Искатель

             Утро встречается никак. Абсолютно никак. Да и в целом не утро это оказалось, а жалкая поздняя ночь, когда солнце вроде и готово показаться из-за горизонта, а вроде и нет. Тело разморилось, голова побаливает, и по итогу вставать с кровати не было никакого желания. Всё же, спать больше двенадцати часов — ужасная затея. Стоит ли благодарить за это Лизу? Лука развалившись на всей кровати словно морская звезда, кряхтя, точно старый дед, сарделькой перекатывается на бочок, лицом к окну. Смотрит, смотрит долго, выжидает, после прикрывает глаза, и что-то внутри шепчет: «Всё так и есть». Сон, может и не был событиями из реальности — в нём он был лишён возможности видеть, но сейчас то видит, — так что это просто не укладывалось в реальность происходящего. Но в одном он уверен на все сто. Его зовут Лука. Произнося имя вслух, он как бы пробует его на вкус, вновь и вновь, чувствуя, как что-то внутри колышется, отзывается. И сердце стучит в бешеном ритме. Это оно, точно оно. И Лука больше не забудет его, будет помнить, выжгет где-то на подкорке, чтобы всегда знать это.       Лыбится, как дурак, и громко-громко повторяет. Ему определённо нравится знать своё имя. И уже не заботит трещавшая по швам (которых нет) голова, потому что он подскакивает с места и хочет хоть с кем-то поделиться своим счастьем, маленькой победой. Рыжик недовольно машет хвостом и глядит долго, укоризненно, так и говорит своим видом: «Надеюсь у тебя были причины разбудить меня, ничтожный человек».       — Рыжик, я вспомнил, — вмиг взгляд её стал более осмысленным, менее враждебным, заинтересованным, — вспомнил, как меня зовут… Да, возможно, этого мало, но я уже и этому рад, — кошка всё ещё смотрит, — Меня зовут Лука.       Он склоняет голову на бок и будто бы расцветает. Впервые с их знакомства рыжей не хочется пожалеть его или отвернуться от противной худобы. Хочется навечно запечатлеть именно это момент и вспоминать, как уголки тонких губ поднимаются, как обнажаются светлые зубы, как проявляются милые ямочки на щеках, как слишком большая по объёму рубашка из-за не застёгнутых до верха пуговиц, сползает с плеча, и как он, замечая это, натягивает вещь обратно, пряча россыпь веснушек на плече.       Несмотря на голые стены, грубый матрас — в целом не живое помещение, всего на долю секунды становится самую малость уютно. Уютно. Рядом с человеком. Вот так неожиданность.       Лука подходит к окну и упирается руками в наружный подоконник, подтягивается, как самый настоящий кот, выглядывает, чуть ли не вываливаясь на улицу. Подставляет лицо холодному ветру и блаженно вдыхает аромат цветов. На улице уже темно, и раздаются крики пьяных, но никого, похоже, это не заботит. Наверняка здесь — такое не редкость, и все жители просто привыкли. Но, на удивление, крики пьяных не приносят недовольства. Казалось, что теперь Луку уже ничто не способно вывести из равновесия. На душе просто легко, будто камень, бывший там совсем недавно, и давивший, топтавший его, как если бы он не был бы собой, а квашенной капустой, съезжая по рёбрам, перевернулся и рухнул на землю рядом с телом. Вот так просто взяли закинули ингредиенты — в данном случае кучу страшных мыслей, переживаний, — накрыли чем-то плотным, чтоб всё по бабушкиному рецепту было, как положено; а в виде груза, чтоб ничего «не убежало», за неимением альтернатив, как раз этот тяжеленный камень. Некрасивый — такой не привезут из-за границы, не поставят в саду, чтобы хоть как-то украсить тот, на нём не порисуешь — грубый на вид, на ощупь да и по факту такой же. Да, это всё ещё про камень давящий на душу, ага.       — Поздравляю, — пошептали над ухом ветра, звонко, мелодично, будто на распев.       Лука чертыхнулся, подскочил на месте и стукнулся головой об оконную раму. Да ёлки, — грустный возглас, что остался не озвученным, пока он возвращаясь на твёрдый и старый матрас, потирал ушибленный затылок. Многострадальная голова, что уж взять. Под пальцами ощущалась шершавая корочка, но при этом сама голова не чувствовала, будто к ней прикасаются в том месте — явно сильный ожог. Кажется, Сахароза говорила что-то про мазь, мол ей нужно пару раз в день пользоваться, чтобы от ожога и следа не осталось. Но ему от чего-то казалось, что как минимум шрам останется с ним навсегда. На одной из пустых полок быстро нашёлся тюбик с, вероятно, нужным содержимым, — да, он не мог прочитать эти непонятные символы на нём, что уже отзывалось укором в сердечке, так ещё и слова, что находились на обратной стороне предмета несли в себе что-то не понятное и таинственное. На минуту Лука даже остановился — а точно ли безопасно мазюкать это на голову?       Взглянув на Рыжика, он всё же решился попробовать сначала на руке, что-то типа теста, всё же за руку будет не так обидно, как за голову, в случае чего-то не поправимо страшного. Прохладная, голубоватая смесь быстро впиталась в руку, после чего прикосновения к той совсем не ощущались, будто бы сработала анестезия.       — Вау, — прошептал Лука не без удивления смотря на бледную руку, — ничего не изменилось, — звучало даже как-то разочарованно, на что рыжая лишь снисходительно фыркнула, прижимаясь к его боку поближе, передавая хотя бы дольку тепла. Ух, вновь ей стало жалко этого снеговика.       Измазав все волосы в этой слизкой штуке — он честно случайно — Лука в ожидании чего-то стал поглядывать на улицу. Ещё чуть-чуть и солнце взойдет… Скорей бы.       Возможно, никакая помощь алхимиков по восстановлению памяти ему и не нужна вовсе? Если так подумать, то имя он вспомнил сам, без всего того, о чём говорил Кейя, значит и он здесь особо не нужен. Но рядом с ними было немножко, самую малость тепло, они, точно самая настоящая семья поддерживали друг друга — Кейя явно старается добиться от Сахарозы большей уверенности в своём деле; не дают перейти черту — опять же Кейя подшутил над Лизой (если это можно было так назвать), чтобы не дать ей выйти из себя, когда она была на грани. Лиза весьма импульсивна — это заметно невооружённым взглядом, пусть она и пытается это скрыть. И её внезапный порыв желания помочь незнакомому человеку — тому доказательство. Ведь Лука мог быть простым искусным обманщиком с явным талантом к актёрскому мастерству, но она ни секунды (так казалось только ему) не думала, просто взяла и потащила его за собой, желая помочь.       