Без рабов и без господ

Сквозь пышные алые шторы дома на площади Гриммо, 12 настойчиво пробивался полуденный свет — снег прекратился впервые за несколько дней, и погода была идеальной для того, чтобы развеяться: бросив горстку летучего пороха в старый камин, отправиться в Косой переулок и побродить по лавкам и пабам, а может, впервые за долгое время оседлать метлу и долететь до «Трёх мётел», где наверняка окажутся старые добрые знакомые... Словом, день был что надо. Но не для Гарри Поттера, который и в заслуженный выходной никак не собирался отвлекаться от дел государственной важности. — Гермиона, я решительно не понимаю, в чём состоит проблема, — мистер Поттер качнулся в своём роскошном кресле-качалке из двухсотлетнего дуба, подаренном некогда одним из старших мракоборцев в благодарность за быстрое продвижение по карьерной лестнице. — Гарри, сколько лет тебя знаю — ты не меняешься... Повторяю ещё раз: не дави на Фленигана. Он, в конце концов, не твой подчинённый. Этот пункт для нас с Сиреной очень принципиален, и именно он даст избирателям понять, что мы намерены решительно продолжать реформы и противостоять дремучему консерватизму Уоррена, — миссис Грейнджер нервно теребила прядь своих вьющихся волос. — Я ни на кого не давлю. Я всего лишь разок повстречал Флемига в холле Министерства и выразил своё крайнее беспокойство излишне радикальным курсом, который он предлагает взять в вашей программе. — Гарри, где ты увидел ра... — начала было Гермиона, но глава мракоборческого корпуса немедленно её перебил: — Настаивать на очередном пакете реформ в пользу домашних эльфов в то время, как в стране подняла голову давно, казалось, ушедшая в подполье преступная организация, активно способствующая бегству и переходу на нелегальное положение этих самых эльфов — всё равно, что подбрасывать угля в топку. Помнится, в школьные годы ты любила предостерегать меня от сумасшедшего риска, пусть и во имя величайшей из всех справедливостей — и теперь нам приходится меняться местами. — Сразу видно, что ты не политик, Гарри, — вздохнула Гермиона. — Даже на высоком посту ты остался чистой воды мракоборцем. Мне казалось, что это ясная и ребёнку вещь — именно благодаря тому, что эльфы на фабриках по-прежнему находятся в плачевном положении, несмотря на все наши с Шэклболтом предыдущие меры, они и бегут с фабрик, поддаваясь на манипуляции разного рода авантюристов. И именно из-за того, что Уоррен, Эмерсон, Сламбер и вся эта шайка выживших из ума пенсионеров заблокировали рассмотрение нашего пакета и раздули скандал в Конфедерации... — Гермиона, выслушай меня, — Гарри провёл рукой по небритой щеке. — Ты права. Я не политик. Я мракоборец. И мой главный приоритет — это безопасность магического сообщества Великобритании. В настоящий момент куча преступников, одержимых радикальными идеями — отмечу, Гермиона, что мы даже не представляем себе их числа — старательно и методично наносит урон всем его институциям, и прежде всего — вопиюще нарушает его секретность. Как можно скорей прекратить всяческую их деятельность — моя главная задача и до, и после выборов, хотя Корпус и весь Отдел магического правопорядка искренне надеются, что ещё до выборов все смутьяны будут рассажены по азкабанским нарам и работы поубавится. Мне очень жаль, что мистер Уоррен схлестнулся с тобой, я был искренне счастлив работать в Министерстве под твоим руководством и буду не менее рад поработать под начальством Сирены, но ради Мерлина — не разжигайте конфликт. Флениган много лет работает над разработкой предвыборных программ — и он нашёл мой совет разумным. Послушайте опытного человека. Всё-таки, Гермиона, что-то и вправду не меняется — эта проблема эльфов застряла у тебя в голове, словно... — Застряла?! — Гермиона вспылила и вдруг почувствовала, словно они вернулись в школьные годы, а вокруг них — не переменившаяся за десятилетия бывшая вотчина Блэков, а гостиная комната Гриффиндора. — Мне казалось, ты ещё с той поры, как Кричер помог нам двадцать пять лет назад, избавился от своих предрассудков! — Я убедился тогда в одном — что простым человеческим отношением безо всяких реформ и законов можно улучшить сразу несколько жизней... С той самой поры я своих убеждений не менял. Но ты ведь, кажется, избавилась от юношеского максимализма и не мечтаешь принудительно освободить всех эльфов? — Допустим. Но проблема по-прежнему стоит очень остро, и если не продолжить её последовательное решение... — Обсуждай это с Флемигом. Это