a big black sky

      Разговор откладывается до следующего утра, потому что к тому времени, когда Гарри и Тедди возвращаются с ужина в Норе, Драко и Скорпиус уже крепко спят в своей комнате.       Через щель, образованную приоткрытой дверью, он видит, что лицо Драко разгладилось и смягчилось во сне, что он выглядит гораздо более умиротворённым, чем когда бодрствует. Его руки свободно прикрывают спину сына, голова Скорпиуса лежит у него на плече. Возможно, Драко уже давно не удавалось хорошо поспать ночью, и Гарри надеется, что теперь он чувствует себя в большей безопасности, более спокойно и расслабленно.       Следующим утром он встречает Драко на кухне — тот посвежел за ночь и кажется мягким в своём сером джемпере и со взъерошенными белоснежными волосами. Драко замечает его и выпрямляется, отталкиваясь бедром от края кухонной тумбы.       — И тебе доброе утро, — произносит Гарри в ответ на его выжидательный взгляд и высоко поднятые брови. Он подходит ближе и достаёт себе кружку из верхнего шкафчика.       Глаза Драко следят за ним, и, когда Гарри останавливается рядом, наливая себе чай из стоящего на плите чайника, он говорит:       — Ну? Ты сказал, что потом мне всё расскажешь. Так рассказывай.       — Э-э… Не знаю, много ли тут можно рассказать, на самом деле, — Гарри пожимает плечами. — Но я могу обещать тебе, что он дважды подумает, прежде чем вернуться.       — Отлично. И ты думаешь, что парочка угроз и демонстрация твоих гриффиндорских качеств положат всему конец? — на лице Драко слабо проглядывается недоверие.       — Не знаю, правда, — честно отвечает Гарри, потому что он на самом деле не знает, насколько Майкл будет упрямиться.       Он отводит взгляд в сторону и шумно выдыхает. Внезапно он не совсем уверен, как Драко на всё это отреагирует. Возможно, он решит, что Гарри зашёл слишком далеко. Возможно, он всё ещё испытывает чувства к мужчине, за которого вышел замуж, независимо от того, что он делал и каким мерзким ублюдком он был по отношению к нему. Тем не менее Драко нужно почувствовать, что он справляется с этим не в одиночку.       Он может не захотеть, чтобы Гарри его защищал, но Гарри всё равно хочет его защитить.       Он снова смотрит на Драко, беззастенчиво глядя прямо ему в глаза.       — Но я пообещал ему, что приложу его Круциатусом, — брови Драко взлетают до самой чёлки, — если он хоть пальцем тебя тронет или приблизится к Скорпиусу. И, поверь мне, это была не пустая угроза или какая-то гриффиндорская уловка. Я действительно имел это в виду. Я причиню ему боль, если он попытается сделать что-нибудь с одним из вас.       Драко молчит, его серые глаза сосредоточенно блуждают по лицу Гарри, возможно, пытаясь что-то в нём разглядеть, а меж его нахмуренных бровей пролегла тонкая морщинка. Гарри хотелось бы знать, о чём он сейчас думает.       Гарри переминается с ноги на ногу. Он нисколько не жалеет о своих словах, и, возможно, он огорчает Драко тем, что отзывается так о его муже, но, чёрт возьми, сейчас самое время, чтобы кто-нибудь ему это сказал.       — Поэтому, если ему всё же хватит тупости, чтобы вернуться… мы разберёмся с ним вместе.       Было время, когда, несмотря на всю его холодность, эмоции Драко ясно отражались на его лице: блеском серебряных глаз и усмешкой, которая искрилась на его губах, когда он был зол, испытывал отвращение или насмехался над кем-то; нахмуренными бровями и плещущимся в глазах искренним огорчением, мелькавшим всего на секунду, а затем сменявшимся ледяной яростью, когда ответные колкости Гарри ударяли слишком сильно; пробегавшей по лицу и телу дрожью страха и широко распахнутыми глазами; сгорбленной спиной, поникшим взглядом и тихим голосом, когда на протяжении всего шестого курса им овладевали изнеможение, ужас и мучительная печаль.       Гарри жаждет вернуть даже не того мальчишку, каким он был, а прежнюю видимость его эмоций, потому что прямо сейчас он абсолютно непостижим.       — Вместе? — тихо переспрашивает Драко.       Он по-прежнему смеряет Гарри таким взглядом, словно пытается раскусить его, а затем медленно моргает, и какая-то необъяснимая эмоция проскальзывает в его глазах и тонкой морщинке между бровями.       — Да, Драко. Вместе, — так же тихо отзывается Гарри, и ему в голову приходит смутное осознание того, что он только что случайно вслух обратился к Драко по имени. В первый раз.       Он надеется, что однажды сможет стать частью жизни Драко — как кто-то, кто рядом и для кого он имеет значение — точно так же, как Драко и Скорпиус стали частью его собственной.       Может быть, он уже ей является.       В следующую секунду губы Драко, мягкие и тёплые, накрывают его рот, он немного отклоняется назад от внезапности этого действия, от лёгкого давления, которое вырывает из лёгких весь воздух и прогоняет из головы все мысли, оставляя его пустым и рассеянным.       Волна удовольствия перекатывается от его губ к позвоночнику и по всей спине, по коже бегут мурашки. Как раз в тот момент, когда ему почти удаётся восстановить возможность соображать и дышать, давление на его губы исчезает, прерывая мягкий поцелуй и оставляя после себя призрачное тепло и пульсирующую жажду. Взгляд Драко оказывается прикован к нему, зрачки почти перекрывают серую радужку глаз, а губы слегка приоткрыты в попытке набрать в лёгкие воздух.       А потом, как будто до него только доходит, что он натворил, его глаза расширяются до размера небольших блюдец, лицо становится бесцветным, наполненным испугом, поражением и унижением.       — Мерлин, твою мать! Извини, Поттер, я… я не… — он снова становится жёстким и напряжённым, начинает дрожать. Он отступает на несколько шагов, крепко сжимая рукой край тумбы, чтобы подавить нарастающую дрожь, и Гарри даже не думает, что собирается сделать дальше — он просто делает.       