***
— Чего ты хочешь? — спрашивает Гарри, улыбаясь и поглаживая ладонью бедро Драко поверх спортивных штанов. Мерлин, как же он прекрасен, с румянцем на щеках и бледной коже обнажённого торса, с горящими серыми глазами, затуманенными восхитительной поволокой желания и трепета, со взъерошенными светлыми волосами. Гарри наклоняет голову, касаясь губами его шеи, и шепчет: — Ну же. Чего ты хочешь? Драко не отвечает, и тогда Гарри немного отстраняется, чтобы посмотреть ему в лицо. Он удивлён этим вопросом, как будто его никогда о таком не спрашивали и сейчас он просто не знает, как ответить. Он задумчиво моргает, хлопая длинными ресницами и смотря сверху-вниз на Гарри, чьи ладони нежно ощупывают его талию. — Ради Мерлина, Драко, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, потому что если я не сделаю ничего прямо сейчас, то сойду с ума. Что угодно, давай. Эта ночь только твоя. Драко довольно приподнимает брови, и Гарри завидует тому, насколько круто это выглядит, потому что сам он сейчас максимально далёк от понятия крутости; а озорство, отражающееся в его ухмылке, заставляет Гарри задуматься, что у Драко, наверное, настоящий талант к таким поддразниваниям… Лицо Драко немного смягчается, его взгляд скользит вниз и останавливается на груди Гарри, где его ловкие пальцы вырисовывают линии на коже. Он кривит уголки губ, а потом снова смотрит ему в глаза. — Я хочу почувствовать себя живым. Значит, он заставит его почувствовать себя живым. Гарри хватает его за подбородок, прижимается к его губам нежным, сладким поцелуем и с улыбкой спрашивает: — Может, что-нибудь более конкретное? Драко откидывает голову назад, его губы изгибаются в очередной ухмылке, а между зубами мелькает кончик языка. Он поднимает руку и проводит большим пальцем по нижней губе Гарри. — Может, что-то вроде этого? Гарри моргает, издавая странный сдавленный звук; он так чертовски возбуждён, что на мгновение даже теряет способность мыслить. — Ты. Такой, чёрт возьми, горячий, Драко Малфой, — он прижимается ртом к его горлу и бормочет в промежутках между страстными поцелуями: — Это… это я могу. Гибкие ладони Драко пробегают по мышцам на его груди, подушечки пальцев неторопливо кружат по бусинкам сосков, и это просто чертовски приятно. — Ну, тогда, — говорит Драко, вытянув шею. Его дыхание стало поверхностным и частым, но Гарри всё равно слышит фирменную малфоевскую усмешку в его голосе. — Тогда приступай. Меньше разговоров и больше дела. Гарри смеётся — немного неровно и натянуто, потому что, Мерлин, как же ему всего этого хочется. — Запомни на будущее, что мне нравится, когда ты командуешь. А затем он снова припадает к шее Драко — как раз в тот момент, когда тот отвечает: «Уже запомнил», — срываясь на тихий, бессильный вздох. Гарри переворачивается, подминая Драко под себя так, что тот со стоном падает спиной на матрас. Он поднимает голову, смотрит на его лицо, внимательно изучает выражение. На губах Драко играет кривая улыбка, его волосы развеваются веером вокруг головы, словно ангельский нимб, а он сам расслаблен и оттого очарователен. Гарри улыбается, нависая над ним, упираясь ладонями в матрас по обе стороны от его тела. Он наклоняется, касается губами его шеи и ведёт губами вниз по выступу острых ключиц, по вздымающимся рёбрам, по лёгкому изгибу талии и мягкой коже живота. Когда поцелуи спускаются совсем низко, руки Драко соскальзывают с его плеч и впутываются в волосы, крепко сжимая прядки.***
Они натягивают бельё и накладывают на себя очищающие заклинания. Драко поднимает с пола брюки Гарри и, когда тот говорит: «Подожди, кажется, это мои», — придаёт своему лицу насмешливо-удивлённое выражение (о, я вижу), и всё равно надевает их, хотя они немного коротковаты, а в бёдрах сидят чуть свободнее, чем должны. Какое-то время они просто лежат рядом, смотря в потолок, молча и тяжело дыша. А потом раздаётся смех — смех Драко, который вырывается наружу, мягкий и необузданный, наполненный тёплым трепетом эйфории и удовлетворения, чем-то пьянящим, ярким и блестящим, проносящимся сквозь кровь и собирающимся в груди. Он чувствует себя живым. — Что такое? — спрашивает Гарри, и его собственные губы расплываются в улыбке при виде чужой. Драко качает головой. Он отрывает взгляд от потолка, смотрит на Гарри, и его улыбка становится ещё шире. — Ничего. Просто… мне хорошо. — Ты живой? — Живой. Они разделяют момент тишины, глядя друг на друга с улыбками на губах. Драко думает о том, чтобы перевернуться на бок, придвинуться ближе к Гарри и прильнуть к теплу его тела, заснуть под стук его сердца и в безопасности его объятий. Он, усталый и со слипающимися глазами, выглядит мягким и тёплым, неотрывно глядит на Драко, его чёрные волосы взъерошены ещё сильнее, чем обычно, нижняя часть тела накрыта одеялом, а одну руку он подложил себе под голову. Прекрасный Гарри. Добрый, храбрый и благородный. Он дарит ему ощущение безопасности, делает ему хорошо, заставляет его чувствовать и