Лука толкнулся руками, перенося тяжесть на спину и рухнул поперёк кровати. Больно для спины и головы, но зато сразу привлекает к себе внимание, забирая его у назойливой ситуации. Единственный вывод, к которому он смог придти так это то, что он благодарен этим людям за их доброту и постарается хорошенько отплатить, пока правда не зная чем, но в такой ситуации, наверное, стоит спрашивать напрямую, да? А сейчас остаётся только ждать, проживать неделю на чужие деньги в неудобной комнате, неудобной гостиницы.       Со временем лучи солнца стремительно влетели в открытое окно, светя в глаза, так и говоря: «А вот и я!». Не в силах больше ждать, будто бы имея шило в причинных местах, Лука стал ходить по комнате нервируя себя, нервируя бедное несчастное животное, которое имело (не)счастье связаться с ним.       Наконец в дверь постучали, и Лука с нетерпением раскрыл её.       — Да ты никак нас ждал, — ухмыльнулся Кейя такому быстрому появлению хозяина номера в дверях.       — Я, да, — юноша слегка замялся вглядываясь в пришедших: Сахароза стояла за капитаном кавалерии Ордо чего-то-там и высматривала мельчайшие изменения в его внешнем виде, поведении, вероятно, стоит дать ей осмотреть себя, когда они пройдут в номер и чуть успокоятся; маленькая девочка, что прыгая на месте, хотела показаться выше, радостно улыбалась ему. — А Лиза не с вами? — на самом деле, ему эгоистично хотелось поведать ей, как первой из людей, которым не было на него всё равно, своё имя. Чтобы она стала первым человеком, который бы узнал, как его зовут. Поэтому голос и прозвучал немного расстроено.       — Она занята своей излюбленной работой, — Кейя пожимает плечами и проходит внутрь, — но не расстраивайся. — он переводит руку на маленькую девочку, чьи блондинистые хвостики точно повторяли движения малютки — вверх — вниз — и так по кругу. — Позволь представить тебе эксперта по взрывчатке, рыцаря искорку, единственную и не повторимую Кли.       Девочка тут же засмеялась, стараясь скрыть лёгкое смущение, а её странные, непонятные, вытянутые и заострённые ушки мило прижались к голове. Но после этого она легонько поклонилась, забавно изображая реверанс.       Лука присел на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне и обоим было комфортно. Он постарался сбросить все лишние эмоции, и сконцентрироваться только на ней и том что она вызывает. Солнечная, явно непоседа и дома с ней много хлопот. Но невероятно сильная. Как бы странно не звучало, но это отражается в её глазах. С секунду он решается., а затем быстро протягивает ей руку.       — Я Лука, рад нашему знакомству, мисс Искорка, — Кли вновь смеётся и с охотой обхватывает его руку своими крохотными ручонками. Снизу вверх он смотрит на Кейю и лучезарно улыбаясь говорит, — вот припомнил ночью. Но пока что это всё. — Кейя лишь улыбнулся в ответ.       — Лука-Лука! Ты ведь голоден, да? Мэри сказала, что ты не кушал. Я вот тут бутерброды приготовила…       — Ну, думаю, вы покушаете на месте, — Кейя, по доброму посмотрел на Кли, точно старший брат, с заботой и лаской проводя по маленькой спинке рукой стараясь успокоить поток её эмоций. — К слову, — он тянет Луку за локоть, заставляя подняться и шепчет на ухо, так, чтобы никто кроме адресата услышать слов не смог, — на этой неделе у нас в городе будут гостить высокопочтенные аристократы из Снежной, и Джинн, понимая, что у нас есть один очень непоседливый фактор, — он быстро и еле заметно скосил глаза на Кли, впрочем сразу возвращаясь в привычное положение. — решила предотвратить проблему, какой бы она не была, так сказать срубить её на корню.       — Говори пожалуйста конкретнее.       — Хм. Кли числится рыцарем Ордо Фавониус, соответственно, она должна заниматься некими поручениями и обеспечивать спокойное пребывание гостей в Мондштадте. Но Кли…ходячая катастрофа, совсем недавно она бросила бомбу в озеро под мостом. Да, кажется, численность нашей рыбы сократилось вдвое.       — Я уверен, что ты преувеличиваешь.       — Как знаешь. Но в любом случае, у Джинн для тебя работа, которой ты можешь оплатить своё недельное, а может и больше, пребывание тут.       — Постой-постой. Посидения с ребёнком? Почему вы доверяете это кому-то левому, абсолютно незнакомому человеку, а не знакомым?       — Алиса — мама Кли, сейчас в странствиях, а её сын — Альбедо*¹, являясь так же членом Ордо Фавониус, не сможет всё время следить за сестрой. Да и насколько мне известно, это было его предложение: Альбедо старается оказать услугу тебе, ты делаешь тоже самое. Как-то так.       — Я…- Лука вновь склоняется к малышке, которая даже не пыталась подслушать их разговор, лишь общалась с Сахарозой, и, он мог поклясться, что там нередко проскальзывали слова «бомба», «создать», «раскидать». Кажется, он начинает понимать опасения Джинн. — Кли, — привлекает внимание и, когда она смотрит только на него, продолжает. — не против провести в моей компании пару дней?       — А можно? Правда? Поиграем? А мы будем гулять? А…       Кли ещё долго продолжала задавать вопросы, иногда странные, иногда до чёртиков милые, интересовалась всем подряд и выглядела при этом очень счастливой, что её настроение волей-неволей, а передавалось и Луке. Когда Кейя ушёл, Лука сел в позу лотоса на полу, продолжая слушать вопросы девочки и изредка на них отвечая, пока Сахароза наносила очередную порцию мази от ожогов на его затылок.       — Некоторые пряди впитали в себя мазь. Думаю, перед сном лучше ещё раз помыть голову.       Лука лишь согласно кивнул.       — Так, мы готовы идти? — всё же ещё прошлым днём он очень яро желал встретиться с этим алхимиком-сыном Алисы-братом Кли, так что на сегодня, пусть оно и остыло, но до конца-то не исчезло.       — Идём-идём! — Кли вмиг подскочила на ноги и потянула за собой на выход, Сахароза угукнув последовала за ними.       Маленькая девочка не хотя отпускать нового знакомого ни на минуту тянула его за руку вверх по ступенькам, часто оборачиваясь, заглядывая в глаза и даря улыбки. Лука отметил для себя, что очень часто люди оборачивались на них, окликали Кли и поприветствовав, продолжали заниматься своими делами. Он заметил, что сейчас, город будто бы изменился. Ещё вчера мало кому действительно было интересно заниматься работой: люди гуляли по площади, у ворот стоял лишь один рыцарь, и ещё один патрульный расхаживал по городу, кто-то уходил на прогулку, кто-то нежился на солнышке, а кто-то гулял с милыми собачками, не удерживая их ни на каком поводке позволяя дышать свободой. Но сейчас, каждое действие жителей отдавалось неестественным холодком, что будто бы веял по городу. Неприятно. Казалось, что эти люди просто не умеют работать в том ритме, в котором делали это сейчас, оттого, наверное, и всеобщее напряжение.       — Точно всё в порядке? Я не сильно отвлекаю вас?       — Ну, я буду продолжать своё исследование в лаборатории, всё же мне нужно успеть выполнить все запланированные на неделе, за три дня.       — К чему такая спешка?       — Действующий магистр запретил проводить что-то опасное в момент прибывания дипломатов из Снежной. Но выбиться из графика, было бы для меня большой потерей. А возвращаясь к первому вопросу: всё в порядке. Мне даже немного грустно, ведь я обещала, что помогу тебе. А по итогу — просто веду к Альбедо. Так себе помощь.       — Эй! Всё же хорошо. Я же всё понимаю. Что насчёт Альбедо? Ведь, если ты будешь заниматься своими делами, то выходит, что я буду отвлекать от работы его?       — Нет. Ему как раз нужно было выбраться из лаборатории по делам. А так как работа с людьми заключает в основном в общение с ними, то это можно делать и в движении. А вот то, что на тебе теперь Кли немного усложнит дело. Но не волнуйся! Кли очень хорошая девочка, и, если что-то плохое и случится, то она точно не нарочно.       — Да всё в порядке, я совсем не против. Мне кажется, что я люблю детей.       — Фух. Вот и хорошо, нам сюда.       Сахароза раскрыла дверь, пропуская их с малюткой вперёд. Несколько новых, незнакомых на лицо раннее стражников, стоящих на страже переглянулись, склонили головы в немом приветствии и сделали что-то отдалённо напоминающее отдание чести: выпрямились, точно по струнке и резко опустили вниз руку. Кли отпустила Луку, и с разбегу прыгнула на стражницу, обвивая маленькими ручками шею. Девушка замялась, но после ответила на объятия, что-то шепча. Кли будто опомнилась от чего-то страшного, расцепила руки и выскользнула, ударяясь каблуками о плитку. Быстро схватила Луку и потащила его наверх, крикнув на последок стражнице, чтобы она её не выдавала.       Второй этаж отличается от первого тёмной отделкой, минимумом пространства в коридоре и множеством массивных дверей, к дальней из которых они и направились. Сахароза потянула за ручку и дверь медленно стала раскрываться.       И пусть в этом и не было особого смысла, ведь дверь совсем скоро полностью отворится, представляя взору эту самую лабораторию, но Лука с некой жадностью заглянул внутрь, щурясь от контраста света лаборатории и тени коридора.       Поистине громадный стол, на котором расположились многочисленные пробирки, склянки, подсветка в виде какой-то длинной нити фиолетового оттенка, к которой по полу тянулись многочисленные провода. На этом столе могли бы уместиться семеро людей в лежаче-раскинутом положении, а может и чуточку больше — вот то, о чём успел подумать Лука, прежде чем Кли рванула с места, утягивая его внутрь за собой.       — Альбедо, мы пришли! — оповестила малышка с нескрываемым энтузиазмом подпрыгивая на месте.       — Вы пришли чуть раньше, чем я ожидал, — парень, что стоял, оперевшись о стол и записывая по видимому результаты одного из многочисленного множества экспериментов, выглядел совсем не так, как ожидал Лука.       Образ, созданный сознанием, был высоким, худощавым, непременно с красными глазами и забавными вытянутыми ушками, в точности как у Кли. А пальцы непременно длинные, костлявые, часто пробегаются по лицу, трут верхнее веко и, нагоняя ужас, оттягивают нижнее, позволяя увидеть невероятную красноту глаз, что не закрывались больше чем на час в сутки, как минимум пару лет. Именно так, никак иначе. Просто потому что не может всё быть настолько радужно: ребёнок, что ему доверили на сохранение — просто золото, какое только поискать — общительный, позитивный, легко идущий на контакт; стражники — добрые, косо на него не смотрят, Рыжика на улицу не гонят, а позволяют той идти следом за Лукой; Сахароза — милое, стеснительное чудо. Так что подвох справедливо ждался в невероятном алхимике Мондштадта. Наверное, жертвой явно извращённого сознания Луки Альбедо стал лишь потому что ему предстояло проводить некие опыты над ним, его телом и душой. Достаточно пугающе, следовательно и его понять можно.       — Должно быть мы помешали чему-то важному?       Кли выпустила из захвата маленьких ручонок Луку и побежала на алхимика, утыкаясь лицом в живот и обнимая, забавно хихикнула.       — Нет, совсем нет, — он стал медленно поглаживать Кли по светлой макушке, внимательно при этом изучая нового знакомого. — Я Альбедо, главный алхимик Ордо Фавониус. Если честно, я впервые сталкиваюсь с полной потерей памяти, о семье, близких и мире. Случаи, которые я знаю всегда подразумевали лишь кратковременную выборочную или же фрагментальную потерю памяти. Ты своего рода феномен в моей практике.       — Я Лука. На данный момент — это всё, что я могу сказать о себе, как о человеке, с уверенностью, из-за этого я ощущаю себя чертовски неполноценным, испорченным, что ли. Но и уверенности, что сейчас я делаю что-то правильное, у меня нет. На самом деле, меня всего трясёт от страха к неизвестности.       — Думаю, я могу понять тебя. Ты не знаешь никого из нас, не уверен в том, что я действительно могу помочь, так ещё и я заявляю, что сталкиваюсь с таким в первые. Но ты можешь не волноваться, большинство моих опытов и экспериментов опасны, но, как правило, жертв во время их проведения нет. Да и перед тем, как что-то давать тебе, я непременно опробую это для начала на себе.       — Не переживай, Лука, господин Альбедо сделает всё возможное, чтобы результат работы с тобой имел стопроцентный шанс на успешное окончание.       — Альбедо! А я приготовила бутербродики с рыбкой на нас троих! А ещё Лука очень кушать хочет, у него животик звучал вот так, — малышка вытянула ручки вверх и привстала на носочки, чтобы показать, насколько громко это было.       — Неужели тебя не покормили с утра?       — Мне кажется я не ел как минимум с прошлого утра…       — Так, ясно.       Альбедо, освободившись от цепкой хватки Кли, подошёл к Сахарозе, стал что-то быстро говорить, указывая на стол, вероятно объясняя что к чему, и та лишь утвердительно кивала время от времени. Затем он махнул рукой с записной книгой и карандашом в сторону, после чего те растворились, оставляя за собой лишь светлую пыль, оседающую на пол и со временем также растворяющуюся. Лука и продолжал бы так же заворожённо смотреть, если бы Кли не потащила его на выход.       — Вау. — всё же не сдержал он восхищённого вздоха. — Как ты заставил блокнот и карандаш исчезнуть? Ой. Можно же на «ты»?       — Было бы странно, обращайся ты ко мне на «вы», — комментирует Альбедо, приостанавливаясь на повороте, пропуская вперёд Кли и равняясь с Лукой. Лёгкий движением он раскрывает рюкзачок малышки и протягивает парню небольшой контейнер. — в нём Кли носит еду. Угощайся.       — Правда можно? — он в неверии сжимает маленький контейнер, от которого веет лёгким и приятным запахом выпечки. Получив кивок он вмиг набросился на еду, с каждым поглощённым кусочком осознавая, что действительно невероятно голоден. Прожевав большой кусок, чуть не задохнувшись от того, что тот встал поперёк горла. Всё же даже если ты ужасно голоден, не стоит терять голову, ведь еду никто отбирать у него явно не собирался, более того они сами предложили её, он никого не заставлял. И всё равно накинулся на бутерброд, как неприрученная собака на кусок мяса. Молодец, Лука, показал себя с лучшей стороны.       Альбедо же вернулся к первому вопросу Луки:       — Скетчбук и карандаш не исчезли, они просто попали в другое пространство. На деле, это очень интересная вещь, как возможность, ведь есть она не у всех. Но у тех, кто ей владеет есть Глаза Бога.       — Но все ли те, кто владеют этой побрякушкой способны на такое?       — Хороший вопрос, — Альбедо посмотрел на него несколько иначе, заинтересованно что ли. — нынешние исследования могут подтвердить, что каждый из таких людей, способен на такое. Но, в любом случае, всегда может быть исключение, просто здесь его ещё не нашли.       — Можешь записать его на мой счёт, — Лука вновь надкусил бутерброд, но уже куском по меньше, спокойно прожевал, ведь никто не торопил его — Альбедо терпеливо ждал продолжения. — сомневаюсь, что у меня получится этот трюк.       — Оно получается интуитивно, думаю, главное сделать первый шаг, первую попытку, а там уже само собой пойдёт. Поверь, это несложно.       Лука пожал плечами и, понимая, что разговор себя исчерпал, перевёл взгляд на малышку Кли, которая уже мчалась по мосту, разгоняя голубей вчерашнего мальчика. Рыжик, про которую Лука и вовсе забыл, решила о себе напомнить. На его плечо она приземлилась такой ощутимой «пушинкой», от неожиданности он даже вскрикнул.       — Ты чего пугаешь? — рыжая посмотрела в глаза, её глазки-пуговки блеснули ехидством в миг, когда она показательно отвернулась от него. — Чуть сердце не остановилось.       — Она устала бегать, вот и просит, чтобы ты понёс её!       Малышка радостно подпрыгивает, убегает вперёд и возвращается назад, чтобы подогнать плетущихся позади "взрослых», и помогает ей в этом ветер, толкающий их в спины, мол, действительно, чего-то вы задержались, а ну-ка, продолжайте путь, да пободрее. Умиротворяющая природа поражает своим разнообразием, и Лука просто не может удержать себя от очень (он более чем уверен в этом) глупых вопросов. Он прекрасно понимал, что никого не удивляют ни огромные бабочки, что светятся неким голубоватым огоньком, ни забавные существа, которые ходят на полусогнутых ногах, и прыгают, и бегают, и атакуют. Кстати про атаку — вероятно, они бы и на ребят напали, если бы заметили, всё же того, как они атаковали непонятную голубую прыгающую субстанцию, Луке хватило, чтобы составить их приблизительный психологический портрет.       Так вот, глупые вопросы. Альбедо трепетно отвечал на каждый из них, как будто только и ждал — ну когда же у него хоть что-то спросят. Каждую вещицу пояснял простыми словами, но всякий раз их поток был поистине огромным, настолько, что Лука нередко терялся где-то между. По итогу приходилось со смущением просить повторить то-то и вот то-то или продолжить с того-то фрагмента. Лука не помнит, но буквально уверен, что «прости», «извини» и далее по списку не звучало из его уст столько же раз за всю жизнь, сколько звучало за сегодняшнее начало дня.       По извилистому пути им всё реже встречаются люди, но вместе с тем появляются совсем уж диковинные экземпляры существ: у кого-то ноги вместо рук и руки вместо ног, кто-то на восемьдесят (а может и больше) процентов состоит из шерсти, но при этом ходит совсем как человек, что-то непонятное стоит у кроны деревьев и смотрит на них нечитаемым взглядом, а как только компания подошла к новому существу, Лука с ужасом заметил, что глазные яблоки этого самого существа были полностью покрыты волосами — дикое зрелище (плюс один в копилку новых фобий). Различные существа, как живые так и не очень, вызывали дикое желание изучить: понаблюдать за их действиями, осязать их, прикасаясь руками, убеждаясь, что всё оно совсем не такое, как предполагали глаза, сделать какие-нибудь расчёты, пусть он совсем не понимал, в каком направлении эти самые расчёты должны двигаться. Пожалуй, чтобы понимать это и нужны догадки, которыми он буквально ломал свои извилины.       Как существа с волосами вместо зрачков (действительно ли у них нет зрачков или это только так кажется из-за ужасающе густого волосяного покрова) движутся? Возможно, они перемещаются на ощупь, тыкаясь копытами наугад, лишь бы нащупать правильную дорожку. Вопрос того видят эти существа или нет даже не рассматривался им — да, не быть ему каким-нибудь крутым учёным, ибо, те обязаны подвергать сомнению даже самые очевидно-примитивные для себя вещи, а он просто отказывался принимать одну из возможных вариаций сущности чего-то неизведанного и жуткого. С одной стороны. Но с другой чего-то поистине прекрасного — Волнистая зеленовато-голубая грива развивалась по ветру в абсолютном синхроне с листвой над головой существа, а длинные тонкие ноги, напоминая ветви деревьев, уходили, будто врастали в землю, казалось, именно поэтому существо и стоит так неподвижно. Точно оно что-то вековое, неподвластное времени: вернёшься лет через пять — а оно всё так и стоит, глядишь, так и твои потомки спустя пелену лет, оставленную где-то позади, где-то там, где похоронен и ты сам, возвращаются на эти места лишь бы потрепать лиственную гриву самого живого из существ.       И всё-таки образ прекрасного рушился от одного взгляда на глаза. Они делали что-то до невозможности идеальное реальным, человечным, если так, конечно можно было бы сказать о существе, непонятного происхождения. Из-за глаз существо выглядело слабым, уязвимым.       