Happy Pills/Таблетки счастья

      Если слизеринцы и собирались посетить эту реабилитационную программу, то они пришли к выводу, что им нужно быть под кайфом для завтрашней первой встречи.       Или, по крайне мере, взять с собой запас наркотиков, если встреча станет слишком болезненной, чтобы её можно было пережить… что, несомненно, и произойдет.       Мысль о том, чтобы сидеть на собрание и слушать монотонно-болезненный голос Аберфилда, в то же время будучи сопровождаемым не кем иной, как самой Гермионой долбанной Грейнджер, слишком мучительна для Драко, чтобы пережить это в трезвом уме. Он не спит всю ночь, лёжа на кровати и таращась в потолок. Его тело жаждет сладких экстрактов алкоголя, чтобы онеметь или заставить его забыться туманным сном.       Несмотря на недовольство и гнев друзей, Блейз настоял на том, чтобы они пропустили вечерний поход в Амортенцию.       — Я просто думаю, что нам следует взять передышку перед нашей первой встречей завтра, — пробормотал Блейз, протягивая руку и доставая один косяк из прозрачной стеклянной пепельницы, расположенной в центре круга сидящих слизеринцев, их ноги были скрещены.       Блейз зазубрил косяк между кончиками большого и указательного пальцев, а после вставил его между своих пухлых губ. Сделав глубокий вдох, Блейз почувствовал мягкое жжение конопляного бриза, проходящего через его горло в его организм; он выдохнул дым с нескрываемым удовольствием. Смесь конопли и табака приятно вливалась в его рот, вызывая ощущение легкости и комфорта, которое сильно отличалось от того, что он испытывал от кокаина или экстази.       Это было любимое ощущение Блейза. Спокойные, успокаивающие и легкие ощущения, которые конопля порождала в нем. Кокаин и экстази подходили для диких ночей, когда он и Дафна могли танцевать друг с другом, казалось, часами, но в редкие ночи, подобно этой, когда их компания оказывалась запертой в их маленьком лофте, Блейз предпочитал умиротворяющее действие марихуаны шуму, который вызывали в нем другие наркотики.       Они сидели на кремовом плетеном ковре в центре гостиной, окруженные двумя тёмно-синими диванами и пустым телевизором, прислоненным к стене спальни Тео. Кроме квадратного телевизора, примостившегося на тусклой серой подставке, единственными предметами на ней были две белые свечки, на боках которых был засохший воск, облепивший их от длительного использования, и ещё несколько разбросанных десятицентовых мешочков, наполненных белым порошком, травой и крошечными разноцветными таблетками.       Группа яростно протестовала против предложения Блейза, больше всего на свете желая прибыть на первую встречу П.Р.Б.П.С. с сильным похмельем. Но Кингсли и Аберфилд приказали им явиться трезвыми, или иначе будут «последствия», как двусмысленно предупредил их Аберфилд.       Но Аберфилд был недостаточно опасен для слизеринцев, чтобы всерьез воспринять его слова. Кроме того, слизеринцы наслаждались последствиями ночи, и каждый из них смаковал выражение лица Гермионы, когда она пыталась осознать реальность ситуации ранее этим утром.       Драко получал огромное удовольствие от этого образа. Она съеживалась, содрогалась и морщила свои рыжеватые брови, глядя на него множество раз, и каждое такое движение было как укол героина прямо в его кровь.       Волнующим, возбуждающим и практически порнографическим для его глаз был образ Грейнджер, отшатнувшейся от него в отвращении.       Он знал, что вызывает у неё тошноту – вот почему это было чертовски забавным.       —Ты ведешь себя как зануда, Блейз, знаешь это? — сказала Пэнси, вдыхая содержимое своего косяка, а затем передавая его Тео, который не спеша прикоснулся к нему своими пухлыми губами и втянул дым в свой жадный рот.       — Твою мать, Пэнси, я просто говорю, что сегодня нам нужно не налегать, — ответил Блейз, недовольно нахмурив брови, — кроме того, неужели ты всерьез думаешь, что сможешь веселиться в Амортенции обкуренной? Это не то же самое чувство и ты это знаешь.       — Блейз прав, — вмешалась Дафна, беря Блейза под руку и прижимаясь головой к его широкому плечу, — давайте просто проведем спокойный вечер здесь. У меня адски болит голова.       Блейз, совершенно влюбленный в Дафну и в блеск ее аквамариновых глаз, когда она смотрела на него, поцеловал её золотистые локоны, пахнувшие лавандой и фиалками.       