Невидаль

— Серьезно? В это захолустье? Юра заглядывает ей в глаза почти подобострастно. — Танюш, ну никто лучше не напишет. Особенно, если там действительно никого стоящего. И Тони Кэша обещали опять же. Кэш уже мало кому интересен, у Тани на такое чутье, последний выпуск с ним на обложке раскупали нехотя и в основном давние фанаты. В их небольшой штаб-квартире на последнем этаже здания спокойно, штатных сейчас только три человека: редакторы, да Ричард – единственный журналист с постоянной колонкой, которая отчего-то вечно оказывалась посвящена Джону Леннону. Кабинетов у них как таковых не было, зато были отделяющие пространство этажерки, и на полках этих стареньких, косых конструкций, находились самые настоящие сокровища — коллекционные пластинки, какие-то обрывки с автографами, разбросанные плектры с разных концертов, фотографии. Последние Тане были особенно дороги, потрепанные от не очень аккуратного хранения стопки с Весенних ритмов в Тбилиси — Таня с полным составом «Лабиринта», Юра, радостно прыгающий под выступление «Аквариума». До созданий журнала тогда еще лет пять, а сами они — совсем зеленые, только что выпустившиеся из училища, а головы у них забиты идеями такого масштаба, будто родной Катамарановск — настоящая столица рок-культуры. Вот это времена были. Ехать Таня в итоге соглашается, до отправки номера в печать остается меньше пяти дней, а хорошего, свежего материала не хватает. Юра предлагает оплатить ей такси, но Таня решает, что сейчас самый подходящий случай, чтобы опробовать свою новую ласточку — Харлей шестидесятого года, ярко-красный, почти не поцарапанный, на который она копила почти с самого начала своей карьеры. Водит Таня не идеально, но ехать ей не очень долго, дорога знакомая, и в целом почти похоже на приключение. Фестиваль проводится под открытым небом, Таня такие любит, находит в них свою романтику — люди с палатками, костры к ночи, затерянность эта в просторе, которую никогда не дают городские мероприятия, и дурманящее ощущение свободы. * * * — На сцене — Кровавые Дьяволицы! Таня пытается выбраться из толпы, потому что засилье одинаковых групп начинает утомлять. Половину из них на трезвую голову слушать совершенно невозможно, и названия как на подбор — смертельный смычок, слуги сатаны, падшие и вот еще дьяволицы какие-то. Таня усмехается, кажется, чем более устрашающее название они себе подбирают, тем хуже умеют держать в руках инструменты. Но первые аккорды звучат чисто — барабаны яркие, пробирающие до вибраций, и голос у солистки оказывается совершенно не похож на все, что было на сцене до них. Таня удивленно поворачивается, присматривается к сцене — на ней всего двое и обе отчаянно хороши для этого небольшого, затерянного в лесах фестиваля. Когда солистка берет высокие ноты, оторвать от нее взгляд — невозможно. Толпа кричит, не отпускает их ни после первой песни, ни после положенных каждому исполняющему трех. Таня абсолютно солидарна, загадочных дьяволиц нужно ловить, пока не затерялись в толпе, и делать из них местную сенсацию. В Тане просыпается азарт — одно дело обозревать пластинки, на которые они всей редакцией тратят половину зарплаты, другое дело поймать живых исполнительниц во плоти. Таня ищет по карманам своей новенькой кожаной куртки, купленной как раз чтобы сочеталась с Харлеем, журналистский пропуск и, резко расталкивая гомонящий народ, прокладывает путь к сцене. За сценой ее провожают до гримерки — одной на несколько групп, но сейчас, к счастью, полупустой. — К вам из журнала пришли, интервью хотят. Девушки оборачиваются, все еще раскрасневшиеся после выступления, у одной в руках — палочки, у другой – откуда-то взявшаяся зеленая бутылка. Таня вдруг робеет, чувствует себя школьницей, которую старшеклассницы позвали на переменке поболтать за школой. — Рада, что мое первое интервью, — произносит барабанщица и глядит, кажется, в самую Танину сердцевину, — именно с тобой. Я — Ната, а это — Роза. Роза прикладывается к горлышку бутылки и салютует. У Тани в голове будто густой туман, и внутри все зудит от желания снова услышать пение. Она задает какие-то первые пришедшие в голову вопросы и жадно вслушивается в голоса, не до конца даже понимая говорящих — если что, потом микрофон перемотает. У Розы, даже когда она не поет, речь очень приятная, сбивчивая, но тембр иногда низковатый, от которого приятно, как от кошачьего мурлыканья. У Наты интонации вкрадчивые, она отвечает неторопливо, звуки выскальзывают — четкие, манящие — Тане хочется набрать их как монпансье и перекатывать языком. — А вы почему не поете? — напоследок спрашивает Таня. — Пою, только в других случаях. Таня отчего-то пугается спросить в каких. * * * —«...после „Небожителя“ на сцену вышли „Кровавые Дьяволицы“ — новое имя на отечественной рок-сцене,» — читает Ричард с выражением, выхватив у нее рукопись. — «Эта молодая и несомненно перспективная группа...классический хэви-меттал …» Да ну? Правда что ли хороши? Он читает дальше, и брови у него медленно приподнимаются над оправой очков. — «Настоящий подарок для любителей тяжелого рока», «заметные фигуры в музыкальной истории»... Татьяночка, ты решила сжульничать и списала этот текст у фанатки? Таня начинает злиться, насмешливые интонации Ричарда пробираются под кожу, и атмосфера в их скромной обители накаляется. — Кэш был явно под чем-то и не попадал в половину нот. Были еще неплохие мальчики, карабас-барабас, что-то такое в названии, но эти — правда особенные, — Ричард у окна хмыкает, и Таня гневно продолжает. — И знаешь, не тебе сомневаться в моей компетентности, мистер-не-слушаю-никого-кроме-Битлз. Ричард пуляет в нее свернутой бумажкой и прячется за утренней газетой, возразить ему нечего. — Все, все, хватит, интервью хорошее, номер уже надо в печать отдавать, — примирительно бурчит со своего места Юра. Сама Таня статьей довольна, писать ее было легко, она впервые за долгое время чувствовала такое вдохновение и героини ее колонки — глоток свежего воздуха. Таня оставляет последние правки, закрывает печатную машинку и уходит из редакции засветло. — Прокатишь? — Ната стоит, прислонившись к стене и согнув ногу. Вместо лилового полушубка теперь зеленоватый, ноги обтянуты черной блестящей тканью, несколько прохожих головы буквально сворачивают, чтобы ее рассмотреть. — Только если ты мне споешь, — радостно предлагает Таня, пока они идут к стоянке. Забираются на мотоцикл и теплые руки Наты ложатся ей на талию, от этого по коже растекается греющее предвкушение. Ната немного щекотно прислоняется к уху, шепчет что-то нежное, Таня это не сколько слышит — двигатель ее Харлея как раз начинает рычать — сколько чувствует интуитивно. — Когда-нибудь обязательно, — повторяет Ната уже громче. Таня готова ждать хоть целую вечность.