его дело. Моё дело — чтобы завтра работа очередной фабрики не встала из-за забастовки эльфов, которых втихую науськивают неизвестные фигуранты уголовной хроники, чтобы по маггловским районам не разгуливали психопаты с горящими глазами, убеждающие магглов и волшебников сообща воевать против собственных правительств, а в опасной близости от Хогвартса не сновали террористы и тёмные маги. К слову о последнем — в Хогсмиде мелькают подозрительные субъекты. МакГоннагал уже ограничила походы учащихся туда, если у Отдела возникнут поводы для переживания за их безопасность — уже разработан план немедленного реагирования, — Гарри протёр запотевшие очки и небрежным движением палочки закрыл окно — в комнате уже изрядно похолодало. — Флемиг не увидел в программе ничего крамольного, пока ты не начал вмешиваться! — бывшая глава Министерства была готова выйти из себя. — Я всего лишь помог советом. И если вдруг хочешь, чтобы помог советом и вам с Сиреной — советую добавить в программу пункт о безусловном приоритете сохранения безопасности и секретности магического сообщества, а также — о решительном осуждении опасных радикалов, называющих себя коммунистами и спекулирующих на теме освобождения эльфов. Быть может, тогда и сокращение рабочего дня сойдёт вам с рук. В противном случае голоса как пить дать уйдут к Уоррену — уж он-то мои предостережения хорошо понимает. Гермиона в отчаянье закатила глаза. *** «Дорогой Тед...» Жан запнулся. Не слишком ли неформально? В конце концов, они виделись всего единожды, да и не будет ли это панибратством по отношению к товарищу по революционной борьбе? В порыве сомнения он думал было зачеркнуть обращение, но решил не переводить лишний лист пергамента. «Мы пытаемся читать „Капитал” вместе, но выходит, если честно, совсем скверно. Ещё несколько недель назад я раздобыл в библиотеке целую кипу литературы по маггловедению и маггловской истории, касающейся политики и экономики, но написана она волшебниками — и делу это совсем не помогает. Пожалуй, что нам не помешали бы дополнительные разъяснения...» Но не довольно ли формальностей? В конце концов, это лишь повод перейти к тому, что встревожило Жана гораздо сильнее, чем громоздкий язык сочинения Маркса. «Но ещё я бы хотел спросить вот о чём. Ты упомянул о том, что был знаком с моим отцом — и, если мне не лгут воспоминания раннего детства, он интересовался марксизмом. Я помню книги и листовки, лежавшие в его кабинете, и, уже живя с матерью, смог узнать некоторые поверхностные сведения об истории революций и бунтов в маггловском и волшебном мире. Но после развода родителей отец с большой неохотой вёл беседы на подобные темы, а когда я в недавнем письме обмолвился ему о том, что мы изучаем „Манифест Коммунистической партии” — и вовсе разозлился и настоятельно велел мне прекратить подобное чтение». Жан почувствовал липкую волну отвращения к самому себе. Зачем он пишет так витиевато? Старается подражать отцу, большому любителю изящных изречений? Или тоннам романов о восстаниях гоблинов и борьбе волшебников с маггловской инквизицией, которые он запоем прочёл на третьем-четвёртом курсе? И как можно было бы завершить этот пассаж, чтобы не показаться неловким и, не дай Бог, не дать заподозрить себя в желании выведать секреты подпольного движения? «Я думаю, что, может быть, отец входит в число тех самых волшебников, которые, вдохновившись идеями Маркса, ведут борьбу по всему миру и о которых ты рассказывал нам в Визжащей хижине. Я полагаю, что он хочет для меня спокойного будущего, но я не таков. Чему было суждено случиться — того не избежать. Я хочу присоединиться к вам и сражаться с ним плечом к плечу во что бы то ни стало. И если я скажу ему, что мы познакомились с тобой — быть может, он поймёт, что ни к чему так отчаянно опекать меня и сменит гнев на милость. Разумеется, я не буду писать ему, пока не дождусь твоего ответа, но если ты сочтёшь меня достаточно преданным нашим светлым идеалам, чтобы быть посвящённым в такие тайны — расскажи, пожалуйста, что ты знаешь о нём. P. S. Письма в Хогвартс по-прежнему не проходят никакой цензуры. Надеюсь на твой скорый ответ. С революционным приветом, Жан Прувер». Жан тяжело вздохнул, сложил лист вдвое, наскоро уместил его в конверт и внезапно сообразил, что не имеет ни малейшего понятия, что писать на нём. — Марат! — юноша окликнул свою почтовую сову — большого рябого филина, настороженно вертевшегося в клетке. — Отнесёшь письмо Теду? Ну... Мы с ним не так давно