В тени твоих глаз я прячу свои слезы

***

      Арсений закрывает дверь, плотно задёргивает шторы, в комнату практически не проходит свет. Достаёт с полки свечи и ставит их по кругу, заключая мужа в кольцо, и одним взмахом руки он поджигает все свечи разом.       С той же полки берёт маленький пузырёк в коричневом стекле, открывает его, набирает в пипетку пару капель и наносит на место шва. Коричневая жидкость начинает шипеть, образуя белую пенку, смешиваясь с кровью, и это должно быть неприятно, но его муж сейчас без сознания, что к лучшему. Попов завинчивает крышку пузырька, отставляет в сторону, подходит к мужу и целует в губы. — Потерпи, малыш, сейчас будет полегче, — и когда жидкость перестаёт шипеть, начинает. Мужчина медленно втягивает носом воздух и выдыхает, прикрывает глаза и поднимает руки над омегой, начиная произносить заклинания нараспев.       Тонкие чёрные нити вырываются из кончиков пальцев, проникая в распростёртое тело под ним. Тёмная энергия напитывает его, возвращая к жизни. Под конец Арсений разрезает тонкую кожу острым ножом сначала себе, а затем и омеге. Скрепляет их руки, передавая часть энергии мужу, и заканчивает заклинание последними словами. И свечи гаснут. В комнате разливается густой запах растопленного воска, и дышать становится тяжело.       Мужчина, шатаясь, подходит к окнам, открывая шторы и маленькую форточку, пропуская свежий воздух. Попов берёт в руки чистую тряпку, мочит её в воде и медленными плавными движениями омывает тело парня, наблюдая, как кровь собирается в один ручеёк и возвращается обратно.       Раны на теле затягиваются, цвет кожи меняется с сероватого на более розовый, а грудь медленно вздымается, набирая воздух в лёгкие. Арсений находит чистую одежду, трясущимися руками натягивает сначала штаны, потом рубашку на Антона и ждёт, когда тот откроет глаза.       Усталость накатывает с тройной силой, и он безвольной куклой падает на ближайший стул, прикрывая глаза. Когда парень открывает глаза и делает первый осознанный вдох, грудь будто сжимает, фантомная боль до сих пор отдаётся в диафрагму, и молодой человек хватается руками за края кушетки. — Тише-тише, — шепчет рядом альфа, подошедший, когда услышал копошение. — Что со мной? — пересохшими губами спрашивает омега, голос от криков сел, и брюнет подаёт чашку с чаем. — Всё хорошо, всё позади. — Где наша дочь? — осознавая, что с ним произошло, и пытаясь резко подняться, говорит парень. — Антон, — начинает Арсений, но его перебивают. — Только не говори, что она…— испуганными глазами смотрит на мужа омега, всё ещё пытаясь встать. — Не так резко, милый, — помогая сесть, говорит альфа, — с ней всё хорошо, точнее… не только с ней. — А с кем ещё? — Малыш…у нас двойня. — Чего? — давится воздухом парень и не верит словам. — Да, девочка и мальчик, они сейчас с твоими родителями, — улыбается голубоглазый. — Я хочу их увидеть. — Хорошо, но сначала скажи, как ты себя чувствуешь? Омега с минуту молчит, шевелит пальцами на руках и ногах, но с ними всё в порядке, затем пытается встать, и у него получается, хоть и не с первой попытки. — Кажется, всё нормально. А что? — Ты потерял сознание и много крови, и мне пришлось…. — Что…что тебе пришлось? Арсений, не молчи. — В общем, ты сейчас такой же, как я, Дима и Катя. — Ого….то есть ты хочешь сказать, что я… — Да, бессмертный. — Вау, — только и может произнести парень. — Но давай обсудим это после, я хочу увидеть их.       Антон добирается до соседней комнаты с помощью альфы, ноги его всё ещё не слушаются, а в теле лёгкая ломота, но омега сильный и старается этого не показывать.       Стоя в коридоре, светловолосый слышит детский плач, его глаза округляются, руки потряхивает от волнения, а на губах появляется улыбка. — Это…? — Да, наша дочь плачет…альфа кстати. — Ты дал ей имя? — Пока что нет, ждал тебя. — А сыну? — Нет, и он омега. — Это проблема? — волнуясь, спрашивает светловолосый. — Нет, конечно. Но омега, знаешь, он весь в тебя, такой спокойный и будто бы скромный, а альфа же наоборот взрывная, шебутная. — Серьёзно? — Да, малыш. — Я всё ещё не верю, что у нас есть дети. Это так странно и необычно. — Я сам до сих пор в шоке. Но…— Арсений открывает дверь, и Антон замирает, будто не дыша совсем. — Они такие крохи, — подходя ближе, шепчет омега и не может сдержать слёзы от открывшейся картины. Их дети лежат рядом, держась крохотными ручками друг за друга. — Они прекрасны, милый. — Антон опускается на колени перед ними, тянет чуть дрожащую руку к щеке дочери, гладит медленно, чувствуя бархатную кожу под подушечками пальцев.       Малышка чувствует прикосновение папы, морщит носик и чихает. Попов¹ такой картине улыбается сквозь слёзы счастья. Тянет другую ладонь к щёчке сына, медленно гладит, и тот только улыбается во сне, и продолжает мило посапывать, держа ручку сестры в своей. — Они такие красивые, — умилённо произносит омега, и внутри у него сейчас целый ураган эмоций. Глаза немного пощипывает из-за слёз, из-за них же чешутся щёки, но он не обращает на это внимания. Андрей и Николай встают и уходят, давая молодым родителям побыть наедине всей семьёй. Арсений подходит сзади, вставая рядом, обнимает парня за плечи и целует в щеку. — Спасибо, — тихо шепчет альфа. — За что? — удивляется омега. — За семью, родной. Знаешь, я никогда и никому не говорил этих слов, но я тебя очень сильно люблю. Спасибо за то, что изменил мою жизнь. За то, что подарил мне двух потрясающих двойняшек. Спасибо за то, кем я стал с тобой. — Арс-с, — тянет молодой человек, и омежья натура внутри готова разорваться от переизбытка эмоций. — Можешь ничего не отвечать на это, я знаю, что в тот раз, когда ты сказал мне эти слова, был на грани и думал, что не вернёшься, поэтому я не требую ничего. — Ты же не думаешь, что я говорил те слова только поэтому? Я говорил то, что чувствую, и неважно, какой была ситуация. Я всё равно люблю тебя, Арсений, каким бы засранцем ты иногда ни был.       Они смеются вместе, но резко умолкают, потому что слышат недовольный писк малышки-альфы. Арсений не выдерживает и первым притягивает мужа для поцелуя, обхватывает его щёки, гладит подушечками больших пальцев скулы и приникает к манящим розовым губам. Поцелуй не глубокий, скорее как благодарность за спасение жизни и за подарок в виде двух мило спящих малышей.