***
День проходит, как и любой другой. По большей части. Драко перемещается по каминной сети в квартиру Джорджа, спускается по лестнице к двери, ведущей в магазин, и приветствует двух братьев вежливым кивком. Джордж даёт ему задание на день, и он закрывается в своей лаборатории и работает без остановки до тех пор, пока не чувствует, как от голода сводит желудок. Тогда он выходит из магазина и направляется в кафе неподалёку, а после обеда возвращается назад. В выходные дни в магазине и так очень много народу, но, когда появляются новые товары, покупателей становится ещё больше. Люди толпятся, толкаются в проходах между стеллажами и секциями, заполняют всё помещение хором болтовни и смеха. День проходит, как и любой другой. Ровно до этого момента. Как только Драко возвращается в магазин и делает несколько шагов по направлению к своей лаборатории, чья-то рука вцепляется ему в плечо и кто-то тащит его к пустому месту у стены. Он поворачивается, пошатнувшись, и собирается отчитать этого человека за вопиющее неуважение и нарушение личных границ, но видит перед собой знакомое лицо, зелёные глаза и тёмные взъерошенные волосы. И в одну секунду всё раздражение испаряется. Вместо него все внутренности сковывает ледяной ужас. — Драко. — Ты что здесь забыл? — он не успевает собраться, и голос против его воли превращается в дрожащий шёпот. — Я искал тебя и Скорпиуса, — Майкл улыбается, поглаживая его по руке. — Где ты был, Драко? Ты просто… просто ушёл с нашим сыном. Ни записки, ни объяснения, почему… — Объяснение? — Драко стискивает зубы, борясь с желанием толкнуть его в грудь, закричать на него, убежать. Просто развернуться и, чёрт возьми, убежать. Он твёрдо стоит на месте, сохраняя притворное спокойствие, и яростно вырывает руку из чужого захвата. — Тебе ещё нужно объяснить, почему мы ушли, после того, как ты… ты… Драко замолкает, тяжело дыша, чувствуя жжение слёз в воспалённых глазах и ком в горле, когда воспоминания о том вечере прорываются сквозь выстроенные барьеры и снова проникают в его разум. Один только вид лица Майкла заставляет их вернуться. — Да, я тогда немного перегнул палку, — говорит Майкл, кивая и печально щуря глаза, как будто признание собственного раскаяния оправдывает его, как будто он не «перегибал палку» в течение очень долгого времени, как будто это нормально — запереть сына в комнате и заставить его смотреть, как… — Мне жаль. Мне очень жаль, Драко. Я… Я не знаю, что на меня нашло. — А ты никогда не знаешь, да? — огрызается Драко. Он сжимает кулаки, чтобы подавить дрожь в руках, и надеется, что это выглядит как признак гнева, а не парализующего его страха. Единственное, что сейчас придаёт ему смелости, — это палочка Поттера в рукаве и тот факт, что Поттер с минуты на минуту может привести сюда Скорпиуса, и ему нужно отделаться от Майкла до того, как малыш снова его увидит. — Убирайся отсюда, Майкл. Майкл снова крепко хватает его за руку своей мозолистой ладонью — отчаянно и быстро. — Да ладно тебе, любимый, я просто хочу поговорить… Драко сильно толкает Майкла в грудь, заставляя его разжать пальцы и отступить на несколько шагов. — Убери от меня свои руки, — шипит он, предупреждающе тыча пальцем ему в лицо. — Я не хочу с тобой разговаривать. Нам не о чем говорить. Я ничего не хочу от тебя слышать. А теперь убирайся отсюда, пока мой сын тебя не увидел… — Он сюда придёт? — спрашивает Майкл, кажется, игнорируя всё остальное. Он улыбается так благоговейно и радостно, как будто ему когда-то было не наплевать на Скорпиуса. — Мой сын? Драко резко закрывает рот. Надо было получше подумать, прежде чем это говорить… — Просто уходи, — говорит он, желая придать злости своему голосу, но тот