Именно так он вернулся мыслями к своему сну. Что если тот был предупреждением, вот вдруг нечто непредвиденное произойдёт быстро и неожиданно, так чтоб Лука и опомниться не успел, как потерял бы возможность чувствовать мир полными красками. Даже существа, попавшиеся на пути выглядели очередным предупреждением специально (исключительно) для него. Будто некое знамение, которое он в точности понял, да совсем не так, как хотел бы отправитель. Также раздумья о сущности непонятного, пугающего и завораживающего одновременно, с охотой, но совсем без участия Луки проецировались на его собственный образ. Будучи слепым (пусть всего лишь и во сне), он выглядел жалко? Вероятно. Собеседник по возможности молчал и отвечал с явной неохотой, презрением. Усталостью. Будто в человеке напротив уже давным давно разочаровались и сидели рядом, лишь с одной глупой надеждой — увидеть отблеск чего-то знакомого, что когда-то могло быть родным. Мог бы слепой он дать это? Мог бы вызвать эмоции, что и раньше? А, если у этих существ появляются волосы на яблоках глаз лишь со временем, интересно, к ним относятся также?       Лука тушуется, когда в очередной раз принуждает Альбедо рассказывать о довольно банальных вещах, ну вот почему вместе с именем в эту пустую голову не проникли каким-то чудесно-волшебным способом хоть мизерные воспоминания о хотя бы базе мира — тогда ведь всё было бы проще. Но нет, он должен терпеть свою неловкость, ведь, как казалось до объяснения, не такие уж и тупые вопросы иногда получали свой ответ и от малышки Кли. Будем честны, дети не глупые, но многого от них никто не ждёт — вот и получается, что сам Лука на уровня два…нет, три ниже. Да, от него сейчас явно многого не ждут. На рыбу с воплями «Кавабанга!» не бросается и слава богу, хотя голубей пугает — значит точно недоразвитый (похоже, встреча с малышом на мосту оставила свои отпечатки на его жизненном пути и ещё долго будет преследовать его во снах, мыслях и действиях).       Но за всеми расспросами Лука и не заметил, как они вышли на пляж: один песок, море да горы в далеке, которые синеватая дымка старательно укрывает за собой, как бы говоря: «Да как вы смеете заглядывать сюда, госпожа Гора не одета!». Эти мысли — полнейшая дурость, но за ними шум накатывающей волны был не столь заметным, как мог бы быть.       Лука против воли обхватывает себя руками, ведёт холодными пальцами по плечам, укрытым лёгкой рубашкой, и морщиться — вот вроде ему и не жарко, а от одной мысли о воде в озноб бросает — точно при лихорадке. Кажется, если тело изменит температуру ещё хоть на один несчастный градус, то он сойдёт с ума, но остудить набирающую высоту температуру не способны даже его пальцы.       — Тебе неприятно находиться здесь? — завладевает вниманием спокойный голос.       Вода с глухим шипением, пузырясь, покинула берег, отходя дальше. В напоминание о ней остался влажный песок, что сверкал под солнечными лучами будто какая-то драгоценность, и липкая паника, отражающаяся в беглом движении кадыка. Лука не отводил от неё взгляд: вода всегда обманчива, иногда она опаснее даже лютого пожара, подпитываемого тоннами чистого кислорода. Но разве может простое наблюдение помочь ему, способно ли оно остановить бушующую неподвластную стихию?       — В некотором роде, — сглатывают слюну в очередной раз, — я с водой на «вы». Возможно, она со мной и на «ау, ты кто такой, что здесь забыл, а в прочем не важно, иди к чёрту», но я точно исключительно уважительно…       — Ты паникуешь. Но твоя реакция более чем адекватная. Ты в ужасе: ничего не помнишь, озираешься по сторонам, будто всё, что видишь, для тебя ново, интересуешься всем подряд. Когда я пришёл в этот мир, то смотрел на всё новое точно также, — заметил приподнятую бровь Луки, поэтому пояснил, но совсем не то, что хотел знать тот, — с интересом. — Ничего не понимаю, — хмуриться, одним только взглядом требуя от Альбедо ответы на все немые вопросы.       — Ты пытаешься заметить всё и сразу, но совсем не понимаешь, что пропускаешь намного больше. Например, как давно Кли отошла от нас? — глаза его распахиваются шире обычного. Лука совсем не заметил, как ребёнок, за которым ему было поручено присматривать куда-то убежал. Ему просто поручили присмотреть за маленьким, послушным созданием и даже с этим он не справился — хоть что-то в этом мире можно доверить этому, неумеющему концентрироваться на важном, человеку? — всё в порядке, — алхимик поспешил успокоить, — она за твоей спиной. Не волнуйся. Как я уже сказал — это нормально, ведь ты в ужасе. Никто не станет тебя отчитывать или требовать чего-то невозможного.       — Но ведь это, наверное, самое простое из возможных заданий!       Лука, право, не хотел спорить с Альбедо, но паника вплеталась в чувство неуверенности, укрепляла омерзительное, разрушающее отношение к самому себе — в общем-то прекрасно справлялась с ролью провокатора. Принизить себя, убедить других в собственной никчёмности…       Рыжая прикусила шею паникёра.       — Ай! Ты чего творишь? — пробегает пальцами по месту укуса, а после изучает руку, с удивлением замечая, что на ней не осталось и капельки крови после такого. — Больно, блин.       — Кажется, она требует от тебя перестать разрушать самого себя.       — Но ничего я не разрушаю. Ох, чёрт, прости, ты и так терпишь мои глупые расспросы, мою компанию в целом, а я ещё себя так веду.       — Всё хорошо, на самом деле бы спас меня от компании Сайруса, так что я тебе очень даже признателен. Отвечу сразу — да, твоя компания мне намного милее. А вот я сглупил. Должен был поинтересоваться у Сахарозы, где и при каких обстоятельствах тебя нашли. Не думал, что ты…       — Я не помню, но мне так кажется?       Пожалуй, единственное, что он не хочет вспоминать из своей жизни, как это тот самый момент его погружения в воду. Он явно чуть не задохнулся, чудом остался жив. Поэтому и перебивает Альбедо, чтобы тот не произносил ту фразу вслух.       — Тогда нам стоит отойти подальше. — понимающе кивает тот.       Лука охотно последовал за алхимиком. Присели на песок, не слишком уж и близко для воды, но и не далеко от Кли, всё же потерять малютку Луке совсем не хотелось, Альбедо же выглядел подозрительно спокойно, будто та не способна потеряться, отдалиться, подойти к обманчиво тихой воде. Всего мгновение и она утащит туда, где уже никто не посмеет бросить грубое «да здесь же мелко!», подступающая волна наберёт свои обороты, заметив близкую к себе светлую макушку, разобьётся о детскую голову, погребая всё на своём пути, а пески, подобно зыбучим, ухватятся за тело, пусть даже за одну из конечностей, и никогда не отпустят его живым, не теперь, когда оно полностью в их власти.       