Он осторожно обхватывает лицо Драко обеими ладонями, сначала убеждаясь, что Драко видит протянутые к нему руки, и тот останавливается. Его глаза по-прежнему широко раскрыты, но теперь уже от другой, возможно, лучшей эмоции.       На этот раз вперёд наклоняется Гарри; он неуверенно замедляется, когда оказывается так близко, что их тяжёлое дыхание смешивается в единое целое, застывает напротив губ Драко и бросает мимолётный взгляд на его глаза, ища в них подтверждение.       Драко моргает, совершенно сбитый с толку, и взгляд его серых глаз опускается на потрескавшиеся губы Гарри, по которым тот нервно проводит влажным языком и которые затем сдержанно поджимаются. Гарри задаётся вопросом, колотится ли сердце Драко так же быстро, как и его собственное, и даже думает о том, чтобы прижать раскрытую ладонь к его груди и почувствовать, как оно бьётся, но, пока не уверенный, можно ли ему, воздерживается от этого.       Драко преодолевает оставшийся между ними дюйм и снова накрывает губы Гарри своими, слегка приоткрытыми для следующего поцелуя. Босые пальцы ног Гарри прижимаются к прохладным плиткам пола, его окутывает туманом ощущений, теплом, нежностью, он чувствует, как размякают все его внутренности. Драко прислоняется к тумбе, упираясь в неё ладонью, а ладонь Гарри скользит к его мягким и шелковистым волосам, пальцы осторожно перебирают прядки, словно он боится сделать неверное движение и всё испортить.       В тишине и спокойствии утра существует только это, только тихие звуки нежных поцелуев и резких вдохов. Они отстраняются всего на несколько секунд, чтобы наполнить лёгкие кислородом, и снова притягивают друг друга ближе, обвивая руками скрытые под шерстяными свитером и джемпером талии, и снова целуются, делясь друг с другом теплом и уютом, сливаясь в одно целое. Свет утреннего солнца окутывает всю кухню золотом, прорываясь сквозь прозрачный тюль, словно пытаясь заключить в яркую рамку двух молодых людей, теряющихся друг в друге.       Драко мягко давит на плечи Гарри, отталкивая его от себя, прерывает поцелуй и на этот раз не притягивает его обратно. Гарри, непонимающе моргая, пугается. Его щёки пылают, грудь медленно и тяжело вздымается, губы ноют от потребности в большем — он по-прежнему чувствует призрачное прикосновение зубов, оттягивающих нижнюю, — а по самому низу живота распространяется горячая капля желания.       — Всё хорошо? — спрашивает Гарри напряженным и грубым от одышки и сухости в горле голосом.       Драко кивает, бегло глядя на дверь; он тоже тяжело дышит после поцелуев, и сердце Гарри как-то странно бьётся от мысли о том, что он является этому причиной, что из-за него губы Драко распухли, а щёки покраснели, что Драко чувствует себя так же, как и он (по крайней мере, Гарри на это надеется).       — Я думаю, нам следует переместиться в твою комнату, пока дети не проснулись и не увидели нас.       От такой бесцеремонности глаза Гарри широко распахиваются, но не в отвращении. Во всяком случае… Он громко сглатывает, когда его голову наполняют мысли о том, чем это всё обернётся, всевозможные сценарии и образы…       Драко закатывает глаза, выглядя совершенно не впечатлённым.       — Я не это имел в виду.       Гарри моргает, чувствуя себя оскорблённым собственной самонадеянностью.       — Нет, нет, я… Я понимаю, — со смехом тараторит он, быстро кивая головой. — Да. Да, хорошо. Давай… Да, давай просто…       Драко тихо усмехается в ответ на его неловкое бормотание, но его усмешка не кажется глумливой или недоброй. Может быть, даже наоборот. Гарри не знает. Сейчас он даже думать толком не может. Ему жарко, у него кружится голова, сердце сжимается как-то странно — в самом лучшем из смыслов, а всё вокруг словно плывёт. Он чувствует себя немного не в своей тарелке, немного не на своём месте, не в своей собственной шкуре; в животе трепещут волнение и нервозность. Они только что отстранились друг от друга, а Гарри уже не может дождаться момента, когда поцелует его снова. Он будто превратился во впервые влюбившегося подростка.       Драко берёт его за руку и тащит по направлению к спальне, а Гарри уже думает о том, чтобы просунуть руки под его джемпер, почувствовать тепло его тела, устроить руки у него на талии, притянуть его к себе и поцеловать — слепо и безрассудно. Он не помнит, когда в последний раз хотел чего-то подобного; не помнит, когда в последний раз хотел, да ещё и так.       Он задаётся вопросом, хочет ли Драко этого так же сильно (и надеется, что да), когда Драко забирается на него сверху, упираясь коленями в матрас по обе стороны от него, и целует его — слепо и безрассудно, точно так же, как Гарри представлял несколько минут назад. Комната наполняется звуками исступлённого и тяжелого дыхания между поцелуями. Во рту у Драко пьяняще-влажно, ряды его зубов лишь слегка неровные на клыках, а его язык вытворяет удивительные вещи, вызывая приятное покалывание, распространяющееся дрожью по всему позвоночнику.       Теперь, когда не приходится переживать, что Тедди или Скорпиус их застанут, Драко более открыт и свободен в своих действиях. Он нависает над Гарри, упёршись ладонями по обе стороны от его головы, облизывает и посасывает его губы и язык, разделяя голодные поцелуи; их носы то и дело сталкиваются; руки Гарри лёгкими движениями пробегают по горячим бокам и спине Драко, посылая по его телу восторженную дрожь, пока он сам пытается поспевать за его ритмом и скоростью.       В конце концов, им снова приходится сделать паузу, чтобы глотнуть воздуха, и Гарри, тяжело дыша и смотря на нависшего над ним великолепного мужчину, не может сдержать расползающуюся по губам улыбку.       