***
Незадолго до этого. Марина Анквиц никогда не бросала начатого. А потому все те три года, что Элли не было: и когда Егор уже успел сто раз отчаяться и едва не запил, и когда полиция уже давно махнула рукой и объявила девочку формально пропавшей без вести, а фактически погибшей, когда все вокруг уже сказали «да забей ты, было, не было, никто не вспомнит», она продолжала искать подсказки. А как только она вспоминала, что в пропаже Элли замешана магия, напряжение возрастало во много раз. Однако на поисках Элли жизнь не заканчивалась. Они с Егором успели съехаться, её взяли в более престижное издательство иллюстрировать серию книг о волшебниках провинциальных городов (и на каждой иллюстрации невольно появлялся где-то длинноволосый чернявый парень с наглой улыбкой и искрами из руки), периодически звонили Михаил с Андреем… Жизнь шла своим чередом. Но интуиция Марины подсказывала, что это всё — затишье перед бурей. Впрочем, мыслей об этом в июле 2013 года у Марины особо не было. Картина в голове практически полностью сложилась: Фелицис превратил Элли во что-то или в кого-то, и она теперь рядом с Михаилом. Однако как свою гипотезу доказать или как вытащить Элли оттуда, Марина не знала. Сложностей добавляло ещё и то, что она совершенно не умела колдовать, а значит, не сможет вытащить Элли сама. В один из тёплых июльских вечеров, идя домой после работы и попивая кофеёк, Марина была полностью погружена в мысли об этом. «Вот бы как-нибудь научиться колдовать, как тот парень с Советской улицы… Он совершенно не похож на инопланетянина, совершенно обычный пацан, который как-то стал волшебником! Но как? Сам он вряд ли ответит, тем более его найти уже давно не получается… Варианта два: либо он нашёл какую-то волшебную шарагу, либо нашёл книгу и научился по книге. Знать бы по какой…» — Девушка, осторожнее! — раздался рядом голос, а в следующую секунду Марина врезалась в идущую рядом с ней женщину с роскошными чёрными волосами и пролила кофе на её светлый костюм. Выругавшись про себя, Анквиц поспешила к ней. — О Господи, с Вами всё в порядке? — В порядке, милочка, в порядке, — ответила ей женщина и посмотрела с улыбкой на Марину. — Не переживайте, я не испачкалась. Девушка с удивлением глянула на костюм. Там, где секунду назад было пятно от кофе, теперь было чистое место. — Но я же видела… — Вам показалось, милочка. Не переживайте так, идите своей дорогой. Марина нервно улыбнулась ей и пошла дальше. Но ещё долго она пыталась понять, действительно ли ей показалось. На следующий день Анквиц пришла на работу чуть-чуть заранее. Впрочем, это она уже считала достижением. «Чуть-чуть» — это не «сильно»! Не придётся оправдываться перед уборщицами…» Но на удивление, в офисе уже кто-то был, судя по зажжённому свету. А услышав прозвеневшие бубенчики на двери, к Марине вышла её маленькая коллега. — О, Анквиц, ты тоже заранее? — Я всегда заранее, Соф. А ты что так рано? — поинтересовалась Марина, поправляя запутавшиеся волосы. — Я волнуюсь немного. Виктория Павловна обещала, что к нам придёт какой-то специалист, проверит качество нашей работы. Ну типа специалист по стилям художественным, она к тому же с автором книги знакома… Я боюсь немного. — Чего ж ты боишься? Это же не Викторьпаллнин спиногрызёныш, — хмыкнула Анквиц: руководительница их отдела частенько приводила на работу своего четырёхлетнего сына, и в минуты кофе-брейка он постоянно портил эскизы и не только. — Ну тут же не все с полным высшим, как ты… — Наличие диплома, Софочка, не предполагает знания абсолютно всего, что касается художественных предпочтений разных людей, — тоном Викторьпаллны проговорила Марина, садясь рядом с Софой и предлагая ей своё печенье. — Ну ты чего. Если будет докапываться без повода, пошлёшь далеко и надолго. А если будут замечания по делу, исправишь. Ничего сложного. — Всем бы быть такими смелыми, как ты, Анквиц… — Да что тут смелого? Это просто здравый смысл. Софа откусила печенье и вздохнула. — Я не смогу специалиста послать. Уволят или депремируют… Марина расхохоталась. — Мать моя, Соф, ты неисправима. Постепенно начал собираться весь штат, а затем пришла и Викторьпаллна вместе со своим «спиногрызёнышем». Глядя на него, Марина поморщилась. Однако за Викторьпаллной в офис зашла женщина в идеально выглаженном брючном костюме, с роскошными чёрными волосами и аккуратным макияжем. Посмотрев на её лицо, Марина побледнела, и от Софы это не укрылось: — Анквиц, ты чего? — Кажется, мне не избежать докапываний… Я