***
Открываю глаза. Все плывет. Голова болит, но не сильно. Морщусь. Берусь за виски в надежде на то, что все пройдет. Приподнимаюсь, осматриваюсь, но все тщетно. Сажусь поудобнее, запрокидывая голову на спинки кожаного дивана. Пытаюсь вспомнить, что произошло, и, к сожалению, неприятные картинки по одной всплывают в сознании. Хочу заплакать, но отвлекаюсь на знакомый голос. – Как ты? Я, честно говоря, испугался, – Серкан выходит из-за угла и задает вопросы спокойнейшим голосом, что вводит меня в замешательство. На протяжении некоторого времени игнорирую собеседника, пытаюсь понять, что именно он хочет услышать от меня – Все хорошо, – сглатываю, чувствуя жажду, и сразу замечаю его руку, протягивающую стакан с водой, отчего невольно улыбаюсь. – Что ты здесь делаешь? – Я был здесь на протяжении всего вашего с мужем разговора. Принимал душ, а когда вышел, вы оба уже о чем-то эмоционально разговаривали, – он явно пытается спрятать взгляд, потому что испытывает стыд за то, что увидел, за то, что нехотя унижает меня своими словами сейчас. – Почему ты не вышел? – со злостью в голосе выкрикиваю я, потому что не хочу выглядеть жертвой в его глазах снова. – Ты хоть понимаешь, что это личная жизнь, на которую ты не имеешь никакого права! – осознаю всю абсурдность собственных слов, но непо7имание его неуважения ко мне затмевает все. – Ты же не глупая и понимаешь, что все б закончилось намного хуже для тебя, если б я вышел, – разводит руками, пытаясь доказать собственную правоту, хоть и по-прежнему чувствует себя немного виноватым. – Поверь, я это сделал не из любопытства, – садится рядом и берет меня за руку, затем поднимает голову и начинает прожигать меня взглядом. – Ладно, давай не об этом, – выдавливаю из себя эти строки, громко вздыхая. – Голова болит. Очень. – Полежи, это должно помочь, – аккуратно подталкивает меня, пытаясь уложить на маленькую декоративную подушку изумрудного цвета, а я поддаюсь, потому что не могу сопротивляться из-за нехватки сил. А если честно, то и не очень хочу. – Если кто-то зайдет? – прикрываю глаза и сглатываю, пытаясь расслабиться и забыться, на что он реагирует лишь мягкой и нежной улыбкой. – Все разошлись из-за сигнализации. Я объявил короткий день. Нужно все проверить на исправность теперь, – он рассказывает очень неуверенно, будто пытаясь откопать что-то в недрах сознания, из-за чего выглядит очень милым. – Это ведь ты сделал, да? – спрашиваю будто с надеждой в глазах, потому что впервые за долгое время чувствую, что обо мне кто-то заботится просто так, бескорыстно, не желая получить что-то взамен. – Сигнализация – твоих рук дело, – шепчу, решая пояснить свой глупый и в какой-то мере непонятный и несвоевременный вопрос. – Я не мог выйти, но смотреть на то, что он делал, было просто невозможно, – прикрывает глаза, наверное, из-за отвращения, а я лишь усмехаюсь, потому что омерзительно для любого нормального человека нечто – моя жизнь. – Попросил Энгина нажать на кнопку в конференц-зале, вот и все. – Спасибо, – искренне благодарю его, сжимая при этом сильную мужскую руку, которая на протяжении последних пяти минут не отпускает мою изнеможенную. – Я отвезу тебя к себе, поспишь там, – говорит он уже в пустоту, потому что я, кажется, снова оказываюсь в прострации, засыпаю, теряюсь.***