с потрохами выдаёт его усталость и страх. — У меня есть палочка, Майкл, и я ею воспользуюсь, если это поможет мне выпроводить тебя отсюда до его прихода. — Драко, давай просто выйдем на минутку, хорошо? Тут рядом есть небольшой паб, и мы можем… — Майкл протягивает руку, чтобы дотронуться до него. Драко пытается увернуться, но Майкл слишком быстр. Он обхватывает его запястье так, что там останутся синяки, и лишает возможности дотянуться до палочки, которой он действительно мог бы воспользоваться прямо сейчас. — Пожалуйста, малыш, просто выслушай меня… — Майкл, я в последний раз предупреждаю, — голос Драко начинает повышаться, и он слишком напуган, чтобы волноваться об этом. — Если ты сейчас же меня не отпустишь… Майкл грубо тянет его на себя, заставляя споткнуться и почти потерять равновесие, и плечи Драко изгибаются под странным и неудобным углом. — Ты устраиваешь сцену, Драко. Люди будут на нас смотреть. Драко быстро оглядывается вокруг. Двое людей, с любопытством хмурясь, смотрят в их сторону издалека, пока все остальные заняты своими собственными разговорами и изучают ассортимент магазина. Увидев, что Драко их заметил, они отводят глаза. Он пытается сбросить с себя руки Майкла, но тот не ослабляет хватку, и внезапно Драко теряет всякий контроль над ужасной, беспорядочной паникой, захлёстывающей его, заставляющей сердце бешено колотиться, мешающей дышать и сковывающей мышцы. — Майкл, — шепчет он, судорожно хватая ртом воздух, и у него едва хватает присутствия духа, чтобы сдерживать слёзы. — Майкл, отпусти… — Мне просто нужна минутка. Я прошу слишком многого? — Майкл притворяется спокойным и невозмутимым, но руки, крепко держащие Драко, говорят совсем о другом. — Майкл… Чёрт, он не может дышать. Не может дышать. — Ты меня злишь, Драко. Но его злит всё, что бы Драко ни сделал, и так продолжается уже много лет. Ему ужасно хочется воспользоваться волшебной палочкой, но он прекрасно понимает, что всё это время только и делал, что блефовал. Он не может воспользоваться ею, когда это может стоить ему работы. Пусть покупатели и не знают, кто он такой, но братья Уизли знают очень даже хорошо, и, поскольку им не известна вся история, это только навлечёт на него беду. Пожиратель смерти, направивший палочку на посетителя магазина. Этот образ влечёт за собой тысячи ужасных предположений и мыслей. Он не знает, что именно Джордж Уизли имел в виду под неприятностями, но скандал в магазине вполне может попадать под это определение, а он, честно говоря, вообще не хочет терять работу здесь: это не только лучший, но ещё и, вероятно, единственный вариант, который у него есть. — Знаешь что? Я, чёрт возьми, устал от этого всего. Ты ведёшь себя нелепо, Драко! Так что либо ты пойдёшь со мной сам, либо я покажу твоему боссу, — он указывает жестом на Джорджа; Драко даже предположить не может, как долго Майкл следил за ним, раз уже выяснил, что Джордж его начальник, — и всем остальным метку на твоей руке. Что скажешь? Майкл его не отпустит, а ему нужно избавиться от него до того, как придёт Скорпиус. Он не знает, как это всё закончится, его тошнит от любого возможного исхода, но он понятия не имеет, что ему делать. Он почти соглашается, глупо надеясь на то, что Майкл отпустит его целым и невредимым, если вообще отпустит. Он думает о своём малыше, который придёт сюда и увидит его, увидит всё это, увидит человека, лицо которого всё ещё преследует его по ночам и заставляет просыпаться в слезах. Драко сжимает челюсти, чтобы набраться решимости и смелости, пытается резко вдохнуть воздух, но не может дышать… — Э-э, Малфой?***
