Ты только посмотри на себя

Бар Люпин ежедневно принимал десятки мафиози в своих стенах. Но вот конкретно этого одного он уже принимал пятые сутки подряд. Бармен был в шоке от того, сколько может квасить это живое сосредоточение агрессии. Тем же вопросом, видимо, задавался и Огай Мори, поэтому на вызволение Чуи из прекрасной страны Алкоголии был отправлен его напарник. Но это было на четвёртый день. Сейчас они квасили вместе. — Ответь мне, Мудазаяц, — пьяно третировал относительно-трезвого Осаму Накахара, — ты мне друг? — А ты хотел бы, чтобы я им был? — Ну, видимо, хотел, раз спрашиваю. — Какие из нас полились откровения, надо же… — Так друг или нет? — Ну, я тебе точно не враг. — Тогда почему ты хочешь меня отсюда забрать? — Чуя развёл руки в стороны и чуть не навернулся со стула. — Посмотри, как мне тут хорошо. Тут есть вино, виски, музыка… — Алкогольная интоксикация, поражение мозга, больная печень, грядущее похмелье… — Кайфолом. — Посмотрю я на тебя, с каким кайфом ты завтра вставать будешь. Ты б хоть закусывал, пьянь. — Ты кого пьянью назвал, скотина?! — Своего хорошего друга! — Ну, раз друга, тогда ладно, — Накахара осоловело огляделся, видимо, в поисках того самого друга. — Я уж думал меня. А ты меня так не называй! Я ж обижусь и разозлюсь. А злить меня не надо. Знаешь, какой я сильный? — Да уж догадываюсь, — мурлыкнул-хохотнул Осаму. «Сильный мира сего» явно отъезжал, но бухтеть не переставал. А шатен слушал, поддакивая, чисто для поднятия своего настроения. — Дазай… — М? — Ответь мне, Мудазаяц… — Чуя выстрадал из себя часть предложения, уже отбывая в царство Морфея. — На что? — Ты меня любишь? Дазай промолчал, отводя взгляд. Накахара грустно вздохнул и захрапел, пуская слюни на отполированную поверхность деревянной барной стойки. Осаму улыбнулся, потрепав его рыжие кудри: — Ты только посмотри на себя, Чуя… Как тебя можно не любить? По крайней мере, пока молчишь и спишь.

***

Теперь уже Огай не мог дозваться Дазая. Под руку попался Чуя, вернувшийся с одиночного задания в Токио, он же и был отправлен в логово суицидника на разведку. Накахара не спал трое суток, был злой, голодный и уставший. А его отправили присмотреть за этим отморозком! Да когда ж он окончательно вскроется?! Забот меньше будет. Под аккомпанемент таких и подобных им мыслей Чуя добрался до знакомого уже дома, снёс дверь и приготовился бить морды. Возможно, одну конкретную морду. Возможно, что набьют ему. Осаму нашёлся в дальней комнате, сидящим на подоконнике, свесив ноги вниз. Он не обернулся ни на звук выбиваемой двери, ни на шаги за спиной, поэтому, когда Чуя столкнул его с подоконника внутрь (а не наружу, как очень хотелось), он очень сильно удивился, еле сфокусировав на товарище взгляд. — Чу-Чу, ты пришёл, моя прелесть! А я тебя ждал. Давай совершим двойное самоубийство? Здесь тринадцатый этаж… — Хуй тебе в ручки, а не смерть моя! И, видимо, твоя тоже. Что опять успело случиться, пока меня не было? На внятный ответ он даже и не рассчитывал, поэтому принялся оглядывать Дазая самостоятельно. Оглядел и ужаснулся. Привычные белые бинты на руках были пропитаны кровью так, что она с них даже капала. Больные красные глаза смотрели пульсирующими зрачками то на парня, то в потолок. По губам блуждала растерянная улыбка. — Долбоящер, ты чего натворил?! — взревел Чуя, пытаясь сообразить, что с этим пиздецом делать дальше. — Порезал руки… Кровь не останавливается, а я не умираю. Больно. Не люблю боль. Давай спрыгнем? — Жрал что-нибудь? — Морфий. Пытался. Он — обезболивающее. — Много? — Очень. Очень больно. Не помогает. — Ты давай успокойся, я сейчас. Только попробуй без меня куда-нибудь сигани! Поймаю — ноги обломаю! — Без тебя? — посветлел горе-суицидник. — То есть ты согласен, если я сигану с тобой? — Что?! Нет! Нет… Да, но не сейчас. Сейчас мы позвоним доктору Мори, и он сделает так, чтобы больно не было. А потом нам будет лет по тридцать, мы своё отстреляем и прыгнем, хорошо? Сейчас только не умирай, ладно? Осаму кивнул, и Накахара удалился, описывая по телефону шефу происходящее с его любимым подчинённым. Тот приехал быстро, но времени оставалось мало. Как долго Дазай проходил с кровавыми бинтами, выяснить не удалось. Было страшно. Страшно сидеть в коридоре и ждать, что вот-вот выйдет Мори и скажет, что Дазай больше никогда не очнётся. Страшно вспоминать красные тряпки на руках. Страшно вспоминать безумный взгляд, направленный в никуда, хриплый от боли голос, дрожащую улыбку. Страшно думать о том, что его больше никто не назовёт крошкой Чу-Чу, что он сам больше не пошлёт его нахуй… — Чуя, ты ждёшь? — послышался удивлённый голос над головой. Парень поднял голову и наткнулся взглядом на доктора, выходящего из палаты только что зашитого Дазая. Огай выглядел уставшим, но не печальным, и это могло обнадёживать. — Можешь войти. Но не деритесь там… Он спит. Чуя заторможенно кивнул и вошёл в палату. Отвратительно пищали медицинские приборы, да и вообще вся комната была отвратительной: от неуместно светлых тонов мебели до серо-зелёного лица человека, увитого трубочками и проводками. — Живой, значит, падла? — отчаянно спросил рыжий, плюхаясь на стул возле кушетки. — Живой. Твоей живучести все тараканы позавидуют. Сволочь. Ещё раз наложишь на себя лапы, оторву их тебе и в задницу… — душераздирающий зевок, — засуну. От переутомления и стресса Чуя и сам не заметил, как вырубился, упав лицом на больничное одеяло рядом с рукой в очередной раз неудавшегося самоубийцы. Тот очнулся примерно через час. Обвёл глазами незнакомую комнату и наткнулся взглядом на рыжую макушку. Антиэспер наконец смог внятно рассмотреть своего друга. Лицо его было осунувшимся и каким-то бледным, под глазами залегли тёмные круги, цветом и размером похожие на чёрные дыры, волосы сильно растрепались, горячо любимая (на самом деле, обоими) шляпка покоилась на тумбочке рядом. Своей маленькой ладошкой рыжий бессознательно накрыл и сжал ладонь Осаму, отчего в душе последнего что-то нежно затрепетало. — Ты только посмотри на себя, Чуя… — тихо, еле слышно сквозь писк приборов и кислородную маску, пробормотал он. — До чего же ты дошёл: пообещал мне двойной суицид…