Happy Pills/Таблетки счастья

      Гермиона не может перестать думать об этом. Не может перестать думать обо всём, что она могла сделать в тот день. И всё, что могло бы случиться, если бы она сделала это — если бы она оказала сопротивление Аберфилду. Если бы она заставила Кингсли выслушать её в серьёзной обстановке, где она могла бы восстановить связь, которую они так великолепно поддерживали, когда сражались бок о бок на войне, без Аберфилда, мельтешащего и перебивающего её каждый раз, когда она пытается предложить свои идеи в разговоре.       Она точно определяет момент, когда образ Аберфилда начал рушиться, в тот день, когда он заставил их всех замолчать — первый день, когда он использовал против них магию. Напряжение нарастало, и Гермиона просто предположила, что он был расстроен их выходками. Но с тех пор Аберфилд изменился, стал лишь оболочкой человека, которого она знала раньше.       Неделю спустя, готовясь уйти после относительно спокойного собрания, Гермиона снова и снова прокручивает в голове сцену, которая последовала за последней вспышкой в зале встреч.        — Кингсли, это было крайне непрофессионально!       — Я сделал то, что нужно было сделать, Кингсли. Гермиона не понимает моих действий, потому что она слишком эмоционально привязана к этой группе.       — Эмоционально привязана? — воскликнула Гермиона, — конечно! Я эмоционально привязана! Если это означает ходить с ними в одну школу в течение семи лет, а затем наблюдать, как они разрушаются под воздействием наркотиков, в то время как мы абсолютно ничего не делаем, чтобы помочь им, тогда конечно! Я чрезвычайно эмоционально привязана к этой ситуации!       — Мисс Грейнджер, я понимаю вашу озабоченность поведением Куинси…        — При всём моём уважении, я не озабочена, — прервала Гермиона, — я глубоко оскорблена его поведением. Меня шокирует то, как вы терпите нечто подобное. И то, что ни с того, ни с сего, мистер Аберфилд провозгласил себя кем-то вроде маршала закона. Ты…—она тщательно обдумывала свои слова, но они выскользнули вместе с её безмерным гневом, нацеленные и пронзившие Аберфилда как кинжалы, смоченные ядом, — ты выходишь за рамки дозволенного, ты не сдержан и полностью злоупотребляешь своей властью. А твои навыки урегулирования конфликта – полная херня! Ты прибегаешь к насилию, вместо того, чтобы разговаривать и прислушиваться к их потребностям!       — Мисс Грейнджер! Следите за языком!       Она продолжила, не обращая внимания на оскорбление, вырвавшееся из её рта, которое было окрашено сладким освобождением малодушной злости.       — Я расстроена, встревожена и устала от того, что меня заставляют поверить, что это не проблема! И у меня есть право потребовать, чтобы эта программа была немедленно расформирована на основании того, что она неэффективна и приносит больше вреда, чем пользы участникам.       — Об этом не может быть и речи, Гермиона, — ответил Куинси, повышая голос и покачивая пальцем и головой, — когда ты согласилась работать в Министерстве, ты принесла присягу и подписала контракт, в котором прямо говорится, что ты будешь стажироваться у начальника, в выбранном вами отделе в течении трёх лет. Невозможно, чтобы контракт был аннулирован. Если, конечно, ты не хочешь полностью отказаться от своей должности в Министерстве.       Она не могла дышать. Она не могла побороть гнев, от которого кипела кровь в её теле. Он вырывался наружу, как пламя, горячее и тяжелое, в котором не было ничего, кроме ярости.       Она знала, что подписала контракт, знала, что это означает трёхлетнее обязательство стажироваться под руководством сотрудника желаемого отдела, знала, что её обучение будет долгим и полным проблем. Но она никак не ожидала, что дело примет такой оборот. Не ожидала, что случится что-то настолько ужасное. Не думала, что это будет связано с ними.       — Значит, ты собираешься удерживать меня против моей воли? Я вынуждена продолжить потакать этому унылому подобию программы? — воскликнула она.       — Вот именно! — ответил Аберфилд.       — Это грёбанная чушь! Я бы хотела, чтобы меня перевели…       Она остановилась на полуслове и вспомнила слизеринцев. Если Гермиона покинет программу, кто знает, какие методы применит Аберфилд. Кто знает, как они отреагируют и что произойдет, если ситуация выйдет из-под контроля. Она рассматривала возможность остаться вовлеченной и помогать им другими способами, тайно.       Гермиона проглотила окончание предложения, и когда Аберфилд испустил легкий вздох облегчения, она заскрежетала зубами от гнева.       — Куинси, — Кингсли снова переключил внимание на Аберфилда, — это правда, что ты применил против мистера Малфоя заклинание Инкарцеро?       — Да, пытаясь сдержать его необузданный гнев, — ответил Аберфилд без всякого стыда, — он не слушал моих указаний. Он был причиной серьезных нарушений. Он использовал грязные ругательства и полностью подорвал мой авторитет.       — Он пытался объяснить тебе, почему эта программа не работает, — настаивала Гермиона, — и мы должны его выслушать. Мы должны выслушать их всех и прислушаться к их проблемам. Эта программа не будет работать, если мы не включим их потребности в процесс.       — Это работает НЕ так! — закричал Аберфилд, заставив Гермиону вздрогнуть от чистого рычания в его обычно спокойном голосе.       Она понятия не имела, где находился тот человек, которого она когда-то знала. Возможно, он был пойман в ловушку где-то глубоко внутри своей совести, умоляя освободить его. И она понятия не имела, откуда взялись его новые идеи. Почему он так невосприимчив к правде?       — Именно так это и работает! — крикнула она в ответ, — им нужен кто-то, чтобы слушать! Им нужны целители! Им нужна всесторонняя помощь! Я не могу продолжать этот разговор! — она повернулась к Кингсли, отчаяние окрасило её усталые глаза, — Кингсли, пожалуйста, выслушай меня. Неужели ты мне не доверяешь?       — Гермиона,— сказал Шеклболт, вставая из-за стола и одаривая её доброй улыбкой, — позволь мне поговорить с Куинси. Я ценю твой вклад. Правда. Но сейчас я хочу обсудить протокол с ним наедине.       Гермиона сердито посмотрела на них, полагая, что снова потерпела неудачу. Она была убеждена, что слова Кингсли были просто пустыми заявлениями. Девушка опустила глаза, повернулась и ушла, чувствуя себя так подавленно и никчемно, как и в прошлый раз.       — Итак, Грейнджер. Есть какие-нибудь весёлые планы сегодняшним вечером в этот жуткий праздник?       Гермиона поднимает глаза и видит, что Эдриан пристально смотрит на неё. Он постукивает пальцами по деревянному столу в комнате встреч, пока она собирает свою сумку.       — Не думаю, — мягко отвечает Гермиона, — я, наверное, останусь дома и посмотрю фильм со своим котом…       Она слишком поздно понимает, как чертовски жалко это звучит. Губы Эдриана искривляются в дерзкой улыбке, когда он пытается сдержать клокочущий смех, застрявший в горле.       — Фильм с твоим котом, — повторяет он, тыча пальцем в нижнюю губу, чтобы скрыть смех.       — О, перестань, — шепчет Гермиона, опуская голову и пряча улыбку, которая расползается по её лицу.       — Вообще-то, я помню кота, — говорит Эдриан, кивая головой, как будто вспоминая, — ослепительно оранжевый, насколько я помню. Как жирная, пушистая, вечно сердитая морковка.       Гермиона закатывается в приступе хихиканья, хлопая рукой по глазам. Смех Эдриана звучит как сладкая мелодия, и он успокаивает её взволнованный ум и эмоции этим звуком.       — Так, позволь мне прояснить. Сегодня вечером, который считается самым приятным и волнующим событием в году, ты будешь сидеть дома, обнимать своего доисторического кота и смотреть фильм? — спрашивает Эдриан, приподнимая бровь.       Гермиона поджимает губы. Мерлин, какая она жалкая.       — Да…всё правильно.       Эдриан фыркает и встаёт из-за стола. У Гермионы перехватывает дыхание, когда Эдриан прерывает зрительный контакт и роется в кармане. Он достает пачку сигарет. Гермиона осматривает бело-красную упаковку, наблюдая, как Эдриан открывает её. Достав одну сигарету из уже на половину пустой коробки, он захватывает её указательным и средним пальцами. Снова встретившись взглядом с Гермионой, он поднимает сигарету и спрашивает:       — Я могу здесь курить, да?       Гермиона кивает.       — Я быстро, — говорит Эдриан, подмигивая, — я подозреваю, что магглы в какой-то момент изменят закон. Жаль, что такие вещи автоматически распространяются и на волшебный мир.       — Я подозреваю, что через несколько лет они запретят курить в помещение. Это довольно большая проблема общественного здравоохранения, — отвечает Гермиона, склонив голову набок.       — Да, ну, моё тело прошло через ад и обратно, так что я не думаю, что немного дыма нанесёт мне такой большой вред, — уклончиво говорит Эдриан.       Гермиона задерживается на этом замечании. Когда Эдриан щёлкает пальцами и одним быстрым движением закуривает сигарету, она вспоминает о его внутренней реакции на разговор о Непростительных проклятиях.       В её голове мелькает мысль, слишком ошеломляющая, чтобы зацикливаться на ней. Она быстро отгоняет её.       Сигарета светится, и серый дым вырывается из уголков рта Эдриана в виде клубка соблазнительного пара. Гермиона наблюдает, приоткрыв рот от удивления и трепета от того, как Эдриан с удовольствием курит перед ней. Она задумывается, каково это на вкус.       Он вынимает изо рта сигарету, зажав между пальцами, и смотрит на Гермиону. Протягивает ей сигарету.       — Хочешь покурить, Грейнджер?       Она солжёт, если скажет, что не соблазнена этой картиной.       Гермиона качает головой.       — Нет, но спасибо за предложение.       Он пожимает плечами и снова засовывает сигарету в рот.       — Когда-нибудь, Грейнджер, я поделюсь с тобой самой лучшей травкой, которую когда-либо курил в своей жизни. И мы сможем поговорить по душам, о чём ты упоминала. Ты ведь помнишь наш уговор?       Она улыбается.       — Как я могла забыть?       Другой вопрос вырывается из её рта.       — Откуда ты берешь свою…контрабанду?       — О, мы вернулись к большому словарному запасу, да? — говорит он, всё ещё держа сигарету во рту. Когда он выдыхает, дым вырывается из его рта и обдувает лицо Гермионы. Она слегка вдыхает, её ноздри немного приоткрываются, приглашая запах в своё тело, — я раздобыл это у знакомого маггла, которого знаю с тех пор, как мы покинули Хогвартс. Он живёт в Барнете. Время от времени, я буду трансгрессировать туда, забирать товар, а потом возвращаться в Хогсмид. Это довольно эффективная система.       — Похоже на то, — признаёт Гермиона, закидывая сумку на плечо и делая шаг в переднюю часть комнаты. Эдриан следует за ней, продолжая курить. Гермиона откашливается и спрашивает:       — Какие у тебя планы на вечер?       — Ах, — игриво говорит Эдриан, — ты имеешь в виду, где мы будем заниматься нашими незаконными делами, и как будут выглядеть наши…— он постукивает по подбородку кончиком сигареты, — «ночные похождения»?       Гермиона смеётся с раздражённым вздохом; он никогда не забудет эту фразу.       — Ха-ха, — саркастично отвечает она.       Губы Эдриана блеснули в нахальной улыбке.       — Разве не все называют тебя самой гениальной ведьмой нашего времени?       Грудь Гермионы сжимается.       — Так говорят люди, — тихо отвечает она, не уверенная, верит ли в это сама.       Когда они приближаются к двери, Эдриан прыгает перед ней и встаёт на пороге между коридором и комнатой. Он упирается руками в дверную раму, наклоняясь ниже, чтобы быть ближе к Гермионе.       — Я думаю, тогда ты, вероятно, сможешь выяснить, как нас найти. Если захочешь присоединиться.       