— Миона всю ночь спать не давала. Джордж морщится, опёршись локтем о прилавок. — Мог бы и получше слова подобрать, дорогой мой братец, но ладно. Рон, хмуро прищурившись, смотрит на него своими воспалёнными глазами. — Твой мозг действительно не помешало бы почистить, дружище, но ладно, — он вздыхает и потирает лицо руками. — Я имел в виду, что она хотела массаж. Много массажа. — Ну, не ты же носишь в своём теле целого человека, дружище, поэтому я скажу, что она имеет на это полное право, — напоминает Джордж, а затем пожимает плечами в ответ на угрюмое выражение лица Рона. — Просто говорю. Рон вздыхает, неохотно соглашаясь. — Ага. Ты прав, прав. Она… она невероятная, правда. И всё это… Я знаю, что всё это того стоит, — он ещё раз тяжело вздыхает, а затем опускает голову на руки, лежащие на прилавке. — И всё же очень трудно не заснуть прямо здесь и сейчас. Сегодня чёртова суббота, и у нас новые товары… Будет полно детей. Кричащих и визжащих детей. Я люблю детей, но, Мерлин, не тогда, когда спал всего четыре часа. — Тебе лучше к этому привыкнуть. И к бессонным ночам тоже, Ронни. В ближайшие пару месяцев у тебя их будет много. — Ага, — усмехается Рон. — Тебе легко говорить. Ты-то не собираешься заводить детей. Джордж пожимает плечами, ухмыляясь и протягивая руку, чтобы взъерошить волосы Рону, словно им по-прежнему по десять и двенадцать лет. Рон хлопает его по руке и сердито смотрит на него. — Я буду крутым дядей. Ты будешь менять грязные подгузники и вытирать рвоту, а я побалую твоих детей конфетами и игрушками, — затем Джордж взмахивает палочкой, наколдовывая Темпус. Уже две минуты второго. — Ты сегодня что-нибудь принёс? Или мы пойдём куда-то на обед? — Я и так не спал. Так что, да, я приготовил несколько сосисок и картофельных оладий, — с этими словами Рон достаёт из-под прилавка упакованную в контейнер и защищённую чарами стазиса еду. — Малфой? — Не видел, чтобы он уходил. Ещё работает, наверное. Джордж кивает и берёт тарелку и вилку. — Он как будто почти одержим, тебе не кажется? Не пойми меня неправильно, я ничего не имею против самоотдачи, но этот парень иногда забывает, что ему нужно поесть. Рон согласно хмыкает и с энтузиазмом приступает к обеду. Мерлин, может, он и расхваливает сам себя, но повар из него и правда далеко не ужасный. Он начал учиться готовке три года назад, как только избавился от беспокойного образа жизни аврора. Гермионе, сколько бы она ни старалась, кулинария всё никак не давалась. У Рона был какой-то потенциал, но не было достаточно времени на его развитие, поэтому много лет они питались не особо качественной едой. Однако, как только он стал этим заниматься, он понял, что на самом деле у него отличная интуиция, и быстро освоил множество приёмов и трюков. И ему понравилась идея о том, что он может приготовить что-нибудь для себя и своей жены, когда кому-то из них хочется чего-то определённого. Гермионе в последнее время хочется очень многого, и он наслаждается тем, как она реагирует на всё, что он приготовит, потому что обычно получается у него хорошо. Честно говоря, если бы ему не понравилось помогать Джорджу с магазином, он мог бы просто стать шеф-поваром. В конце обеденного перерыва Джордж взмахивает палочкой, и на двери снова загораются неоновые буквы, выстраивающиеся в слово «открыто». В следующие несколько часов магазин наполняют толпы людей, которые разговаривают друг с другом, смеются и шумят, и от этого у Рона раскалывается голова, а настроение заметно падает, несмотря на все попытки сохранить весёлый вид. Он суетится у прилавка, орудует палочкой, накладывая заклинания, которые вычисляют стоимость покупок, подсчитывают полученные кнаты, сикли и галеоны и удаляют с товаров написанные на них цены, а Джордж в это время ходит по магазину, представляя всем