виделись в Хогсмиде. Ты ведь умная птица, правда, Марат? Я в тебя верю. Филин скептически ухнул. Жан, полностью убеждённый в провальности собственного предприятия, отпер клетку и вложил конверт птице в клюв. — Пожалуйста, постарайся. Наверное, он где-то в Лондоне... Марат взмахнул крыльями и скрылся в распахнутом круглом окне гостиной Хаффлпаффа, напоследок бросив на хозяина недоумённый взгляд. Жан опустился в кресло и прикрыл глаза, намереваясь провести остаток дня наедине со своими мыслями, но тут почувствовал сразу две руки, опустившиеся ему на плечи. — Джон! В смысле, Жан! Ты чего, уснул тут, что ли? — послышался высокий и всегда насмешливый голос Ниу Чанг. — У нас по плану, — Трис оглянулась по сторонам, оценивая людность гостиной. — Важное дело! Сам знаешь в какой комнате! Забыл? Вперёд! *** В полумраке очередной конспирационной квартиры на задворках Лондона, кое-как защищённой наспех состряпанным «Фиделиусом» (Тед, впервые применявший заклинание Доверия, не был уверен, что всё получилось по высшему разряду, но штатный хранитель тайн британских коммунистов Эрмиус Гринграсс был в срочном порядке отозван в главный штаб Интернационала) виднелись два бледных и изрядно исстрадавшихся лица. — Джефф, а тебе его... Ну... Не жалко? — невольно поёжился Тед. — Речь не о жалости, — мрачновато откликнулся лидер Компартии волшебников Великобритании. — Юноша имеет право знать правду. Это во-первых. Во-вторых — крайне высок риск, что его перевербуют. Если то, что ты рассказал и показал ему, узнает любое из Министерств — мы и глазом не моргнём, как Конфедерация доведёт это до сведения Биттерлэйка, Поттер нехило их всполошил. Поттер со Сламбером перейдут в активное наступление — наши товарищи... — Не паникуй, Джефф. Найт через Ирландию добрался до материка и уже в Румынии — Диаманди связывался со штабом. Если переполох начнётся и среди румын — всю ячейку оперативно эвакуируют напрямую к учителю. Но пока там тихо. Пойзонвуд под оборотным зельем, меняет маски стабильно раз в две недели, у мракоборцев нет ни малейшего понятия, где её искать. Лир, Липтус и Дред не покидают квартиры в Эдинбурге, которую защитил Эрмиус. Наши товарищи в безопасности. — Тед, я не о нашей ячейке! — отмахнулся Макманус. — Я о тех людях, с которыми я веду работу в Лондоне, в Косом переулке, в Хогсмиде. Сламбер рассадит агентов в каждой дыре, мимо которой хоть раз за день проходит волшебник — благо, после прошлогоднего массового пополнения Отдела с кадрами у него проблем нет. Одно неосторожное слово по пьяной лавочке — и человек, неповинный ни в чём, кроме пары бесед за кружкой пива, окажется в Азкабане, где на него повесят половину наших акций за последние десять лет. Молчу уже о том, что Поттер и его люди неразборчивы — предпочтут схватить два десятка невиновных и методично допрашивать, пока те не сознаются в том, что нужно. Громить, арестовывать и сажать он научился куда как лучше, чем проводить расследования — за последний месяц он дважды гонял Корпус на курсы повышения боевой квалификации, зато дополнительных инструктажей следователям не проводил уже лет пять. Скоро в Британии любому будет обеспечен отдых на нарах за любой косой взгляд. А в-третьих... В-третьих, нам не худо бы узнать, где сейчас окопался Прувер. От Валлеса и его горстки неумёх мы ничего не дождёмся — приснопамятный разгром Лиги превратил его в сумасшедшего, который и собственной тени боится. — И ты думаешь, что после того, что он узнает, он принесёт нам имена, пароли и явки на блюдечке с серебряной каёмочкой? — Тед по-прежнему был настроен скептически. — Я не берусь гадать. Но если тактика и стратегия для тебя — пустой звук, то вернёмся к этике. Юноша обманывается. А проливать свет на густой мрак лжи, которым капиталистический строй занавешивает свою неприглядную суть — одна из высших целей нашей борьбы. Пускай он узнает, что произошло на Милуокской фабрике в 2010-м году. Даже если это будет очень, очень больно, — Джефф откинул прядь нестриженных волос со своего лошадиного лица. — Кстати, как его сова нашла тебя? Ты ведь не разбазариваешь наши адреса попусту? — Сразу видно, что с той поры, как Эрмиус наладил нам голосовую связь, ты уже и забыл, как пользоваться совиной почтой. Совы поумнее многих из волшебников, Джефф. Если им доходчиво объяснить, кому нужно доставить письмо — они и под землёй адресата найдут. Тед вздохнул и подозвал чистящего перья на окне филина к себе. — Что ж, будь по-твоему. Давай сюда пузырёк. Из