы не спугнуть его, лишь бы не показать, что он знает, что она каждый раз провожает его взглядом.       Ждёт, пока машина прогреется, ищет какие-то спокойные песни на радио, постукивая одной рукой по рулю. В голове всё ещё хаос, и вряд-ли какая-то музыка сможет это исправить. «Она тебя ждёт» — короткое сообщение, но Дан знает, что Орлов всё поймёт.       Вспоминает ее глаза и не может понять, насколько его ещё хватит. Самому надоели эти вечные американские горки. Как-то слишком резко всё свалилось на его голову, как этот дурацкий первый снег. Усмехается своему же сравнению и выворачивает руль, выезжая на главную дорогу.       Она провожает его взглядом, пока машина не исчезает в тени. Жалеет уже не первый раз о том, что подписала контракт на два года вперёд. Готова навести все порчи мира на Завадюка, который так сильно давил на нее при принятии решения не только касательно контракта, но и их с Даном «экранного романа». Он ведь почти на 99.9% был уверен, что Дана в юбилейном сезоне не будет.       Её ведь никто не предупреждал, что он снова будет с ней так близко.       Она не замечает, как пролетает время. Теряется в своих мыслях. От скрипа двери приходится резко дернуться. Надеется, что это не он. — Это ты меня там в окне высматриваешь? А я думал тайно пробраться и украсть тебя, — закрывает за собой дверь и разводит руками. — Даже не обнимешь старого друга?       Она всё ещё смотрит на него слишком отстранённо, чем пугает и так вечно стрессующего Пашу. Несчастных трёх слов ему хватило, чтобы понять, что что-то пошло «не так». У них это константное состояние. — Неужели это Балан тебя довел до такого состояния? — садится рядом, приобнимая её за плечи. Тяжело выдыхает, вновь не получая ответ на свой вопрос. Он ему особо и не требуется, но моральное состояние подруги пугает всё больше и больше. — Ты чего нос повесила, звезда моя? — щёлкает по кончику носа, стараясь понизить напряжение и вызвать улыбку на её лице. — Прекрати, Паш, — несмотря на твёрдость в голосе жмётся к нему, укладывая голову на плечо. — Что-то ты не особо рада меня видеть, — поглаживает её руку и продолжает думать, как распутать этот клубок. — Если ты устала, я могу уехать. — Нет, не нужно, раз уж приехал, то оставайся, — поднимает голову вверх, разглядывая родные морщинки на серьёзном лице Паши. — Ладно, вру, только не смотри на меня так, — тут же прячет глаза и с новой силой тянется к его шее. — Я так соскучилась по тебе. — Ой, скоро уже совсем кошкой станешь, слышал бы кто-нибудь, как ты мурчишь тут под моим ухом, — улавливает заливистый смех и победно улыбается. — Рассказать ничего не хочется? Что он тут с тобой сделал? — Нечего рассказывать, — отрывается от него, принимая своё прежнее положение. — Я просто испугалась. — И что же тебя так напугало? — берет её руку в свою и делает замок, напоминая, что ему она может доверять. — Я боюсь сидеть ещё один год рядом с ним. Я боюсь его. — Ты уверена, что ты именно этого боишься? Ты же знаешь, что обманывать не хорошо, — разворачивается лицом к ней, приподнимает подбородок, — разве Светлана Андреевна тебя не учила? — Учила, — тяжело выдыхает и вспоминает все наставления мамы. Воспоминания подливают масло в огонь, отчего ей хочется просто потерять память и больше никогда не думать о прошлом. — Я боюсь, что я больше никогда не смогу полюбить.       Орлов находится в лёгком шоке. Это совсем не то, что он хотел от нее услышать. — Послушай меня очень внимательно, — Паша откидывается на подушки, принимая горизонтальное положение, и постукивает рядом с собой. Она ложится рядышком, утыкаясь носом ему в шею. — Я знаю и вижу больше, чем ты, и могу смело сказать, что бояться тебе нечего. Ты просто ещё этого не понимаешь. Не отталкивай его и старайся слушать свой внутренний голос. Он тебя практически никогда не подводит. За исключением того раза, когда ты на концерте надела разные туфли, по началу доказывая всем, что они из одной пары, — замечает её закрытые глаза и бегающие под веками зрачки. Такая наивная. Знает, что не спит. Его таким не возьмёшь. — Хватит уже бегать от самой себя. К хорошему это не приводит. Открой навстречу ему дверь и сразу поймёшь, как станет легче.       Целует ее в макушку, добавляет «Доброй ночи» и покидает палату. А у нее в распоряжении вся ночь, чтобы тщательно обдумать слова Паши и несколько десятков раз обидеться на него из-за того, что он в очередной раз увидел и почувствовал то, что ему не принадлежало. — Павел, подождите, — Паша разворачивается, замечая идущего навстречу лечащего врача. — Добрый вечер, — снимает свои тёмные очки, потирает переносицу и окидывает врача встревоженным взглядом. — Что-то случилось? — Нет, не беспокойтесь. Всё идёт даже лучше, чем мы могли предположить. Терапия проходит успешно, мы видим положительную динамику. — Возможен ли вариант закончить лечение дома? — В принципе, да. Основная часть уже позади. Нужно будет ещё недельку прокапаться у нас, под наблюдением специалистов, а потом я выпишу вам препараты для поддержания и, скажем так, закрепления всего курса. Меньше стресса, больше ярких эмоций. Дарите ей новые чувства, чтобы последние психологические блоки ушли сами собой. В конце концов, она не душевнобольная, и в её случае можно обойтись без постоянного применения препаратов, — врач видит, что Паша уже второй раз посматривает на часы. — Вы, наверное, спешите, не смею вас больше задерживать. — Спасибо, до свидания.       Ещё раз посмотрел в сторону её палаты, думая о том, насколько сильно он был перед ней виноват. Он не хотел на нее давить, навязывать своё мнение, но её жест «я сделаю вид, что сплю, и тогда он не будет продолжать этот разговор» говорил для Паши слишком много. Кажется, перестарался.       Но кто, если не он?       Она ведь так и будет ломать всё вокруг, не замечая очевидного.       Он ведь просто хотел как лучше.       И будет желать этого всегда.       Чтобы не случилось.       Потому что вместе.       Потому что Астральные.