заинтересованным посетителям новые продукты. Когда кто-то из толпы отходит в сторону, он мельком замечает проблеск белокурых волос и сквозь группу людей, стоящих не очень плотно друг к другу, видит только ещё одну голову — с тёмными вьющимися волосами. На долю секунды он думает, что это Гарри, но телосложение у этого человека совсем другое, он гораздо шире. Это, вероятно, покупатель, который остановил Малфоя на обратном пути в лабораторию, чтобы что-то спросить. Но они стоят в стороне, подальше от любопытных глаз, как будто разговаривают о чём-то личном. Значит, Малфой его знает. Очередь продолжает расти, и Рон продолжает работать у прилавка. Он терпеть не может субботы, особенно когда ему не хватает сна и когда идёт запуск новинок, но он знает, зачем Джордж это делает. В выходные в магазин может прийти больше людей, а это способствует увеличению продаж и прибыли. В следующий раз, оглядевшись вокруг, он видит, как тот человек хватает Малфоя за плечо и притягивает его ближе к себе, что выглядит довольно неудобно и грубо. И это, чёрт возьми, не похоже на нормальный разговор. Перед ним целая очередь из людей. Рон, наверное, не должен вмешиваться в дела Малфоя, какими бы они ни были, но человек, с которым он разговаривает, кажется, настроен агрессивно и не намерен отступать. Он снова переводит на них взгляд. Мужчина слишком близко наклонился к лицу Малфоя, и выглядит он злым. Очень злым. — Э-э… извините, одну секундочку, — он быстро обходит прилавок и начинает осторожно пробираться между людьми. — Прошу прощения. Спасибо. Приближаясь к ним, он слышит обрывок разговора: — …метку на твоей руке. Что скажешь? — Э-э, Малфой? — говорит он, остановившись чуть позади и нахмурившись. — Что здесь происходит? Малфой поворачивается к нему. На его лице застыло сухое выражение, но кожа посерела, взгляд и руки дрожат, а грудь вздымается в старательно контролируемых вдохах. От внимания Рона не ускользает красный отпечаток ладони на запястье Малфоя и то, как брюнет отпускает его и кладёт руку ему на плечо. — У вас… у вас тут проблемы? — спрашивает Рон, наклоняясь чуть ближе, чтобы его услышали сквозь шум. — Нет, никаких проблем, — незамедлительно отвечает мужчина. — Я его муж, — заявляет он, кивая в сторону Малфоя. Ох. Что ж. Чёрт побери. — Мы просто разговариваем, так что… Если вы не возражаете… — Ну… Э-э, понимаете, это может подождать. У нас кое-что случилось, — Рон смотрит на Малфоя и указывает в сторону задней части магазина. — Ты нужен нам в лаборатории. Прямо сейчас. — Хорошо. Что ж… это не займёт много времени, — настаивает мужчина; лицо его напряжено от раздражения. — Я верну его… — Нам некогда ждать. Малфой высвобождается из чужого захвата. — Мне пора работать, — говорит он подавленным и напряжённым голосом. — Тогда я подожду, — мужчина скрещивает руки на груди. Его челюсти сжимаются от досады и беспокойства. — Не думаю, что стоит, — слова Малфоя звучат холодно, но голос совсем ничего не выражает. — Я буду занят, Майкл. Рон согласно кивает. — Ага. Это может надолго затянуться, так что… — хотя он совершенно уверен, что они с Майклом видятся не в последний раз, он определённо не собирается предлагать ему вернуться позже. Это явно не то, чего хочет Малфой. И Рон тоже, если уж на то пошло. Особенно если учитывать, что этот больной ублюдок уже заставил маленького ребёнка бояться за свою жизнь и за жизнь своего отца. — Наверное, вам лучше уйти, — он надеется, что если это прозвучало слишком холодно и жестоко, то Малфой не заметит. Грудь мужчины вздымается от сдерживаемого гнева, который пылает в его глазах и ясно виден за натянутой вежливой улыбкой. Он переводит взгляд на Малфоя. — Значит, полагаю, я ещё