Пэнси рассержено втянула носом воздух, задумавшись о внезапной перемене их распорядка. Мысль о том, чтобы не баловаться ежедневной дозой тяжелых наркотиков была непривлекательной, но стоило ей положить левую руку на скрещенные ноги Тео, раскинуть своё тело на его коленях и повернуться на спину чтобы посмотреть на него, она стала очарована и больна любовью от одного вида Тео, трезвого и спокойного. Это переменило её.       Она рассматривала его, любовь вырисовывалась в её глазах, словно они созерцали художественный шедевр, превосходящий все, что Микеланджело когда-либо мог себе представить.       Тео опустил свои глаза и встретился с её взглядом. Что-то в этой позе – Пэнси смотрела на него своими большими шоколадными глазами – заставляло его чувствовать себя одновременно взволнованным и возбужденным.       То, как она смотрела на него, восхищаясь им – Мерлин, он чертовски сильно обожал её.       — Ну же, Пэнси, обкуренный секс может стать действительно приятным, — проворковал Тео, щелкнув указательным пальцем по её задорному носу. Она хихикнула, влюбленная и очарованная его нахальным настроением.       — Клянусь Салазаром, если вы, придурки, не будете тихими сегодня ночью, я разнесу вашу дверь на кусочки, Нотт, — простонал Драко, закрывая лицо руками и протирая глаза, — эти чертовы звуки, которые вы издаете…       — Ты просто завидуешь, Малфой, — ухмыльнулась Пэнси, и Драко почувствовал, как его щеки покраснели от раздражения.       — Вряд ли, — разочарованно ответил Драко, доставая свой косяк из стеклянной пепельницы и глубоко затягиваясь его содержимым. Конопля ничего не дала – ему нужно было что-то сильнее, что-то что ускорило бы сердцебиение. Черт возьми, травка едва справлялась со своей работой в качестве депрессанта. Но ему нужно было что-то – что угодно – в своём организме, что отвлекло бы от ада, в котором он оказался.       — Если завтра встреча станет действительно невыносимой, — вмешался Эдриан, — мы всегда можем взять с собой что-нибудь, что заглушит монотонность голоса Аберфилда.       И на этом они остановились. Явиться трезвыми, но быть готовыми проглотить как можно больше наркотиков, чтобы выдержать неизбежно мучительный семинар.       Драко ворочается в постели под тонким серым одеялом, его холодное тело мечется туда-сюда, пока его мозг придумывает возможные сценарии для завтрашней встречи.       Он представляет себе Аберфилда, который стоит в передней части комнаты и читает им лекцию, как будто он каким-то образом знает всё о том, через что они прошли. Как будто он может понять боль, которую им пришлось пережить. Он понятия не имеет, как далеко распространяется их травма. Как воспоминания о тех годах при Волдеморте пронзают их тела каждый день и каждую ночь, постепенно высасывая из них кровь и жизнь.       Аберфилд, понятия, блять, не имеет как это тяжело. И никогда не узнает. Не имело значения, сколько времени Аберфилд посвятил разработке своей программы или со сколькими бывшими Пожирателями смерти он говорил, или сколько книг прочитал на эту тему – он никогда не сможет по-настоящему узнать их вечную агонию.       Самое главное, у него нет метки на руке, выгрызавшей кожу вокруг себя, словно для того, чтобы мучительно и медленно разрывать их тела изнутри на части. У неё есть собственный разум – у неё есть чувства, намерения и злобные планы.       Он никогда, блять, не поймет. Никогда.       И Драко представляет, как Грейнджер делает заметки, читает в углу, раздает тесты или опросы – что бы она там ни делала на собрании. Он видит её в коричневом шерстяном свитере с белым воротником на пуговицах, торчащим из-под выреза, заправленном в прямые брюки цвета лесной зелени, с кудрявыми каштановыми локонами, собранными в низкий хвост, лежавшем на затылке.       Он может представить это прямо сейчас – её щеки становятся пунцовыми, когда он играет с ней своим бессердечным взглядом, заставляя её вздрагивать и содрогаться от беспокойства. Драко мог воспроизводить этот образ снова и снова в своем сознании, и это действовало так же, как и любые другие психостимулирующие препараты на основе амфетамина.       