Когда-то, ещё десять лет назад, они друг друга ненавидели, а теперь, лёжа здесь, под ним, Гарри чувствует себя странно, думая о том, что они — те же двое мальчишек из Хогвартса, которые дрались, издевались друг над другом и бесконечно друг друга ненавидели. Он тихо смеётся, от блаженства и нехватки воздуха из-за поцелуев у него слегка кружится голова.       Брови Драко от этого сходятся на переносице.       — Что? — спрашивает он, напряжённо дыша. В его взгляде появляется дрожь неуверенности, и Гарри знает, что если начнёт думать о том, откуда она взялась, то его разум наводнят нехорошие мысли, совершенно не подходящие к происходящему прямо сейчас.       Гарри качает головой, по-прежнему улыбаясь, и позволяет себе сосредоточить всё внимание на Драко, только на Драко и на том, каково это — ощущать его на себе, вокруг себя. Он накрывает ладонями чужие бёдра, успокаивающе их поглаживая.       — Странно, не так ли? Мы, вот так, десять лет спустя?       Лоб Драко расслабляется, и он широко улыбается, прикусив нижнюю губу. Он склонился над Гарри, волосы спадают ему на лицо и цепляются за образовавшиеся морщинки вокруг глаз, и, Мерлин, он чертовски красив.       — Нормально разговариваем, — добавляет он.       — Не убиваем друг друга, — продолжает Гарри.       И вдруг в его сознание пробивается образ хогвартского туалета и крови — улыбка тут же умирает, как и увядает что-то внутри него.       Может быть, Драко замечает. А может и нет. Прежде чем Гарри успевает что-то сказать, прежде чем он успевает ещё о чём-то подумать, Драко обхватывает руками его лицо и снова целует его до тех пор, пока его мысли не возвращаются к настоящему. И он предполагает, что они, возможно, поговорят об этом позже.       Ладони Гарри движутся вверх по его бёдрам, тазу, талии и бокам, прижимаясь к коже, прощупывая выступающие косточки, словно пытаясь почувствовать его полностью. Драко издаёт тихие довольные стоны, и наконец Гарри обхватывает его руки, которые всё ещё лежат у него самого на щеках, поглаживает большими пальцами впадинки между сухожилиями на тыльной стороне ладоней, рисуя круги на коже.       — Мне нравится, — говорит Гарри между поцелуями, — когда мы не дерёмся.       Мне нравится, кем ты являешься сейчас; мне нравится думать, что мы идеально подходим друг другу.       — Ну конечно, — отзывается Драко, слегка отстраняясь и неопределённо указывая рукой на их компрометирующее положение, и это заставляет Гарри смеяться.       Довольное выражение на лице Драко побуждает Гарри притянуть его к себе за шею, и они опять целуются, как охваченные влюблённостью подростки. Руки Драко путаются в волосах Гарри и крепко сжимают их, рукава джемпера скользят по его лицу, а сам Драко слегка ёрзает, сидя на нижней части его живота.       А потом Драко снова отстраняется, ухмыляясь, глядя на него сверху вниз, и заправляет волосы за уши. Гарри с любопытством выгибает бровь, и в ответ Драко приподнимается на коленях и отодвигается назад, и…       Ох.       Воздух вырывается у Гарри из лёгких вместе с судорожным стоном удовольствия. Перед его глазами вспыхивают звёзды, он вцепляется руками в мягкую ткань на брюках Драко, откидывает голову назад, упирается пятками в матрас и вскидывает бёдра. Глаза Драко стекленеют, губы кривятся от дрожи возбуждения, он наклоняет голову и прижимается губами к шее Гарри, к его кадыку, а Гарри улавливает запах его волос — с нотками сладости и каких-то трав…       — Гарри!       Они мгновенно замирают.       — Гарри! Ты дома? — кричит Тедди. Он уже встал и, кажется, насторожился, а это означает, что скоро проснётся и Скорпиус.       Гарри стонет, в отчаянии откидывая голову на подушки. Драко выпрямляется, сжимая губы и сдерживая смех при виде, скорее всего, разочарования и печали, появившихся на его лице.       — Не вовремя.       — Ужасно не вовремя, — Гарри закидывает руку за голову, глядя в потолок, а другой рукой касается бедра Драко. Он вздыхает и ёрзает головой по подушке, чтобы посмотреть на него. — Скажи что-нибудь гадкое.       — Беллатриса и Волдеморт занимаются сексом, — говорит Драко, рассеянно поглядывая на дверь, когда Тедди зовёт и его.       — Мистер Малфой? Где вы все?       Гарри моргает, открывая и закрывая рот.       — Э-э… ладно, это уже слишком. Вообще-то, если бы ты не продолжал сидеть на мне, это могло бы сработать, спасибо.       Драко фыркает, соскальзывая с него (и заставляя его сдавленно простонать), и падает на кровать рядом с ним.       — Мои извинения.       Мерлин, его аристократический акцент и манеры всегда были такими привлекательными?       Тедди уже стоит прямо за дверью, стуча в неё своим кулачком.       — Гарри? Ты там? Привет!       — Минутку, Тедди!       — Как это я проснулся раньше тебя? Можно мне войти?       — Быть родителем так сложно, — бормочет Гарри, тяжело вздыхая и проводя руками по лицу. — Я переодеваюсь! Не входи!       — О, ладно, но можно побыстрее? Я есть хочу.       Драко сдерживает улыбку, но она всё равно появляется на его губах, и Гарри снова зацикливается на нём. Он не уверен, что когда-либо видел Драко таким — разве что со Скорпиусом, — и ему хочется большего, хочется его всего. Он приподнимается на локтях, тянется, чтобы поцеловать его ещё раз, потому что он не совсем готов остановиться, а потом ещё и ещё целует его улыбающиеся губы, потому что теперь действительно не может заставить себя перестать, и это совершенно не способствует решению проблемы, образовавшейся у них в штанах.       — Амбридж в чулках и на шпильках, — произносит Гарри.       Драко кривится от отвращения, толкая его в плечо.       — Мерлина ради, Поттер, перестань болтать и просто прими холодный душ.       Гарри смотрит на него снизу-вверх, и его брови и губы изгибаются от удивления.       — Знаешь, Драко, по-моему, если и могло когда-нибудь наступить время называть друг друга по именам, то вот оно.