вчера эту мадам кофе на улице облила… — Просто удачи, — шепнула Софа, взяв Марину за руку. Когда женщина прошла мимо них, Марине показалось, что та ей улыбнулась и подмигнула. По спине пробежали мурашки. «Ладно. Вряд ли это страшнее, чем драться с волшебником…» Во время работы Марина сидела с идеальной осанкой, из-за чего на неё постоянно косились: обычно она всегда сгибалась в три погибели над эскизом, вырисовывая крохотные детали. Женщина с чёрными волосами сидела у Викторьпаллны и о чём-то с ней говорила. Иногда она оборачивалась на корпящих иллюстраторов, в числе которых была и Марина, и как-то загадочно смотрела, отчего Марина каждый раз вздрагивала. «Хорошо, что я крашусь, а то бы все сейчас увидели мои седые волосы…» Во время кофе-брейка женщина отчего-то подозвала Марину к себе (обратившись странно как-то — «дражайшая Анквиц») и сама дала ей стакан с кофе со словами «не уходите в себя, милочка, а то ещё кого-нибудь обольёте». «Дражайшей Анквиц» после этих слов захотелось специально её облить, но она сдержалась. Вечером же, однако, ничего слишком страшного не произошло: Викторьпаллна просто о чём-то поговорила с этой женщиной и проводила из офиса, а затем объявила, что каждому разошлёт рекомендации, сделанные Анной Михайловной. «Вот как её зовут… Анна Михайловна. Как ту мадам из «Войны и мира». Эта тоже похожа на какую-то загадочную княгиню.» На Марину Викторьпаллна смотрела с какой-то особенной непонятной гордостью, отчего та поспешила поскорее попрощаться и выйти из офиса. — Так, с проверкой разобрались. Теперь пойду выпью кофе, съем булочку и пойду домой… Или Михе позвоню, посмотрю, что там и как… Неожиданно сзади раздался знакомый голос: — Это с чем это Вы разобрались, милочка? Марина обернулась и хрустнула пальцами: сзади неё с гордым видом стояла Анна Михайловна и улыбалась. — То, что Вы пришли к нам… это было не случайно? Вы искали меня? — Ну зачем мне Вас искать! Подумаешь, испачкала девочка костюм, извинилась ведь, а значит, и дело с концом. Не стоит переживать так. Я пришла именно потому, что Ваша руководительница меня позвала. И хочу сказать, я впечатлена Вашими навыками. Марина порозовела. — Спасибо, Анна Михайловна. — У меня не было времени представиться должным образом, но я вижу, Вы уже узнали моё имя. Впрочем, о Вас я знаю только фамилию. Необычная, к слову, — улыбнулась Анна Михайловна. — Меня зовут Марина. И можно без официоза, мы же не на работе, — смутилась Марина. Анна Михайловна скрестила руки на груди и словно свысока посмотрела на Анквиц. — Ну что ж, Мариночка, раз уж наша первая встреча вышла, как Вы говорите, «без официоза», а познакомились мы только сейчас, — да и скажу честно, Вы и Ваша работа мне очень пришлись по вкусу, — предлагаю узнать друг друга получше. Вы никуда не торопитесь? Марина прикинула, когда по времени Егор начнёт её искать. «Отказываться невежливо. Тем более от этой особы зависит моя работа…» — Ну хорошо. Только можно я зайду за кофе? — Конечно. Я себе тоже куплю. Через пятнадцать минут они сидели за столиком какой-то незнакомой Марине кофейни («Действительно, эта особа не может покупать кофе за 60 рублей в забегаловке, как я…»), пили кофе и говорили. Слово за слово, и разговорились о работе. Анна Михайловна оказалась на удивление открытым человеком — уже через минуту Марина слушала лекцию о возникновении её любимых художественных стилей: она была ценителем искусства Ренессанса, восточной портретной живописи и — как ни странно — импрессионизма. Однако гораздо больше она говорила о личностях художников, которые эти картины писали: с абсолютной уверенностью в глазах Анна Михайловна говорила о чувствах Рафаэля Санти во время написания «Мессы в Больсене», о настроениях китайских живописцев, о том, как именно Клод Моне держал кисть и о чём думал, когда писал свои пейзажи… В какой-то момент это стало звучать настолько комично, что Марина сказала ей: — Вы так об этом говорите, словно они сами Вам сказали об этом за завтраком. Анна Михайловна снисходительно улыбнулась ей, отпив ещё из чашки (откуда кофе каким-то волшебным образом не убывал). — Мариночка, Вы мне не верите, а ведь однако, это факты. Мне стоит взглянуть на картину, чтобы это увидеть и понять. — Вы опираетесь на Вашу эрудицию и профессионализм? — съязвила Марина, а про себя подумала: «Может, она просто мастер дедукции и видит, у кого дрожала рука, а кто мазки поверх тонирования клал?» — Да. И не только, — однако сказала она это таким тоном, что