хотеть то, что Драко и не надеялся ещё хоть раз почувствовать и захотеть — не говоря уже о том, чтобы это получить. Он заставляет его снова желать влюбиться (и, возможно, он уже на полпути к этому). Драко тяжело сглатывает, на его лице отражается нерешительность. Он думает о том, чтобы сократить дистанцию, знает, что Гарри ему позволит, но что-то необъяснимое удерживает его на месте — быть может, мысль о том, что если бы тот действительно хотел быть так близок к нему после того, как утихли блаженство и жар, то сделал бы это сам. Драко никогда не думал, что ему захочется обнимать кого-то после проведённой вместе ночи, захочется удушающего жара и сковывающей хватки чьих-то рук, но потом он провёл три года в полном одиночестве, а потом влюбился в того, кто не хотел обнимать его в ответ. Майкл не очень любил такие проявления чувств после секса. Сначала это было просто забавно — то, как он закатывал глаза и ворчал, что Драко слишком прилипчивый. Он не воспринимал это всерьёз, прижимался к нему, игнорируя все раздражённые пыхтения, и Майкл потакал ему, а иногда даже обнимал и сам. «Ты от меня не отделаешься, чёртов мерзавец», — говорил он с дразнящим смехом, игривым и влюблённым. А однажды Майкл вернулся домой в скверном настроении, напряжённый и сердитый. Он ничего не объяснил Драко, не дал ему времени подумать или подготовиться, только отвёл его в спальню и выместил все свои эмоции на нём. Это было грубо, больно, и, возможно, потому, что Драко этого не ожидал и не был к этому готов, после он отчаянно нуждался в утешении. Сейчас он не может понять, почему всё равно прижимался к нему, прекрасно зная, что Майкл не в духе. Возможно, думал, что это успокоит и его. Но после того, как Майкл вышел из себя и наотмашь ударил его по лицу, он больше никогда этого не делал. «Чёрт, — сказал тогда Майкл, проведя рукой по волосам. — Если бы ты послушал меня, Драко, этого бы не случилось». Его взгляд скользит к руке Гарри, покоящейся на кровати между их телами. Ему хочется протянуть к ней свою собственную ладонь, и что-то у него в груди сжимается при мысли о том, чтобы переплести их пальцы. Он думает, что на этот раз у него хватит смелости сделать первый шаг, самому стать инициатором, а не ждать, пока Гарри решит что-то сделать, но вдруг теряет решимость в самую последнюю секунду. Его потянувшиеся было вперёд пальцы свободно опускаются обратно на простыню, а взгляд снова устремляется в потолок. Он задумывается, что сказал бы Майкл, если бы узнал о том, что он натворил. Что он обхватывал ногами узкие бёдра Гарри, прижимаясь к нему. Что кончил за несколько секунд до него, как притянул его к себе, прежде чем тот успел отстраниться, как впутывал пальцы в чёрные волосы, массировал затылок и целовал губы, а затем плечо, пока Гарри, задыхаясь от оргазма, тёрся о его бёдра. Что Гарри не волновала ни его Тёмная метка, ни его шрамы. («У меня тоже не всё так гладко», — сказал он, нежно проводя пальцами по испорченной коже, хотя его собственные шрамы совершенно другие, они свидетельствуют о его храбрости и силе.) Что Драко чувствовал, что в безопасности, даже лёжа под ним; как чувствовал, что всё под его контролем, потому что Гарри подарил ему это ощущение; как чувствовал себя прекрасно — прекраснее, чем за все годы рядом с Майклом. Что Драко не прочь заменить воспоминания о том, как он причинил ему боль, на воспоминания о том, как хорошо ему было с Гарри и насколько живым он себя ощущал. И что нежные и осторожные поцелуи и прикосновения Гарри совсем не навевали мысли о нём. Майкл назвал бы его изменщиком, и, возможно, так оно и есть, но сейчас он так устал, что не может найти в себе сил хоть немного об этом побеспокоиться. С Гарри хорошо во всех отношениях. Он хорош во всех отношениях. И, может быть, слишком хорош, чтобы быть настоящим, но Драко хочется думать, что он заслуживает чего-то хорошего в своей жизни хотя бы на некоторое время. Чужие пальцы — сильные, тёплые, слегка шероховатые — неуверенно проскальзывают в промежутки между его собственными. Драко поднимает взгляд и видит сонные зелёные глаза Гарри, устремлённые на него; чистые и неприкрытые эмоции разглаживают его лицо, делая его лет на десять моложе. Один уголок его рта дёргается в кривой усмешке, и сердце Драко подскакивает к самому горлу, когда он задумывается, а вдруг это не на некоторое время, вдруг Гарри действительно может хотеть с ним чего-то большего, чем он достоин. Он ещё не знает, как к этому относиться, но надеется, что то, как Гарри придвигается к нему, укладывая их сцепленные руки на свою обнажённую грудь, и то, как близко сейчас его лицо (Драко может сосчитать его ресницы, а их дыхание смешивается в одно), — это приглашение к поцелую, потому что именно это он и делает. Драко перекатывается на бок, облизывает губы и целует его — целомудренно и сладко. Гарри закрывает глаза, словно смакуя ощущения, и скоро, оставив на его губах ещё один мягкий поцелуй, Драко отстраняется. Им