Ты только посмотри на себя

Будь проклята любовь, будь проклято всё Вооружённое Детективное Агентство и старший детектив Осаму Дазай в частности! Чую тогда отправили в командировку в Такаяму. Надо было объяснить парочке не особо честных дяденек, что наёбывать Йокогамскую мафию с поставкой оружия — дело недоброе, и за это можно охватить стократно утяжелённым ботинком по морде. Объяснил и вернулся, заодно прихватил Дазаю сувенирчик в виде длинной, но тощей рыбки-магнитика, приготовился, как будет говорить: «Смотри, эта скумбрия почти как ты!» Только вот по возвращении домой он застал пустоту. Домом он уже давно считал квартиру Осаму. За год он не поленился починить здесь кран, поменять окна («чтобнедуло», но мы то знаем, что это не совсем так), а заодно пополнил дазаевский минибар коллекционными бутылками Шато, Каберне и Мерло, а теперь… Первой мыслью Чуи было то, что Осаму ещё не вернулся с работы. Но тогда бы квартира не была в таком запустении. Суициднулся по-тихому, пока Чуя не видит?.. Мысль резанула как катаной по яйцам, Накахара взметнулся и принялся бегать по комнатам в поисках чего-нибудь, что может натолкнуть на решение загадки с исчезновением. И, что самое страшное, нашёл. На прикроватной тумбочке стояла бутылка вина, обвязанная золотой ленточкой. А под ней — записка. Прочитав которую, Чуя порвал на клочки и выкинул из окна. Через два часа туда же полетела пустая бутылка. Скумбрию в полёт отправить пьяный Чуя не решился. Время за полночь. Идёт мелкий дождь, скорее, даже просто морось, от которой толку никакого, даже зонт стыдно доставать, зато волосы начинают виться и противно липнуть к лицу. Накахара слегка подшофе. Он идёт проходными дворами и переулками. Ему не страшно: у него два P85 пристёгнутых к портупее, кинжал за пазухой и «Смутная Печаль» на закуску. Это его тут все должны бояться. Кёка неделю назад поймала Дазая. Через пару дней он своими руками его отпустил. Испугался? Как бы не так. Он его элементарно ПО-ЖА-ЛЕЛ! И этот гад давил на совесть Чуи, знал, что надо говорить, чтобы тот его отпустил! Он был уверен, что Чуя его пожалеет. И был прав, в общем-то. Поэтому Чуе сейчас тошно от самого себя. Он отвратителен. Отпустив Дазая, он фактически предал своих, если бы Осаму не фальсифицировал проникновение детективов. И ведь мог бы просто выставить Чую идиотом и предателем, но нет же. Может, это хоть что-нибудь значит? За спиной еле слышны почти кошачьи шаги. Шаги уверенные, человек знает, куда идёт, можно было бы предположить, что такой же одинокий ночной путник просто возвращается домой, но тогда бы ему не было необходимости подстраиваться под походку Чуи и скрывать стук каблуков. Завернув за угол, мафиози резко останавливается, оборачивается и роняет преследователя на асфальт, занося руку с клинком для удара промеж глаз. Хитрый взгляд шоколадных глаз из-под шоколадной чёлки встречается с грозным пронзительно-синим, и кинжал выскальзывает из рук, падая рядом с головой лежащего с оглушающим в тишине металлическим звоном. — Ты… — шипит мафиози, протягивая руку к забинтованному горлу, — какого хрена ты прёшься за мной? — Истинные джентельмены имеют привычку провожать нетрезвых леди до дома. — Это истинные джентельмены по отношению к ледям. А я спрашиваю, какого хрена ты прёшься за мной. — Я соскучился? — детектив неуверенно набрасывает варианты. — Давно не виделись! — мимо, Дазай, мимо. — Гад! Ты даже не представляешь, как я зол на тебя! Предатель! Придурок! Изменник! Тварь! Манипулятор! У тебя же ведь, наверное, даже мысли не закралось, что ты по-свински поступаешь, бросая меня, пока я не дома! — Я тебя не бросал, — внезапно серьёзно отвечает Дазай. — Я бросил Мафию, но не тебя. — Да?! Это