стало ясно: раскрывать свой секрет она не собирается. Марина улыбнулась, однако про себя подумала: «Что-то тут не так…» Буквально через две недели после этого Анна Михайловна и Марина после работы ходили туда уже регулярно. Анна Михайловна поддерживала беседы не только об искусстве, она оказалась на удивление приятным собеседником и в обсуждениях житейских трудностей, а вскоре Марина перестала чувствовать скованность рядом с ней. Даже то, что они по-прежнему обращались друг к другу на Вы, не мешало их совершенно свободному общению, хоть Анна Михайловна часто и говорила загадками. Так что в один из вечеров она даже пригласила Марину к себе — как она сама сказала, «на чай и кое-что необычное». «Надеюсь, это кое-что необычное окажется безопасным. А то после волшебника, который, похоже, пропал вместе с Элли без вести, я готова поверить даже в говорящие живые банки варенья…» Когда Анна Михайловна встретила Марину у офиса («Исключительно по привычке, да и Вам так удобнее»), та учтиво улыбнулась и пошла за ней, всё гадая, чем же окажется «кое-что необычное». Анна Михайловна вела её какими-то странными и незнакомыми улицами, которые не имели ничего общего с обычными улицами Петербурга, мимо жутковатых тёмных домов. Марине в какой-то момент даже показалось, что они идут по заколдованному пути, которого нет на картах, и она не сможет объяснить разозлённому Егору по телефону, где она и чем занимается… Наконец Анна Михайловна провела Марину в очень большую и светлую квартиру. Анквиц невольно приоткрыла рот — такие квартиры она видела только в журналах. — Чаю, милочка? — Нет, спасибо, я больше по кофе… — Отлично. Вы в любом случае выберете. Анна Михайловна поставила перед ней чашку с прозрачной жидкостью, похожей на воду, и с улыбкой посмотрела вперёд. Марина улыбнулась ей и из вежливости отпила с мыслью «можно и воду, но вообще хотелось бы сладенького кофейка». Но на языке появился… вкус мокко с сахаром и корицей?! От удивления Марина едва не подавилась. Глядя на это, Анна Михайловна рассмеялась. — Вы удивлены, милочка? — Л-любой бы удивился, если бы вода оказалась со вкусом кофе… Может, Вы её ещё и в вино превратить сможете? — В вино? Громкое сравнение, конечно. Но такой вкус есть, надо просто об этом подумать, держа чашку с зельем в руке… Тут в голове Анквиц мелькнула догадка. Всё начало складываться… — Анна Михайловна, Вы… волшебница? Она гордо улыбнулась и с уважением глянула на Марину, как учительница на ученицу. — Колдунья. Это звучит солиднее, Вам не кажется? — Ну… да, — Марина понятия не имела, какой из синонимов к слову «волшебница» звучит солиднее, а какой нет, но спорить смысла не имело. — Рада, что Вы догадались. Полагаю, Вы уже встречались с волшебством? — Да… пару раз, — рассказывать обстоятельства её знакомства с магией и непосредственно Фелицисом отчего-то было стыдно. «Вроде он просто обманул Элли, Егора и меня, а ощущение, что он мой злобный бывший…» Анна Михайловна, очевидно, поняла, какие мысли бродят у Марины в голове. — Полагаю, знакомство с магией было не из приятных. — Это точно, — Марина отпила ещё глоток «воды» со вкусом мокко. — Даже вспоминать не хочется… — К сожалению, милая моя, многие волшебники, чародеи и колдуны в наши дни торгуют своими умениями и обманывают людей… Я предпочитаю свой талант не афишировать и использовать только для себя, как и многие колдуны моего поколения. А эти… — она скривилась. — Они серьёзно портят людям жизнь. — Вы имеете в виду шарлатанов? — Шарлатаны — это простые люди, которые даже искру из руки выпустить не могут. Они обманывают тем, что являются волшебниками. А вот настоящие волшебники обманывают куда хуже… — Как же? Анна Михайловна тяжело вздохнула, вытащила из кармана пузырёк, наполненный чем-то алым, капнула из него на скатерть, и на месте, куда упала капля, тут же появилась тарелка с пирожными на самый разный вкус. — Они колдуют неправильно. Или же не на полную силу. Или же делают всё качественно, а о побочных эффектах умалчивают и портят всем этим жизнь и здоровье своих клиентов, как один чародей, с которым я имела несчастье быть знакомой… А наивные люди за волшебство отдают любые деньги, так что эти нечестивцы с каждым днём богатеют. Марину как прошибло. Перед глазами снова возникло насмешливое лицо Фелициса, а в голове зазвучало его наглое и нелюбезное «даю слово чародея»… — Скажите, Анна Михайловна… А имя Фелицис Вам о чём-нибудь говорит? Анна Михайловна мгновенно поджала губы и сильнее сжала