овладевает странное желание увидеть лицо Гарри без очков, получше его разглядеть, и он протягивает свободную руку и снимает их с его ошеломлённого лица, аккуратно складывает дужки и кладёт их на прикроватную тумбочку, не выпуская ладонь Гарри из своей второй руки. А затем снова устраивается на кровати, на этот раз гораздо ближе к нему. Драко с любопытством прищуривается. Он не совсем понимает, как работают эти очки. В конце концов, это скорее магловское приспособление, поскольку в магическом мире проблемы со зрением легко устраняются несколькими заклинаниями. Он вспоминает статью, которую читал много лет назад: интервьюер поинтересовался у Гарри, почему он до сих пор носит очки. Они для него являются не столько предметом необходимости, сколько напоминанием об отце. — Как ты сейчас видишь? Это вызывает у Гарри лёгкий весёлый смешок. — У меня близорукость, Драко. Пока ты вот так близко ко мне, я прекрасно тебя вижу. Драко приподнимает бровь. — Тогда почему ты их не снял? — Не знаю, — отвечает Гарри, пожимая плечами. — Наверное, просто увлёкся, — на его губах снова появляется очаровательная лёгкая улыбка. Он лениво водит тёплой ладонью по талии Драко, поглаживая кожу, и улыбка медленно становится ещё мягче, как будто он впадает в какой-то транс. Затем он слегка качает головой, хмурится, и что-то похожее на удивление смягчает морщинки, образовавшиеся у него на лбу и вокруг рта. — Мерлин, ты великолепен, — он зевает, но продолжает говорить: — Я бы не отказался от ещё одного раунда, если ты готов, — затем он забавно подёргивает бровями, хотя глаза его уже слезятся от усталости. Драко невозмутимо глядит на него. — Если я готов? Это ты уснёшь прямо в процессе, — он отрицательно качает головой, но не может сдержать нотки нежности в своём раздражённом голосе. — Идиот. — Знаешь, — со смехом отзывается Гарри, — я рад, что ты меня так назвал. — Почему? Гарри проводит пальцем по его ладони, слегка ёрзая на постели, и пожимает плечами. — Ты просто был таким… таким настороженным и на взводе. Мне кажется, ты начинаешь чувствовать себя более свободно рядом со мной. В наступившей тишине Драко впитывает эти слова. Гарри не перестаёт рассеянно, утешающе поглаживать его руку подушечкой большого пальца. — Знаешь, — тихо продолжает Гарри. — Всё, что с тобой случилось… — он на мгновение замолкает и тяжело сглатывает. — Никто не должен держать это в себе, Драко. Если ты… Если ты не поговоришь об этом с кем-нибудь, то просто взорвёшься. Драко тихо фыркает, стараясь не обращать внимания на гадкий гной одиночества в груди. — Ты, может, заметил, что я не особо общительный. У меня не так много людей, с которыми можно поговорить. — Я могу найти тебе целителя. Одна моя подруга, кстати… — У меня нет на это денег. И даже не думай предлагать заплатить за меня. Я не хочу быть у тебя в ещё большем долгу. — Драко, — Гарри озадаченно хмурится. — Нет тут никакого долга. Но долг есть, и даже если Драко потратит всю свою жизнь, пытаясь его вернуть, этого всё равно будет недостаточно. — Тогда я не хочу ещё каких-то одолжений. — Но я хочу сделать это для тебя. Я хочу… хочу… Я хочу тебе помочь. Ты не можешь справиться со всем этим в одиночку, понимаешь? Этого слишком много для одного человека. «Я не хочу твоей помощи» прозвучало бы абсурдно после всего, что он уже от него принял, а Гарри выглядит таким расстроенным, что Драко в конце концов говорит, просто желая его успокоить: — Я подумаю. Гарри не отвечает. Драко не знает, как расценивать это молчание. Он нервно теребит зубами нижнюю губу, будто раздумывает, стоит ли говорить то, что он хочет сказать. — У тебя есть… я, — робко заявляет Гарри, как будто не совсем уверен, значит ли это что-нибудь. — Я тебя выслушаю. Он не может себе представить, зачем кому-то понадобится тратить столько времени, выслушивая что-то подобное. К тому же он даже не знает, как об этом говорить. Всё это уже с ним случилось, сейчас ничего такого не происходит, и ему нужно только забыть это, оставить в прошлом. (Хотя, может быть, даже это даётся ему нелегко, не так ли?) Ему нужно только забыть, только наладить свою жизнь, а больше всего на свете нужно дать сыну ту жизнь, которую он заслуживает. Вот и всё. — Ты хочешь услышать мою слезливую историю, — это выходит чуть более протяжно, чем ему хотелось. — Я хочу, чтобы тебе не было так одиноко, — голос Гарри слегка хриплый, полный доброты и благородства, которых, по мнению Драко, кто-то вроде него совсем не заслуживает. — Потому что ты не один, Драко. Похоже, Драко слишком долго не отвечает, потому что Гарри кивает головой и печально поджимает губы. Он поднимает руку и проводит большим пальцем по его щеке. — Может, в другой раз. Когда ты будешь готов. Бедный, прекрасный дурак… Думает, что сможет его спасти. Думает, что он чего-то достоин. — Можно я тебя обниму? — спрашивает Гарри. Слова звучат тихо, нерешительно, и Драко, глядя на него, снова натыкается на тот взгляд, который скручивает его внутренности