Эдриан невзначай смотрит на свою левую руку, где дремлет его выцветшая Тёмная Метка.       Гермиона помнит, что Аберфилд говорит о маячках – как они могут обнаружить каждое место, где носитель когда-либо был с момента внедрения.       Её дыхание прерывается, когда она складывает воедино то, что имеет в виду Эдриан.       Он хочет, чтобы она использовала маячки.       Быстро и идеально подмигнув, Эдриан отталкивается от стены и шагает назад по коридору, не сводя глаз с Гермионы. Остальные слизеринцы стоят в конце коридора, прислонившись к стенам и ожидая, когда Эдриан присоединится к ним.       — Надеюсь, мы увидимся сегодня вечером, Грейнджер, — кричит Эдриан. Он останавливается, поднимает палец и обдумывает свои следующие слова, — я с нетерпением жду возможности познакомить тебя с нашими эйфорическими ночными обычаями.       Гермиона слегка улыбается, когда Эдриан отдаёт ей честь и возвращается к друзьям легкой трусцой, говоря «Я иду, иду, блин!»       Когда слизеринцы уходят, Гермиона поворачивает голову и смотрит в другую сторону коридора. Аберфилд стоит в нескольких десятках метров от неё, разговаривая с другим сотрудником и указывая на слова на листках бумаги, которые лежат поверх его блокнота. Она ждёт и наблюдает, как он идёт по коридору с другими мужчинами, полностью поглощённый разговором. Они поворачивают в коридор и исчезают.       Она ухватывается за эту возможность, не зная о своих временных рамках, но отчаянно желая провести своё расследование.       Пройдя по коридору и остановившись в нескольких дверях от конференц-зала, Гермиона оказывается перед деревянной дверью в кабинет Аберфилда.       Она тянется к ручке, пытаясь повернуть её, но та лишь сдвигается на несколько сантиметров, сопротивляясь её рывку. Она заперта. Вздохнув, она снова осматривает коридор и поспешно достаёт палочку. Она прячет её за своим боком и шепчет:       — Алохомора.       Дверь со щелчком открывается, и она вбегает.       Гермиона закрывает за собой большую скрипучую дверь и оглядывает личный кабинет Аберфилда. Он маленький и компактный, украшенный по стенам слева и справа от неё полками с антикварными предметами и десятками книг. Здесь нет ни одного неуместного предмета. Он напоминает музейный экспонат, как будто каждый предмет тщательно и бережно помещён на своё место с определённой целью и эстетикой.       Она видит пробирки с ингредиентами, большинство из которых, как она замечает, принадлежат Умиротворяющему бальзаму, но другие, как она предполагает, просто предназначены для его личного использования. Книги по зельям, истории магии, международным отношениям и государственной политике выстроились на его полках по темам, а затем по фамилиям автором. Её взгляд падает на книгу о концепции тёмной магии, а затем на книгу о Первой и Второй Магических Войнах. Она подходит к книгам и внимательно рассматривает их; когда её пальцы скользят по переплёту, она замечает потрёпанность и хрупкость переплёта и пергамента. По крайней мере, более потрёпанные, чем другие книги, которые всё ещё почти идеально сшиты, делает вывод Гермиона.       Справа от книг лежат шесть маленьких пузырьков, расположенных в том, что кажется подставкой для специй. Она подходит к флаконам и проводит по ним пальцами, её глаза застывают на инициалах, выгравированных на деревянной подставке под каждым флаконом. Она натыкается на одну с подписью Д.М.       Когда она тянется к нему, то колеблется.       Может… может это не лучшая идея.       Что-то кажется неправильным в том, чтобы вторгаться в его воспоминания, в его мысли, даже в его дыхание. Всё это кажется ошибкой, как будто это отклоняет её моральный компас слишком далеко от центра.       Вместо этого она тянется к флакону Эдриана, надеясь, что его тайное предложение использовать их маячки как бы является его согласием на просмотр его воспоминаний. Открыв флакон, Гермиона с трепетом смотрит, как бело-голубой луч света, смешанный с очаровательным и нежным паром, вырывается из флакона и левитирует в воздухе перед ней.       Она трогает свою палочку и бормочет заклинание:       — Revela locum.       Бело-голубое свечение расширяется, создавая пустое пространство посреди тумана. Её глаза привыкают к магии, когда картинки начинают мельтешить, показывая все места, где Эдриан был за последнее время. Образы перемещаются назад во времени, начиная с конференц-зала, где они только что говорили, затем перемещаются в атриум Министерства, гостиную его квартиры, его спальни, тёмные улицы Хогсмида, паб, а затем….клуб? Он почти напоминает бар…что-то вроде ночного клуба, освещённого яркими неоновыми огнями, блёстками и пульсирующими телам танцоров и тусовщиков.       На стене за возвышением она различает название: Амортенция.       Гермиона глубоко вздыхает, повторяя шаги Эдриана и определяя местоположение клуба на основе его перемещений.       Вечером она трансгрессирует в Хогсмид и будет искать клуб среди магазинов.       — Фините.       Странно, но чары не реагируют на эту команду.       Не зная точно, как прекратить заклинание, Гермиона, надеясь на удачу, просто поднимает флакон к свечению. И, словно имея собственный разум, оно быстро стекает обратно во флакон.       Полезно знать.       Закрыв его пробкой, Гермиона быстро ставит его обратно на полку рядом с другими флаконами. Она собирается с мыслями и выглядывает из кабинета Аберфилда, осматривая коридор на наличие его приближения.       Убедившись в его отсутствие, Гермиона выскальзывает из кабинета в коридор. Она откидывает волосы с лица, делает глубокий вдох и начинает спускаться в Атриум Министерства, её разум пульсирует от предвкушения сегодняшнего вечера.       