Проснулась, но глаза сразу открывать не стала. Я совершенно точно лежала на удобной кровати, укрытая теплым и пушистым одеялом, из-за чего не хотелось возвращаться в реальность, жестокую и в какой-то мере разрушительную. Спустя несколько минут напрягаю все мышцы и, заставляя себя, сажусь. Осматриваюсь по сторонам и начинаю догадываться, где я: сдержанный стиль, чрезмерный порядок, выдержанная цветовая палитра – все говорит о том, что это дом господина Серкана. Я немного замялась, но где-то глубоко в душе была рада, что не увижу сегодня мужа, что смогу успокоиться. Рваться сейчас домой, чтобы не злить Сеймена – очень глупое решение, принимать которое я, к счастью, не собиралась. Это животное просто разорвало б меня на части, находясь в неконтролируемом приступе ревности. Ставлю ноги на пол и чувствую холод, отчего будто оживаю, начинаю лучше осознавать все происходящее. Выдыхаю, желая не то, что успокоиться, но просто не заплакать. Он видел все, что происходило в кабинете, слышал свое имя в отвратительном контексте. Теперь я точно не смогу избавиться от клейма жалкой идиотки. Теперь ему будет казаться, что мне все это нравится, что, возможно, я даже испытываю удовольствие, когда меня бьют, унижают, насилуют. Встаю и делаю несколько неуверенных шагов, подхожу к огромному зеркалу. Я бледная, жутко бледная, но это неудивительно. Пробегаюсь по себе взглядом и понимаю, что одета в длинную рубашку голубого цвета. Интересно, где моя одежда, что с ней не так. Волосы распущены, дико пушатся, что меня немного веселит. Приглаживаю их в надежде на то, что не буду выглядеть очень неопрятной.***
– Что ты готовишь? – слышу ее голос откуда-то из-за спины и вздрагиваю от неожиданности, оборачиваюсь и пробегаюсь по Эде оценивающим взглядом. – Ничего такого, просто перекусить захотелось, – говорю очень быстро, будто оправдываюсь, а она начинает мило, будто смущается, улыбаться. – Ты будешь? – поднимаю наверх помидор, который держу в руке и понимаю, что, наверное, выгляжу немного нелепо. – Честно говоря, да, я б поела, – опускает глаза, громко вздыхая, а я по-прежнему прожигаю ее взглядом, пытаясь это скрыть. – Давай я тебе помогу. Овощи нарежу или что-то такое сделаю. – Не нужно, все уже почти готово. Садись. – Сейчас будет немного бестактный вопрос, но не задать его будет верхом эгоизма с моей стороны, заранее прости, – подходит ближе и почти неслышно залезает на высокий барный стул, а я в этот момент заметно напрягаясь, прокручивая в голове все возможные варианты того, что это удивительное создание хочет узнать. – Давай, мне даже стало интересно. Ты смогла заинтриговать, – пытаюсь отшутиться, но испытываю дискомфорт, когда понимаю, что ничего не получилось. – Селин, как она отнесется к тому, что я здесь? Или она не знает? – по-прежнему не поднимает на меня свои огромные глаза. Наверное, ей неловко или что-то в этом роде. – Я просто не хочу становиться причиной ваших ссор. – Не переживай, она никогда не приходит без звонка, у нас с ней договоренности, – резко перебиваю ее, потому что хочу поскорее преодолеть недопонимание, но уже в момент речи начинаю осознавать, что в ее глазах выгляжу как самый настоящий бессовестный обманщик. – Только ты не подумай ничего такого, просто есть вещи, которые она сама не захочет знать. Это не что-то плохое, просто так лучше для ее спокойствия самочувствия. – Я и не думаю, – натягивает на лицо улыбку, но я понимаю, что Эда уже сделала соответствующие выводы из моих слово, и изменить что-то уже вряд ли возможно. Дальше между нами повисает тишина, но не напряжение, что не может е радовать. Я готовлю ужин, лишь изредка посматривая в ее сторону, а она хрустит пальцами, по-видимому, из-за того, что сильно переживает. Не