длинных, цепких пальцев Макмануса в ладонь Теда упала небольшая склянка, в которой серебристым светом искрились крепко запечатанные воспоминания. — Надо черкнуть пару слов в ответ. Мы и без того задаём ребятам слишком много загадок... *** Переступив порог Выручай-комнаты в назначенный срок, самопровозглашённая революционная ячейка обомлела — за те несколько дней, что они не проводили своих собраний, их приют успел перемениться. Вдоль сгибавшихся под стопками книг (как уже давно выяснили товарищи, с пустыми страницами) теперь стояли типографские станки, приветливо щёлкавшие своими механизмами. Ниу недоумённо обвела комнату рукой: — А это ещё что за агрегаты? — Печатные станки, — терпеливо пояснила Глория. — Видимо, комната знает, зачем мы здесь сегодня собрались. — Час от часу не легче. А как пользоваться ими — кто-нибудь знает? Глория, раз ты такая умная… — Не знаю… Но, думаю, мы сможем обойтись и самыми простыми чарами… А это пускай будет для атмосферы, — потупила глаза Глория. — Давайте меньше языками чесать, а то выйдем отсюда засветло, — командным тоном Трис призвала всех вернуться к делу. — Рэнди, кажется, у тебя были какие-то ценные соображения? — Опять этот твой тон… — насупился Рэнделл, но всё-таки продолжил. — Все ведь уже в курсе, что нам запрещено гулять по Хогсмиду? — В смысле — запрещено? — Ниу присвистнула. — А где мы будем праздновать нашу триумфальную победу в чемпионате Хогвартса по квиддичу? Может, «Три метлы» доставку какую-нибудь организуют? — Ну, во-первых, может, к маю ограничения и снимут, а во-вторых, в «Трёх мётлах» вы будете разве что лить слёзы в бокалы со сливочным пивом, потому что кубок в этом году наш, — Рэнделл не упустил возможности продолжить перепалку. — Так, ну-ка перестали. Ниу, ты бы хоть послушала, о чём люди в гостиной говорят. Вечно ты себе на уме… — Трис всеми правдами и неправдами старалась вернуть обсуждение в продуктивное русло. — Предлагаешь посвятить листовку запретам МакГоннагал? — А что? По-моему, идея нормальная. Думаю, народ явно не в восторге. Только как мы к этому будем коммунизм приклеивать, а? Рэнди, может, ты и это придумал? — отозвалась Ниу. — Честно говоря, не особенно… Но, в конце концов, не мне же одному за всех отдуваться? Мне этого и на квиддиче хватает… — Хватит про свои дурацкие игры! — внезапно взорвался Жан. — Я знаю, что написать. — А ну на два тона ниже! Но если есть, что предложить — валяй. Мы внимательно слушаем, — Трис сегодня сама была изрядно распалена. — Начать, думаю, нужно так. Братья! — А почему только братья? А где сёстры? У нас тут вообще-то девочки в большинстве, — никак не унималась Ниу. — Ну хорошо. И сёстры. — А может — товарищи? Мне кажется, это как-то… ну… уместнее… — скромно ввернула Глория. — Да неважно! Важно, что мы скажем потом! — в припадке вдохновения Жан вскочил на табуретку. — Гнёт полицейского государства с каждым днём все сильнее обрушивается на наши плечи! — Опять двадцать пять… *** — Вот мы и добрались до самого спорного пункта программы, — Флемиг Флениган заговорщически потёр руки. Это был тучный низкорослый волшебник с шкиперской седой бородкой и сморщенным лбом, на котором вечно пускались в пляс его густые брови. — Именно. Поттер его прямо-таки зарезал, — мрачно отозвалась миссис Грейнджер. — Надо сказать, миссис Грейнджер, я хорошо понимаю его опасения. Уоррен имеет хорошую электоральную поддержку, и если мы сейчас пустимся с места в карьер — он легко обвинит нас в пособничестве бунтовщикам… — Да каким, Мерлиновы портки, бунтовщикам?! Поймали одного сомнительного кадра и устроили из этого панику, будто сам Волдеморт восстал из гроба! — Гермиона явно не собиралась сдавать позиций. — Поймали-то, может, и одного, но действовал он явно не в одиночку… Вспомните, сколько преступников Корпус пересажал в середине десятых, и сколько их сообщников осталось на свободе, и, быть может, продолжает вербовать сторонников… Вам ли не знать, как быстро злодеи мобилизуют разного рода подлецов? — Флениган говорил с явным знанием дела, но Гермиона была непреклонна. — Гарри вас совсем запугал, что ли? Вы же знаете, у него была тяжёлая молодость, сделайте скидку на его незажившие раны… Хоть убейте, сокращения рабочих часов эльфам мы не уступим. Скажи, Сирена! Сирена Сноубелл молча кивнула, стараясь не привлекать лишнего внимания, хотя, казалось бы, баллотироваться в министры магии предстояло ей, а не её настойчивым собеседникам. — Нет-нет, миссис Грейнджер, я не предлагаю убрать