Эта та таблетка, которую он хочет проглотить. Если бы существовала капсула, которая могла бы воспроизводить этот образ лица Грейнджер в его голове как слайд-шоу, всю его оставшуюся жизнь, он бы принял её в одно мгновение. Он запил бы её виски, медовухой, джином, загнав в горло, если бы пришлось.       Это зрелище возбуждает его, напоминая о его бесспорной власти над Грейнджер.       Кровь приливает к его…       Вау. Какого хуя?       Драко чувствует, будто острый укол впивается в низ живота.        О, черт возьми. Иди, блять, спать.       Мягкое дыхание Эдриана в кровати на другом конце комнаты отдаётся эхом в сильно активированных барабанных перепонках Драко, и он отчаянно пытается игнорировать отвратительные мысли о Грейнджер, которые крутятся в его голове. Он подавляет их так долго, как только может, умоляя свой мозг забыть возбуждающий образ, который плавно посылает кровь к его паху.        Забудь об этой таблетке. Забудь это. Блять, забудь.       Он использует присутствие Эдриана, чтобы подавить это чувство, но гребанный образ Грейнджер – то, как она встала перед ним на колени и давала зелье, а её карие глаза расширились от удивления, когда он сжал пузырек зубами – продолжает появляться в его воображении.       Грейнджер. На коленях перед ним.        Блять, возьми себя в руки.       Драко выдергивает одну из мягких подушек из-под головы и ударяет ею себя по лицу, отчаянно пытаясь избавиться от тошнотворного чувства, что зарождается в глубине его живота и пытается укорениться еще ниже. Он отчаянно хочет перестать думать о ней. В этот момент он думает о чём угодно, лишь бы развеять ее образ.        Она грязнокровка. Чертова грязнокровка.       Его мысли прерывает хор знакомых хрипов и стонов за стеной справа, доносящихся из комнаты Тео.        Вы, блять, издеваетесь. В этот гребанный час?       Стонущий от злости, Драко сильнее прижимает подушку к голове, делая два мысленных напоминания: сорвать утром дверь Тео с петель взрывающим заклинанием и спрятать пакетик кокаина в карман брюк для предстоящей встречи. Мерлин знает, ему это чертовски понадобится.

ххх

      — Они должны быть здесь с минуты на минуту, — говорит Аберфилд, глядя на свои часы на кожанном ремешке и проверяя время: без одной минуты десять утра. Гермиона вздыхает, вспоминая непристойные слова и образы, которые Пэнси описала ей вчера в кабинете Кингсли. О её… неприличной утренней рутине. Пунктуальность, казалось, не стоит в приоритете для слизеринцев; Гермиона боится, что они даже не потрудятся появиться. Вчера они выглядели такими настороженными и возмущеными идеей программы реабилитации.       Гермиона готовит себя к тому, что считает неизбежным: они просто не придут.       Аберфилд и Гермиона прибыли полчаса назад, чтобы подготовиться к первому собранию П.Р.Б.П.С. Расположившаяся на пятом этаже Министерства Магии комната, которую Аберфилд выделил для встречи, находилась в нескольких дверях от его личного кабинета. Хотя уровень этажа был посвящен отделу Международного магического сотрудничества, Аберфилд использовал свой изобретательный и творческий ум, чтобы создать подразделение Отдела, которое сосредоточилось вокруг отношений волшебников, охватывающих все статусы крови.       Его должность была создана им самим, а идея возникла из его изобретательного и креативного интеллекта; Гермиона уважала его стремление и виденье создать более инклюзивный волшебный мир. Именно это однажды привлекло её в его офис, когда она исследовала Министерство в свой первый день предварительной стажировки, и в конечном итоге заставило её сменить отдел и работать на него. Его идеи говорили с ней, поскольку в прошлом она часто сталкивалась с неприятными взаимодействиями с ведьмами и волшебниками.       Иронично что тот, кто создал для неё такую враждебную среду, теперь вынужден проходить программу лечения, которую разработала она сама.       Изначально комната была выкрашена в темно-синий цвет, но Аберфилд решил, что темный цвет будет создавать неприятную атмосферу. Он вообразил нечто более яркое и счастливое для того чтобы создать более приятную обстановку. Со взмахом волшебной палочки и произнесением нескольких заклинаний цвет стен преобразовался в прекрасный оттенок яичной скорлупы.       