***

      Гермиона не знает, что делает.       Твою мать. Что она делает здесь?       Она раздумывает о том, чтобы развернуться, но стоя перед Амортенцией и глядя на вывеску посреди прохладной октябрьской погоды, решает быть храброй. Призвать на помощь всю гриффиндорскую храбрость и бесстрашно войти в клуб.       Её ноги повинуются глубочайшим желаниям её разума, и она шагает вперёд, заходя в таверну.       Оказавшись внутри, она чувствует замешательство. Потому что это обычный паб. Здесь деревянный пол, ряды бутылок с алкоголем, такими как ром, джин, виски и другими видами крепких напитков, выстроившиеся на полке перед огромным горизонтальным зеркалом, которое висело на стене, и кабинки, полные друзей, одетых в свои костюмы по случаю почитаемого и любимого праздника.       Но под ногами она чувствует, как пол пульсирует жизнью. Она обнаруживает секрет, который таит в себе этот довольно заурядный паб. И твердо решает спуститься туда.       В глубине паба она замечает мужчину, сидящего на табуретке перед лестницей, которая ведёт вниз. Она идёт к нему, протискиваясь мимо тел болтающих друзей и покачивающихся пьяниц, и, в конце концов, останавливается перед мужчиной. Он смотрит на неё с сомнением, как будто говоря, что она неуместна здесь, не в своей зоне комфорта, исследует то, что ей не следует.       — Добрый вечер, — говорит она, слегка кивая, в надежде, что он вознаградит её за любезность пропуском.       Охранник оглядывает её с ног до головы. Даже не скрывает, как у него приподнимается бровь, подтверждая её опасения, что он заметил её наивность и незрелость в этой специфичной обстановке.       — Я бы хотела….       — Удостоверение личности, пожалуйста, — прерывает он её низким и грубым голосом.       — О, да, конечно, — отвечает она, залезая в карман своих чёрных джинсов и вытаскивая бумажник; она показывает мужчине своё удостоверение волшебника. Он пристально смотрит на него, прищурив глаза и читая информацию о ней.       — Никогда не видел вас здесь раньше, мисс Грейнджер, — говорит он, откидываясь на спинку стула и скрещивая свои пухлые руки на груди, открывая обзор на множество тёмных, крупных татуировок, которые покрывали его бицепсы и спускались вниз по рукам.       Её сердце подпрыгивает от этой картины.       — Да, ну, я живу в Лондоне. И я больше не бываю здесь часто. Вообще, я даже никогда не слышала про это место, что странно, потому что я не так давно закончила Хогвартс, так что вы могли бы подумать, что…       Мужчина тупо смотрит на неё, пока она бормочет.       Она спохватывается и откашливается.       — Но сегодня вечером я встречаюсь с друзьями.       Друзья. Она назвала их своими друзьями.       Он хмыкает и жестом указывает на лестницу, говоря:       — Безопасной ночи, мэм.       — Спасибо, — отвечает она с мягкой улыбкой, засовывая бумажник обратно в карман и делая шаг вперёд. Каблуки её чёрных ботинок стучат по деревянным ступеням, когда она спускается в незнакомую обстановку. Лестница закручивается вокруг себя, как винт, и она, держась за перила слева от себя, осторожно спускается по винтовой лестнице. Когда она спускается вниз, её встречает ещё один охранник и большая стальная дверь. Мужчина без вопросов открывает дверь, и внезапно звуки негромкой музыки и вид ярких огней захватывают её чувства с ошеломляющей силой.       Она входит в клуб. И, каждой косточкой и мышцей своего тела, она заставляет себя идти уверенно.       Её чувства немедленно обостряются от обстановки, звуков и запахов. Первым делом ей бросается в глаза знакомая неоновая вывеска, которая парит над платформой и пюпитром и освещает пространство ярко-красным светом. Внутри помещения есть ещё несколько неоновых вывесок, размещённых на стенах прямо над бархатными диванами и креслами. Она замечает, как десятки людей занимаются довольно неприличными делами на этих диванах. В этом клубе нет границ гедонизму, нет правил о том, кто с кем может развлекаться. Души посетителей клуба сплетаются и сливаются друг с другом в серии гибких движений, начиная от танцев и заканчивая сексуальными удовольствиями.       Гермиона глотает воздух, вдыхая запах похоти и позволяя ему проникнуть в её мозг, тело и пальцы.       Её цель – найти Эдриана. Он был единственным, кто предложил ей присоединиться к ним. Увидеть кого-то другого первым было бы неловко – она не знала, что Эдриан сказал им о её возможном прибытии, если вообще что-то сказал об этом.       Спустившись в толпу танцующих тел, Гермиона замечает Эдриана всего в нескольких десятках метров от неё. Его нетрудно разглядеть в толпе: рост и чёткие черты лица выдают его мгновенно.       Руки Эдриана в воздухе, и он романтически покачивается в жаркой атмосфере с закрытыми глазами, впитывая каждое ощущение через поры своей кожи. Гермиона проталкивается сквозь толпу людей, чтобы добраться до него. Оказавшись рядом с ним, она машинально хлопает его по плечу. Он медленно поворачивается, его глаза приковываются к её фигуре, стоящей перед ним.       Когда он понимает, кто перед ним, Эдриан улыбается и говорит, невнятно произнося слова от удивления.       — О-о-ох, Грейнджер! О, мои звезды и небеса, ты пришла! — он обнимает её за талию и крепко прижимает, слегка приподнимая её над полом в дружеском объятии, — счастливого Хэллоуина, милая маленькая шалунья!       — Да, тебе тоже счастливого Хэллоуина! — перекрикивает она музыку. Эдриан ставит её на пол и отступает назад, давая Гермионе возможность осмотреть его наряд.       Эдриан одет в чёрные брюки и белую рубашку, которую он расстегнул на четыре верхние пуговицы, что не оставляло простора для воображения. Пульсирующие изумрудные огни клуба освещают его широкую и гибкую грудь. На шее у него расстёгнутая чёрная бабочка, которая свисает на лацканы рубашки. Он выглядит хорошо, но также раскрепощённо под воздействием какого-то наркотика, под которым он, несомненно был.       — Какой у тебя костюм? — спрашивает Гермиона.       Эдриан подносит кулак ко рту и откашливается в ладонь, как будто хочет сделать представление из показа своего костюма. Затем он складывает свои руки в виде пистолета, направляя свои указательные пальцы в небо. Он стреляет глазами налево и направо, затем возвращает взгляд к глазам Гермионы, и произносит знаменитую коронную фразу выразительным голосом Шона Коннери:       — Я Бонд. Джеймс Бонд.       Гермиона не может сдержать смех, он срывается с её губ в приступе веселья.       — Ну, конечно же.       — А как насчет тебя, дорогуша? — протягивает Эдриан, указывая на её наряд, — где твой костюм?       Гермиона разглядывает свой наряд: чёрные джинсы, кремовый облегающий свитер в рубчик и маленькие чёрные сапожки, доходящие ей до лодыжек.       — Дай-ка я угадаю, кто ты, — начинает он, отступая назад и рассматривая её, в то время как его пальцы задумчиво потирают подбородок.       — Я избавлю тебя от хлопот… Я не наряжалась! Я не знала, что вы все придёте в костюмах, — признаётся она, всё ещё перекрикивая музыку, доносящуюся со всех сторон.       Гермиона наблюдает, как Эдриан быстро моргает, пытаясь сфокусировать свой размытый взгляд.       — Без костю-ю-юма? Я позабочусь об этом! — он щёлкает пальцами и в тот же миг в его руке материализуется пара рыжих кошачьих ушей. Он делает шаг вперёд и аккуратно надевает повязку на дико вьющиеся волосы Гермионы, — ну вот, — говорит он, отступая назад и любуясь своим шедевром, — теперь ты одета как твой древний жмыр!       Гермиона и Эдриан смеются, но его смех отчетливо протяжный и преувеличенный. На мгновение она задумывается, под каким он наркотиком – то ли это его обычный выбор - кокаин, то ли что-то более сильное, вызывающее галлюцинации и невнятную речь. Но она недостаточно знает о маггловских наркотиках, чтобы сделать вывод из своих наблюдений.       — Это замечательный выбор, Эдриан. Я уверена, Живоглот был бы счастлив узнать, что он достаточно знаменит, чтобы стать моим костюмом на Хэллоуин.       — Я уверен, мы с ним прекрасно поладим, — отвечает Эдриан с сияющей улыбкой, — а теперь, могу я принести тебе выпить? На стене за твоей спиной есть бар с множеством вариантов. Или у меня есть кое-что получше, если тебе интересно.       Её желудок переворачивается от этого намёка.       — Каким, хм, какие у тебя наркотики…?       — О-о-о, блять!! Неужели мои глаза обманывают меня? Или это Грейнджер собственной персоной, выглядящая так же восхитительно, как и всегда?       Гермиона резко оборачивается и видит, как Тео, спотыкаясь, идёт к ней, сжимая руку Пэнси. У них такое же эйфоричное и одурманенное состояние, как у Эдриана, которое характеризуется расширенными зрачками, невнятными словами и потными лбами. Гермиона рассматривает их наряды, узнавая в них главных героев фильма «Криминальное чтиво». Из Пэнси, с её короткими, чёрными как смоль волосами, получилась идеальная Мия Уоллес; она дополнила своё внешнее сходство с персонажем белой рубашкой, расстёгнутой так, что видно чёрный кружевной бюстгальтер под ней; чёрными брюками, сигаретой, застрявшей между губами, и, по-видимому, фальшивой кровью, что капает из её носа. Тео одет в похожий наряд, но с галстуком-шнурком, как у персонажа Винсента, его рубашка также распахнута, даже больше, чем у Эдриана, так что галстук лежит на его голой груди.       Они ковыляют вперёд и кладут руки на плечи Гермионы, улыбаясь и приветствуя её в клубе.       — Святой Салазар, Грейнджер! Какого чёрта ты здесь делаешь? — заплетающимся языком спрашивает Пэнси, вынимая изо рта зажжённую сигарету и улыбаясь также широко и лучезарно, как само солнце.       — О, Грейнджер, честное слово, — перебивает её Тео, — сегодня ты выглядишь просто сногсшибательно. Твои волосы, вполне возможно, твоя лучшая черта! Ты так не думаешь, Пэнси?       Пэнси сладко хихикает.       — О, как я люблю-ю-ю её волосы, — она тянется к локонам Гермионы и играется с ними свободными пальцами, — они великолепны! Хотела бы я, чтобы мои были такими объёмными.       — Отличный выбор слов, Паркинсон! — вмешивается Эдриан, — ты должна присоединиться к нашей с Гермионой игре, где мы пытаемся переиграть друг друга в использовании самого большого слова в предложении!       Мерлин, думает Гермиона, они не в своём уме от кайфа.       Ещё знакомые лица начинают появляться в компании. Блейз и Дафна спотыкаются, их руки крепко сжаты, а лица в нескольких сантиметрах друг от друга, когда они хихикают и крутят головами в чистом блаженстве. Дафна одета в короткую чёрную майку, чёрную кожаную мини-юбку, чёрные ботинки и красную накидку с капюшоном, натянутому на её, заплетённые в косу, светлые волосы. Блейз щеголяет в сером шерстяном свитере и чёрных брюках, нос раскрашен, а на голове повязка с мохнатыми ушами. Несомненно, изображают ещё один знаменитый дуэт.       — Грейнджер! О боже! — вскрикивает Дафна, прыгая вперёд и бросаясь в объятия Гермионы, — какой сюрприз! О, это самый лучший день на свете! Блейз! Блейз! Ты видишь, кто это! Ой, я просто так сильно обожаю её.       Блейз делает шаг вперёд, и Гермиона замечает его красивую улыбку, которую она видела только тогда, когда он смотрел на Дафну.       — Как я рад видеть тебя за пределами этого чёртова зала для встреч, — кричит он, обнимая Дафну за талию и оттаскивая её от Гермионы, которая тут же дуется и суетится из-за того, что её «оторвали от её новой лучшей подруги!»       — Да, ну, Эдриан говорил, что вы будете здесь сегодня вечером, и я подумала, что зайду, чтобы увидеть вас всех, — отвечает Гермиона, осмотрительно искажая правду, чтобы не упоминать, что она использовала маячок, чтобы найти их. Она осторожничает, потому что не уверена как они отреагируют; хотя, честно говоря, кажется, что все они сейчас довольно легкомысленны и блаженны.       — О, где этот чёртов ворчун, — кричит Тео, оглядывая толпу в поисках последнего оставшегося члена их компании, — я просто знаю, что он будет очень рад тебя видеть, Грейнджер.       У Гермионы отвисает челюсть от растерянности и смущения, но она быстро поднимает её и поджимает губы. Что Тео имеет в виду…       — О, а вот и он! — восклицает Дафна, указывая пальцем на высокую движущую фигуру в нескольких метрах от неё, медленно пробирающуюся к компании.       Когда она видит его, у неё перехватывает дыхание.       Он приближается к ним, и его костюм дерзко отражает разноцветные вспышки, особенно малиновый оттенок. Драко одет в чёрные брюки и белую рубашку, испачканную красными пятнами фальшивой крови. Рукава закатаны до локтей, и, как и у всех, пуговицы рубашки практически полностью расстегнуты, обнажая его завораживающие татуировки, нарисованные на теле. По всей его коже также разбрызганы капли фальшивой крови, покрывающей ещё и голову, руки, шею и грудь.       Гермиона не совсем уверена, что это за костюм, но Мерлин, это выглядит сурово, опасно и определённо привлекательно под неоновыми огнями.       — Этот всегда должен эффектно появиться, — бормочет Эдриан, наклоняясь к уху Гермионы.       Драко протискивается сквозь остальных и нависает над Гермионой, будучи на голову выше неё. Компания медленно рассеивается, когда атмосфера вокруг Драко и Гермионы замедляется, создавая пузырь замедленного времени и вялых движений вокруг них.       — Грейнджер, — бормочет он, возвышаясь над ней и заглядывая ей в глаза, заглядывая в её душу, соблазняя её своим ослепительным взглядом сделать то, о чем она может пожалеть, — ты забрела на совершенно неуместную территорию, не так ли?       Гермиона запинается. Ничего не выходит; её губы просто дрожат в затянувшейся тишине, которая исходит от неё.       Драко смеётся, полностью сфокусировавшись на этом выражении лица Гермионы, которое он так любит – почти боготворит.       — Что привело тебя сюда?       Гермиона наконец находит свой голос.       — Ну, Эдриан упоминал что-то о том, что вы все сегодня куда-то пойдёте…       — А как ты узнала, где нас искать? — усмехается он, пододвигаясь ближе.       Нет ни малейшего чёртова шанса, что она расскажет ему об использование маячков. Она решает соврать.       — Ой.. Я просто…       Он вдруг наклоняется к её уху и шепчет с притворным удивлением:       — Ты что… ты выследила нас, Грейнджер?       Когда Драко отстраняется, чтобы не пропустить выражение её лица – пойманной на вине – Гермиона кивает.       — Да, так я и думал. Ты непослушная девчонка, используешь эти маячки слежения против нас.       Гермиона качает головой.       — Мне не следовало делать этого. Прос…       — Как я и сказал, ты не можешь держаться в стороне, да?       Гермиона теряется в его глазах, в том как его зрачки расширяются в глубоком, чёрном оттенке. Несмотря на вспышки света и общую темноту помещения, она ясно видит, насколько расширены его зрачки. Он соблазнительно облизывает губы, привлекая её интерес к дальнейшему.       — Искушение слишком велико, да? Ты просто должна была прийти сюда и узнать, как мы выглядим, когда под кайфом.       Наркотики танцуют в его глазах, когда Гермиона пристально смотрит в них. Глубоко.       — Что…хм, — Гермиона пытается что-то сказать, но музыка настойчиво оглушает её. Она повышает голос и тянется к Драко, — что именно ты принял?       Драко смеётся, высовывая язык изо рта и прикусывая его. Он начинает покачивать головой в такт музыке, а затем и руками, и вот всё его тело плавно двигается в ритм музыке. Он игнорирует её вопрос и начинает танцевать.       — Почему бы тебе не пойти и не узнать?       У Гермионы перехватывает дыхание. Нет, не так. Её дыхание едва доходит до горла – оно застряло в диафрагме, сжимая желудок в приступе удивления и искушения. Драко отступает всё дальше и дальше в толпу, в середину танцпола, но одновременно манит Гермиону присоединиться к нему указательным и средним пальцами, выставляя напоказ соблазнительный жест, как будто требуя, чтобы она последовала за ним.       За всё то время, когда она следовала за Драко, этот момент кажется более заманчивым, чем любой другой.       Она повинуется ему. Крадётся за ним сквозь толпу, когда он буквально раздвигает вокруг них море потных тел. Их глаза всё время прикованы друг к другу, как будто он загипнотизировал Гермиону. И каждый раз, когда вспышка света падает на его лицо, Гермиона становится ещё более взбудораженной возможностями сегодняшнего вечера. То, как лицо Драко освещается изумрудными и вишнёвыми вспышками света, усиливает чары, которые он наложил на неё.       Это ослепляет её, и она балансирует на краю пропасти своей морали.       Драко останавливается в центре танцпола и стоит совершенно неподвижно, окружённый бурей танцующих. Примерно в метре от него Гермиона замирает и смотрит на него. Наблюдает, как уголки его губ приподнимаются в соблазнительной улыбке, а пальцы снова поднимаются, чтобы позвать её к себе тремя медленными взмахи в воздухе.       Её ноги самостоятельно шагают и несут её к нему, даже не задумываясь о том, что она делает. Она всё ближе и ближе.       Драко шипит сквозь зубы и хватает Гермиону за плечи, притягивая её к себе, чтобы избавиться от последнего пространства между ними и резко поворачивает её так, что её спина прижимается к его груди. Она тихо всхлипывает, от чистого шока, когда чувствует, как подбородок Драко упирается в её левое плечо. Его дыхание скользит по её шее, а грудь прижимается к её спине, и она понимает, что тонет в его объятиях, полностью очарованная его электрическими прикосновениями к её чувствительному телу.       