этот пункт полностью. Мы всего лишь слегка перерасставим акценты. Чтобы захватить и часть уорреновского электората. Думаю, необходимость этого вам вполне ясна? Смотрите, что предлагаю я: вместо всех этих пафосных разглагольствований о тяжёлом положении эльфов мы напишем следующее: «Сокращение рабочего дня домовым эльфам на частных и государственных предприятиях поможет повысить коэффициент полезного действия всей нашей экономики. В самом деле, если эльф приложит больше усилий в отведённое ему для работы время — ваш любимый пирог с патокой станет ещё вкуснее!». — Да какой, к чёрту, пирог с патокой? — Гермиона была готова биться головой о стены. — Миссис Грейнджер, давайте на секундочку оставим светлые идеалы в стороне… Речь о действенном противодействии Уоррену на грядущих выборах или о возобновлении деятельности славной организации Г.А.В.Н.Э.? Послушайте совета человека, руководившего предвыборными кампаниями Фаджа и Шэклболта… — Флениган кашлянул и поправил свой чудовищно пошлый галстук канареечного цвета. — По-моему, коэффициент полезного действия нашего с вами разговора близится к нулю! — вскочив с кресла, Гермиона покинула кабинет, демонстративно хлопнув дверью. Мисс Сноубелл проводила её недоумённым взглядом. — Ну правда, мисс Сноубелл, согласитесь! При всём уважении к вашей подруге, программа-то ваша! Пирог с патокой — главная скрепа волшебной Британии! — не унимался главный политтехнолог Министерства. — Признаться, никогда не любила патоку… Но думаю, что вы правы, мистер Флениган, — с виноватой улыбкой ответила кандидатка в министры. *** — Вот теперь, кажется, готово, — Рэнделл устало рухнул в кресло. Даже бессонное зелье, несколько литров которого он сварил загодя, отбрехавшись профессору Хоуторну, что практикуется перед СОВ, не способно было снять усталость — они работали над листовкой всю ночь. Разгладив уже изрядно помявшийся лист в руках, он прочёл вслух: «Учащиеся Хогвартса! Каждый день мы слышим десятки и сотни возмущённых голосов, недоумевающих, почему всем нам придётся проводить рождественские каникулы не на приветливых улицах Хогсмида, а опостылевших пыльных коридорах замка. Наши права были ограничены снова — и ответственность на этом лежит не только на профессоре МакГоннагал. Окончательно свихнувшееся Министерство магии и его нынешний глава — никем не избранный, назначенный своими хозяевами-капиталистами параноик Уоррен — стремятся посильнее затянуть удавку на нашей шее. Его стремление уберечь галлеоны алчных богачей и министерских крыс рады разделить опытные душители свобод Сламбер и Поттер. Но они тщетно заколачивают досками бреши своего тонущего корабля — ведь близок тот день, когда трудящиеся и угнетённые волшебной Великобритании и всего мира сбросят их гнёт и шагнут в светлое будущее равенства и свободы. Мы призываем всех вас не подчиняться навязанным свыше приказам! Хогвартс не покорялся ни тирании Амбридж и её покровителей из Министерства, ни даже самому Волдеморту. Многим из вас известно о тайных ходах — разве снятия факультетских баллов или вечерние отработки отнимут у вас тягу к вольности? Присоединяйтесь к борьбе! Революционные студенты Хогвартса» — Класс! — Ниу выставила вперёд большой палец. — Дело за малым... — Глория вооружилась своей короткой, но изящной палочкой из тёмного дерева. — Джеминио Максима! Листовка, лежащая посреди закапанного чернилами стола в единственном экземпляре, начала приумножаться на глазах — и уже через полминуты хлипкий стол, казалось, был готов обрушиться от внушительных стопок. — Сейчас примерно шесть утра, если меня не обманывает чутьё. Теперь каждый берёт по стопке и оставляет их в гостиной своего факультета. Непокрытым остаётся только Слизерин... — начала раздавать приказы Тристрана. — Да на кой ляд они нам сдались? Там сплошь богачи да снобы, — фыркнула Ниу. — Ни слова нашего не поймут, только МакГоннагал настучат. — Не равняй всех под одну гребёнку. Может, хоть один порядочный человек да найдётся. А про листовку МакГоннагал всё равно узнает — главное, чтобы она не узнала, кто именно её сделал. Но со Слизерином мы что-нибудь да придумаем. Жан, за Хаффлпафф отвечаешь ты. У нас с Ниу завтра ещё тренировка по квиддичу, так что мы хотели бы... — Трис громко зевнула. — Немного поспать. — Не помешало бы... — Ниу немедленно заразилась зевотой от подруги. — Я даже обед сейчас готова проспать, не говоря уж о завтраке... Покинув приветливую Выручай-комнату и стараясь не проронить ни одной