в узлы и заставляет сердце биться чаще. Драко ухмыляется. — Значит, большой, сильный, могущественный победитель самого тёмного волшебника всех времён любит обниматься. Кто бы мог подумать? — Мальчик-Который-Выжил-Чтобы-Обниматься, — Гарри улыбается, как будто это самое смешное, что он когда-либо говорил. Это так глупо, что Драко не может сдержать смех. — Болван, — он качает головой. — Но ты улыбнулся, да? Драко хмурится, намеренно поджимая губы и изображая замешательство. — Неужели? Не чувствую, чтобы я улыбался. — А секунду назад улыбался. — Если я этого не помню, значит, этого не было. — О, так вот как это работает? Полагаю, мне придётся освежить твою память, — Гарри прикусывает губу, сдерживая улыбку, приподнимается на локтях и целует его. Драко, словно это нисколько его не тронуло, приподнимает бровь и пожимает плечами. Гарри снова целует его, а затем выжидающе смотрит ему в глаза. — Думаю, тебе стоит попробовать ещё раз. Гарри садится, игриво и широко улыбаясь, устраивается между его лодыжек, обхватывает руками его ноги и тянет его вниз, а затем припадает губами к шее, осыпая её громкими, влажными поцелуями. Драко, к своему сожалению, боится щекотки, поэтому мгновенно проигрывает эту битву и хохочет, откинув голову назад и упёршись ладонями в грудь Гарри, пытаясь увернуться. Гарри откидывается назад и с улыбкой смотрит на его. Он выглядит таким милым, взъерошенные чёрные кудри лезут ему в глаза, и Драко, не в силах противостоять желанию, хватает его за подбородок и притягивает к себе, вовлекая в крепкий поцелуй. От произнесённого шёпотом «Нокс» в комнате гаснет свет. Драко перекатывается на бок, поворачиваясь спиной к Гарри, который ложится рядом с ним, проводя губами от его шеи до затылка. Матрас прогибается под его весом, его голая нога втискивается между икрами Драко, и тот тянется назад, берёт его руку и кладёт её себе на талию. — Ты и впрямь не можешь оторваться от меня больше, чем на пять секунд, да? — с весёлым смешком и ухмылкой говорит Драко, осознавая, что впервые за долгие годы его голос звучит настолько похожим на то, каким был всегда. И что уже много лет он не чувствовал себя личностью, не чувствовал себя собой. — Заткнись, — отвечает Гарри и всё равно целует его в затылок. Драко, натягивая одеяло на плечи, чувствует, как Гарри прижимается улыбающимися губами к его лопатке, и предупреждает: — Будешь перетягивать одеяло — я скину тебя с кровати. — Понял. И по какой-то необъяснимой причине, лёжа в темноте спиной к нему, Драко думает, что, может быть, будет легче рассказать обо всём сейчас. Может быть, рассказывать об этом, когда приходится видеть перед собой чьё-то лицо, — это совсем другое. Лицо Майкла никогда не было особо приветливым, когда он пытался с ним поговорить; на нём отражались только безразличие, снисхождение и насмешка. Он чувствует себя полным дураком за то, что вообще с ним заговорил; дураком из тех, кто влюбляется в людей только потому, что они называют его красивым, прежде чем назвать как-то ещё. Но это Гарри. Просто Гарри. Грудь Гарри прижимается к его спине, и они так близко друг к другу, что между ними не остаётся ни миллиметра свободного пространства. Губы Гарри касаются впадинки на его шее, плеча, бицепса; рука обнимает его поперёк талии; бегущие по коже мурашки, жаркие вспышки удовольствия и тепло их накрытых одеялом тел успокаивают, дарят безмятежность посреди зимнего холода. Всё это проникает в самую середину его груди и смягчает боль. Всё это придаёт ему смелости, но лишь настолько, чтобы подумать о том, о чём он так старался не думать, и облечь это в слова в своей голове. Он боится, что если позволит себе думать, то просто упадёт. Но рядом Гарри, а если Гарри рядом, то, может быть, падать будет не так больно. Я нашёл маму в постели и с пустым пузырьком яда в руке. Не помню, что было потом. Наверное, я закричал. Я помню звук, громкий, ужасный звук… Наверное, это был я. Я не знаю. После этого я словно сознание потерял, многое проходило мимо меня. Я знаю, что прошло уже много лет, но я всё ещё по ней скучаю. Мне бы хотелось, чтобы она познакомилась со своим внуком. И со внуком своей сестры. И чтобы она получше узнала тебя. Она знала, что ты храбрый, но не знала, насколько прекрасный, добрый и благородный. Его звали Майкл. Возможно, это Гарри уже знает. Его звали Майкл, и иногда Драко кажется, что с этим именем у него связано даже больше плохих воспоминаний, чем с Волдемортом. Возможно, это потому, что он был всем, что у него осталось, единственным, что держало его на плаву. И Драко думает, что не знал настоящей боли до тех пор, пока не встретил Майкла, пока не услышал ужасные слова, которые не ранили так сильно, когда их говорили чужие люди, пока не оказался под его рукой, палочкой и телом. Он был первым за долгое время человеком, который посмотрел на меня и сказал мне что-то хорошее. Он целовал меня до тех пор, пока я не начинал улыбаться, он называл меня прекрасным, он любил