вернусь. Малфой ничего не отвечает, но мужчина какое-то время стоит на месте в ожидании какого-то подтверждения. Его глаза становятся ещё холоднее, и, в последний раз одарив Малфоя тяжёлым взглядом, он разворачивается и уходит; дверь открывается и закрывается со звоном колокольчика. — Извини, если… если это было что-то важное, — говорит Рон, как будто он не замечает потемневший след на запястье Малфоя или его нежелание разговаривать, как будто он не знает, почему Скорпиус всегда так волнуется, пока не приходит в магазин и не видит отца. Рону кажется, что лучшее, что он может делать прямо сейчас, — это притворяться, что он ничего не замечает. Гарри рассказал им с Гермионой о жизни Малфоя в последние годы, и, похоже, им вообще не полагалось об этом знать. Их с Малфоем не связывало ничего, кроме давнего детского соперничества, долгой вражды между их семьями и войны. Это не то, о чём можно вот так запросто рассказать — даже своим лучшим друзьям. Он признаёт: то, что Гарри обсуждал это с ними, самым вопиющим образом нарушает личные границы Малфоя. Но не то чтобы он сделал это из каких-то злых побуждений. Гарри и сам был слишком обеспокоен, чтобы держать всё в себе. Они делились друг с другом переживаниями с незапамятных времён, а после войны стали делать это гораздо чаще. Они были своего рода единым целым, и секреты, которые хранил один из них, в конечном итоге хранились каждым из них троих. Его лучший друг слишком много времени пытался держать все ужасные мысли в себе, никому и никогда не позволяя с ними столкнуться, поэтому Рона и Гермиону очень устраивает эта установившаяся между ними система. По дороге он на ходу сочиняет какую-то историю о парне, который хочет подарить своей дочери на день рождения что-нибудь особенное, поэтому готов отвалить кругленькую сумму за специальный заказ. — Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь начать прямо сейчас, потому что времени у нас мало, — Малфой открывает дверь лаборатории и входит внутрь. — Я позову Джорджа. Он скажет тебе, что нужно делать. Иными словами, он пойдёт и скажет брату, чтобы тот придумал что-нибудь абсолютно бессмысленное, лишь бы чем-то занять Малфоя. Малфой кивает, и Рон оставляет его одного. Дверь лаборатории закрывается за ним с тихим щелчком. Он с беспокойством смотрит на растущую очередь. Ему действительно нужно вернуться за прилавок — некоторые люди уже выходят из себя от нетерпения, задаваясь вопросом, куда исчез этот чёртов продавец. Может быть, стоит попросить Малфоя обслужить кассу, пока он говорит с Джорджем. Он знает, что Малфой предпочитает работать подальше от людей, но это, вероятно, займёт всего несколько минут. Он разворачивается и открывает дверь. Просьба так и не слетает с его языка. В комнате эхом отдаются прерывистые вздохи. Малфой склонился над своим столом, вцепившись в него онемевшими руками, как будто это — единственное, что ещё удерживает его на ногах. Его согнутые плечи крупно дрожат, и он судорожно хватает ртом воздух. Малфой явно не замечает его присутствия. Рон не совсем уверен, как помочь ему справиться с панической атакой, но полагает, что Малфой не из тех людей, которые желали бы, чтобы их видели в таком состоянии. Рон бесшумно закрывает за собой дверь, возвращается за прилавок и принимается за работу, обслуживая раздражённых посетителей. Он решает немного повременить с обращением к Джорджу. Мерлин, сегодня чертовски тяжёлый день.***