Комната была довольно пуста, если не считать круга из восьми стульев и длинного письменного стола у задней стены, заваленного бумагами и книгами, которые Аберфилд собирался использовать для своих будущих лекций. Гермионе хотелось, чтобы они могли ещё больше украсить комнату плакатами, картинами или другими аксессуарами, чтобы создать не такую скучную и монотонную обстановку; слишком увлеченная содержанием программы, а также прекрасно осознавая отсутствие у неё опыта в области дизайна интерьера, она отбросила эту идею на задворки своего мозга, напомнив себе позаботиться об этом в будущем, если найдётся время.       — Может, они заблудились? — предполагает Аберфилд с явным сарказмом в голосе, поднимая правую бровь и ухмыляясь.       Гермиона расплывается в улыбке и издает короткий смешок. Беззаботный юмор Аберфилда, несомненно, успокаивает её расшатанные нервы. Конечно, они не заблудились – просто опоздавают.       Проходит ещё минута, потом пять, затем десять и ещё пятнадцать. Аберфилд и Гермиона стоят молча, расхаживая по комнате и перебрасываясь короткими фразами чтобы скоротать время. Гермиона машинально смотрит на часы и на дверь. Она замечает каждый звук за дверью, каждый раз задаваясь вопросом, не они ли это.       В восемнадцать минут первого, дверь, наконец, открывается.       Гермиона расхаживает по комнате, кружась между красными стульями и погруженная глубоко в свои мысли, когда слышит щелчок дверной ручки. Она вскидывает голову в сторону входа. Первым, кого она видит – Блейз, который вежливо, но сдержанно кивает в её сторону. Дафна идет следом, её рука переплетена с рукой Блейзом.       За ними следует Эдриан, который нахально подмигивает Гермионе, одновременно прищелкивая языком по нёбу.       — Ах, вот и вы! — восклицает Аберфилд, приближаясь к слизеринцам с распростертыми руками и сияющим лицом, — мы уже думали что вы заблудились.       — Поверьте, мы пытались, — отвечает Тео, когда они с Пэнси входят в дверь, — в этом чёртовом здании много уровней и комнат. Но этот, — Тео указывает на Блейза, который садится на один из стульев, — настаивал, что точно знает, куда идти.       — Тогда будем благодарны мистеру Забини за зоркость, — Аберфилд смеется.       Группа рассаживается по своим местам, но Гермиона слишком отвлечена фигурой, которая угрожающе стоит на пороге двери, балансируя между коридором и комнатой. Он останавливается, прислонившись рукой к косяку двери и скрестив ноги. Она рассматривает его татуировки, которые покрывают его руки как хаотичная мозаика, каждая случайная татуировка – это часть головоломки, которую Гермиона намерена решить. Его свободная рука засунута в карман черных брюк, и Гермиона может слегка различить очень тонкие движения в кармане, как будто его пальцы что-то крутят.       Между ними начинается устрашающая борьба, когда их глаза встречаются, танцуя в яростном и холодном танго. Возникает неотложный вопрос: кто вздрогнет первым?        Я заставлю твою кожу покрыться мурашками, сучка.       — Не заставляйте нас ждать, мистер Малфой, — говорит Аберфилд, указывая рукой на свободный стул. Когда взгляд Драко переключается на Аберфилда, Гермиона, наконец-то, получает свободу от его провокационного взгляда. Драко усмехается и входит в комнату, его черные ботинки скользят по ковру и издают резкий звук, похожий на приглушенный, но всё ещё нервирующе дразнящий скрежет гвоздя по классной доске.       Гермиона ещё не соскочила с крючка. Она презирает этот звук и она уверена, что Драко может почувствовать её безмерное беспокойство, возникшее из-за злонамеренного шума. Она поворачивается к нему спиной, когда он вытаскивает из круга последний свободный стул и опускается на него. От этих мучительных звуков её плечи вздрагивают.        Шах и мат, сучка.       — Рад, что мы все устроились, — говорит Аберфилд, усаживаясь между Драко и Дафной и наклоняясь вперед, чтобы упереться локтями в колени. — Добро пожаловать всем вам в первый день вашей новой жизни.       — Черт возьми, — шепчет Драко себе под нос, откидываясь на спину стула и скрещивая руки на груди, словно отвергая приветствие Аберфилда. Короткий скрипящий звук раздаётся в результате давления на каркас стула. Драко гримасничает, на мгновения ловя неловкое и тревожное выражение лица Грейнджер, появившееся в ответ на скрип.       Салазар, Мерлин, блядский Волдеморт из могилы – кто бы ни был тем, кто сделал возможным сидеть в этом кресле — благословляю вас.