Пересиливая себя, Лука во все глаза следил за Кли, гоняющей маленьких крабов по побережью, тем не менее, старался также сосредоточится и на словах алхимика: теории выскакивали одна за другой, сплетаясь в один комок, так, что даже иногда становились в повествовании того одним целым — во век не распутаешь и иным не объяснишь. Альбедо интересовался процессом потери памяти, от того и быстро пришёл к выводу, что вернув её человеку, имеющему все права на собственность, получит и причину, и следствие, и все оставшиеся ответы на свои вопросы.       Как же будет происходить вплетение чуть ли не навсегда потерянных частичек памяти? Нужно установить все возможные сферы бывшей деятельности, двигаться, развиваться в каждой из них, путешествовать, посещать абсолютно любые места, вероятно даже те, что и на карте всего Тейвата не отмечены ни одним искателем сокровищ, будь то хоть само место, в которое побоялась сунуться сама Алиса — он должен попасть туда. Лука должен хвататься за всё, что может отозваться в глазах его привычным блеском спаянных между собой теплоты, нежности или агрессией и желчной ненавистью с робким пониманием — вот оно. Оно определённо должно сработать, как триггер, спусковой крючок перед оглушающим выстрелом.       Вот то, на что рассчитывал Альбедо, во что он и посвятил Луку.       — То есть, предлагаешь заглядывать в каждую лавку, квартиру Монда и опрашивать жителей: «Хей, я ничего не знаю о мире и, скорее всего, ничегошеньки не умею, но, возможно, вам нужна моя помощь?». Я ведь в большинстве случаев буду бесполезен, — обреченно уронив голову на подставленную ладошку он изобразил не просто человека — настоящего мученика, уставшего от самого солнечного света.       — В начале всё же стоит определить то, чем ты увлекался раньше, — Альбедо прикусил губу, наблюдая за сомневающегося в самом себе парне, отмечая какой-то новый уровень той самой неуверенности, будто у Сахарозы появился могущественный соперник, — рисунки, книги, наука, алхимия, путешествия, торговля да даже военное дело — всё это тебе стоит опробывать. И да, пока ты находишься под моим «крылом», я надеюсь на твою помощь.       — Хм-м, — Лука в задумчивости запрокинул голову к небу, удивляясь разнообразию пушистых облаков, ветер в самом деле игрался с ними, создавая образы невероятной точности, — ого, смотри, — окольцованный палец взметнулся вверх, указывая куда-то над Лукой, привлекая внимание толи рыжей, свернувшейся калачиком под боком парня, потревоженной той самой рукой, толи алхимика, в миг растерявшегося от перепада настроения своего собеседника. — Дракон. Ва, такой большой, огромный просто, невероятно, я буквально вижу каждую чешуйку! Крутяк.       Высветленные волоски там, где у Рыжика предположительно должны были быть бровки, взметнулись вверх, и она с интересом посмотрела туда, в направлении пальчика Луки (а тонкие, почти костлявые, не особо длинные, ухоженные, пусть и все в мелких царапках, пальцы по другому ну никак не назовёшь), желая самолично рассмотреть дракона в небе. Ладонь алхимика скрыла от мира одну яркую улыбку, эгоистично оставляя её, как и воспоминания о пугливом, но интересующимся всем на свете, столь беглом в перемене своего характера Луке, лишь себе.       Любое время без исключений движется своим чередом, но подчиняется одним и тем же принципам. Всё, что было раньше — по итогу пройдёт. Останется ли оно в чьей-либо памяти — неизвестно, но, как правило, ничто и никогда не способно носить воспоминания о всём на свете. А значит, любая вещь спустя года не будет иметь абсолютно никакого смысла. Так может быть и сейчас не стоит придавать панике такое большое значение?       Размышляя на эту тему, Альбедо вновь пробежался взглядом по светящемуся радостью лицу напротив, по рыжей, развалившейся на песочке пузиком кверху — говорят, что для животных эта поза значит очень многое, что ложатся они так только рядом с теми, кому доверяют, а эта уж явно привязана к Луке, — и по самодовольной Кли.       Эльфийка потратила небольшое количество своей энергии, но явно до смерти загоняла несчастных крабов, ими она, к слову сейчас и трусила перед небольшой компанией:       — Четыре штуки! — гордо заявляет, а слова растягивает чуть ли не по буквам, каждую довольно смакуя. — И такие большие!       Луке немного их даже жаль: смирившись с участью своей, повесили они свои лапки, и безвольно барахтаются от каждого потряхивая со стороны малютки, песчинки, прилипшие к тельцу каждого из крабиков из-за влажности, теперь преспокойно осыпаются вниз, но ветер не позволяет им замертво упасть — уносит вдаль, забирая у крабиков последние вещицы, которые могли бы напомнить им о уютном доме. Пусть тот и находился в непосредственной связи с водой, он всё же был им домом, куда могли они вернуться, несмотря ни на что.       Теперь же светит им немногое: либо отдадут на опыты, либо на растерзание малютки Кли — если быть честным до конца, то попросту нельзя пропустить тот факт, что обращалась девочка с ними не самым лучшим из способов — отсюда и вывод, либо же пойдут они в расходный материал, на супчик да в салатик.       Возможно, стоило ему хоть как-то вступиться за обреченное создание, но явный бунтарь семьи, дрыгал своими клешнями и ножками настолько сильно, что песок осыпался с удвоенной, а то и утроенной, силой. И посчастливилось Луке находиться в точности да под этим самым крабом.       Песок залетел с глаза, рефлекторно заставляя быстро заморгать, глаза заслезились и покраснели, а Лука злорадно пожелал бунтарю посетить горячие источники в виде котла или какой-нибудь кастрюльки, расписанной по бокам красными цветочками. Вот так ныне и терпят крах приверженцы добродетели.       Альбедо гладит Кли по волосам, и выглядят они в этот момент настолько правильно и естественно, что даже кажется, покойся ладонь алхимика на пшеничных волосах хоть всю жизнь — никто и не подумает задаться вопросом причины такого контакта. Кли улыбается, светится ярче любого светлячка, и Луке хочется хоть ненадолго приблизиться к этому свету и почувствовать его ближе к себе — словно мотылёк, что скитается в сумерках, в надежде нащупать тот самый свет и одарить его теплом своё тело и душу.       — Я сталкивался с потерей памяти из-за утраты Глаза Бога, но, когда люди возвращали их себе, то и память возвращалась следом, возможно, именно на тебе произошёл некий сбой отлаженной и хорошо работающей системы, — Кли прижалась всем телом, повалившись на Альбедо, и тихо хихикала, стараясь не перебивать и особо не отвлекать старшего брата, — и, после его возвращения, память восстановиться не смогла. Но это при условии, что ты владел им ранее, а после потерял, но вновь обрёл.       — А мне казалось, что мы сошлись на мнении, что у меня просто не всё в порядке с головой, — Лука смеялся, но смех казался чем-то инородным сейчас, уж очень горько прозвучал он для человека, который только что так весело и непринуждённо обсуждал облако подобное дракону. — Я не помню ничего такого, поэтому просто доверюсь твоему окончательному вердикту, наверное.       — Могу ли я посмотреть на него?       Объясняя всё научным интересом, Альбедо потянулся к электро Глазу Бога, Лука с механической точностью крутил серебряную цепь меж пальцев, то поднимая вещицу, то спуская. Относился небрежно, даже не замечая никакого действия, но только услышал он просьбу алхимика — тут же подкинул Глаз Бога и перехватил, крепко сжав рукой. Подозрение к алхимику нахлынуло внезапной волной, недоверие просочилось наружу.       — Хей, я не стану отбирать его, он твой по праву, они не даются непонятно кому.       — Разве? Его ведь нужно было заслужить, так? Но, как я могу судить о том, заслужил его или нет, если сам ничего о себе не помню?       — Всех людей, что владеют Глазами Бога одной и той же стихией, что-то да объединяет. Я подозреваю, что Глаза Бога даются за частичку характера, что-то такое, что преобладает в нас. Не обязательно спасать город от нападения враждебных существ, или жертвовать собой, своим разумом и телом, чтобы получить благословение Богов.       — Я просто… Не знаю. Всё так навалилось разом. Вроде бы и понимаю это хотя бы частично, но принять всё ещё не выходит.       Альбедо понимающе кивает и на просьбе своей не настаивает. Альбедо вообще кажется человеком очень понимающим и ценящим чужое пространство, что даже выскакивающую наружу змею, кричащую «Моё!» из каждой щели, хочется придушить и довериться — отдать хоть на совсем вещицу на цепочке.       Лука протягивает Глаз Бога, а тело будто бы не верит, что он это делает, отзывается неприятным покалыванием где-то внутри. Альбедо протягивает пальцы, касаясь холодных рук лишь подушечками, подбирает цепочку и закидывает её на вытянутую руку. Не отнимает, а рассматривает на руке Луки, изредка мягким движением рук как бы просит поменять положение, чтобы разглядеть все детали.       — Тебе нужно договориться с Катериной, чтобы она внесла твоё имя в списки.        — Что за списки, собственно, и чем они связаны с Глазом Бога?        — Списки тех, кто состоит в рядах искателей приключений. Кто-то из них любит опасность, кто-то другой обожает чувство гордости в момент открытия чего-то нового. Разумеется чаще всего они попадают в неприятности, но нахождение в их составе может быть тебе полезно. На начальных этапах чего-то нового всегда бывает тяжело, но помни: в Мондштадте найдётся множество тех, кто готов тебе помочь.        — Не будут ли мои просьбы о помощи расценены как навязывание? Подумай только: у них своих проблем по горло, а тут я с дурацким «помогите» — ну смешно же! Эти люди живут своей жизнью.        — Как и ты своей когда-то жил. Но что-то такое произошло, что лишило тебя её.        — И всё же вина лежит не на плечах этих людей, они не обязаны отвлекаться от своих забот только потому что с каким-то незнакомцем приключилось несчастье.       — Хм. Постарайся посмотреть на эту ситуацию под другим углом. Да, эти люди ничем тебе не обязаны, как и ты им, собственно. Поэтому, какую бы мелочь в твою сторону они не предприняли в стремлении помочь — только они несут за это ответственность. Ты ведь ни от кого не требовал помощи: Лиза, Кэйа, Сахароза, действующий Магистр Ордо Фавониус, Джинн и я — все мы выразили желание помочь тебе. Одни просто по доброте душевной, а другие преследуют свои личные цели. В любом случае, ты не ответственен за наши выборы. Если, мы с твоей точки зрения не обязаны помогать тебе, то ты с нашей — не обязан задумываться о таких мелочах.       Стоило ли сдаться таким разумным речам и пойти против сжавшей всё внутри совести — вопрос спорный, двоякий. С одной стороны Лука определённо обременяет этих людей своим присутствием, но с другой — его постоянные отказы от помощи могут показаться для них лишь клишированным проявлением отрицательной стороны его, как человека: «К тебе со всей всей душой, а ты ещё и нос воротишь? Неблагодарный мальчишка!». Но почему он должен спокойно принимать их доброту, потому ли, что они с головы до пят наполнены участливостью и сочувствием?       Всё, на что сил его хватит сейчас, так это дать обещание — он постарается освободить свою голову от, на данный момент, ненужного балласта.       — Ты закончил, ну с Глазом Бога? — Лука тушуется, замечая, что Альбедо продолжал всё это время держать его за руку — мне неловко.       — Да, прости, я задумался. Он такой же, как и у всех, видимых повреждений я не заметил, так что у тебя не должно быть проблем с его использованием. Отвечая на твой немой вопрос, да, это получается само собой, но, если ты и хочешь получить кого-то в наставники, то тебе будет лучше обратиться к Лизе, всё-таки у вас у обоих электро Глаз Бога.       Запрокинув голову, Лука вновь устремил взор на облако, когда-то бывшее драконом, теперь же ветер придал вытянутому туловищу шарообразную форму, а солнечные лучи игрались с цветовой палитрой рисунка, удивительно, как на глазах его природой создавался шедевр, который больше никто и никогда не сможет повторить. Теплота с щёк постепенно начала сходить, с чего Лука сделал вывод о том, что те хоть немного, но утратили пунцовый цвет смущения.       — Из-за морского бриза солнечное пекло ощущается совсем иначе, скоро полдень, так что нам лучше уйти, прежде чем ты совсем обгоришь, — Альбедо встаёт со своего места — Кли подскакивает следом, — но, заметив, что Лука не торопится, протягивает ему руку, чтобы помочь, помутневшие глаза обретают блеск, по которому и становится понятно, что вновь отвлёкшийся Лука теперь с ними, Альбедо улыбается и, дождавшись момента, когда холодная ладонь соприкоснулась с его рукой, помогает Луке подняться, — опять витаешь в своих фантазиях.       — Прости.       — Не нужно извинений, правда. Лучше давай поскорее уйдём отсюда, пока Кли не решила, что внести ещё один вид рыбы в Мондштадте в список редких — хорошая идея.       Тихий смех под боком свидетельствует тому, что малышка подобному замечанию совсем не против и на брата обиды не держит. Так и уходят они с пляжа, подгоняемые морским бризом и шёпотом ветра.       