ручку чашки. — Знаю такого… Он Вас чем-то обманул, Мариночка? Вы мне скажите только, я его заставлю всё вернуть с лихвой! — Нет-нет… Он… обманул мою подругу. «Я не вру. Элли моя подруга, он её обманул…» Анна Михайловна облегчённо выдохнула. — Держитесь подальше от него, Мариночка. Я Вас умоляю. Потом до конца дней лечиться будете. — Неужели он… настолько страшный человек? — Не столько страшный человек, сколько искусный обманщик. Лжёт он очень правдоподобно и умело. Добавьте к этому тот факт, что колдует он хорошо, хоть и не так, как хвастается: он всё же ещё совсем мальчишка… И получаем мы человека, который может с лёгкостью заверить Вас в чём угодно, наобещать небо в алмазах и даже сделать для вас эти самые алмазы в небе, вот только этому человеку нельзя верить… Мариночка, что это с Вами?! Марина откинулась на спинку стула. Её лицо горело, по щекам и шее текли слёзы. Перед глазами был туман. «Элли, Господи, Элли, что же он сделал с тобой? Как мне тебя от него вытащить?» Туман пропал, когда рядом с Анквиц сидела Анна Михайловна и пускала из руки что-то похожее на необжигающее пламя. — Мариночка, Господи… Вы меня знатно испугали. Я могу Вам чем-то помочь? Марина устало посмотрела на неё и уже хотела вежливо сказать «да ничем, спасибо», как вдруг её осенило. — Анна Михайловна, скажите… Вы умеете колдовство видеть по предметам, которые заколдованы? — Вы имеете в виду — вижу ли я, если над предметом висит заклятие? Не всегда, но вижу… — Отлично… Я тогда Вам позвоню по одному делу. Я клянусь, если Вы мне поможете, я что угодно сделаю. Это правда важно. Анна Михайловна глянула куда-то в сторону и улыбнулась одним уголком губ. — Что от меня требуется? — … и в общем, она может помочь с декорациями и оформлением! Михаил долго смотрел на Маринку как на сумасшедшую, но затем улыбнулся. — Ракета, ты не перестаёшь меня удивлять. После премьеры я тебя в команду возьму на постоянной основе, идёт? — А разве я не… — Официально нет. Но это можно исправить, — Горшенёв подмигнул ей и улыбнулся, — Приведёшь к нам свою чудо-женщину сама или дашь её контакты? — Сама приведу, сама, но предварительно позвоню, — Маринка скрестила руки на груди и широко улыбнулась. — Кстати, приведи Олю и девочек, у меня сюрприз для них, да и не виделись давно… В назначенный день Маринка вела Анну Михайловну к павильону и объясняла, что ей необходимо сделать. — У нас ответственного за декорации нет, всё делаем сами, и нужна помощь специалиста — а я, увы, не такой уж и специалист. Но это на самом деле прикрытие: Михаил приведёт свою семью, и я прошу Вас сказать мне, если Вы увидите над кем-то из них заклятие: у меня есть просто одна мысль, но я не знаю, как её доказать, я ведь не волшебница… — Я же научила Вас контрпассам заклятию немоты и паралича! — Ну… Согласитесь, два контрпасса — слишком мало. Но они мне уже единожды помогли… Анна Михайловна улыбнулась. — Я рада. Что ж, перейдём к делу. Какой у Вас предмет постановки? Беседа с Горшенёвым протекала несколько вяло: видимо, Михаил настолько поверил в близкий к божественной силе профессионализм Анны Михайловны, что редко вставлял какие-то комментарии в её монолог, но гораздо чаще кивал или что-то писал в заметках. Так что в какой-то момент Марине это надоело, и она, сделав лицо великого энтузиаста, шагнула навстречу Михаилу и увела его чуть подальше, подмигнув Анне Михайловне, дескать, «а теперь шаг второй». Анквиц было немного страшно в ожидании, а потому она часто оглядывалась на Анну Михайловну, которая буквально пронизывала взглядом Ольгу и Настю, заодно пытаясь отогнать от себя маленькую Сашу, которой захотелось пообнимать «красивую тётю». «Интересно, что она такого найдёт…?» — Ракета, ты со мной? — голос Михаила вывел её из мыслей. — Не выспалась, что ли? Ты постоянно где-то в себе! — Прости, Миш… — поникшим голосом сказала Марина, протирая глаза, так что на пальцах оставались следы от туши. — Действительно, выпала на секунду… Михаил посмотрел на неё строгим взглядом, но через секунду снова заулыбался. Остаток вечера прошёл более-менее тихо, разве что Миша периодически подходил к бледной как смерть Ольге и спрашивал, что это с ней. На выходе Анквиц наклонилась к Анне Михайловне и спросила: — Ну что, есть там кто заколдованный? — Ну, с девочками всё хорошо, а вот с женой что-то не так. Вроде бы с ней всё хорошо, но вместе с тем заклятие над ней и есть. Марина побледнела. — То есть моя теория… Господи! Она едва не упала на руки Анне Михайловне. — Ваша