Руки Драко слишком сильно дрожат, и он не может сосредоточиться на работе. Ему нужно работать. Ему нужно закончить всё это к завтрашнему дню. Он должен продолжать, потому что не знает, начнёт ли он что-то делать, если остановится сейчас, а если не начнёт, то… Он пытается работать дальше. Но не может. Ему нужно взять себя в руки до того, как придут Поттер, Тедди и Скорпиус. Но он не может. Не может перестать трястись и прокручивать в голове мысли, не может успокоиться, не может унять сердцебиение и тошноту. Он наконец-то вдыхает только час спустя, когда Джордж приходит и сообщает, что Поттер не сможет сегодня привести Скорпиуса. Он не обращает особого внимания на всё остальное. У Поттера какая-то внезапная встреча в Министерстве или что-то вроде того… Это позволяет Драко хотя бы на несколько минут оставить попытки держать себя в руках.***
Когда Драко возвращается домой к Поттеру, они уже закончили с ужином. Он не приступает к своей порции — просто кладёт еду, которую оставили для него, в холодильник и направляется в спальню, где его ждёт Скорпиус — вместе с Поттером. Поттер уходит, пожелав им спокойной ночи (и, возможно, смерив его хмурым взглядом; Драко не посмел посмотреть на него) после того, как он приготавливается ко сну. К тому времени, как он забирается под одеяло, он всё ещё не может нормально думать и дышать. В его голове бушуют безумные эмоции и ужас, он не может заставить себя спеть Скорпиусу колыбельную, или рассказать ему сказки о Поте, или почитать ему детские книжки, которые Поттер оставил на прикроватном столике. Он вообще не может заставить себя заговорить, только выдавливает шёпотом: «Не сегодня, Скорпиус. Я очень устал», — прекрасно зная, что ночью не сомкнёт глаз. А Скорпиус слишком заботится о том, чтобы не беспокоить отца, поэтому он молчит, пока не засыпает в полной тишине, прижавшись боком к рёбрам Драко и уткнувшись щекой ему в плечо. И это ещё одна причина, по которой его чувство вины обостряется, глаза горят, горло сжимается, а в груди бушует настоящий хаос. Он отказал сыну только из-за того, что ему не хватает сил контролировать себя, хотя ему прекрасно известно, что Скорпиус не ложится спать и ждёт его возвращения, что сегодня ему было ещё тяжелее, ведь он не видел Драко весь день. Он обнимает Скорпиуса дрожащей рукой, другая рука покоится на его собственном животе. Он смотрит в потолок широко раскрытыми глазами и несколько раз быстро моргает, чтобы прояснить затуманенное зрение. Его дыхание по-прежнему остаётся тяжёлым и прерывистым. Он не знает, что делать. Он как будто снова в том маленьком доме или на улице, снова открытый, уязвимый и испуганный, как и тогда. Он уже немного привык к безопасности и комфорту, и теперь их отсутствие бьёт по нему ещё сильнее. Долгое время он просто лежит, пока его разум встревоженно мчится по ужасным сценариям, которые заставляют его дрожать от страха и сильнее прижимать к себе сына в попытках найти в нём успокоение и утешение. Он не может перестать прикасаться трясущимися пальцами к запястью и плечу, на которых ещё остались призрачные следы прикосновений Майкла, не может расслабиться в объятиях сына, который перекинул ножку через его живот, обвил его ручками и уткнулся головой ему в плечо. Он пытается выпутаться, чтобы просто встать, пошевелиться, сделать хоть что-нибудь, лишь бы ни о чём не думать, но Скорпиус шевелится во сне, и он снова замирает. Скорпиус просыпается от кошмара час спустя, из его маленькой вздымающейся груди снова вырываются всхлипы и крики. Драко успокаивает его, утешает, запустив пальцы в его кудри, массируя кожу головы и покрывая поцелуями всё его личико, пока дыхание малыша не замедляется, а неистовые звуки не стихают. Его глаза полуоткрыты, веки тяжёлые от потребности во сне, но он слишком боится снова заснуть. Грудь Драко переполняют страх и удушающие эмоции, его разум всё ещё слишком рассеян, горло сжато, а сердце и лёгкие сдавливают тиски тревоги, и он не