Его пальцы скользят вниз по её телу, вычерчивая каждый сантиметр её фигуры. Его руки не пропускают ни одного места, двигаясь вверх и вниз по её бокам, пока, наконец, не обхватывают её бедра. Гермиона испускает быстрый и прерывистый вздох, насыщенный импульсом удовольствия.       —Ой-ой-ой, — мурлычет он, его губы на мгновение касаются кожи над ухом Гермионы, — похоже нам обоим трудно держать наши руки подальше друг от друга.       В такт музыке Драко начинает покачивать бёдрами влево и вправо, руками уговаривая Гермиону следовать за его движениями. Сначала Драко управляет движениями, притягивая за собой Гермиону, увлекая её. Но спустя несколько секунд Гермиона ловит ритм музыки, и её тело снова берёт контроль над ней, не советуясь с разумом. Она прижимается к нему, её чувства утраиваются, когда их тела сливаются в одном плавном танце.       — Ты любопытная малышка, не так ли? — шепчет он ей на ухо, пока они танцуют, — я понял…в ванной…когда ты смотрела, что я делаю.       Она выдыхает, когда он говорит возле её пульса на шее.       — Я хочу, чтобы ты сказала, что я делал.       — Что? — выдыхает она.       Он сжимает пальцами её бедра чуть крепче, впиваясь ногтями в джинсы и резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Прижимаясь к ней еще крепче; Гермиона чувствует каждый изгиб его тела.       — Скажи это. Я хочу услышать, как ты скажешь, что я делал, Грейнджер.       — Ты… ты нюхал кокаин…       — Да, я нюхал. Как и каждый долбанный день. Как будто это моё грёбанное лекарство, — у Гермионы от шока отвисает челюсть, — и ты наблюдала. Ты смотрела как хорошая девочка.       Гермиона чуть наклоняет голову набок, чтобы краем глаза следить за ним. Она смотрит на него своими смелыми миндалевидными глазами, и их взгляды встречаются, когда голубой свет проносится мимо его лица, отражая блеск его глаз, который впервые привлёк её много лет назад.       Драко рычит со злорадной улыбкой.       — И это тебя завело, не так ли? — шепчет он, обводя языком рот и край верхнего ряда зубов.       Гермиона не отвечает. Не хочет признавать, как это соблазнительно выглядело в тот день. Не хочет признавать, как привлекательно выглядит Драко Малфой в эту самую секунду.       Её тело отвечает вместо неё, её правая рука скользит по его руке, заставляя ту сильнее прижаться к её боку.       — Отвечай, — рычит он, и Гермиона чувствует как его пальцы напрягаются и сжимаются под её рукой.       Она лихорадочно кивает, полностью обвивая его пальцы в моменте искушения. Готовая выдать любую тайну и любое желание, которое она питает к нему. Отзывчивая и открытая. Свободная.       — Вот, что я думаю, Грейнджер, — продолжает он, обдувая прохладным воздухом мочку её уха, — ты наслаждаешься тем, что знаешь почти всё обо всём на свете. Что ты можешь сотворить любое заклинание, любые чары, любое заклятие за считанные секунды одним взмахом волшебной палочки, — Гермиона закрывает глаза, заглушая всё остальное, чтобы просто впитать его хриплый голос, сохранить его в своём сознании и прокручивать снова и снова, как пластинку, — ты знаешь всё, кроме этого. Этого чувства, — у Гермионы перехватывает дыхание от неумелого замечания Драко, — и лучшая часть во всем этом? Ты отчаянно хочешь знать, как будут ощущаться наркотики в твоём маленьком теле. Как они будут цепляться за твои вены, проникать в твою кровь и танцевать на твоих мышцах так же, как мы сейчас. Я знаю, ты хочешь почувствовать это.       Мерлин, помоги ей… Она хочет.       — Хочешь, я покажу тебе, каково это?       Чувства внутри неё раскрываются и вступают в битву. С одной стороны, она считает, что они отчаянно нуждаются во всесторонней реабилитации, и что принимать наркотики с ними только усилит их зависимость.       С другой стороны, искушение попробовать – заняться чем-то, чем она никогда раньше не занималась, такое чертовски сильное, что она может взорваться от желания.       — Я не знаю, — выдыхает она, но её тело говорит что-то ещё. Оно продолжается двигаться с Драко без усилий, как будто оно было отлито, чтобы соответствовать ему. От ощущения рук Драко, скользящих по её животу и обвивающих её тело, голова Гермионы расслабляется и падает назад на его правое плечо, как кусочек головоломки, вставший на место.       — Я думаю, ты знаешь, — шепчет он, его горячее дыхание обдает её ухо.       Она ничего не может поделать с собой, она снова всхлипывает от этого чувственного ощущения, от того, как его горячее дыхание соблазняет её просто попробовать.       Этот всхлип — последняя капля для него. Драко хватает её за талию, разворачивает, закидывая её руки себе на плечи и смотрит на неё с выражением бесконечного голода, как будто он мог разорвать её на части прямо здесь и сейчас. Он прижимается к ней лбом и приближает их лица друг к другу. Она видит, как наркотики танцуют в этих великолепных радужках. И её левая рука начинает исследовать его тело, спускаясь вниз по шее и по холодной обнаженной груди. Её пальцы пробегают по пятну фальшивой крови, разбрызганной по его груди, и она прижимает кончики своих пальцев к его сердцу, чувствуя, как оно бьётся в пугающе быстром ритме.        Это…неправильно, думает она. Он.. он под кайфом. Он не мыслит трезво.       — Я могу заставить тебя чувствовать себя так чертовски потрясающе. На седьмом небе, — продолжает он, прикусывая нижнюю губу. Гермиона клянётся, что от этой картины у неё подгибаются колени, — ты этого хочешь, Грейнджер?       Она не отвечает.       — Разве тебя это не очаровывает?       — Ну…       — Разве ты не хочешь просто заглушить всё остальное и почувствовать эту эйфорию? Почувствовать эту эйфорию со мной?       Всё вокруг них, кажется, замедляется, пульс бьётся в два раза быстрее, чем обычно, когда он смотрит на неё. Она очарована, заинтригована и отчаянно хочет почувствовать нечто большее, чем когда-либо прежде.       