теория? Какая теория? Расскажите. Найдя скамейку и переведя на ней дух, Марина рассказала Анне Михайловне всё, не называя имён: и про любовь Элли, и про её связь с волшебником, и про её пропажу, и про разговор самой Анквиц с Фелицисом… Анна Михайловна с каждым словом становилась всё серьёзнее. — И я все эти годы пыталась узнать, что же он сделал с Элли, а заодно как-то её расколдовать и вернуть домой. У меня появилась теория, что он её во что-то превратил или в кого-то… Судя по тому, что Вы увидели, он превратил её в жену Горшенёва… Господи, Господи, почему это происходит со мной… Анна Михайловна осторожно погладила Марину по плечу, и по телу девушки разлилось какое-то успокаивающее тепло. — Вот, значит, как… А волшебник, с которым она связалась, стало быть, Фелицис? — Выходит, что да… — Вот почему Вы о нём спрашивали… На лбу Анны Михайловны пролегла морщина, а лицо стало крайне серьёзным. — Вот что, Мариночка, идите-ка домой. — Но я же… — Судя по тому, что Вы мне сказали, дело крайне серьёзное. Я с Фелицисом справлюсь сама: между нами есть один давний нерешённый спор… А девочку Вашу я приведу к ней домой. Марина подняла было на неё глаза, но почти сразу же сникла. Голос Анны Михайловны был добрым, но строгим и не терпящим возражений: — Я настаиваю, Марина. Вам лучше туда пока не лезть. Обещаю, девочка вернётся самое большое через два дня. А пока Вам надо домой.***
Элли-Оля по пути домой испытывала неясное беспокойство. Отчего-то из головы не выходила та роскошная женщина, которую Маринка привела с собой, и её глаза. Эти глаза холодного голубого цвета словно видели её всю насквозь, словно изучали её душу. И вспоминать их было очень жутко. «Будто она всё знает… Да нет, бред какой-то. Даже если и знает, я напишу Фелицису, и он сотрёт этой женщине память.» — Девушка, извините, можно Вас на минуточку? — сзади раздался знакомый голос. Элли-Оля обернулась, чтобы сказать, что занята, и словно упала в вязкую жидкость: тело не слушалось, всё вокруг словно было в тумане, время словно замерло. На ватных ногах она пошла за каким-то чёрным силуэтом перед ней. Неизвестно, сколько времени прошло, но к миру вернулись прежние очертания в каком-то парке. Рядом с ней сидела женщина из репетиционного центра. — Кто Вы? Вы ведь Ольга Горшенёва, так? — её голос звучал холодно, как на допросе. — Д-да, — дрожащим голосом ответила Элли-Оля, — Что Вам нужно от меня, меня дома ждут! — Не переживайте, дождутся. А первый вопрос я задала не просто так, уважаемая. Я уверена, что Вы не та, за кого себя выдаёте. Поэтому ещё раз повторяю вопрос: кто Вы? — Я Ольга Горшенёва, что это за допрос! — Элли-Оля изо всех сил надеялась, что напускным возмущением получилось скрыть дрожь в голосе. Женщина улыбнулась, а затем одним пальцем прикоснулась ко лбу Элли-Оли и что-то прошептала. По телу поползли бледно-розовые капельки, которые, соприкасаясь с землёй, тут же пропадали. Вскоре Элли заметила, что её кожа стала чуть смуглее, а на груди лежали длинные рыжие волосы. — Вот и твоё настоящее лицо, голубка. Что ж, это не иллюзия, которую можно снять одним щелчком, тот, кто тебе помог, очень постарался… Расскажи, кто же такой добрый, что превратил тебя в другого человека. Голос женщины по-прежнему был холодным, но издёвка в нём была совершенно живая. Элли почувствовала, как в горле встал холодный склизкий комок, а руки задрожали. Она активно замотала головой, но женщина, казалось, даже этого не заметила. — Как, кстати, твоё настоящее имя? Врать не надо, я всё равно правду узнаю. — Элина, — ответила девушка, чувствуя, что её голос поднимается прямо из живота. — А теперь скажи мне, Элиночка, как ты превратилась в другого человека? Стало очень страшно. Отчего-то возникла мысль, что эта женщина видит её насквозь и просто ждёт, когда Элли сама скажет правду. А может, так оно и было… — Это сделала не я сама… — бездарная, бездарная попытка потянуть время! — Кто? Имя, — неожиданно отчеканила колдунья, как полицейский напротив подозреваемого. — Не скажу… — Скажешь. В следующую секунду воздух вокруг горла Элли словно сжался, и она заговорила против своей воли, да и голос казался каким-то чужим. — Фелицис. — Как его найти? — Советская улица, дом 12б. А вам зачем? Отчего-то Элли показалось, что она совершила непоправимое, сболтнула то, чего не следовало говорить. — Ты проведёшь меня. К Фелицису у меня есть разговор. А тебя мы вернём домой. Без разговоров. — Но я же… — просипела Элли, почувствовав свободу. — Никаких «но». Ты идёшь со мной, а по дороге всё рассказываешь. Я надеюсь, без магии. На негнущихся ногах Элли встала с лавочки и нервно улыбнулась. — Если приходится уж… Говорила она очень тихо и медленно. Элли понимала, что за всем этим кроется какой-то подвох, и если она разболтает слишком много, будет очень плохо либо ей, либо Фелицису. Либо же им обоим, от этого было больнее вдвойне. Женщина не особо давила на неё, но про настоящую Ольгу в ванной и зелье всё же узнала. Элли провела её к подъезду и подняла страдальческий взгляд. — Вы уверены, что это обязательно? — Было бы необязательно, ты бы со мной сюда не пришла, — взяв Элли за руку, женщина стала сама подниматься наверх, словно дальше дорогу она знала сама. Девушка начала догадываться, в чём тут дело, и от приходящих в голову мыслей было жутко. Или скорее страшно. «Фелицис всё заколдовал! И дорогу к дому, и дом! И без меня она бы его не нашла! О Боже, Боже, только бы она его не убила и не искалечила…» Сердце сжалось в предчувствии чего-то ужасного. Оно затаилось и выжидало. Элли сама не знала чего: помощи, подсказки, конца света… А женщина уже подошла к двери и неожиданно выставила Элли вперёд. — Позвони ему. Думаю, к тебе он будет благосклоннее, чем ко мне… Часто моргая и пытаясь унять дрожь в руках, Элли подошла к звонку и нажала. Дверь открылась не сразу. Однако лишь приоткрыв её, Фелицис почти сразу крепко обнял Элли и прижал её к себе. — Элли, мой маленький цветочек… Как же я рад тебя видеть в этот ужаснейший вечер… Неожиданно для Элли он положил ладони ей на шею и расцеловал её щёки, а затем с улыбкой посмотрел в глаза. И, видимо, что-то заметил («хоть бы не то, что я краснею», думала Элли)… — Ты плачешь? Что случилось? Язык словно стал деревянным, так что Элли просто наклонила голову и позволила слезам стекать вниз, на подбородок и шею. Фелицис погладил её волосы, попытался взять за лицо и обратить его к себе. — Цветочек, ты же знаешь, что я всё сделаю для тебя. Просто скажи, что случилось, я всё сделаю… Элли подняла на него глаза с немой фразой «зачем ты это говоришь», и почти сразу откуда-то сбоку раздался голос. — Что ж, мой маленький Феликс, всё проще, чем я ожидала… Фелицис сразу же вздрогнул, а затем завёл Элли себе за спину. В его глазах появились неподдельный ужас и паника. Пришедшая с Элли женщина вышла из темноты, широко улыбаясь. — Привет, Феликс. Давно тебя что-то не было видно… Заколдовал к себе все пути и дороги, молодец. А вот эта девочка может тебя найти отчего-то. И если недавно я ломала голову над этим вопросом, то теперь всё ясно как Божий день… — Убирайтесь прочь, пани Фельчич. Вам тут не рады, — процедил он. «Пани Фельчич? Она полячка, что ли? И она назвала его Феликсом… Фелицис, Фельчич… Голова дымится!» — Ты обращался так ко мне семнадцать лет назад, Феликс. Можно просто Анна Михайловна. — Да как Вас ни назвать, всё равно Вам тут не рады, — голос Фелициса стал угрожающим, он прижал Элли к своему боку, словно защищая от Анны Михайловны. — Не надо её от меня прятать, мальчик. Ведь именно о ней я бы и хотела поговорить с тобой… Фелицис неожиданно дёрнул на себя дверь и захлопнул её. Однако Анна Михайловна сквозь неё шагнула в квартиру. — Зря стараешься. Не забывай, кто ты, а кто я. Она шевельнула пальцем, и Элли на секунду согнулась от спазма в животе. Боль почти сразу прошла, но этого оказалось достаточно, чтобы Фелицис в ярости набросился на Анну Михайловну. Элли взвизгнула и залезла на кровать, поджав ноги. Два волшебника метали заклинания под каким-то прозрачным куполом в полнейшей тишине, но свет от искр и лучей ослеплял, а смотреть на то, как сжимает губы Анна Михайловна или корчится от боли Фелицис было невыносимо тяжело. Фелицис умело пускал заклинания в противницу, и на ней оставались раны, но Анна Михайловна оказалась хитрее: она подошла к нему вплотную и словно начала сдавливать его изнутри. Он вскрикнул и упал на пол, жмурясь и впиваясь ногтями в ладони. Казалось, ещё секунда, и у него из горла потечёт кровь… Однако Фелицис неожиданно вскочил на ноги и выпустил из ладони в Анну Михайловну светящийся шар. В этот раз она охнула и села на колени. Купол пошёл волнами, и Элли на секунду услышала слова: «я уже не тот маленький мальчик из Светогорска, я Мастер!». Анне Михайловне понадобилось секунды три, чтобы снова ухватить его за внутренний стержень, и Фелицис снова начал корчиться в муках. Тут сердце Элли не выдержало, и она кинулась к ним. Купол словно треснул, а