листовки, новоиспечённые агитаторы разбрелись по коридорам, пугливо озираясь по сторонам, опасаясь наткнуться как на рыскающего по коридорам Филча, так и на не знающего отдыха полтергейста Пивза. Ступив на лестницу, Глория, едва переставлявшая ноги под грузом листовок, едва не рухнула вниз — Жан едва успел прийти на выручку, придержав компаньонку сзади за талию, но тут же ойкнул и стыдливо одёрнул руку. — Может, их зачаровать, чтоб в руках не тащить? — предложил юноша, чтобы быстро сгладить неловкий момент. — И вправду... Вингардиум Левиоса! Теперь дело пошло на лад. Распрощавшись с Глорией, Жан тихо проник в родную гостиную, от недосыпа едва не забыв, какой именно ритм необходимо отстучать, чтобы открыть дверь и не быть облитым едким уксусом. Отправив листовки дожидаться своего часа на круглом общем столе, Жан уже собрался было отправиться в постель, но увидел, что в окно призывно скребётся его почтовый филин. — Марат! Ты так быстро! Умница! Надеюсь, не с пустыми... э... когтями? — радостно шепнул Жан, впуская птицу вовнутрь. Филин ухнул и выплюнул конверт, сжимаемый в клюве. Сгорая от нетерпения, Жан разорвал конверт и бросился читать. «Дорогой Жан, Не буду лгать — мне не доводилось пересечься с твоим отцом лично. Но в Интернационале есть множество людей, сохранивших о нём живую память. Взгляни своими глазами на воспоминания, которые один из товарищей собрал из памяти покойной французской активистки Лиги революционных волшебников Натали Фреро. К сожалению, времена настали беспокойные и едва ли до конца ваших каникул я снова окажусь в Хогсмиде, поэтому тёмные места из „Капитала” я буду рад прокомментировать письменно. Присылай номера страниц и глав, которые представляются вам с товарищами наименее ясными — ответным письмом я постараюсь прислать самые подробные разъяснения, на которые способен. Твоя сова, кажется, неплохо понимает, как и где меня искать. Тень». Только теперь Жан заметил, что к лапе филина привязан небольшой холщовый мешочек. Освободив Марата от ноши, юноша немедленно вскрыл его и выудил маленький, длиной с мизинец пузырёк, таивший в себе самое желанное для Жана сокровище. *** — Садитесь, мистер Конноли. Разговор будет кратким, но осмелюсь полагать, неприятным для вас, — директриса Хогвартса профессор МакГоннагал всегда разговаривала строго, но на этот раз была особенно холодна. Предвкушая грядущее наказание, Жан вжался в стул. — Вместе с рядом других студентов — Рэнделлом Прайсом, Гриффиндор, пятый курс, Глорией Монтгомери, Рэйвенкло, шестой курс, Ниу Чанг и Тристраной Блэйк, обе — Хаффлпафф, седьмой курс, вы пропустили обязательное собрание в Большом зале. Ирония судьбы заключается в том, что на этом собрании я довела до сведения учащихся, что с этого дня любые прогулки в Хогсмиде запрещены без предварительного согласования и сопровождения старост факультетов и преподавателей. Именно в это время, насколько мне известно, вы находились в Хогсмиде, причём покинули территорию Хогвартса впятером. Потрудитесь объяснить, мистер Конноли, где именно вы были. — Мы... — Жан сглотнул. К счастью, пятёрка новоиспечённых товарищей успела заранее утвердить общую версию. — Были в «Сладком королевстве». Говорят, оно скоро переедет в Косой переулок, а на их месте Уизли откроют ещё один филиал «Вредилок». Вот мы и решили, пока они ещё работают... — Что ж. Мисс Блэйк и Чанг изложили мне ровно ту же версию, что даёт основания предположить, что вы не лжёте. Однако... — Профессор МакГоннагал! — в кабинет влетел запыхавшийся старик Филч, обливавшийся потом. — В коридорах сущий беспорядок! — Что случилось? — МакГоннагал с явным неудовольствием отвлеклась от воспитательной беседы. — Пивз опять вымазал первокурсников смолой? — Кто-то пронёс в Хогвартс листовки возмутительного содержания! — задыхаясь, завхоз потряс скомканной в кулаке бумажкой. — Студенты заполонили весь Хогвартс и ведут такие... Такие разговоры... МакГоннагал немедленно осеклась. Будто забыв о Жане, она немедленно последовала за раскрасневшимся от возмущения Филчем, и уже в дверях, не оборачиваясь, бросила: — Ваш проступок будет стоить вашему факультету двадцати пяти очков. С учётом мисс Чанг и Блэйк сегодня Хаффлпафф теряет семьдесят пять очков. Надеюсь, вы будете достаточно прилежны и благовоспитанны, чтобы в следующем семестре восполнить эту потерю. Но я ещё не закончила. Обождите какое-то время в моём кабинете — и я вернусь, чтобы донести до вас, сколь неосмотрительным и опасным был ваш прогул. Дождавшись, пока