Его лицо находится в нескольких сантиметрах от её, когда она замечает, что он что-то достает из кармана. В ограниченном пространстве между их лицами он держит пакетик с двумя маленькими зелёными таблетками. Он опускает свои длинные пальцы внутрь, вытаскивает таблетку и засовывает пакетик обратно в карман и подносит единственную таблетку к её лицу.       Она смотрит на неё. На те возможности, которые она таит.       Гермиона тянется за таблеткой, но Драко резко отдёргивает руку, удерживая её над головой, чтобы подразнить девушку.       Он несколько раз цокает языком.       — Не так быстро, Грейнджер, — бормочет он, угрожающе качая головой, — если ты этого хочешь, придётся получить её так.       К её удивлению, Драко высовывает язык и кладёт таблетку прямо на его кончик.       Гермиона не может дышать. Атмосфера клуба душит её, а обольщение Драко полностью лишает остатков кислорода.       Ей нужно разделить с ним кислород. Нужно прижиматься губами к его губам, чтобы не задохнуться.       Он слегка прикусывает кончик языка и пристально смотрит на Гермиону. И его язык висит снаружи, в открытом пространстве между ними, ожидая, когда она сдастся. Соединит их. Украдет таблетку прямо с этого влажного места.       — Мне не следует, — шепчет она, не уверенная, слышит ли он её, не уверенная, обращается ли она к нему или к себе, говоря это.       Драко усмехается, наклоняясь ближе. Гермиона повсюду чувствует его горячее дыхание.       Она хочет взять её. Хочет иметь возможность снова дышать.       — Тебе следует, Грейнджер, — Драко умудряется говорить, не роняя таблетку с языка.       Гермиона открывает рот, полностью готовая. Таблетка медленно растворяется на его влажном языке: сейчас или никогда.       Сантиметры. Они в сантиметрах друг от друга. Гермиона открывает рот, и внутри становится влажно от желания и голода.       Они практически обмениваются воздухом, когда их рты находятся открытыми всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Если бы кто-то случайно наткнулся на её спину и толкнул бы вперёд, Гермиона оказалась бы в его объятиях и в плену его рта. И тогда бы всё было кончено. Она бы заключила сделку. Создала бы такой беспорядок, превосходящий всё, что она могла себе представить.       Ей не нужен беспорядок. Не нужно усложнять ситуацию для всех. Не нужно портить программу больше, чем она уже была испорчена.       Она отстраняется.       — Я не могу…— говорит она, слегка запинаясь.       Явно расстроенный Драко цокает языком и плавно убирает язык обратно в рот. Он стискивает зубы, глотая таблетку.       — Ты, блять, любишь немного подразнить, да? — рычит он на неё, и Гермиона готова поклясться, что чувствует вибрацию от хрипа его голоса, бьющего об её лицо.       Она смотрит на него с открытым ртом, осматривая своё окружение, наконец-то освободившись от оцепенения.       Блять, что она здесь делает? Это…это совершенно не уместно.       Ей не следовало приходить.       — Прости, — говорит она, поворачиваясь и убегая.       Её дыхание прерывается, а мозг давит на череп, пока она обдумывает то, что только что произошло. Что она почти сделала.       Она протискивается к выходу, сдерживаясь, чтобы не оглянуться, не смея представить, как Драко, вероятно, смотрит на неё с неистовой яростью прямо сейчас. Проталкиваясь сквозь толпу вокруг неё, Гермиона вскакивает на платформу и врывается в дверь, оставляя гедоническую утопию и всё в ней позади, превращая это в смутное воспоминание, которое разделили бы только она и Драко.       Драко смотрит, как она бежит сквозь толпу, чтобы скрыться от него и сжимает челюсти ещё крепче, чем когда-либо. Его зубы словно желе, словно они вонзаются друг в друга без всякого сопротивления. Его язык покалывает от экстази, он проводит им по зубам и наблюдает, как Грейнджер проталкивается сквозь людей к выходу.       Его дыхание становится прерывистым от гнева, когда отсутствие её губ становится всё более очевидным для него.       Да, она взволнована. И он любит это. Наслаждается этим зрелищем. Но она также отвергла его. Оставила его таращиться в воздух, как грёбанного придурка.       Он позволяет своему зрению уступить место экстази. Оно становится туманным под напором дофамина и серотонина, которые пульсируют в его теле, заставляя его согреваться и возбуждаться от желания, чтобы кто-то, кто угодно, доставил ему удовольствие.       Если не Грейнджер, значит кто-то другой. Всегда был кто-то ещё. Он мог посмотреть направо и налево, и в этом клубе всегда было много вариантов.       Его губы пересыхают, когда он смотрит на женщин вокруг него. Ни одна из них не выглядит так соблазнительно, как эта грёбанная зубрилка, эта сучка, эта чёртова грязнокров….       Маленькие ручки обнимают Драко за плечи. Он поворачивается влево и видит, что Пэнси смотрит на него с таким же затуманенным и восторженным выражением в глазах. Дафна подходит к нему спереди и проводит пальцами по его животу и груди, тыкая в него со сладеньким смехом.       — Танцуй, Драко, — шепчет Дафна, — наслаждайся ночью, пока молодой!       — Рассла-а-абься, — растягивает слова Пэнси, — ты выглядишь слишком напряжённым, Малфой.       Драко стонет, но в конце концов сдаётся, освобождая напряжённые челюсти и губы, высовывая язык. Он начинает двигать своим телом, к большому удовольствию друзей. Пэнси и Дафна радостно кричат и прыгают, и все они отдаются цели клуба, единственной причине, по которой они начали приходить в это место.       Чтобы потакать их похоти и желаниям, и избежать их вечной боли.       Драко не может сказать, смягчает или умножает эту боль Грейнджер. Стало ли лучше от того, что она ушла, или для неё было бы лучше, чтобы она осталась.       Он тоскует по ней. Хотел бы не тосковать, но тоскует. И ничего не может с этим поделать.       Танцуя до рассвета следующего дня, он думает только о том, как её тело прижималось к нему.