меня, и я любил его. Я любил его, даже когда он бил меня головой о стену и говорил, что я ни на что не гожусь. Было время, когда он сам это понимал, и это заставляло его прощать, прощать и прощать, потому что, по крайней мере, у него был Майкл, и иногда он был замечательным и милым, заставлял его чувствовать себя любимым. С Драко порой было трудно, на него было легко сердиться, его было тяжело любить. Он говорил ему вещи, которые, вероятно, не должен был говорить никому и никогда, и это вызывало тошноту у Майкла, но и у него самого тоже. А потом появился Скорпиус, и он перестал что-либо понимать. И по иронии судьбы сын стал главной причиной, по которой Драко не мог уйти. Майкл срывался на Скорпиусе, когда был в плохом настроении. Он очень его пугал. Ломал игрушки, если они производили слишком много шума, кричал на него, когда он плакал… Он был ещё младенцем, Гарри. Он просто делал то, что делают все младенцы, и даже я это знал, даже я знал, что с этим просто нужно смириться. Но он подходил к нему и поднимал руку, как будто собирался ударить его точно так же, как бил меня. Он бы его не тронул, но Скорпиус видел это достаточно много раз, чтобы понять, что это значит… И он так боялся, что просто замолкал. Я никогда не позволял ему прикасаться к моему ребёнку, Гарри, но Скорпиус был так напуган всё это время, и иногда я думаю, не поступил ли я неправильно, оставшись с Майклом, не повёл ли я себя как трус — как всегда. Однажды Майкл взял его любимую игрушку и велел Скорпиусу сломать её, иначе он разобьёт мне лицо. И такое дерьмо случалось постоянно. Я хотел защитить его от этих больных манипуляций, но не знал, что можно сделать, чтобы не стало только хуже. Я мог встать между ними, мог ударить его, если он собирался ударить Скорпиуса, мог разозлить его настолько, чтобы он захотел перенаправить свою злость на меня, но я не знал, что делать, когда он начинал свои манипуляции. В наш последний вечер в том доме Скорпиус разбил какую-то вазу. Я даже не знаю, что в ней было такого чертовски важного, но он так разозлился, что запер Скорпиуса в комнате с нами, и ударил меня прямо у него на глазах, и… и затащил меня туда, между стеной и кроватью, и и сделал мне очень больно. Скорпиус ничего не понял, но после этого он дрожал, не переставая, Гарри. Не переставая… Это продолжалось несколько дней. Он не разговаривал. Не улыбался, не смеялся… даже не плакал. Он не издавал ни звука, даже не смотрел на меня, и… Иногда единственным, что заставляло его на меня взглянуть, были колыбельные или истории о тебе. Когда-нибудь Скорпиус вырастет, узнает многое обо мне и пожалеет, что я его отец. Но слова так и не сорвались с его языка, лишь мучительная агония разрывала его изнутри и терзала сознание. Тишину нарушало только тихое и ритмичное дыхание Гарри, обдающее жаром голую кожу у него на плече.***
Сначала Гарри не совсем понимает, что его будит. Его разум возвращается в темноту спальни, ошеломлённый и сбитый с толку. К его груди прижимается что-то твёрдое и дрожащее, по безмолвной комнате эхом разносится звук приглушённого дыхания — тяжёлого и неровного. Ему требуется несколько секунд, чтобы сообразить, кого он обнимает. Драко. Теперь к нему возвращаются воспоминания о том, как он провёл несколько часов перед тем, как уснул. Дымка тепла, чувств и наслаждения. Бледная кожа, блестящие, словно ртуть, глаза, раскрасневшиеся щёки и сладкий травяной запах. Тело Драко, прижатое к его груди и оплетённое его руками, окоченело и дрожит; похоже, его охватила надвигающаяся паническая атака, которую он отчаянно пытается подавить. Гарри по-прежнему плохо соображает, в его голове туман, но он немного приподнимается на локте, заправляет светлые волосы Драко за уши и прижимается губами к его шее. В комнате воцаряется оглушительная тишина, как будто весь воздух всосался в лёгкие Драко и остался там. Его тело напрягается ещё сильнее, и в тусклом свете Гарри замечает, что он спрятал лицо во внутреннем сгибе локтя. — Драко? — шепчет он. Драко выпутывается из его объятий и быстро садится на кровати, придвигаясь ближе к краю. Гарри отпускает его, но проводит пальцами по его руке и накрывает его ладонь своей. Он чувствует, как дрожит ладонь Драко как раз перед тем, как тот дёргается, высвобождая её. Его сгорбленная обнажённая спина тоже дрожит, узкие плечи напряжены от того, как крепко он цепляется пальцами за простыни, и ему требуется слишком много времени, чтобы выдавить из себя хоть слово. — Спи, — сдавленным, слабым, дрожащим шёпотом просит он. Драко умеет себя контролировать, но, может быть, это продолжалось так долго, что у него не осталось никаких сил, потому что прямо сейчас его голос звучит так, будто он вот-вот сорвётся и отчаянно пытается удержаться. К этому моменту Гарри уже слишком бодр, чтобы снова уснуть. Он нащупывает на прикроватной тумбочке очки, надевает их, а затем приподнимается и садится. Он перебирается к краю кровати, обхватывает ногами бёдра Драко, обнимает