***

      — Ладно, народ! Собираемся! — кричит Тедди, забравшись на стол. Все оборачиваются и смотрят на него. — У нас будет музыкальная вечеринка! Но… с изюминкой.       Гарри улыбается, обмениваясь удивлённым взглядом с остальными, пока они встают с дивана и выполняют требование его крестника. В то время как визиты Рона и Гермионы стали довольно частыми и теперь происходят примерно раз в неделю, пригласить в гости Невилла и Луну — это, безусловно, целое удовольствие. Такие встречи запоминаются надолго — во многом из-за творческого ума Тедди, который неустанно придумывает всевозможные развлечения.       А теперь, если бы к ним присоединился некий прекрасный светловолосый мужчина со своим столь же милым маленьким сыном, это блистательное времяпрепровождение стало бы ещё чуточку лучше.       Утром Скорпиус выбежал из комнаты, плача, с настоящей тучей над головой. Слёзы и дождевая вода (возможно, вызванная всплеском магии и отсутствием отца рядом с ним, когда он проснулся) намочили и его, и Драко, пока он искал утешения, прижимаясь к нему. Драко, видя, что страдания его сына, разлучённого с ним на долгие часы, явно достигли предела и он не может справиться со своими эмоциями, решил остаться дома, чтобы дать ему некоторую передышку и успокоить его.       — Я называю это… — Тедди делает паузу, выжидая, пока кто-нибудь не затянет барабанную дробь. Рон, поддавшись ему, барабанит ладонями по столу. — Переменка!       — Как интересно! — с улыбкой восклицает Невилл, ободряюще хлопая в ладоши.       Тедди кивает ему в знак признательности.       — Спасибо, дядя Невилл, — затем он поворачивается лицом ко всем остальным. — Значит так: начнём с того, что все закроют глаза — только не обманывать! — и будут ходить по кругу, пока не коснутся кого-нибудь. Когда вы это сделаете, вы отойдёте в сторону с этим человеком. И так до тех пор, пока у каждого не появится партнёр. Всё поняли? Хорошо. Так вот, потом мы выберем одного человека, который как минимум через каждые десять секунд будет кричать: «Переменка!» Для чего? Я вам скажу. Начнётся музыка, и все будут танцевать со своими партнёрами, пока выбранный человек не подаст сигнал, и тогда один партнёр должен будет поменяться с человеком из ближайшей пары.       — Звучит… хаотично, — бормочет Рон.       — Думаю, в этом и смысл, — фыркнув, так же тихо отвечает Гарри.       Невилл поднимает руку, и Тедди указывает на него ладошкой.       — Да, дядя Невилл?       — В этой игре можно победить?       Тедди задумчиво прищуривается.       — Мы будем играть… пока все не устанут и не сдадутся! Последний оставшийся выиграет!       В правилах придуманной мальчиком игры явно много недоработок, но об этом никто не упоминает.       — Так нечестно! — протестует Рон. — Невилл вон какой спортивный. Понятно же, что он победит!       — Тогда, может быть, тебе надо больше тренироваться, дядя Рон.       Рон оскорблённо разевает рот и хватается за грудь, как будто в него бросили проклятие, а по комнате разносится смех. Гермиона успокаивающе похлопывает его по плечу, сдерживая улыбку.       — Я выбираю ведущим Гарри, — с поклоном объявляет Тедди, а затем спрыгивает со стола.       — Стой, а почему его? — спрашивает Рон.       — Потому что я придумал эту игру и я выбираю! — с важным видом объясняет Тедди, а Гарри одновременно с ним говорит:       — Потому что я, очевидно, его любимчик.       — Чушь какая, — шепчет Рон, обращаясь к нему. — Я разрешаю ему есть шоколадных лягушек пред сном!       — Это непедагогично, а я его крёстный.       — Это круто. Хочешь поспорить? На пять галеонов.       — Да пожалуйста.       — Тедди, — уже громче говорит Рон, — кого из нас ты больше любишь?       — Тётю Миону, конечно!       — Но я разрешаю тебе есть шоколадных лягушек перед сном, — тянет Рон, сморщив лоб.       — А я твой крёстный, — прищурившись, недоумевает Гарри.       Тедди окидывает взглядом их обоих, приподняв бровь.       — Да, но… тётя Миона тут самая главная, и мне нужно быть на её стороне.       Гарри обменивается с Роном ошеломлённым взглядом, лица обоих принимают страдальческое выражение.       Гермиона смеётся и кладёт ладони на плечи улыбающегося до ушей мальчика.       — О, Тедди, и я тебя очень люблю. Мы с тобой могли бы править всем миром, как думаешь?