так ты называешь четыре года полного игнорирования моего существования?! Ни звонка, ни письма, ни тайной встречи в баре или на набережной. Ты меня кинул, Мудазаяц, и я на тебя зол! — Чуя, не стоит принимать таких поспешных решений… — Четыре года! Четыре года я представлял, как буду перерезать тебе глотку и вгонять кинжал в сердце! — Тогда почему же сейчас он выпал из твоих рук? Чуя замер. Сердце заполошно бьётся о рёбра. Кровь стучит в висках. Выражение злобы на конопатом лице сменяется растерянностью и бессилием. Осаму точно знает, что надо спросить, чтобы обезоружить собеседника совсем. — Сучара! Мафиози наклоняется ниже, но вместо того, чтобы ударить, вдруг впивается Осаму в губы злым колючим поцелуем. На губах рыжего — вкус алкоголя и сигарет, шатена — яблока и ментола. И теперь чуть-чуть металлической солони крови. Накахара отстраняется, в глазах его безумие мешается с душевной болью. — Думаю, нам стоит воскресить Двойной Чёрный. Грядут воистину тёмные времена, Чуя. Накахара поднимается на ноги и отряхивает колени. — Если я сейчас застрелю тебя, что случится? — хрипло спрашивает, отворачиваясь к Дазаю спиной. — Миру, такому, каким мы привыкли его видеть, придёт конец, — отвечает тот будничным тоном. — А не слишком ли ты высокого мнения о себе? — Ничуть. Давай рассуждать логически, — Осаму мало того, что не встаёт, так ещё и закидывает ногу на ногу, убрав руки за голову. — В мире есть вещи, с которыми по силам справится только великому Арахабаки. То бишь тебе, использующему Порчу. Ну, кастанёшь ты её один раз, побегаешь полчаса и помрёшь, как последняя собака. Да, ты выиграешь бой. А войну? За одним пиздецом придёт второй, за вторым — третий, и простые люди с этим не справятся. Хаос может уничтожить лишь бóльший хаос. А нас с тобой уже не будет, потому что сейчас ты меня застрелишь. Или прирежешь. Выбор за тобой. Чуя долго смотрит в хитрые карие глаза, стоя вполоборота, пытаясь найти там хоть каплю бескорыстности. Накахара знает, что этот чёртов суицидник может толкать философские речи любой степени проникновенности, но он хочет слышать не это. Этот забинтованный остолоп снова оправдывает себя, вместо того чтобы сказать банальное «прости». И вправду, он «больше не человек» — понятие о человеческих чувствах ему чуждо. По крайней мере, он никогда не поймёт, что ощущал Чуя, оказавшись в пустой квартире один на один с прощальным письмом, когда ожидал вернуться к любовнику и забыться вместе с ним в ласках и их извращённом подобии любви. — Даже если мир полностью погрузится во тьму… Я не присоединюсь к тебе вновь, предатель. Чуя, не оборачиваясь, зашагал дальше в сторону дома. — Надеюсь, мой матрас не натирает твою нежную спинку? — Не волнуйся за меня, я его сменил. Дазай лишь улыбается ему вслед. — Ох, ты только посмотри на себя, Чуя. Бегаешь от чувств, играя в ненависть. Мы ведь оба знаем, что ты ко мне вернёшься.

…

Пиздец настал. Стоит вот тут, протягивает вперёд щупальца, которые даже и не способность вовсе, а вообще хрен поймёшь что, и простой Исповедью их не убрать. Соваться одному было плохой идеей, но… — А ну-ка разойдись, головоногие! Прыжок откуда-то сверху сотрясает землю. Двойной Чёрный стоит, как в былые времена, спина к спине. Больше никакие уроды мира сего ему не страшны. — Это только ради Йокогамы, — шипит Чуя, метая булыжники и куски земли в Ктулху, пока Дазай отстреливается от друида. — Не принимай на свой счёт. — Конечно, — улыбается Осаму. — Только ради Йокогамы. ____________________________________________ Небольшое отступление от канона в последней сцене, честно говоря, просто потому что я её забыла (теперь уже вспомнила, да), но будем считать, что так просто эпичнее и сентиментальнее.