его одной рукой и целует в плечо, другой ладонью успокаивающе поглаживая его по руке. — Всё хорошо. Всё хорошо. Драко уворачивается от поглаживаний, и Гарри останавливается, но не отстраняется и не перестаёт его обнимать. — Ради Мерлина, слезь с меня! — дыхание Драко неуклонно становится всё более быстрым и тяжёлым. Гнев в его словах не ощущается достаточно искренним, чтобы обжечь; он звучит просто отчаянно. Он хватает Гарри за руку, пытается убрать её, пытается подняться на ноги, но Гарри не двигается. — Отпусти меня, мать твою, Поттер. Гарри бы так и сделал, поддался бы такой настойчивости и обращению по фамилии, если бы не дрожащий, сдавленный голос Драко. Может быть, тот отталкивает его, потому что боится, что Гарри оттолкнёт его, или, может быть, потому что ненавидит демонстрировать свою уязвимость. И если это так, то Гарри должен это уважать. Но он думает о том, как Драко уйдёт куда-нибудь, чтобы справиться со всем этим самостоятельно, думает о том, как он будет плакать в одиночестве, и эта мысль просто невыносима. Гарри прикладывает все имеющиеся у него усилия, чтобы не обнять Драко крепче, а ослабить хватку. — Я отпущу тебя, но… ты не уходи, хорошо? Пожалуйста. Он не совсем понимает, что случилось, что именно из его слов, кажется, сломало что-то внутри Драко, но тот внезапно порывается вперёд и сгибается пополам; то, как он резко втягивает воздух через зубы, очень похоже на всхлип. Гарри, словно обжёгся, уже собирается отпустить его, боясь, что только усугубил ситуацию. А затем раздаётся шёпот — настолько тихий, что его едва ли можно отличить от тишины: — Гарри… И Драко дрожит, дрожит и дрожит, его прерывистое дыхание дрожит вместе с ним, хоть он и пытается сохранить контроль, который явно удерживал слишком долго и который теперь не в его руках. Гарри хватает его за плечо, прижимает к своей груди, тянет, чтобы он повернулся, и Драко поддаётся и льнёт к нему, когда он обнимает его поперёк спины и ложится вместе с ним на кровать. — Прости… — Драко удаётся выдавить это между отчаянными глотками воздуха. Его руки, прижатые к груди Гарри, сильно трясутся. — Я не могу… Кажется… Я не… Гарри утыкается носом в его щёку, а лбом прислоняется к его виску. — Тише. Хватит. Не надо. Просто… просто сосредоточься на дыхании, хорошо? Драко быстро качает головой. Он беспорядочно глотает воздух, пытаясь говорить, несмотря на трясущийся подбородок и прерывистые вдохи. — Майкл, он… Майкл… Его дыхание становится ещё более нестабильным, неестественным и тяжёлым, он задыхается, его руки начинают дрожать ещё сильнее, когда он думает о том, что Майкл мог бы сказать, сделать или подумать. — К чёрту Майкла, — огрызается Гарри, стиснув зубы. Гнев приходит таким внезапным и ослепляющим потоком, что он даже не успевает подумать. Драко крупно вздрагивает, его и без того тяжёлое дыхание прерывается. Гарри крепче прижимает его к себе и целует в потный лоб, бормоча в его волосы: — Извини. Мне жаль, но просто… К чёрту его. К чёрту всё, что он скажет или подумает. Его здесь нет, — а если бы и был, то лежал бы мёртвым на полу. Гарри берёт лицо Драко в свои ладони, снова и снова проводит подушечками больших пальцев по его щекам. — Он тебя не тронет. Посмотри на меня. Драко, посмотри на меня. А теперь сосредоточься на всём. Сосредоточься на дыхании. Сосредоточься на мне. На моём голосе. На моём лице. На моих руках. Ты здесь. Ты в безопасности. Ты со мной. Панические атаки стали обычной частью жизни после войны, Гарри приходилось и страдать от них самому, и утешать друзей. Молли всегда брала его за руку, прижимала её к своей груди и начинала глубоко дышать, чтобы ему было легче восстановить ритм. Гермиона рассказала, что при панических атаках помогает сосредоточение на каждом из чувств по очереди. Луна подарила ему зачарованные колокольчики, которые успокаивали своим звучанием. Но ничто, кажется, не может успокоить Драко. Гарри не хочет плакать, потому что сейчас он должен быть тем, кто утешит и поможет, но, наблюдая за тем, как тот разваливается на части в его руках, он чувствует, как глаза застилает пеленой слёз. Он кладёт ладонь ему на затылок, прижимается к его лбу, и бездумно, беспомощно шепчет любую успокаивающую чепуху, какая только приходит в голову (всё в порядке, ты в безопасности, он больше никогда не сделает тебе больно, я здесь, я здесь, я с тобой) и целует его везде, куда может дотянуться, слепо и отчаянно. Гарри пытается заставить Драко снова дышать, прикладывает его ладонь к своей груди, целует его лицо и шею, стараясь успокоить и расслабить его. Он чувствует, как колотится его сердце, как резко вздымается грудь, как неглубоко и прерывисто его дыхание. Слёзы текут по его щекам, он пытается глубоко дышать вместе с Гарри, вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать, но ничего не получается, и он задыхается. — Ч-чёрт, не могу… — его голос дрожит, и он судорожно всхлипывает. — Гарри, я не могу дышать… Ни слова, ни поцелуи, ни дыхание — ничего не помогает, и Гарри просто притягивает его ближе к себе, крепче обнимает и прижимается лбом к его щеке, пока Драко плачет — беззвучно от нехватки воздуха. Он закрывает глаза, стараясь не заплакать вместе с ним, и просто надеется, что Драко чувствует, что он рядом.***