***

      Вскоре в комнате воцаряется настоящая суматоха; все кружатся в танце, взявшись за руки или положив руки друг другу на плечи и подстраиваясь под ритм мелодии гитар и барабанов, а когда звучит сигнал, происходит почти скоординированная передача партнёров в соседние руки.       На лицах всех друзей появляются лёгкие улыбки, пронизывающие воздух яркой энергией. Время от времени раздаётся эхо смеха, скорее всего, в ответ на какую-нибудь забавную выходку партнёра по танцу или на фразу, которую все остальные не слышат.       — Ох, чёрт, Гарри! Я надеялся получить свою жену! — разочарованно тянет Рон, беря Гарри за руку.       — Дружище, это она меня к тебе подтолкнула, — со смехом отвечает Гарри. — Может, сам спросишь у неё, почему?       — Я беременна, мне нельзя много двигаться, — говорит Гермиона, стоя в нескольких футах от них. — И я хотела потанцевать с Тедди.       Некоторое время спустя, незамеченный всеми, кроме Гарри (потому что Гарри, похоже, никогда не умел его не замечать), в комнату входит он.       Весь мир сужается до него одного, остальная часть просто исчезает, и на мгновение Гарри не видит ничего другого.       Драко сжимает ладошку Скорпиуса в своей, пока ведёт его к креслу у камина, двигаясь ближе к стенам, словно надеется остаться невидимым для гостей. Он устраивается поудобнее и сажает Скорпиуса к себе на колени, а когда поднимает голову, то первым делом встречается взглядом с Гарри, как будто тоже не умеет его не замечать.       Гарри не понимает, что улыбается как-то мягко и почти до ушей, пока не отрывает от него взгляд и не смотрит на свою нынешнюю партнёршу по танцу. Он видит, как Луна глядит на него с типичной для неё улыбкой, словно она всё знает, знает гораздо больше, чем другие люди. Те, кто по-настоящему с ней знаком, понимают, насколько она всё чувствует, несмотря на свою мечтательную и рассеянную натуру. Она бросает взгляд на Драко — и это просто ещё одна из тех вещей, которые она улавливает раньше остальных.       — Ты как будто светишься, — говорит она. Гарри чувствует, что так оно и есть.       Всё это время Гарри не может не смотреть на Драко и Скорпиуса, сидящих в сторонке, держащихся подальше от общего веселья, но всё же иногда подшучивающих над странными парами, которые образуются в ходе игры. В какой-то момент Драко наклоняет голову, с улыбкой смотря на Скорпиуса, берёт его маленькие ладошки в свои и начинает хлопать ими в такт музыке. Это слишком мило, и, возможно, от этого сердце Гарри разбухает до предела и ноет от желания снова его поцеловать.       На середине песни Гермиона выбывает из игры и садится на диван, а Луна присоединяется к ней. Они о чём-то переговариваются, Гермиона вся сияет, поглаживая свой большой живот, а затем берёт Луну за руку и прикладывает к нему её ладошку, позволяя ей почувствовать, как пинается ребёнок.       Гарри снова переводит взгляд на Малфоев. На этот раз Драко не оглядывается на него, не одаривает лёгкой ухмылкой и не выгибает бровь в таком выражении, от которого что-то трепещет у него внутри — словно они делят общий секрет. Драко выглядит отстранённым и потерянным, его взгляд затуманен, он, кажется, погрузился глубоко в своё собственное сознание, и Гарри это совсем не нравится.       Гарри ловит взгляд Тедди и кивает в их сторону. Тедди тут же оборачивается, и его лицо озаряет приятное удивление.       — Скорпиус, мистер Малфой, идите к нам! — приглашает он, перекрикивая музыку.       Драко вскидывает голову и несколько раз моргает. Ему требуется некоторое время, чтобы вернуться в реальность, но его брови приподнимаются, когда до него, похоже, доходит смысл сказанного. Он качает головой, неловко оглядываясь по сторонам, явно не в восторге от обращённого на него внимания.       — Ты берёшь Драко, а я Скорпиуса, — шепчет Гарри, и Тедди одобрительно кивает и тут же мчится к ним.       Их попытки уговорить Малфоев присоединиться ко всем остальным длятся почти целую песню — и, к сожалению, безрезультатно.       — Мистер Малфой, ну давайте, ну пожалуйста! Я очень, очень, очень, очень, очень, очень… — Гарри веселит то, как много раз Тедди может повторять одно и то же слово, — очень хочу, чтобы вы с нами поиграли.       Драко улыбается, умудряясь сохранять спокойствие, даже поджав губы в сдерживаемом раздражении.       — Тедди, я точно не пойду, — затем он наклоняется к Скорпиусу и заглядывает ему в лицо. — Хочешь к ним присоединиться?       — Мы будем недалеко, — обещает малышу Гарри, указывая на место всего в нескольких футах от них. — Прямо вот здесь.