шаги МакГоннагал и Филча стихнут за дверью, а та автоматически захлопнется, Жан с жадностью и вожделением бросился к старому Омуту памяти, призывно мерцавшему в дальнем углу директорского кабинета. Не иначе как сама судьба заставила Филча обнаружить выпущенную ими листовку прямо сейчас — лучшего момента нельзя было и подгадать. Бледнея от волнения, Жан откупорил пузырёк, присланный ему Тедом, и выпустил разом весь сгусток серебристых светящихся воспоминаний в Омут, после чего, не медля, окунулся с головой. Перед ним предстал огромный изящный зал, по краям которого высились тонкие резные колонны, увитые шевелящимся плющом. Гигантское изваяние, изображавшее две скрещённые волшебные палочки, то и дело дававшие залп цветных искр, подсказало Жану, что он — в главном зале Шармбатонского кампуса, который все шесть ненавистных хогвартсовских лет оставался пределом его мечтаний и который раньше он имел удовольствие видеть лишь на старых школьных фотографиях отца. Лишь вдоволь насладившись архитектурой этого помпезного помещения, он, наконец, огляделся по сторонам — и обнаружил, что окружён шумной толпой студентов. Скинув на пол свои сиреневые мантии в знак протеста, они нестройно выкрикивали едва различимые в общем гуле лозунги и вскидывали вверх свои палочки, выстреливая дымной струёй, складывавшейся в буквы. «Вставай, проклятьем заклеймённый Шармбатон!» — прочёл Жан по-французски одну из проплывших мимо него туманных надписей. — Дамы и господа, мы в последний раз призываем всех учащихся разойтись по спальням и прекратить... — приставив палочку к горлу, уставшим голосом повторял лысеющий мужчина в нелепом, но начищенном до блеска шлеме Отдела магического правопорядка Франции. — Чёрта с два! — безо всякой усилительной магии выкрикнул стоящий в первом ряду длинноволосый старшекурсник, чьи совсем ещё жидкие и юношеские усы были подкручены на до боли знакомый манер. Жан с радостью узнал отца. — Никто не сделает ни шагу назад, пока не будут выполнены все требования! — Директора — в отставку! Совет попечителей — распустить! Министра магии — долой! — бойко выкрикивала коротко стриженная девушка, опиравшаяся Кристиану Пруверу на плечо. — Хватит играть в игрушки! Мы торчим здесь уже несколько часов! — ещё один сотрудник Отдела правопорядка потряс своего сонного коллегу за плечо, и, не дожидаясь его реакции, зычно прокричал: — Диспергум! Сгусток белого света пролетел в направлении столпившихся студентов и ударил по левому флангу. Первые ряды попадали на пол, в воздух взмыли и с шумом осыпались волшебные палочки и струящиеся фиолетовые мантии... — Псы! Трусливые псы! — сорвалась на крик коротковолосая бунтовщица. Кристиан взял её за руку. — Не бойся, Натали, — весело сказал он, а затем снова выкрикнул, обращаясь к собравшимся жандармам. — Бог видит, кто прибег к насилию первым! Глациус! Блестящий мраморный пол в дальней части зала покрылся идеально гладким льдом — и часть министерских сотрудников нелепо повалилась на пол, увлекая за собой остальных. Кристиан же, и не думая останавливаться, бросился посылать в падающих соперников новые заклятия — уже бессловесные. Ярко-красные вспышки мелькали столь часто, что зал погрузился в сплошное алое сияние, а между тем пелена воспоминаний увлекала Жана дальше и дальше... Моргнув, Жан обнаружил себя в неизвестной тесной комнате. Зажатый между двух дышащих на ладан и готовых вот-вот обрушиться книжных стеллажей, он, затаив дыхание, наблюдал за трёмя фигурами, окружившими такой же хлипкий стул, где, крепко-накрепко связанный Опутывающими чарами, вздрагивал до смерти перепуганный седовласый волшебник. — Две тысячи. Золотом. И Найтингел, Хоук и супруги Холидэй в США, а Амазонас в Бразилии немедленно выходят на свободу. И мы сотрём вам память. На размышление — пять минут, — властно диктовал на английском с густым акцентом Прувер-старший — прекрасный, сногсшибательный в своём изяществе отец Жана, пока коротковолосая волшебница нацеливала на него палочку. Заложник в панике отрицательно замотал головой. Тогда к стулу подошёл поближе высокий бритый наголо маг с чёрной как смоль козлиной бородкой и приставил палочку к шее пленника. Напрягая память, Жан вспомнил дядю Феликса, что временами захаживал в родительский дом и держал его, трёхлетнего, на коленях, показывая безумные картинки в своём блокноте... — Тогда запомни, с кем имеешь дело. С кем имеет дело ваша грабительская Конфедерация. Феликс Бланк, Кристиан Прувер, Натали Фреро. Лига