Когда Драко наконец успокаивается, начиная дышать ровно, медленно и мягко, он так тих, что Гарри думает, будто он и вовсе уснул, но даже тогда не отпускает его. Драко высвобождается из его хватки, затем перекатывается на спину и с силой проводит по лицу обеими ладонями. Он моргает и устремляет взгляд покрасневших глаз в потолок, а потом накрывает их рукой. Гарри всё это время смотрит на него, и никто из них не говорит ни слова. Через несколько мгновений Драко первым нарушает тишину. — Гарри, я не могу… — его голос срывается. Он делает паузу и откашливается, прочищая горло. — Мы не можем… Драко замолкает, больше ничего не говоря, оставляя Гарри в замешательстве, и тот спрашивает: — Что не можем? Драко не отвечает. И Гарри вдруг осознаёт. — Ты не хочешь быть со мной. — Я пока не хочу быть в отношениях, — после недолгой паузы отзывается Драко. Гарри не может понять, утверждение это или поправка. Это произошло так неожиданно, так внезапно. Всё было хорошо до того, как Гарри уснул, не так ли? Он не знает, что заставило Драко чувствовать себя так. Неужели он что-то сделал? Сказал что-то, что ранило его или напомнило о Майкле? — Я сделал что-то не так? Тишина скручивает все его внутренности. Но Драко слабо усмехается и отрицательно качает головой. — Нет. Нет, ты всё сделал правильно. Как и всегда. На мгновение кажется, что он язвит, но потом Гарри понимает, что это не так. Это приносит облегчение, но теперь он задаётся вопросом, что же тогда вызвало такое состояние. — Он… он в моей голове, — Драко убирает руку от лица, распахивает свои серые глаза и смотрит на Гарри. — И мне нужно его оттуда вытащить. Нужно разобраться со всеми мыслями. А ты… ты делаешь меня чертовски слабым, — тихо объясняет он, его голос почти отчаянный, а к концу начинает хрипеть и сходит на шёпот. Драко сжимает челюсти и делает дрожащий вдох, его горло судорожно сдавливается. — Я не могу снова быть слабым, — медленно и чётко проговаривает он, пристально глядя на Гарри, словно хочет заставить его понять. Ему многое хочется сказать. Хочется, чтобы Драко знал, что он никогда не станет обращаться с ним так, как Майкл, что он не причинит ему боли, что одного его слова будет достаточно, чтобы никто к нему и пальцем не притронулся, что он в безопасности, что он его защитит. Но дело не в нём. — Ты расстроен, — говорит Драко. Это скорее утверждение, чем вопрос. Гарри не отвечает. Он просто не знает, что сказать. Он не уязвлён и не зол. Наверное, ему просто грустно. Но он понимает, потому что то, в чём нуждается Драко, стоит выше того, чего хочется ему, даже если то, чего он хочет, так глубоко засело у него в душе, что ему больно с этим расставаться. И, возможно, он должен был знать, что сейчас Драко не может быть к этому готов, что ещё слишком рано. Лоб Драко хмурится в болезненной, печальной гримасе. — Я поступил несправедливо. Мне следовало знать, что я не… Не знаю, о чём я думал. Может, я вообще не думал. Я просто… просто хотел. Прости меня. — Нет, я… я понимаю. — Ты найдёшь кого-нибудь другого, — говорит Драко. Гарри полагает, что он пытается поднять ему настроение, но это не работает, потому что он не хочет никого другого. — Это же ты, в конце концов. Гарри обиженно фыркает. Вряд ли ему нужен кто-то, кому он нужен только из-за славы. — Гарри Поттер, Избранный. — Ты Гарри, — голос Драко звучит ясно, настойчиво, почти нежно. — Туповатый, добрый, храбрый и благородный Гарри. Ты — это ты. А я — это я. Гарри хмурится. — И что это должно значить? Драко молчит несколько секунд, а потом поджимает дрожащие губы и объясняет: — Это значит, что ты заслуживаешь лучшего. — Мне не нужно лучшее. Мне нужен ты. Возможно, Драко ему верит. Возможно, нет. Гарри не может сказать точно, потому что тот не смотрит на него, глядит в сторону затуманенным взглядом, потерянный в своей собственной голове. И вдруг Гарри осознаёт, что Драко не сказал ни слова о том, что не хочет быть с ним. Может быть, то, что он собирается сказать, звучит безумно и чересчур обнадёживающе, но в глубине души он чувствует, что всё должно закончиться не так, что должно быть что-то большее. Что они созданы друг для друга. — Мы можем быть вместе, когда ты будешь готов? Вслух это звучит ещё более безумно и обнадёживающе, и именно тогда Гарри задаётся вопросом, о чём он вообще думал, когда задал этот вопрос. Это может растянуться на долгие годы, и он сомневается, что к тому времени Драко будет по-прежнему его хотеть. — Не глупи, Гарри. Гарри не принимает это за ответ. — Ты ещё захочешь быть со мной? — Гарри, — Драко усмехается и качает головой. — Мы были вместе всего день. Ты не захочешь меня даже через месяц, не говоря уже о годе или