***

      Музыка продолжает играть, но почти все уже сели на диваны в центре комнаты и теперь переговариваются друг с другом. Иногда они оглядываются на Гарри и Скорпиуса, улыбаются, наверное, говоря что-то про них, а затем возвращаются к своим прежним темам, наполняя комнату приглушёнными голосами.       Скорпиус, кажется, наслаждается всем происходящим. Улыбка сияет на его румяном личике, пока Гарри учит его танцевать: он двигается в довольно дурацкой манере, переминаясь с ноги на ногу, прижав руки к груди и плавно вращая плечами в ритме песни, а потом наклоняется к малышу и направляет его. Скорпиус пытается следовать его примеру, неуверенно двигая своими маленькими ножками и ручками, постоянно оглядываясь на Гарри, чтобы убедиться, что всё делает правильно.       — Смотри, Скорп! Вот так! — Драко смотрит на Тедди как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот забавно покачивает всем телом.       Когда Тедди берёт на себя ответственность за обучение Скорпиуса ужасным танцевальным движениям, Гарри, одной рукой почёсывая затылок, со странным и нервным выражением на лице и милой кривой улыбкой на губах, которая задевает какие-то струнки души Драко, неторопливо подходит к нему и протягивает руку вперёд.       — Потанцуешь со мной?       Драко отвечает не сразу, пару секунд он только смотрит на протянутую руку, как будто не знает, что с ней делать.       — Нет, — он закатывает глаза. — Думаешь, если я отказал Тедди, то тебе не откажу?       — Ну давай, всего одну песню, — по комнате плывёт тихая мелодия акустической гитары. Гарри бросает взгляд в сторону проигрывателя и широко улыбается от восторга и чего-то ещё, граничащего с какой-то ностальгией. — Это же Оазис.       — Я правда не знаю, что это, поэтому не могу разделить твой энтузиазм.       Гарри не унывает. Во всяком случае, он продолжает улыбаться. Похоже, сегодня он делает это слишком часто, и, возможно, именно мысль о том, что Драко является этому причиной, поселяет в горле комок, а в сердце — неохоту отказывать ему.       — Это магловская группа. Мы с Роном и Мионой её очень любим.       Драко не возражает против танца. Он вырос в семье, где его с детства обучали сложным искусствам, придающим человеку грации и элегантности, он умеет танцевать, и когда-то, много лет назад, ему это даже нравилось. Он наслаждался танцами с Панси на святочном балу на четвёртом курсе, и после этого они стали развлекаться так время от времени, вальсируя по слизеринской гостиной; иногда это было единственным средством скрасить ужасный день. На шестом курсе Блейз хватал его за руки и заставлял танцевать, потому что ему просто хотелось, чтобы Драко, который весь учебный год был слишком тихим, наконец-то улыбнулся. Танцевать с Панси было успокаивающе, но в то время ничто не могло утешить или успокоить его, и она перестала пытаться. С Блейзом, однако, было необъяснимо странно и забавно, особенно когда он не даже не удосуживался включить музыку. А потом были времена, когда Скорпиусу был годик и он только-только учился ходить; Майкл уходил на работу, а Драко включал музыку, становился перед малышом на колени, брал его за ручки и нежно покачивал их, смеясь над тем, как Скорпиус неуклюже ковылял к нему, тоже неудержимо хихикая.       Майкл не любил танцевать, но потакал ему в редких случаях, когда был в особенно хорошем настроении, когда их любовь была ещё совсем новой, когда Драко ещё не знал многого о том, за кого именно вышел замуж.       Он уже целую вечность ни с кем не танцевал, но вряд ли может начать сейчас. Он не хочет привлекать внимание остальных гостей, а танец с их лучшим другом, пусть даже и в самом дальнем конце довольно большой комнаты, кажется едва ли не самым действенным способом это сделать.       Но, похоже, их внимание привлекло уже то, что Гарри пригласил его на танец. Он не знает, что они подумают, если узнают о случившемся несколькими часами ранее, но не может представить себе, что это будет что-то хорошее. Ну не может такого быть, чтобы они посчитали его достойным кого-то вроде Гарри. Он вполне годится для того, чтобы ему помочь, но вряд ли подходит на роль любовника.       Драко откашливается и отрывает от них взгляд, отводя его куда-то в сторону.       — Твои друзья смотрят, — бормочет он, уверенный, что это отвлечёт Гарри.       — И что? Пусть себе смотрят, — Гарри хмурится, словно не совсем понимает, почему это так важно. — Мне всё равно, если и тебе всё равно. Давай, пойдём, — он настойчиво качает головой и встряхивает рукой, привлекая к ней внимание. — Не заставляй меня ждать, Драко. Потанцуй со мной.       Эта идея кажется плохой во всех отношениях.       Но Гарри — упрямый придурок — не убирает руку, словно мог бы ждать вечно, и эта его проклятая широкая улыбка, эта выжидающе приподнятая бровь, эти гриффиндорские смелость и безразличие к тому, что подумают его друзья, увидев их вместе… И хотя Драко не хочет привлекать к себе никакого внимания, он солгал бы, сказав, что ему ненавистна мысль о том, что Гарри не возражает, чтобы его видели с ним.       И когда Драко раздражённо выдыхает, но всё равно вкладывает свою ладонь в его, улыбка на губах Гарри будто расцветает, становясь ещё ослепительнее и красивее. Он наклоняется, берёт Драко за другую руку и поднимает его на ноги, а затем тянет к тому месту, где Тедди, держа в своих ладошках обе ладошки Скорпиуса, медленно покачивается под музыку с самым серьёзным выражением на лице, закрыв глаза и вскинув подбородок. Скорпиус неудержимо смеётся, глядя на Драко и Гарри, делясь с ними своим восторгом. Тедди приоткрывает один глаз, видит своего кузена, и от такой реакции его губы расплываются в довольной улыбке.       Из-за плеча Гарри Драко видит, как Грейнджер и Уизли прижимаются друг к другу, сидя на диване, а Лонгботтом протягивает руку Лавгуд (или, возможно, она теперь Луна Лонгботтом — Мерлин её знает), приглашая её на танец. Она принимает приглашение, и они тоже выходят на середину комнаты.       Пальцы Гарри проскальзывают в промежутки между его пальцами, а другая тёплая рука ложится на середину его спины. Драко смотрит на него и встречается с пристальным взглядом изумрудно-зелёных глаз; его лицо так близко, что Драко явственно ощущает его дыхание на своих губах. Он улыбается, ведя в танце, медленно покачивая плечами и талией и перебирая ногами так, что они оба вращаются по кругу.