могу избавиться от навязчивых мыслей. Зачем я начал объясняться, почему не смог нормально сформулировать мысль. За этими размышлениями не замечаю, как все, что находится на сковороде, подгорает. – Черт! – шиплю себе под нос и быстро выключаю огонь, тянусь за тарелками, которые подготовил заранее, и выкладываю пасту на них. Опираюсь на столешницу и задерживаю дыхание, пытаясь прийти в себя. Получается плохо, но я все-таки оборачиваюсь к Эде, ставлю перед ней тарелку и желаю приятного аппетита. – Спасибо. Пахнет божественно, – не знаю, говорит она правду или просто пытается меня ободрить, но все равно приятно до безумия. – Я плохо готовлю. Очень плохо. – Я тоже, обычно Сейфи приносит что-то мне, но у него выходной. Кстати, впервые за три года, – отмечаю это вслух и осознаю, что такая просьба маминого помощника была по-настоящему странной. – Я обычно просто заказываю что-то из ресторанов, кафе, – она снова начинает наивно улыбаться, и это не может не умилять. – Редко готовлю, не люблю это делать, – вздрагивает, будто вспомнила что-то неприятное, а я снова удивляюсь, но уже не знаю, чему именно. – Что больше всего любишь? – пытаюсь просто разрядить обстановку, потому что понимаю, что в сложившейся ситуации ужинать в тишине – верх неловкости для обоих. – Пиццу с курочкой и оливками, – заливается от смеха, но достаточно быстро затихает. – Мы с мамой такую готовили, когда я была маленькой. Сначала было весело, а потом вкусно. А ты что любишь больше всего из еды? – Сложный вопрос, – начинаю кашлять из-за неожиданности, пытаясь вспомнить хоть что-то. – Я равнодушен ко всему. Может, мясо, не знаю. Что случилось с твоими родителями? – сразу бросаю на нее взгляд, пытаясь оценить реакцию, и извиняюсь, когда она напрягается. – Они умерли, когда мне было десять. На них обрушилась стена здания. Потом меня бабушка с тетей забрали к себе и воспитывали, – вижу, что ей очень сложно говорить об этом, и из-за этого напрягаюсь. – Прости, – невольно беру ее за ладонь в качестве поддержки, но она почти не реагирует, лишь сидит с опущенной головой и смотрит в тарелку. – Ничего страшного, забудь, – машет свободной рукой, пытаясь показаться сильной и несгибаемой, но я все и так вижу, к сожалению. Спустя несколько минут она, как ни в чем не бывало, уже с широкой улыбкой на лице вновь заводит беседу, что приводит меня в ступор. – Где моя одежда? Ты меня переодевал? – В комнате наверху есть гардеробная, там юбка и блузка, – немного заминаюсь, так как не очень хочу отвечать на второй вопрос. Настраиваюсь недолго, чтоб не выглядеть совсем уж неуверенным в себе человеком. – Да, я тебя переодевал. Ты просто попросила попить, когда мы приехали, и облилась водой. Но я не смотрел. – Спасибо – сглатывает, а я удовлетворенно выдыхаю. – Я доем и поеду. – Куда? – В отель, наверное. Перед Сейменом лучше не появляться еще денек, он злой до невозможного наверняка, – усмехается, когда говорит об этом чудовище, а я ежусь из-за неприятных воспоминаний. – Оставайся, в доме все равно никто не живет, кроме меня. Приставать не буду, обещаю, – поднимаю руки, делая вид, что сдаюсь, и расплываюсь в улыбке, когда она испускает смешок. – Спасибо, но я не могу. Наглость – самое настоящее зло. – Я не знаю, как ты отреагируешь, но возьми, – достаю из кармана брюк маленькую, но очень важную вещицу и предаю ей трясущимися руками. – Я без злого умысла, поверь. – Это что? – насторожилась, но это и неудивительно, учитывая лицо, с которым я передавал ей вещь. – Свобода. Твоя свобода