двух. — Я знаю, чего я хочу, — заявляет Гарри, пожимая плечами. — А ты захочешь меня? — Ты берёшь на себя обязательства, исполнения которых не может гарантировать ни один из нас. — Это не должно быть обязательством. Если в один прекрасный день ты поймёшь, что я тебе больше не нужен, или найдёшь кого-то, кого захочешь сильнее, то… — если это произойдёт, ему будет больно. Но он не хотел никого так сильно уже много лет, не чувствовал ничего подобного уже очень давно, и он не готов отпустить это всего лишь через день. — То это нормально. Что есть — то есть, и никаких обид. — Да. Что ж. Это ты сейчас так говоришь… — Я не просто говорю. У меня по-прежнему хорошие отношения с Джинни, ты же знаешь. — Это совершенно другое. — Почему? — Начнём с того, что она не Пожирательница… — Не называй себя так. И я серьёзно. Если ничего не получится, то так тому и быть. Я сам справлюсь со своими чувствами. Какая-то часть Гарри понимает, что это глупо и импульсивно даже с гриффиндорской точки зрения, что так ничего не получится, потому что Гарри может хотеть дождаться его, но чувства Драко к нему могут быть не настолько сильными, чтобы он всё ещё нуждался в нём через несколько лет. В конце концов, они провели вместе всего один день, и им ещё нужно разобраться со своим прошлым. Десять лет назад они были школьными врагами. Даже сейчас Драко едва ли открывается ему. Будет чертовски больно, если он влюбится в кого-то другого, прежде чем сможет вернуться к Гарри. Но он хочет. Просто хочет. — Ты захочешь быть со мной, когда будешь готов? Драко не отвечает так долго, что Гарри думает, что тишина — и есть его ответ. — Я раньше искал тебя, — тихо начинает Драко. — В газетах. Я… Я искал твоё имя или твои фотографии. Не знаю даже, зачем, но я делал это, — с его губ срывается слабый смешок. Он выглядит усталым. Гарри кажется, что он никогда не признался бы в таких вещах, если бы не устал так сильно. — Я рассказывал сыну истории о тебе, а иногда смотрел в его зелёные глаза и думал о твоих. И… — он гулко сглатывает. — И, чёрт возьми, я даже не хотел понимать, почему. Возможно, какая-то часть меня знала уже тогда. Но… иногда я думал о тебе, когда был с ним. Это признание выбивает из лёгких Гарри весь воздух. — Вот и ответ, — Драко фыркает, невесело и ломко. Его челюсти двигаются, сжимаются, и он не смотрит Гарри в глаза. — Я давно тебя хотел. И буду хотеть ещё очень долго. Гарри улыбается, но не чувствует, доходит ли эта улыбка до его глаз. Он наклоняется к Драко, пытаясь поймать его взгляд. — Тогда я подожду тебя, если ты согласишься. Драко смотрит на него, и что-то в его покрасневших искренних глазах лишает Гарри возможности дышать. А потом он поднимает голову, и его губы касаются губ Гарри в тёплом, нежном и коротком поцелуе, который ощущается последним. По крайней мере, на долгое время. И тут что-то в груди Гарри не выдерживает и взрывается. Через несколько секунд Драко мягко отстраняется, и кажется, что всё кончено. И вот, собравшись с мыслями, Гарри садится на постели, готовый провести остаток ночи на диване в гостиной. — Это твоя комната, — говорит Драко. — Мне нужно уйти, а не тебе. Гарри качает головой, соскакивая с кровати. Драко выглядит слишком измученным, и Гарри почти уверен, что сегодня он так и не сомкнул глаз. — Это всего лишь на одну ночь. Ничего страшного. Он не думает, что ему самому понадобится кровать — он всё равно уже не уснёт. — Гарри. Гарри останавливается, оборачивается и глядит на Драко через плечо. Он такой тёплый, привлекательный, прекрасный, накрытый белым одеялом; его взъерошенные белоснежные волосы почти сливаются по цвету с наволочкой, а покрасневшие глаза смягчаются усталостью и чем-то ещё. — Можешь остаться, если хочешь. На одну ночь. Гарри не знает, кому он потакает больше — Драко или себе самому. Он не знает, в силах ли он быть так близко и так далеко одновременно, но действительно хочет остаться. Он действительно хочет этого, потому что пройдёт очень много времени, прежде чем у него снова появится такая возможность. Он возвращается на кровать и, держась на некотором расстоянии, снова устраивается рядом с Драко. Тот переворачивается на бок, тянется к его руке и вопросительно смотрит на него, ожидая разрешения, а потом, не встречая протеста или нежелания, робко кладёт её себе на талию. Драко засыпает через несколько секунд, но Гарри — нет. Он лежит молча, слушает глубокое и ровное дыхание Драко, чувствует, как под рукой вздымается и опускается его живот. Несколько часов спустя он наблюдает, как с рассветом сквозь прозрачные занавески в комнату проникает оранжево-красный свет, окрашивая белые волосы и бледную кожу в мягкую дымку восхода солнца. Это не конец. Гарри смотрит на Драко, сладко и нежно спящего в его объятиях, и думает, что, может быть, это не окончание их последней совместной ночи, а первое совместное утро до конца их дней. Он в последний раз целует Драко в щёку, а затем встаёт с кровати, чтобы начать новый день.