Полуденное солнце является прекрасным сопровождением под дневной сон для каждого жителя Мондштадта в своём укромном местечке в теньке — возможно по той причине, что здешние жители любят свободу во всём, или же по другой — более разумной (со стороны ответственного человека по отношению к этим людям) — Монд насквозь прогнил и помогли ему в этом безответственность и истина, которую местные видят лишь в вине. Так или иначе, погода к работе не располагала. Не обговорённой заранее, но преследуемой двумя людьми и одной важной особы кошачьих кровей сразу, стала миссия по приведению одного юноши к обретению себя и уверенности в самом себе. Разумеется способы у каждого были свои, но в начале сошлись они на мнении, что без плотного обеда начинать что-то — попросту глупо.       — Это небольшой ресторанчик, им заправляет Сара, она лучшая и готовит невероятно вкусно! — Кли воодушевлённо хватает Луку за руку и тянет за собой, — Давай попробуем её особое блюдо!       — Мисс Сара прекрасна в приготовлении особого блюда Монтштадта, говорят, что каждый, кто прибыл сюда впервые, обязан попробовать это блюдо.       — Нежнейшее мясо в медовом соусе с морковкой, — встревает девушка за прилавком, — попробуйте и вы пожалеете, что заказали на себя всего одну порцию! — задорно рассмеявшись, она переступила с ноги на ногу и продолжила, — прости, что перебила, Альбедо, не могу устоять в стороне, когда нахваливают мою стряпню. Лука, верно? — соскакивает она с темы и, не дожидаясь никакой реакция, продолжает скакать по темам так же ловко, как Кли перепрыгивала небольшие препятствия на сегодняшнем пути. — Кэйа заходил сегодня, рассказывал о тебе, хорошо, что теперь ты знаешь своё имя, думаю Лиза была бы счастлива, узнав эту новость, кажется, для неё важно твоё благополучие, пусть вы и познакомиться то толком не смогли. Ох, бедняжка Лиза. Вы знали, что не смотря на её, казалось бы, простую должность библиотекаря…       — Сара, — жалобно тянет Кли, поднимает ручки, вытягивается, разводит их, описывая круг, — Кли вот настолько сильно голодна!       — Да, конечно, простите мне мою болтливость. Три порции моего особенного блюда, верно?       — На самом деле всего лишь две и три молочных коктейля, будьте добры.       — Конечно, конечно, будет сделано!       Отходят к столикам в тени, чтобы не обгореть. Лука заинтересовано смотрит на Альбедо, доставшего блокнот с плотными листами, приятно зашелестели страницы, уголь, которым в этот раз работал алхимик, ведомый пальцами и движением кисти, плавно воссоздавал портрет малышки, не способной усидеть на месте — Кли, только плюхнулась на высокий стул, сразу же задрыгала ножками, озиралась по сторонам, даруя свой беглый взор всем прохожим людям. Рыжая, не принимающая возражений, запрыгивает на колени Луки, смотрит с несколько секунд на дрыгающиеся ножки Кли и злобно стреляет глазками в него: "Не смей делать так же". Луку это забавляет, и он приглушенно посмеивается себе в кулачок, чтоб не отвлекать остальных.       — Ты не голоден? - интересуется, спустя какое-то время у Альбедо.       — Отказаться от особого блюда Сары в пользу какого-либо другого — для неё это равносильно предательству, намного проще и менее проблематично притвориться не голодным. Ох, надеюсь, Сара не забудет про двойную порцию карамельного сиропа.       — А братец Кэйа говорит, что у того, кто кушает слишком много сладостей, может, — сделала заминку, в глазах пробежали искорки, прикрывая рот ладошкой, чтобы никто посторонний не услышал, тихо прошептала — попа слипнется.       — И у Альбедо она точно когда-нибудь да слипнется, если он не перестанет есть так много сладостей, прикрываясь лишь целью увеличить работоспособность мозга. — Кэйа перехватил поднос из рук Сары и самодовольно приземлился на свободный стул за круглым столом, — ох, Кли получается такой похожей! — восторгается портрету, Альбедо улыбается для виду, а сам стремиться побыстрее убрать альбом и уголь. Неловкость рухнула тяжёлым грузом на этот стол, и не замечал её лишь радостный ребёнок, что во всю уже приветствовал Кэйю. — Как оно, Лука?       Лука по возможности отвлекает Кэйю от Альбедо, так яро прикрывающим за улыбкой некую неприязнь, казалось, между ними явно есть история, которая ни коим образом не касалась других, а потому и другие не должны были совать свои интересующиеся носики туда, куда не просят. Кэйа потягивает напиток, принесённый с собой и слушает всё, что Лука ему рассказывает. И пусть он знает всё это, пусть обладает знаниями более обширными, но сейчас перед ним ребёнок, да, чуть старше Беннета и Рейзора, намного старше Кли, и всё же, чувствовать братскую ответственность ему это не мешает. Выслушивает идею Альбедо и согласно кивает:       — Чем раньше познакомишься с Катериной и искателями — тем для тебя же будет лучше, — сёрбает напиток, принесённый с собой, через трубочку, а Лука интересуется, не отлынивает ли Кэйа от работы: напиток забрызгивает стол — Кэйа поперхнулся, — хей, с чего это такие выводы, — обиженно стонет, — я работаю.       — Он отлынивает, — без сожалений выдаёт тайну Альбедо.       — Ух, — Кэйа театрально прикладывает раскрытую ладонь к груди, будто прикрывает кровоточащую рану, — слова твои бьют похлеще дубинок хиличурлов берсерков.       Лука с интересом наблюдает за простилающейся перед ним с Кли и рыжей картиной — актёры, играющие роли, должен он признать, были чертовски хороши — наклонив голову, подпер её рукой для удобства. Вот вроде и попали в словесную перепалку, вроде и Альбедо сторонится капитана кавалерии, да и Кэйа что-то не договаривает, а всё равно заметно, что люди они далеко друг другу не чужие. Мондштадт странный. А люди проживающие здесь ещё более странные. Наверное, он обязан будет привыкнуть к этому, правда получится не скоро.       Он должен сам поставить перед собой цель: в чём сейчас нуждается больше всего? Вернуть воспоминания. Да, вот только нужно ставить перед собой более чёткие цели, дойти до которых не так уж и сложно. Вступить в команду искателей, как и предложил Альбедо? Что же, если то действительно способно помочь ему, то почему бы и нет? Вот только интересно, что от него будут ждать да и примут ли вообще.       «Если не возьмут — найду другой способ. Неужели нельзя путешествовать самостоятельно?»       Вредная змея сомнения уселась на плече с самого пробуждения и давила всеми силами, не ослабевая ни на минуту, и будто бы питалась его эмоциями, становясь сильнее. Рыжая устала от остальных и показательно уронила мордочку на подставленные ярко огненные лапки. Впрочем, против холодных рук, что временами едва касаясь проводили где-то за ушком, она ничего не имела.       «Всё же, нельзя отпускать руки, нужно вцепиться в такую незначительную цель хоть зубами и достичь её, иначе как я достигну чего-то больше?»