***

      Гарри вспоминает, как в восемнадцать лет, сразу после войны, сидел в своей хогвартской спальне вместе с Роном и Гермионой, а иногда ещё и с Джинни, Невиллом и Луной, часами слушая на плеере магловскую музыку. Именно тогда они её и полюбили, а потом передали свою любовь Тедди, который, в свою очередь, научил их радости танца.       — Тедди всегда любил танцевать, с самого детства. Он и сейчас крепко спит, верно? Его никак не разбудить, если только он не проснётся сам. Но однажды, когда ему было, наверное, года два, мы пытались его разбудить, и из нашего плеера тихо играла музыка. Прошло минут пятнадцать, но он всё никак не просыпался, только недовольно сопел и переворачивался с бока на бок. Мы уже почти сдались, а потом вдруг началась его любимая песня, и он просто сел — во сне — и начал дёргаться под неё.       Плечи Драко сотрясаются от беззвучного смеха, он фыркает — немного неестественно, как будто это вырвалось из него без предупреждения, поджимает губы и опускает голову, пытаясь сдержать веселье. Гарри и сам смеётся, следя за ним прищуренными глазами и тоже наклоняясь, чтобы видеть его лицо.       — Это самое смешное, что нам доводилось видеть. Представь себе, нам всего-то нужно было включить что-нибудь из АББА, и он бы сразу встал.       Наверное, это был первый раз, когда они смеялись так сильно после войны.       — Должен признать, Гарри… — Драко прищуривается, напуская на лицо притворно-впечатлённое выражение; он становится немного похож на того Драко, которого Гарри знал в школьные годы и который любил разбрасываться нелестными комментариями, только теперь это уже не заставляет Гарри нервничать. — Я несколько удивлён, что ты вообще умеешь танцевать, учитывая те отвратительные дрыганья, которым ты недавно учил моего сына.       Гарри оскорблённо разевает рот, но в его прищуренных глазах мелькает весёлая искорка.       — Твоему сыну понравились мои первоклассные движения, и ты это знаешь!       И вот, пока играет «Шампанская сверхновая», а барабаны и гитары набирают свою силу, Гарри улыбается, поднимает их переплетённые руки, прокручивает Драко на месте, и они снова мерно раскачиваются в танце. На губах Драко появляется лёгкая улыбка, его ладони опускаются на плечи Гарри (поэтому Гарри кладёт свои ему на талию), и в его взгляде трепещется что-то яркое, лёгкое и заземлённое, чего Гарри — он уверен — не видел до сегодняшнего дня.       Он выглядит счастливым, наверное. Гарри надеется, что так и есть.

***

      — Итак, мы с Драко поцеловались, — говорит Гарри, ёрзая на диване. Он уверен, что это прозвучало не особо деликатно, но он даже не пытался мягко преподнести эту новость. — Сегодня утром.       — Мы поняли, — говорит Невилл.       — Какая неожиданность, — примерно одновременно с ним начинает Рон. — Я бы до этого не додумался, если бы вы не строили друг другу глазки на протяжении всего этого времени, которое ты, кстати, проводил больше с ним, чем с нами, а он вообще-то и так с тобой живёт.       Гарри смущённо фыркает.       — Извините. Э-э… — он по очереди смотрит на каждого из них. — Как вы к этому относитесь? Я просто… понимаю, что у всех нас, знаете, были с ним разногласия.       Невилл пожимает плечами.       — Я плохо его знаю, поэтому ничего не могу сказать. Но я искренне верю, что если тебе он нравится, Гарри, то это означает, что он действительно изменился. А что касается нашего прошлого, я думаю, можно с уверенностью сказать, что мы давно всё простили и прошли через это, не так ли?       — Точно, — Рон согласно кивает. — Я просто больше… удивлён. Для меня это очень неожиданно, наверное. То есть, если бы ты спросил у меня, кто с большей вероятностью станет твоей парой, Малфой был бы моим последним предположением. Если бы я вообще о нём вспомнил, вы ведь такие разные и всё время дрались как кошка с собакой. Но в этом-то всё и дело. Какие бы проблемы ни были у нас тогда, мы всё это уже пережили, не так ли? Он больше не мерзавец, так что… так что, да. В конце концов, это твоя жизнь, дружище. И если он делает тебя счастливым, то мы все счастливы за тебя.       — Миона?       Она молчала всё это время и лишь натянуто улыбнулась, когда Гарри поймал её взгляд. Ему хочется думать, что она просто устала, но интуиция подсказывает ему, что она хочет что-то сказать, но пока не может.       — Я с ними согласна, — говорит она, пожимая плечами.       Пока Скорпиус занят компанией Тедди и Луны, которая тепло улыбается ему и, любопытно склонив голову, задаёт ему вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет», Драко незаметно ускользает из гостиной.       Гарри находит его на кухне, как и утром, стоящим у тумбы, со стаканом воды в руке.       — Всё хорошо? — спрашивает Гарри, зная, что Драко известно о его присутствии, потому что он всегда следит за тем, чтобы его шаги были слышны.       