ххх

      Их первый урок: история отношений магглов и волшебников.       — Отношения магглов и волшебников всегда были довольно сложными, — говорит Аберфилд, переводя взгляд с одного слизеринца на другого, чтобы как следует вовлечь их в беседу. Каждый из них питает негодование к уроку, считая его невероятно примитивным и ненужным.       У них было своё мнение о магглах, привитое им их семьями, и искоренение этих мыслей займет не один жалкий урок.       Панси демонстративно играет с заусенцем на среднем пальце, а Тео практически разыгрывает целое представление между щелканьем костяшками пальцами, скрежетом зубов и громкими вздохами. Эдриан постукивает своими тонкими пальцами по колену в ровном ритме – если бы его постукивание не сбивалось с ритма, Гермиона сошла бы с ума гораздо раньше.       Дафна и Блейз, кажется, единственные, кто обращает хоть какое-то внимание, но время от времени из их ртов вырываются смешки.       Но ничто не сравнится с душераздирающим, мучительным звуком шумного стула Драко. За каждый шанс побеспокоить Грейнджер он хватается с удовольствием. Стул скрипит при малейшем движении, создавая идеальную обстановку для мучений Грейнджер. Её лицо морщится, брови хмурятся, а губы дрожат каждый раз, когда он двигается вперед, назад, в сторону, скрещивает ноги или просто удобнее устраивается на стуле.       Рай. Драко в гребанном раю.       — Хоть в прошлом между магглами и волшебниками существовала значительная вражда, сейчас наша цель – спасти отношения и наладить с ними более здоровые, более рабочие отношения, — Аберфилд глубоко вздыхает, наблюдая за выражением лиц собравшихся – их лица выражают полное безразличие. Никто из них больше не пытается притворяться, даже Блейз или Дафна.       Гермиона ловит блуждающий взгляд Аберфилда и улыбается, предлагая ту же уверенность и оптимизм, которые он часто дарил ей. Он продолжает:       — У вас у всех есть какие-нибудь мысли о том, что я только что рассказал?       Тишина. В комнате тихо как в ледяную погоду. Никто не предлагает ответа, комментария или вопроса.        Скрип.       Гермиона съеживается.       Драко морщится.       Сокрушенно вздохнув, Аберфилд уступает молчанию группы.       — Ладно, тогда давайте сделаем небольшой перерыв. Соберемся снова через несколько минут.       Прежде чем Аберфилд успевает закончить предложение, Драко срывается со своего места и выскакивает за дверь, без сомнения устав слушать, как Аберфилд бубнит о бурной истории магглов и волшебников. Это явно не представляло для него интереса, а Гермиона не ожидала ничего другого.       Звук скрипящего стула под весом Драко снова и снова повторяется в её голове. Он эхом отдается в её барабанных перепонках, отвлекая её от всего остального. Он… он просто… он такой…       Гермиона замечает ухмылку на лице Пэнси, когда смотрит, как Драко выходит из комнаты. Пэнси наклоняется и шепчет что-то на ухо Тео, что вызывает у него легкий смешок.       Что-то внутри Гермионы подсказывает ей следовать за Драко.       Что она и делает.       — Я вернусь через минуту, — говорит она Аберфилду, чья голова покоится на его правой руке, которая опирается на колено. Аберфилд улыбается и машет рукой, когда она поворачивается и выходит из комнаты, чувствуя, как взгляды других слизеринцев прикованы к ее спине.       Она выбегает из комнаты, оглядываясь по сторонам, чтобы увидеть платиновые светлые волосы. Слева по коридору Гермиона наблюдает, как Драко толкает дверь в туалет. Она фыркает, задаваясь вопросом, действительно ли в её интересах следовать за ним.       Она идет против своего здравого смысла и бросается через коридор, полностью намереваясь противостоять ему за его непрофессиональное и неприятное поведение. Она проклянет его, если придется. Она возьмет свою палочку и воткнет её прямо в кожу его шеи, если это означает, что он перестанет доставать её.       Гермиона решает, что она положит конец этой чепухе, прежде чем это зайдёт слишком далеко.       Подойдя к двери туалета, она делает глубокий вдох, призывая на помощь все остатки уверенности, которые таит в себе. Она протягивает руку, чтобы коснуться двери. Колеблется. Снова вдыхает. Желает силы и остроумия, готовясь вступить в королевскую битву.       Она широко распахивает дверь и входит внутрь.