девушка загородила Фелициса собой. — Не трогайте его! Он же сейчас умрёт! Анна Михайловна в первую минуту опешила, а затем улыбнулась. Однако было в этой улыбке что-то непонятное. — Ну что ты, Элиночка, я не буду его убивать. Ему даже и не больно, да, Феликс? «Она общается с ним как с трёхлетним!» — А почему Вы называете его Феликсом? Его же зовут Фелицис! Колдунья расхохоталась каким-то несвойственным ей смехом., как показалось Элли. — Его родители, конечно, были те ещё…кхм… но чтобы таким дурацким именем называть своего сына… Скажи ей лучше сам. Фелицис приподнялся, не сводя с Элли нежно-благодарного взгляда. — Это моё настоящее имя, только и всего, — как-то понуро сказал он. — Наконец-то хоть одно правдивое слово от тебя! Я уж думала, не дождусь, — засмеялась Анна Михайловна. — Правдивое? — Элли посмотрела сначала на него, потом на неё. — Да-да, Элиночка. Ты уж не обижайся, но насколько хорошо Феликс колдует, — это я признаю — настолько же хорошо он и врёт. Но сейчас он расскажет тебе всю правду. Кашляя, Фелицис встал на ноги и подошёл к девушке. — Я не понимаю, о чём речь. — Всё ты понимаешь. И сейчас скажешь, — её голос стал холодным и строгим, как в парке, когда она говорила с Элли. — Фелицис, что происходит? Ты же не врал мне всё время, так что если тебе нечего скрывать, можешь не бояться, — Элли ласково посмотрела на него, словно говоря «всё будет нормально». Он же на неё посмотрел с какой-то затаённой грустью. — Всё время… — было видно, что он не хотел этого говорить: в уголке его глаза появилась одинокая слезинка. Сердце Элли замерло. — И в чём же ты меня обманул?.. — она попыталась взять его за руку, но он отошёл от неё на шаг. — Расскажи ей, расскажи всё. Мы же должны быть искренны перед теми, кого любим, да? — Анна Михайловна наблюдала за этим с нескрываемым удовольствием. «Видимо, она ему так мстит… Но за что? И почему так жестоко? И при чём тут «любим»? Господи, так много вопросов и так мало ответов…» Фелицис тяжело вздохнул и посмотрел на Элли как в последний раз. — Я очень много тебе врал, цветочек. По разным причинам. Попробуешь… понять? Элли осторожно кивнула. — Почти всегда. Когда ты спрашивала, в порядке ли я: нет, я не был в порядке, проклятие точило меня изнутри, я был на грани сумасшествия. Когда ты видела, как я колдовал: я всегда говорил тебе только то, что тебе было нужно слышать или то, что ты хотела слушать, тебе правда была не нужна… Он на секунду прикоснулся к своему горлу, словно сглатывая, и продолжил: — Когда я дрался с бегущей за мной по пятам тьмой, а ты меня не бросила, я тебе соврал обо всём: и о том, как мне было, и о том, что я чувствовал… Но тут Анна Михайловна перебила его: — Какие чувства, какие эмоции, мальчик мой? Ещё три года назад ты ходил с наполовину опустошённой от них душой, и это было видно за километр! Фелицис побледнел, но твёрдо посмотрел на Элли: — Помнишь, как ты мне заплатила за мою волшебную помощь? — Ты меня поцеловал… Подожди, ты тогда заколдовал меня?! — Элли побледнела и медленно начала отходить к стене. — Да! — неожиданно громко сказал Фелицис и посмотрел на Анну Михайловну с вызовом, — Я связал наши души, и часть её эмоций переходила мне! Она стала спокойнее, я наконец начал всё чувствовать полной грудью! — Подожди… Ты использовал мои эмоции для себя? — просипела Элли, чувствуя, как перед глазами всё плывёт. — Да. Твои эмоции стали нашими. Ты дала мне настоящее счастье, и тебе не становилось от этого плохо… — Врёшь, — бесстрастно сказала ему Анна Михайловна, — Если связывать таким образом души людей, тот, у кого берётся подпитка, неизбежно становится более уязвимым ко всему, эта связь сокращает ему жизнь… Ты ведь знаешь это не хуже меня, Феликс. Элли дрожала, смотря Фелицису прямо в глаза и изо всех сил пытаясь не зареветь. — Я же тебе верила… Ты говорил, что это ничего особенного… Фелицис подошёл к ней и посмотрел с какой-то тоской. — Говорил. Я не собирался делать тебя частью своей жизни, но ты ей стала. Он приложил руку к груди и отвёл глаза. — Но почему ты уже теперь не мог разорвать эту связь? — Не хотел. — Привыкай, Элиночка, — Анна Михайловна подошла у него из-за спины, — Наш дорогой Феликс не видит в тебе ничего, кроме способа чувствовать весь спектр человеческих эмоций. Ты едва не погибла из-за него… — Дважды, — прошептал он, — Месяц назад… в этом виноват только я… Элли поняла, о чём он говорит. Уже не пытаясь остановить слёзы, она пятилась в сторону двери, с испугом смотря на него. — Я