знает, сможет ли произнести хоть слово, но его сын старается держать глаза открытыми и отчаянно борется со сном, чтобы не увидеть там того, что (или кого) увидел недавно. — Хочешь, я спою тебе колыбельную? — тихо и хрипло спрашивает Драко. Скорпиус устало кивает, ему всё тяжелее и тяжелее не закрывать глаза. И Драко поёт. Он утыкается носом в волосы Скорпиуса и тихо, почти шёпотом, напевает колыбельную, касаясь губами его лба. Он чувствует, как под его ладонью поднимается и опускается маленькая спинка Скорпиуса, и это единственное, что расслабляет его голосовые связки и возвращает ему голос. Но он всё равно начинает ломаться, и Драко давится воздухом, сбиваясь с мелодии. Он останавливается, прочищает горло и сглатывает, чтобы ослабить давление вокруг шеи (которое, как ему кажется, слишком похоже на хватку рук Майкла). — Ты снова грустишь, — на грани сна бормочет Скорпиус. — Я не грущу. Просто устал, — горло Драко снова сжимается, и он пытается взять себя в руки, поворачивает голову на подушке, чтобы увидеть лицо Скорпиуса, и проводит дрожащей рукой по его волосам. — Как я могу грустить, когда у меня есть моя звёздочка? Скорпиус улыбается так, как он делает иногда — улыбка не трогает его глаз, лишь приподнимает уголки губ, как будто он просто пытается успокоить Драко. Он приподнимается, целует Драко в щёку, а затем снова ложится рядом с ним. От этого Драко ещё больше хочется плакать. — Мистер Поттер говорит, что грустить — это нормально, и что… что надо плакать, если хочется, потому что если не плакать, то будет ещё хуже. Драко заставляет себя усмехнуться, когда Скорпиус повторяет слова Поттера. Он слегка встряхивает сына, пытаясь выдавить из себя игривость, которую совсем не чувствует. — А ты многому учишься у мистера Поттера, да? Скорпиус утвердительно хмыкает, а затем начинает тихим, хриплым голосом рассказывать обо всём, что он узнал от «мистера Поттера» и «миссис Грейнджер» в тот день, когда они с Тедди ходили к ней в гости: о забавных заклинаниях, о драконах и других магических существах, о скучных магловских вещах. А затем он сообщает Драко, что «у миссис Грейнджер в животике ребёночек, ты знал, папочка? Поэтому он такой большой». Это немного смешит Драко; буря хаоса и тревоги в его голове и груди на мгновение приглушается нежностью. Он слушает, как Скорпиус лепечет что-то ещё, хотя уже почти засыпает, и расчёсывает пальцами его волосы, пока тот наконец не затихает, погрузившись в сон. И это единственное его утешение. Тепло каким-то необъяснимым образом наполняет его холодные вены, когда он рисует образы Поттера и Грейнджер, рассказывающих его сыну о разных вещах. Это немного успокаивает бурю в его груди и заставляет сердце биться гораздо ровнее. Он провёл очень много дней, живя в постоянном страхе в доме Майкла и беспокоясь о том, что может случиться со Скорпиусом, если однажды Майкл слишком сильно разозлится, а его не будет рядом, потому что прекрасно знал, что тот без всяких угрызений совести обратит весь свой гнев на малыша. И от мыслей об этом его желудок снова и снова переворачивается. Он провёл очень много дней, живя в постоянном страхе на улице и беспокоясь о том, что может случиться со Скорпиусом, если кто-нибудь узнает его и решит своими собственными руками восстановить справедливость. Но всё это было до того, как они встретили Поттера, не так ли? Теперь его сын окружён хорошими людьми. Он окружён людьми, которые позаботятся о нём, если Драко больше не сможет этого делать. Драко проводит большим пальцем по мягким щёчкам спящего Скорпиуса, прикусив дрожащую губу. Он крепко цепляется за поселившиеся в груди утешение и надежду и с их помощью проваливается в чуткий, тревожный сон.