Он делает ещё один шаг вперёд, пока не оказывается чуть позади него, заглядывая ему за плечо, и думает о том, чтобы прикоснуться к нему, неважно где, потому что всё, чего он хочет, — это касаться его везде и всюду.       Губы Драко слегка изгибаются, но это сложно назвать улыбкой, и он оглядывается через плечо.       — Хорошо, — кивает он. — Ты что здесь делаешь?       Гарри медленно становится рядом с Драко и прислоняется к краю тумбы.       — Просто… искал тебя.       Он на мгновение прикусывает нижнюю губу, а затем протягивает руку, чтобы обхватить запястье Драко, и мягко тянет его на себя, просовывая одну из своих лодыжек между лодыжками Драко. Теперь они стоят, соприкасаясь икрами, и почти-улыбка Драко становится настоящей улыбкой, один уголок его губ поднимается чуть выше, чем другой, и Гарри тяжело сглатывает от того, как у него вмиг перехватывает дыхание. Он не помнит, улыбался ли ему кто-нибудь вот так. Он немного наклоняется вперёд, прижимаясь носом к его носу, и снова смотрит в глаза цвета лунного камня.       — Я… — слова неуверенно тают, он гадает, не прозвучат ли они слишком слащаво и глупо, но они застревают у него в горле тяжёлым комом, и ему приходится выпустить их наружу. Его ладонь по-прежнему крепко, но нежно сжимает тонкое запястье Драко. — Я уже очень давно не чувствовал ничего подобного, — признаётся Гарри, опаляя дыханием губы Драко и почти соприкасаясь с ним лбами.       Драко моргает, а затем встречается своими полуприкрытыми серебристыми глазами с его зелёными. На его лбу проявляется мягкая морщинка, кадык дёргается, и он придвигается ближе, касается губами губ Гарри и отвечает:       — Я тоже.       Гарри преодолевает оставшееся между ними крошечное расстояние и целует его; от его мягкого напора голова Драко немного откидывается назад, и Гарри тянется за ним, углубляя поцелуй. Драко выглядит довольным, блаженным, лёгким. Красивым. Из гостиной доносится тихая медленная мелодия рояля и скрипки, сопровождающая звуки, с которыми их губы прижимаются друг к другу, обмениваясь множеством нежных поцелуев. Гарри скользит рукой вверх по талии Драко и останавливает ладонь на его подбородке, чтобы удержать его на месте; пальцы Драко путаются в чёрном свитере Гарри, тянутся к груди и плечам; нежность и тепло всего этого заставляют внутренности сжиматься и ныть.       — Фу-у-у!       …и их прерывают. Снова.       Гарри отрывается от губ Драко и поражённо прижимается виском к его лбу, закрыв глаза и глубоко вздыхая.       Он оглядывается и видит, что Тедди стоит в дверном проёме вместе со Скорпиусом, вытянув руки, чтобы прикрыть ладонями глаза малыша. Между его бровями пролегает морщинка отвращения.       Гарри неловко откашливается.       — Привет.       — Честное слово, тут же дети! — он говорит точь-в-точь как Гермиона, когда ловит Гарри и Рона на том, что они нецензурно выражаются рядом с детьми (обычно это Тедди или Виктуар), или когда кто-то в их компании забывается и слишком много целуется.       В их защиту следует сказать, что они не знали, что Тедди сюда придёт, хотя Гарри полагает, что им стоило иметь это в виду, потому что Скорпиус, очевидно, не смог бы не заметить отсутствие отца и не отправиться на его поиски, а Тедди, похоже, помогал ему в этом деле.       Тедди убирает руки от глаз Скорпиуса, как только Драко немного отступает от Гарри. Скорпиус ничего не говорит, только озадаченно моргает, поочерёдно глядя на них обоих.       — Думаю, мы со Скорпиусом пойдём в другую комнату, — шепчет Драко, одаривая его своей озорной ухмылкой, которую Гарри хочется сцеловать прямо с его лица (но всё, что делает Драко, заставляет Гарри хотеть его поцеловать, так что, на самом деле это, вовсе не новость). — Вся наша моральная поддержка с тобой.       — Как великодушно, — невозмутимо отвечает Гарри.       Драко подходит к Скорпиусу, берёт его за руку и оставляет Гарри разбираться с Тедди, устремившим на него взгляд прищуренных глаз. Тедди никогда не видел смысла в поцелуях и не понимал, зачем вообще прижиматься своими губами к чужим. Он испытывает отвращение, когда видит это в кино, и Гарри иногда поддразнивает его, что однажды он всё поймёт, если встретит человека, который ему понравится, но если вдруг этого не произойдёт, то так тоже хорошо.       — Мой крёстный и мой дядя?       — Да. Это… э-э… для тебя это странно?       — Наверное, — морщится Тедди. — Просто не будьте… такими мерзкими всё время, — потом он снова прищуривается. — Так что? Вы теперь поженитесь или как?       От этого вопроса Гарри на мгновение лишается дара речи. Это так неожиданно, что он даже не знает, смеяться ему или краснеть.       — Э-э-э… не в ближайшее время, я думаю…       — О. Хорошо, — Тедди пожимает плечами, разворачивается и уходит обратно в гостиную.