тебе верила… Как ты мог?! Ты же говорил, что я много для тебя значу! — Я говорил правду! — Фелицис захотел подойти к ней, но Элли отпрянула. — Не подходи ко мне. А затем она открыла дверь и выбежала, не оглядываясь. Остановилась она только возле дерева у подъезда, и осела там, позволяя слезам стекать по щекам. «Как он мог… Он же говорил, что я для него не просто… Как я могла быть такой дурой!» — Элиночка… — раздался голос колдуньи, в котором слышались нотки сочувствия. — Ты ничего не забыла? Элли подняла глаза и увидела в воздухе настоящую Ольгу. Очень осторожно Анна Михайловна опустила её на землю и провела над ней рукой. На Ольгу посыпалась какая-то жёлтая пыльца, а затем она открыла глаза и подняла голову. — Что происходит? Девушки, кто Вы? Странное местечко, не правда ли? Элли внезапно ощутила волну жгучего стыда. Она тихо подошла к Ольге и присела рядом с ней. — Господи… Какая же я сволочь… А затем разрыдалась, опустив голову. — …а Вы точно уверены, что мне не надо в больницу? Вдруг последствия этого обморока… — Не беспокойтесь, — тихо сказала Элли и улыбнулась ей. — Мы Вас нашли, всё необходимое сделали, а значит, волноваться Вам не о чем. Анна Михайловна по-матерински приобняла Элли и отвела её от Ольги, когда впереди показался её дом. — Только скажите семье, что упали в обморок, так что они должны понимать причину Вашего долгого отсутствия. Ольга улыбнулась им и уже хотела помахать рукой и уйти, но Элли подошла к ней, глотая слёзы. — Оль… пожалуйста, Мишу береги. Он может снова сорваться. Люби его. А потом обняла её и убежала подальше. «Надеюсь, они не сочтут её сумасшедшей за провалы в памяти и незнание событий последних трёх лет… Но тут Анна Михайловна должна помочь. А мне что дальше делать?» Когда паника прошла, остались только усталость и разочарование. Элли села на поребрик и посмотрела в небо. Ещё никогда она не чувствовала себя такой потерянной и одинокой. «Прошло три года… Фелицису доверять уже страшно, дома меня не ждут. Куда податься?!» Сердце защемило от тоски: вспомнились последние месяцы, когда каждая встреча с Мишей была долгожданной, вспомнилась его улыбка… Но всё это было таким далёким, словно Элли долго-долго смотрела фильм о чужой жизни. — Я могу тебе чем-то помочь? — Анна Михайловна подошла сзади и встала рядом. — Очень в этом сомневаюсь… Мне некуда идти. Мне нельзя было уходить оттуда, понимаете? — Ты обманывала бы Михаила до самой смерти? Чем ты тогда лучше того, кто обманывал тебя долгие годы? — Он… Он… — вновь подступившие слёзы мешали говорить. — Он же говорил, что я много для него значу, это было так искренне… Да и Вы же сказали, что он меня любит! — Да, он тебя любит, и даже очень. Любит настолько, что если бы ему за непомерную цену предложили день наедине с тобой, он бы за это отдал что угодно. Однако даже того, кого очень любит, он может обманывать без зазрения совести и использовать. Но ты же не такая? Элли отвернулась, зарывшись в свои густые волосы. — А что мне ещё остаётся делать? Может, потому он и решил мне помочь, что мы одинаковые: ворующие чужое счастье обманщики, которые без этого никому не нужны. — Феликс, может, никому и не нужен такой. Но у тебя, насколько мне известно, есть брат, который все эти годы тебя искал. У брата есть девушка, которая предпринимала отчаянные попытки найти тебя, заводила для этого странные знакомства… — Так это была Марина? Она Вам сказала, что я… — Да. Она обо всём догадалась, кроме неё, про магию в этом деле никто не знал. Она ждёт тебя дома, и твой брат тоже. Пошли, я тебя провожу. На негнущихся ногах Элли встала и позволила себя приобнять. Анна Михайловна ещё долго что-то говорила о семье, о моральных ценностях, но Элли не слушала. Все её мысли были только о том, как оправдаться за трёхлетнее отсутствие, не говоря ничего о волшебниках или Горшенёве, при мысли о котором сердце билось чуть чаще, но уже не очень. Доведя Элли до подъезда, Анна Михайловна подняла её в воздух туда, где было окно в её комнату. — Иди по воздуху, как по земле. И ничего не бойся. Элли закрыла глаза и, дойдя до окна, помахала Анне Михайловне рукой, а затем просто рухнула лицом на кровать. Тело адски болело, а душа сжалась в комок и тихонечко плакала. Где-то в коридоре раздались шаги, дверь в комнату Элли открылась, кто-то присел рядом с кроватью, но девушка не смогла даже поднять голову или открыть глаза. Перед тем, как провалиться в глубокий сон без сновидений, она слышала где-то рядом, как плакал Егор.