революционных волшебников. Интернационал волшебников и магглов, — на таком же плохом английском сквозь зубы процедил маг, а затем, не особо беспокоясь тем, насколько его речь понятна, перешёл на французский: — Tout. Anticommuniste. Est. Un. Chien. Месье Бланк замахнулся палочкой, чтобы произнести заклинание, но подводные потоки Омута памяти несли Жана всё дальше... На сей раз он оказался на ночном пустыре — бледная ущербная луна роняла свет на одинокий трепещущий на ветру куст. Впереди возвышался с десяток спин — и, признав среди них отца, Жан немедленно устремился к нему, чтобы разглядеть, в чём дело. — Все в сборе, — буркнул широкоплечий темнокожий мужчина, лицо которого рассекали несколько ещё не до конца заживших шрамов. — У нас не больше десяти минут. Эльфы ждут сигнала у ворот — охрану глушим и оперативно стираем память, давайте без лишней крови. Следующая остановка — тюремный комплекс. Не аппарировать без помощи эльфов — иначе мракоборцы перехватят нас в ту же минуту. Это касается и нынешнего этапа операции. Как только эльфы и наши товарищи окажутся на свободе — я даю сигнал Учителю и в дело вступает Бразилия. Готовы? Вперёд. Вереница подпольщиков медленным шагом двинулась к виднеющейся вдали мрачной громаде фабрики. Натали Фреро воодушевлённо вращала в руках волшебную палочку, о чём-то переговариваясь с низкорослой женщиной, чьё неприметное лицо едва прикрывал капюшон, Феликс Бланк молча и с высоко поднятой головой чеканил шаг вслед за руководившим операцией американцем. В этот момент Жан обратил внимание на отца. От столь хорошо знакомого ему изящества не осталось и следа — длинные волосы Кристиана были жирны и беспорядочно сваливались на лицо, подкрученные усы были обрамлены недельной щетиной, а под глазами явственно виднелись тёмные круги. Светлая и тонкая палочка отца (бук, тринадцать дюймов, волос единорога — почему-то невпопад вспомнил Жан) едва не падала из дрожащих рук. Неужели перед столь важной международной операцией не было времени даже выспаться? Кристиан Прувер замер на месте. — Не терять ни секунды! Вперёд! — прикрикнул темнокожий волшебник со шрамом. Прувер-старший не внял его приказу. Вместо этого он поднял палочку вверх и зажмурился. Из неё со свистом вылетела ярко-синяя искра. Подпольщики замерли. Чтобы понять, что произошло, понадобилось не более одной секунды. — Экспели... — успел прорычать Бланк, но было поздно. — Не двигаться! На землю! Кому сказано, на землю! МАКУСА, мракоборческий корпус! — раздался яростный возглас в сантиметре от обомлевшего от шока Жана. В то же мгновение вокруг членов Интернационала возникло кольцо из полутора десятков аппарировавших американских мракоборцев, немедленно приготовивших к бою палочки. Кристиан стоял как вкопанный, а веко его правого глаза заметно подёргивалось. — На землю, суки! — со смесью гнева и презрения заорал один из мракоборцев и сделал выпад своей палочкой. Луч света повалил оземь полную чёрную женщину, её рука разжалась и палочка укатилась куда-то вбок. — Ступифай! — отчаянно выкрикнул коммунист со шрамом и сшиб мракоборца с ног, но в тот же миг струя зелёного пламени ударила его ровно промеж глаз. Успев напоследок взметнуть вверх сжатый кулак, волшебник рухнул замертво. Заклятия закружились безумным ураганом. Всё ещё не в силах пошевелиться, Жан наблюдал, как отчаянно подпольщики пытаются сопротивляться, но силы были неравны — и вот уже через полминуты четверо из них стояли на коленях, скованные Чарами ареста, которые ещё несколько дней назад в Визжащей хижине демонстрировал Тед. — Свинья, — не скрывая ненависти, вполголоса произнёс Бланк и запустил очередной залп в сторону Прувера. Тот, словно не отдавая себе ни малейшего отчёта в происходящем, быстро бросил: «Протего», и, отбив заклятие, отскочил в сторону, скрывшись за спинами двух рослых мракоборцев. — Будь ты проклят! Будь ты проклят! — истерично вопила Фреро, вырываясь из лап МАКУСовских полицейских, которые так и не сумели попасть в неё заклинаниями и потому удерживали как могли. — Авада... — Авада Кедавра, — без тени эмоций скороговоркой выпалил Кристиан и глаза боевой подруги навеки закатились. Жан вынырнул из омута, в панике косясь на дверь. К счастью, та была по-прежнему заперта — видимо, разбирательство с листовками затянулась надолго. Не оставляя себе времени обдумать увиденное, он спешно поднёс к Омуту палочку и с предельным усердием извлёк оттуда сверкающую нить, чтобы вновь вернуть её в злополучный пузырёк.